Шарлин Харрис 6 страница

 

К тому времени мы в том или ином составе проработали [вместе уже пять лет, и вдруг ВСЁ показалось мне абсолютно безнадежным. Уж если Дюку Эллингтону приходится за кулисами выпрашивать десятку у какого-то помощника Джорджа Вайна, то какого черта я с группой из десяти человек пытаюсь играть рок-н-ролл — ну, или почти рок-н-ролл.

 

Всем музыкантам я платил еженедельное жалованье в двести долларов — круглый год, независимо от того, работали мы или нет, плюс гостиницы и дорожные расходы, когда мы все-таки работали. Ребята были в отчаянии — будто их пособия по безработице лишили, — однако я тогда уже задолжал десять тысяч.

 

ГЛАВА 6. ВПУСТИТЕ КЛОУНОВ

 

Часть 1969 года я работал в студии над альбомом «Раскаленные крысы», выступив вместе с Иэном Андервудом и «Шугаркейном» Харрисом на двух-трех местных концертах. Я двигался в никуда. Альбом, который, кстати, мне очень нравится, мелькнул в мартах «Биллборда» где-то в районе 99-го места и тут же исчез. Я потерпел очередное фиаско — по крайней мере в Соединенных Штатах.

 

(Подумать только! Инструментальный альбом, за исключением одной вокальной вещи — да и там обязательно должен петь Капитан Бифхарт! Он же петь не умеет! На что ты катишь драгоценное время Америки, жопа!) Как впоследствии оказалось, этот альбом как каталожый объект пережил практически все, что вышло в 1970-м оду, а наши заклятые друзья на Британских островах до их пор считают его единственным «хорошим» альбомом Заппы из когда-либо вышедших в свет, — но об этих типах чуть позже.

 

Где-то в 1970-м году мне предложили устроить большое концертное исполнение оркестровой музыки, скопившейся у меня в чулане. Первые пять лет существования «Матерей всех изобретений» я брал с собой в поездки целые стопки писчей бумаги и при каждом удобном случае выводил на ней закорючки. В конце концов этот материал стал фонограммой к фильму «200 мотелей» (на основе подсчета концертов, которые мы дали в первые пять лет, — сорок выступлений в год, что ли?).

 

На концерте, намеченном в «Поли-Павильоне» Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (баскетбольное поле где-то на четырнадцать тысяч мест), Зубин Мета должен был дирижировать Лос-анджелесским Филармоническим оркестром. Здорово, ничего не скажешь.

 

Однако здесь таился «подвох»: на самом деле исполнять этот материал оркестру вовсе не хотелось — им требовалось СОБЫТИЕ, нечто «особенное»... к примеру... э-э, может, РОК-ГРУППА и... э-э-э-э... НАСТОЯЩИЙ ОРКЕСТР, вроде как... э-э... ну, как бы это сказать... «вместе лабают рок». А что там за музыка, никого не интересовало.

 

В итоге возникли кое-какие проблемы. Во-первых, «РОК-ГРУППЫ» у меня не было — с расформирования «Матерей всех изобретений» прошло уже около года. Во-вторых, партитура не была расписана на партии, и меня попросили оплатить этот чудовищный труд (семь тысяч долларов 1970 года). Третья проблема — я хотел получить запись концерта, а Союз музыкантов был против. (Если какой мудила из публики запишет концерт на кассету и потом выпустит бут-лег, они сидят сложа руки, но грозят суровыми карами, если я сделаю запись для себя — просто узнать, как звучат мои вещи... однако что-то я разошелся.)

 

Проблему номер один мы решили, сколотив на этот случай временную «Группу типа Матерей всех изобретений». Для разминки она предприняла короткое турне — кажется, полдюжина выступлений — и к концерту вернулась в Лос-Анджелес.

 

Вторая проблема была решена, когда я потратил семь тысяч долларов на команду переписчиков.

 

Третью проблему решить не удалось — я запись так и не получил.

 

Это был самый успешный местный концерт Лос-анджелесского Филармонического в сезоне — полный аншлаг. Где-то в толпе зрителей сидели Марк Волман и Ховард Кейлан, они же «Фло и Эдди».

 

Потом они пришли за кулисы, похвалили концерт и сообщили, что «Черепахи» распались, а они ищут себе занятие. Все дальнейшее — уже история.

