ГЛАВА V. Конечно, пока бумаги о покупке земли боярином Михайловым дойдут до Москвы, времени пройдёт много

Конечно, пока бумаги о покупке земли боярином Михайловым дойдут до Москвы, времени пройдёт много. Государева машина работала медленно, но верно. И наступит пора, когда на смотр придётся выставить ратников — как писано в указе, «конно и оружно». С моих земель потребуется выставить трёх человек. Ну, один — это я, так ещё двух боевых холопов надо где-то брать.

Поразмыслив, я пошёл на торг. Во-первых, попробую купить пленников, что попали в рабство. Кого-то возьму в работники, на землю — из бывших крестьян, а если найду шустрых, их можно и в боевые холопы записать.

На торгу рабов продавали — не сказать, что торговля людьми была на виду, но она существовала. Мне никогда раньше людей покупать не приходилось, потому и опыта не было.

В самом углу, у двух бревенчатых сараев и располагался пятачок, где торговали пленными. Всякие люди попадали в плен — литвины, из Великого княжества Литовского, для которых русский язык был родным, татары — казанские и крымские, шведы в исчезающе малых количествах; были и русаки, попавшие в рабство за неотданный долг и прочие прегрешения.

Подойдя к пятачку, я увидел выставленных на продажу людей. У всех на ногах были цепи.

Меня интересовали мужчины. Поскольку покупателей на столь экзотический товар не было, сразу подошли два продавца и стали расхваливать свой товар.

— Погляди, какой он молодой и сильный.

— Нет, ты мой товар погляди: девушка — как наливное яблочко, будет ласковой наложницей.

— Уважаемые, — встрял я, — дайте сначала самому осмотреть людей и поговорить с ними — постойте в сторонке.

Продавцы недоумённо переглянулись.

— Чего с ними разговаривать?

Однако препятствовать мне не стали.

Я подошёл к мужику крестьянского вида.

— Ты кто?

— Крестьянин.

— Откуда?

— С Вологодской губернии, хозяин за недоимки продал.

Мужик потупился.

— Работал, что ли, плохо?

— Да как долг отдашь? Зерно под урожай брал, только засуха случилась.

— Будешь у меня работать?

— Ну, ежели по-человечески относиться будешь.

— Семья есть ли?

— Как не быть — жена, детки.

— Беру.

Я подошёл к следующему.

— Ты кто?

— Гончар.

— Откуда?

— Литвин.

— Если дам мастерскую, будешь заниматься своим делом?

— Буду.

— Беру.

Так я обошёл весь ряд. Когда выбрал молодого парня, тот с тоской глянул на стоявшую рядом девушку.

— Кто она тебе?

— Сестра.

— Хорошо, беру обоих.

Я торговался с продавцами, сбивая цену, и в итоге мне удалось сэкономить несколько рублей.

Когда купленные люди уже двинулись за мной, я увидел сидящего у сарая мужика самого страшного вида, закованного кандалами по рукам и ногам. Лицо его заросло волосом, лишь только глаза виднелись. Мужик был здоров, как бугай — через ветхую одежду проступали мышцы.

Я спросил у продавца:

— Это ещё что за зверь такой? За что его в железа заковали?

— Беглый. Силён, как бык, только уж своенравный очень, прежнего хозяина чуть не зашиб. Не берут его — как только узнают о предыдущем владельце, отказываются. Мы уж хотим его татарве, в Крым продать. Там его живо обломают.

— Сколько просите?

— За рубль отдам, считай — себе в убыток. Больно уж дикий, чуть не по нему — кулачищами машет.

Я отдал рубль. Продавец вопросительно посмотрел на меня:

— Расковать или так поведёшь?

— Расковывай — не зверь же он в самом деле.

Я вывел людей за торг.

— Стоять всем здесь.

Вернулся на торг, нашёл двух возчиков с подводами и нанял их для перевозки людей в моё имение Смоляниново. Когда телеги подъехали, и люди уселись, я спросил:

— Вас кормили сегодня? Ответом было угрюмое молчание.

— Трогай!

Подводы поехали, я пошёл сбоку. Когда телеги поравнялись с трактиром, я приказал остановиться, зашёл в трапезную и попросил хозяина вынести на улицу целый таз пирогов и четыре кувшина кваса. Не дело морить людей голодом — причём уже моих людей, мою собственность.

Бывшие пленники с жадностью накинулись на еду.

— Так, слушать меня всем! Вас отвезут в мою деревню, называется Смоляниново. Отныне это будет ваш дом. Завтра с утра я подъеду и займусь вашим обустройством. Удачно доехать! Кто решит сбежать — поймаю и отдам палачу.

Я повернулся и отправился назад, на торг. Телеги с людьми двинулись по улице к городским воротам. Я же нашёл в работном углу ватажку плотников и подрядился с ними о работе. Разговаривал сразу со всей ватагой.

— Надо поднять четыре дома, не пятистенку — обычных. Лес есть, но на корню — надо рубить, возить. Потому, если есть подвода — плачу отдельно. Нет — ищите сами. После окончания работ расплачиваюсь, и продолжим дальше. Надо сделать быстро, чтобы успеть до холодов. Сможете?

— Это как платить будешь, барин.

— Не барин я — боярин родовитый.

Тут я загнул — подпустил «родовитого» для важности.

— Будете работать быстро и хорошо, не обижу. Еду покупайте здесь — деревня хилая, на месте ничего не купите. Если денег на еду нет, вот вам аванс.

Я отдал их старшему два рубля медью. На неделю на всю ватажку на пропитание хватит.

Довольные плотники засобирались. Я же отправился домой.

— Лен, я завтра с утра раненько уезжаю. Несколько дней меня не будет — надо деревню обустраивать.