 

Мы года два вместе гастролировали, сделали несколько альбомов и фильм «200 мотелей». (Тем, кто желает вкусить той особой ностальгии, рекомендую приобрести сам фильм вместе с моей документалкой «Подлинная история "200 мотелей"» — продаются в большинстве магазинов фирмы «Хонкер Хоум Видео». Эту историю лучше всего рассказывать в картинках).

Ох, моя больная спина

 

Те, кто никогда не работал в рок-группе, придерживаются в высшей степени вздорных представлений о том, какой пленительной, увлекательной и бесконечно благодарной должна быть Жизнь На Гастролях. Не скажу, что мне было совсем не до смеха, — просто, скажем так, процент веселья не такой уж и впечатляющий.

 

Бывают, однако, и уникальные случаи. Один был в Стокгольме, в разгар зимы 1971 года. Мы только что отыграли два концерта в «Концертхусете». На выходе из зала ко мне подошли два пацана, сказали, что они были на обоих концертах, что у них есть блестящая идея, и теперь они хотят знать, соглашусь ли я им помочь.

 

«У нас есть младший брат, его зовут Ханнес, — сказали они. — Он с нами был на первом концерте, а потом уехал домой. Ему завтра в школу». Семья жила в районе под названием Тюлинге, минут двадцать езды от города. Они хотели, чтоб я среди ночи поехал вместе с ними, прокрался в комнату Ханнеса, разбудил его и сказал: «Ханнес! Ханнес! Проснись! Это я, Фрэнк Заппа!»

 

Я сказал: «Ладно, сделаю».

 

Меня привели в типичную детскую, битком набитую моделями, которые смастерил Ханнес. Сам он спал в своей кроватке. Было страшно холодно. Я его разбудил. Как и ожидалось, он был крайне удивлен.

 

Встали отец с матерью в длинных ночных рубашках. Оказалось, очень славные люди. Мы до половины шестого утра сидели на кухне, беседуя о политике.

 

Если не считать этого случая, зимнее европейское турне 1971 года вполне достойно приза «Самые Злополучные Гастроли». 4 декабря мы работали в «Казино де Монтре» в Женеве, Швейцария, на берегу озера — прямо напротив улицы Игоря Стравинского, — в зале, известном своими джазовыми фестивалями.

 

Посреди соло Дона Престона на синтезаторе в «Кинг-Кон-ге» внезапно возник пожар. Кто-то из публики пустил в потолок ракету или римскую свечу, после чего мгновенно загорелась ротанговая облицовка (по другой версии, пожар случился из-за неисправной проводки). В зал набилось тысячи три или две с половиной подростков — куда больше, чем вмещалось.

 

Поскольку основная масса подростков осталась на улице и пыталась прорваться внутрь, умные организаторы накрепко заперли все выходы. Когда начался пожар, у публики оставалось два пути к спасению: через довольно узкую входную дверь либо через зеркальное окно сбоку от сцены.

 

Я сделал объявление — примерно такое: «Пожалуйста, соблюдайте спокойствие. Надо отсюда уходить. Тут пожар. Может, выберемся наружу?» Просто удивительно, как хорошо вас понимают люди, говорящие только по-французски, когда дело касается жизни и смерти. Зрители стали гуськом выходить через главный вход.

 

Зал наполнялся дымом, и кто-то из нашего техперсонала разбил окно ящиком из-под аппаратуры.

 

Потом вся наша команда принялась помогать людям выбираться через окно в расположенный внизу садик. Группа спаслась через тоннель за сценой, который вел в подземный гараж.

 

Пару минут спустя взорвалась отопительная система, и нескольких человек выбросило в окно. К счастью, никто не погиб, только некоторые отделались легкими травмами — однако здание, стоившее около тринадцати миллионов долларов, сгорело дотла, а мы лишились аппаратуры.

 

Произошло это в самый разгар турне, оставалось десять концертов, все билеты уже распродали. В гостинице большинство музыкантов настояли на том, чтобы закончить турне, — по крайней мере, попытаться. Однако имелась проблема: аппаратура у нас не лучшая в мире, однако мы пользовались специальными инструментами, включая заказное электропиано «Фендер-Родз» и прочее специфическое синтезаторное оборудование, которого в Швейцарии так просто не купишь. Пропала моя гитара. Пропал весь сценический свет. Пропали усилки.

 

Мы отменили все выступления на неделю вперед и принялись рыскать в поисках новой аппаратуры. Замысел был такой: попасть в Англию за два дня до Большого Концерта в зале «Рэйнбоу» и успеть порепетировать с новым оборудованием. Нам предстояли два вечера по два концерта, и каждому следовало освоиться с новым инструментом.

 

Возникли кое-какие проблемы — микрофоны свистели, какая только чертовщина не творилась, однако отыграть первый концерт нам все-таки удалось. В конце мы ушли со сцены, а потом вернулись на бис. Играли мы, кажется, «Я хочу взять тебя за руку». Дальше помню только, что очнулся в оркестровой яме от боли. Я понятия не имел, что со мной стряслось. Лишь через несколько недель мне удалось свести воедино все факты, но в тот момент я ничего не мог понять.

 

Музыканты решили, что я умер. Я упал с пятнадцатифутовой высоты на бетонный пол, вывернув голову к плечу, и выгнув шею так, будто она сломана. Мне распороло подбородок, продырявило затылок, и вдобавок я сломал ногу и ребро. Одну руку парализовало.

 

В те дни телохранителей я с собой не возил; «охрану» предоставляли местные импресарио. На том концерте охрана состояла из двух здоровенных парней из Вест-Индии, устроившихся по бокам сцены. Во время выхода на бис они удалились курнуть травы.

 

В их отсутствие парень по имени Тревор Хауэлл выбежал на сцену и ударом кулака свалил меня в яму.

 

Журналистам он рассказал две истории. В одной утверждалось, что я «строил глазки его подружке». Это неправда, поскольку оркестровая яма была не только пятнадцати футов глубиной, но и шириной вдвое больше, а в лицо мне светил прожектор. В подобных случаях я вообще не вижу публики — все равно, что пялиться в черную дыру. Я даже не видел, как на меня этот тип набросился.

 

Другому газетчику он сказал, что пришел в ярость, не получив от нас «хорошего товара за свои деньги». Выбирайте ту историю, что вам больше по душе.

 

Ударив меня, он попытался скрыться в толпе, но двое парней из технического персонала схватили его и привели за кулисы, чтобы передать полиции. Впоследствии он отсидел год за нанесение мне «тяжких телесных повреждений».

 

Британская пресса сочла все это весьма забавным.

 

Меня отвезли в муниципальную больницу. Помню, в пункте первой помощи, как и во всем Лондоне в то время, было чертовски холодно. Там явно не хватало персонала — через две койки от меня без присмотра лежал и стонал парень, которому в драке отбили яйца.

 

Анестезию мне не делали, поскольку у меня была травма головы, так что через некоторое время я попросту потерял сознание, а очнулся в смрадной палате, где в круг стояли разделенные занавесками койки. Помню, занавески передо мной раздвинулись, вошла чернокожая сестра и стала вглядываться в мое лицо так, будто узрела какого-то урода. Меня неплохо помяло.

 

Потом меня перевели в клинику «Харли-стрит», где я провалялся еще месяц. Круглые сутки при мне находился телохранитель: паршивца, который меня ударил, освободили под залог, а мы понятия не имели, насколько он чокнутый.

 

Когда моя голова сдвинулась на плечо, мне повредило гортань, и я не мог говорить. В результате голос у меня стал на треть ниже, каковым и остается по сей день (иметь низкий голос совсем неплохо, но я предпочел бы получить его другим способом).

 

Месяц спустя я научился ходить на костылях. Нога была в гипсе по самое бедро, но упорно отказывалась заживать. Ее хотели сломать и снова вправить. Я сказал: «Спасибо, не надо — оставьте в покое этот ебучий гипс».

 

Почти год я просидел в инвалидном кресле с загипсованной ногой. Потом гипс сняли, а меня снабдили протезным устройством — такой штуковиной с ремнями, металлическими шарнирами и специальным башмаком. Нога в конце концов зажила, но кость срослась кривовато. Теперь одна нога чуть короче другой, отчего много лет хронически болит спина.

 

В период сидения в инвалидном кресле я отказывался давать интервью и фотографироваться. Но музыку сочинять мне все еще хотелось, и я умудрился выпустить три альбома («Неприметная группа из Лос-Анджелеса», «Вака/Явака» и «Великий Вазу»). Кроме того, я написал научно-фантастический мюзикл под названием «Ханчентут» и весьма замысловатую музыкальную сказку «Приключения Греггери Пекари».

 

Вновь обретя подвижность, я решил отправиться на гастроли — с новой группой. Группы с Марком и Ховардом больше не существовало — я целый год сидел без движения, и им всем пришлось подыскивать себе новую работу.

 

Первым в послеинвалидный период выходом на сцену было выступление в качестве декламатора во время исполнения «Истории солдата» Стравинского в «Голливудском амфитеатре», где оркестром дирижировал Лукас Фосс.

 

Еще раньше я записал альбом «Великий Вазу» с двадцатью музыкантами, и с этой же группой решил отправиться на гастроли — всего шесть-восемь концертов, дело вовсе не прибыльное.

 

И мы совершили короткое турне — «Голливудский амфитеатр», «Дойчландхалле» в Берлине, «Мюзик-Холл» в Бостоне, пара концертов в нью-йоркском «Фелт-Форуме», не помню где в Голландии, а также в «Овал Крикет Граунд» в Лондоне.

 

На пресс-конференции, устроенной импресарио лондонского представления, я увидел, до какой низости способны дойти британцы, лишь бы продать билет на концерт. Во время интервью в комнату вошла девушка, вручила мне букет Цветов и направилась к выходу. С ней зашептались репортеры, в глубине комнаты дожидавшиеся своей очереди поговорить со мной. Она представилась подружкой того малого, который свалил меня со сцены, сказала, что цветы принесла в знак раскаяния. Впоследствии я узнал, что ее нанял импресарио, — это был всего лишь рекламный трюк.

 

ГЛАВА 7. БОЖЕ, ХРАНИ ОКОЛЕСИЦУ

 

После этой истории британцы заняли в моем сердце особое место. В 1975 году они вновь до меня добрались, когда я был вынужден подать в суд на корону за нарушение контракта.

 

Я подал иск из-за отмены выступления Королевского Филармонического оркестра и «Матерей всех изобретений», запланированного одновременно с окончанием основных съемок фильма «200 мотелей».

 

Поверенные королевского семейства предпочли отрицать свое нарушение, превратив гражданское разбирательство третейского суда в сфабрикованное дело о непристойности в Центральном уголовном суде Олд Бейли.

 

Положение осложнялось постановлением союза музыкантов в духе «уловки-22», которое касалось репетиции перед сеансом звукозаписи. Согласно сборнику постановлений, шкалы расценок для оплаты репетиции перед сессией не существует.

 

Это значит, к примеру, что человеку, нанявшему оркестр, либо вообще запрещено репетировать, либо нужно оплатить запись по полной ставке, пока оркестр делает ошибки, которые ни в коем случае не должны попасть на пластинку. Однако репетицию перед концертом союз разрешает (устанавливает соответствующие расценки).

 

Чтобы не нарушить эти непостижимые законы и одновременно дать Королевскому Филармоническому порепетировать перед записью музыки к «200 мотелям», мы получили ангажемент на концерт в Королевском Алберт-Холле, внеся в договор предварительные репетиции как репетиции перед концертом — все строго по закону. Однако в случае отмены концерта компания-постановщик (моя компания) обязана была выплатить союзу крупную сумму за «дополнительные сеансы звукозаписи».

 

Девица (этого титула она удостоена в судебных документах) Мэрион Херрод взяла на себя смелость в последнюю минуту отменить концерт, на который уже продали все билеты, услышав от знакомого трубача из оркестра, что тексты песен «непристойны». (Одним из спорных слов оказался «бюстгальтер»,)

 

Действия девицы от имени короны (ее нанимателя) привели к значительным и доказуемым финансовым убыткам от концерта (поскольку следовало возместить деньги за билеты и затраты на подготовку), а также от грозящей нам завышенной платы союзу музыкантов.

 

Ладно, давайте я опишу место действия и персонажей. Олд-Бейли — ровно такой, как в бесчисленных британских судебных драмах: панели темного дерева, затхлый запах, мантии, парики (из конского волоса сделаны), презирающие друг друга надутые ослы, — ну, вы поняли. Зато дальше вы наверняка не знаете: каждый участник судебного разбирательства (судья и оба состава адвокатов) должен все записывать — не стенографией, а обычным письмом — на писчей бумаге (длинной такой, судейского образца). Никакая «судебная стенографистка» не терзает в углу пластмассовую машинку, и поэтому всем велят говорить медленно — так что, когда будете читать стенограмму, не забывайте, что все говорят в замедленном темпе.

 

Теперь судья: парню было никак не меньше восьмидесяти, ни дать ни взять — карикатура на судью — разве что без слуховой трубки. Во время разбирательства один адвокат попытался представить в качестве доказательства альбом «200 мотелей». Судья Мокатта спросил: «Это что?» Ответ: «Это граммофонная пластинка, ваша светлость».

 

(МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ выступал в качестве защитника [АЛБЕРТ-ХОЛЛ], МИСТЕР ОГДЕН выступал от имени истца [ЗАППА] перед СУДЬЕЙ МОКАТТА).

 

«О» обозначает ответы истца, Фрэнка Заппы.

 

Дознание имело место в ОТДЕЛЕНИИ КОРОЛЕВСКОЙ СКАМЬИ ВЫСОКОГО СУДА ПРАВОСУДИЯ 15-го и 16-го апреля 1975 года. Ниже приведен ряд выписок.

 

МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ: Вы раньше выступали в Алберт-Холле?

 

СВИДЕТЕЛЬ: Дважды.

 

СУДЬЯ МОКАТТА: Вы хотите сказать, выступала группа?

 

0: Группа выступала в Алберт-Холле дважды.

 

МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ: Вы можете припомнить, что вы исполняли, названия? Можете их истолковать?

 

0: В первый, раз мы выступали в Алберт-Холле в сентябре 1967 года. Одна из песен, исполнявшихся на том концерте, называлась «Назови любой овощ». В эту песню заложено сравнение равнодушного зрителя с инертным веществом любого вида. Кроме того, на первом концерте мы исполняли песню, озаглавленную «Ты не пыталась мне звонить».

 

ВОПРОС: Имеет ли песня об «овоще» какое-либо отношение к сексу?

 

0: Нет.

 

В: Имеет ли вторая упомянутая вами песня какое-либо отношение к сексу?

 

0: Видите ли, это песня об отношениях между парнем и девушкой, но она не содержит «упоминаний о размножении». Там в основном говорится о разбитом сердце в связи с отсутствием телефонной связи...

 

Затем они перешли к обсуждению нескольких песен, которые мы должны были исполнить на концерте.

 

МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ: Какова идея песни «Ты пошла бы до конца»?

 

0: В песне упоминаются некоторые из тех, кто служит в вооруженных силах, и то, как они пытаются обращаться с девушками, с которыми встречаются забавы ради. В данном случае речь идет об одном чудовище из СШО.

 

В: Это что, неопознанный летающий объект?

 

0: Нет.

 

В: Что такое «СШО»?

 

0: Эта аббревиатура означает «Соединенные Штаты Оккупации».

 

В: Перейдем к песне «Накрасила лицо», которая вызвала возражения. Что вы о ней скажете?

 

0: Думаю, в поэтическом смысле это серьезное произведение.

 

В: Какова его концепция?

 

0: Насколько мне известно, это единственная песня из всего репертуара, где говорится о девушке, которая является групи.

 

В: Что такое «групи»?

 

0: «Групи» — это девушка, которой нравятся музыканты рок-н-ролльной группы. Они ей очень нравятся.

 

СУДЬЯ МОКАТТА: Что ей очень нравится?

 

0: Ей очень нравятся «члены» группы.

 

МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ: Она что, поклонница, вроде футбольного болельщика?

 

0: Только поклонница «членов».

 

В: И пишет письма, как кинозвездам?

 

0:Да.

 

СУДЬЯ МОКАТТА: Я не совсем понимаю. Мне казалось, здесь имеется в виду девушка, которая на самом деле является членом рок-н-ролльной группы.

 

МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ: Нет, милорд.

 

СВИДЕТЕЛЬ: Простите, это девушки, которые «следуют за членами».

 

СУДЬЯ МОКАТТА: То есть, она — последователь?

 

0: Да.

 

МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ: Вроде поклонницы?

 

0: Да. Мне продолжать разбор этой песни?

 

В: Да, прошу вас.

 

0: Это единственное произведение, где рассматриваются побуждения девушки. Многие музыканты писали песни о групи, однако освещение этого вопроса всегда было поверхностным, и текст данной песни с точки зрения способа раскрытия этой темы, можно сказать, является важным поворотным пунктом.

 

В: Имеется в виду, это серьезная песня?

 

0: Во всяком случае, не менее серьезная, чем все, что я делаю.

 

В: Перейдем,теперь к песне «Банна-хер» (sic). Какова концепция «Банна-хера»?

 

0: Хотелось бы подчеркнуть, что текст данного варианта песни «Бвана-хер» вчерне написан очень давно. В фильме «200 мотелей» песни «Бвана-хер» нет. Она не вошла ни туда, ни в альбом.

 

МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ: Кажется, она была на другой пластинке?

 

0: Да, но не в таком виде. Название «Бвана-хер» есть на альбоме «Концерт в Филмор-Ист», но оно не имеет никакого отношения к тексту, который вы просите меня проанализировать. Там совершенно другие слова.

 

СУДЬЯ МОКАТТА: «Банна» — это, по-видимому, западноафриканский или просто африканский термин, означающий «хозяин», верно? Это так?

 

0: Это слово из тех, что встречаются в фильмах про джунгли. Я не знаю, что оно значит на самом деле. Это слово из фильма про джунгли.

 

В: А что оно означает в фильме про джунгли?

 

0: Трудно сказать, что именно оно означает в фильме про джунгли, разве что кто-нибудь объяснит мне, что это слово существует в каком-нибудь африканском языке. По моему разумению, «Бвана» — это слово, которое произносит парень с ящиком на плече.

 

МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ: Что вы имеете в виду — «парень с ящиком на плече»?

 

0: Допустим, за парнем в шлеме идут туземцы, и у каждого на плече ящик.

 

МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ: Он имеет в виду переносчиков грузов в джунглях, милорд.

 

СУДЬЯ МОКАТТА: Это что-то вроде носильщика, только в джунглях?

 

МИСТЕР КЭМПБЕЛЛ: Да.

 

СВИДЕТЕЛЬ: Да.

 

МИСТЕР ОГДЕН: Меня не интересует, что думает по этому поводу мой ученый коллега. Меня интересует, что думает свидетель.

 

СУДЬЯ МОКАТТА: Что значит «Банна-хер»?

 

0: «Бвана» с «хером» на конце — это человек, который, например, может ходить в таком шлеме, и люди могут к нему уважительно относиться, и еще у него имеется «хер».

 

В: Что такое «хер»?

 

0: Ну, в данном контексте, это пенис рок-музыканта.

 

В: И какова идея песни «Банна-хер»?

 

0: Так. Объясняю вам идею песни «Бвана-Хер». В любой группе есть член, которому на гастролях удается развлечь больше девушек, чем остальным членам группы. Это типа соревнование такое. Если довести эту идею до абсурда, такому человеку можно пожаловать титул «Бвана-хер».

 

В песне речь идет о том, что все члены группы, каждый по-своему, втайне верит, что он и есть «Бвана-хер».

 

В: А, понятно.

 

0: И в песне показывается, как это все глупо.

 

В: То есть как бы сатирически?

 

0: Вот именно, это сатира...

 

[Перекрестный допрос]

 

МИСТЕР ОГДЕН: Обратимся теперь к песне «Одинокий ковбой Берт». Обратите, пожалуйста, внимание на страницу 48 — это песня о Ковбое Берте, который говорит, что хочет вступить в половую связь с официанткой, не так ли?

 

0: Нет. Ковбой Берт стремится вступить в половую связь с официанткой, но это л не главное в песне.

 

Меня звать Бертрам

Я полный мужлан,

Мои кореша

Зовут меня «Берт»

Моя-то семейка

Ишачит в Техасе

Роет там грязь

И горя ей нет

 

В Калифорню завалюся

Там девчонки —

Ох... — не встал

Ох колбасит

Ох и плющит

Зубки жемчуг,

Рты — коралл!

 

Хочу их всех любить!

Любить, покуда влезет!

Красотка, подь сюды —

Я даже заплачу?!

Я накуплю мехов им

Я им куплю стекляшек

Конечно, я им нравлюсь;

Я что сказать хочу —

 

«Я ОДИНОКИЙ КОВБОЙ БЕРТ,

Где мой пистолет?

Давай сюда зайдем,

Чего-нибудь возьмем,

И можешь мне на морду сесть —

Официантка, где ты есть?»

 

Я кровельщик вообще-то.

В поту весь, твою мать!

Я — зашибись парняга!

Я тот еще трудяга.

И в нашем профсоюзе

Такого поискать!

 

Я в зюзю нажираюсь

Пока не падаю под стол

Теперь давайте красного ублюдка,

Сейчас я ему покажу, что он за

Козел!

 

Я волнуюсь и бью, и по-прежнему пью,

А ублюдку хоть бы хны, что кишке!

Я краснею от злости.

Гляну, целы ли кости, —

И еще раз ногой по башке, да!

Снова ногой по башке, вот так!

 

Снова ногой по башке, друзья!

СНОВА НОГОЙ ПО БАШКЕ!

 

Я ОДИНОКИЙ КОВБОЙ БЕРТ,

Где мой пистолет?

Давай сюда зайдем,

Чего-нибудь возьмем,

И можешь мне на морду сесть —

Официантка, где ты есть?

ОПАЛ, АХ ТЫ ЗНОЙНАЯ СУЧКА!

 

«Одинокий ковбой Берт» из альбома «200 мотелей», 1972

 

В: Используя выражение «не главное», вы тем самым даете понять, что отчасти песня все-таки об этом?

 

СУДЬЯ МОКАТТА: То есть подразумевается, что она все-таки об этом?

 

0: Хотя выи утверждаете, что «она об этом», это не то, ради чего писалась песня. Я пытаюсь разобраться в вашей терминологии. Видите ли, если вы сможете дать мне указания насчет того, как следует понимать происходящее, я смогу успешнее выполнять свои обязанности.

 

МИСТЕР ОГДЕН: Мистер Заппа, позвольте сказать, что я никоим образом не считаю вас человеком глупым. Полагаю, вы понимаете, к чему я клоню. По крайней мере отчасти в песне имеется в виду, что Берт хочет вступить в половую связь с официанткой, не так ли?

 

0: По крайней мере отчасти в песне действительно имеется в виду, что персонаж, названный Одиноким ковбоем Бертом, пытается добиться некой сексуальной связи с официанткой.

 

В: Благодарю вас. Теперь обратимся к черновому варианту, на странице 22. Буду весьма признателен, если вы объясните нам, что значит следующая фраза: «Чего-нибудь возьмем, и можешь мне на морду сесть»?

 

0: Под фразой «чего-нибудь возьмем» подразумевается приобретение алкогольного напитка для официантки, а под сидением на морде подразумевается, что девушка сядет Берту на лицо.

 

В: То есть имеются в виду плотские удовольствия?

 

0: Не обязательно. Это может означать, что он хочет в необычной позе покатать ее верхом на себе.

 

В: Вы это серьезно?

 

0: Конечно.

 

В: «Я куплю тебе алкогольный напиток, а потом ты сядешь мне на лицо, и я тебя покатаю», — так, что ли?

 

0: Этого там не сказано.

 

В: Из ваших слов я заключил, что смысл фразы именно таков. Я вас неправильно понял?

 

0: Нет, фразу можно истолковать и так, впрочем, как и по-другому.

 

В: Ее написали вы. Вы же наверняка что-то имели в виду?

 

СУДЬЯ МОКАТТА: Что значит «можешь мне на морду сесть»?

 

0: Что кто-то может сесть вам на лицо.

 

В: Тому, на чье лицо садятся, весьма неприятно, не правда ли?

 

0: В общем-то, он довольно странный тип, этот ковбой Берт.

 

МИСТЕР ОГДЕН: Мистер Заппа, вы являетесь автором данной песни?

 

0:Да.

 

В: Что вы имели в виду, когда ее писали?

 

0: Я изобразил эпизод с участием ковбоя по имени Берт, а история его семьи приводится в начале песни. В баре он напивается и становится невыносим, а те строки я взял из подлинной надписи, которую видел в одном баре, они характерны для образа жизни Берта и той местности, где он живет, а потому помогают изобразить персонажа с нормальной для него манерой речи. Будь это песня про пирата, я заставил бы его говорить «Назад, канальи!» или нечто в этом духе, а такого рода слова мог бы сказать официантке именно этот персонаж.