— Нужное дело — ты же теперь боярин. Не гоже боярину задрипанную землю иметь.

Почти всю ночь не спал — думки разные в голову лезли. Планов — громадьё, только где людей взять? Деньги пока были — но люди?!

Чтобы деревня давала доход, я решил поставить мельницу, открыть пару мастерских. Пока будет зима, и в поле крестьянину делать нечего, пусть сидит в тепле, зарабатывает себе на сытую жизнь. Я уже понял, что в ближайший год деревня и земля будут только забирать деньги, и дохода скоро не дождёшься, — так и землю с деревней я покупал не для дохода, а престижа ради. А поскольку привык относиться к каждому делу ответственно, заодно решил попробовать себя в роли землевладельца рачительного. Получается же у других — правда, земли и людей у них побольше, — и живут неплохо.

Я выехал рано утром — лишь только вторые петухи пропели. С собой взял полный кошель денег. После двухчасовой скачки я прибыл в свою деревню. Здесь уже были купленные мною люди — так же как и нанятые плотники.

Поздоровавшись, я сразу определил плотникам работу — дома ставить здесь, здесь и там. Чтобы стояли ровно — пусть будет улица, хоть и короткая, но прямая. Лес — во-о-н он. Людей в помощь — дам.

После подошёл к вновь приобретённым холопам.

— Сейчас для вас плотники будут строить дома. Скоро осень, пойдут дожди. Будете помогать валить лес, обрубать сучья. Поскольку вам в них жить, работайте на совесть.

Я указал на гончара-литвина.

— Иди сюда.

Он подошёл.

— Здесь будет твой дом и мастерская. Как скажешь — так плотники и выстроят. Что-то будет не так — пеняй потом на себя. Есть семья?

— Жена осталась на родине.

— Здесь теперь твоя родина. Передай ей весточку — пусть к осени сюда перебирается, детишек заведёте.

— Разве можно так?

— Делай, что сказано. Будешь горшки, миски делать, или что там ещё. Половину дохода можешь оставлять себе на жизнь, половину — мне.

— Глина для работы нужна, печь.

— Ищи камни, клади печь. Если материал нужен будет — скажи, в городе куплю. Всё остальное — сам. Иди, с этого момента ты работаешь для себя. Стой! Звать тебя как?

— Ян.

— Ты что, поляк?

— Да нет вроде.

— Ну, иди.

Затем я определил сестру с братом, указав им, где будет их дом. Обоих отправил на помощь плотникам. Брат — Никон — поможет валить деревья, Ольга, сестрица его — ошкуривать хлысты.

Дошла очередь до крестьянина.

— Звать-то как?

— Арефий.

— Тут будет твой дом. Можешь послать весточку семье, пусть к осени приезжают. Коли денег на переезд не будет, дам в долг — отработаешь. Сейчас иди рубить лес. Будешь хорошо помогать — вскоре под своей крышей заживёшь, быстрее семью увидишь.

Вот и звероподобный мужик.

— Звать-то тебя как?

— Тимоней батя назвал.

Я улыбнулся — настолько имечко не вязалось с этим звероватого вида мужиком.

— Делать что умеешь?

— А что и все. Что скажешь, то и буду.

— Сердце-то к чему лежит?

Мужик обвёл глазами скромную деревушку, вздохнул.

— Мельник я, только мельницы здесь нету.

— Будет!

Тимоня обвёл глазами поле, лес за ним.

— Для мельницы река нужна, коли она водяная, али местность с пригорком, чтобы ветер был, коли ветряная будет.

— Тогда сделаем так. Вон там река — иди, смотри подходящее место. Найдёшь — покажешь плотникам, они будут ставить мельницу. Как делать — ты лучше меня знаешь.

Тимоня не уходил, топтался.

— Чего ещё?

— Камни надобны — жернова, значит. Как без них начинать?

Тьфу-ты, не учёл.

— Где их взять-то?

— Известно где — у каменотёсов. А что молоть-то буду? Пашеничку али рожь?

— А какая разница?

— Для ржи камень потвёрже нужен, нежели для пашенички, да чтоб мука мелкого помола — помягче.

Вот это озадачил. Ну не специалист я по мельницам, о жерновах как-то не подумал.

— Тимоня, я не знаю, где взять жернова и какие они бывают. Вот тебе две полушки на питание, на несколько дней хватит. Поспрашивай по соседним деревням, в которых мельницы стоят — где они брали жернова. Найдёшь — договаривайся, чтобы сюда везли. Я заплачу. Работать тебе — выбирай сам.

— Это что, я идти могу?

— Можешь.

— Не боишься, что сбегу?

— Ты что, всю жизнь бегать собрался, пока палач ноздри не вырвет? Охолонись, мельницу тебе предлагаю, на кусок хлеба заработаешь, крыша над головой будет. Захочешь жениться — возражать не буду. Сколько за помол берут?

— Одну десятину.

— Вот и ты столько же брать будешь. Только одну заработанную десятину мне, другую — себе.

— Не боишься, что воровать буду?

— Нельзя всю жизнь бояться. Я тебе хорошие условия предлагаю. Ты — холоп и должен работать за кров над головой и жратву. Только из-под палки никто работать много не будет. Вот и решай — зарабатывать и жить как человек или бегать с рваными ноздрями.

Тимоня молча повернулся и пошёл. Боялся ли я, что он не вернётся? Да, конечно, но рубль, заплаченный за него, — не такая большая сумма, а если Тимоня сам вернётся, я приобрету мельника. Это — сильная подмога деревне и хозяйству. Не каждый землевладелец мог осилить строительство мельницы — дорого.

Так, с плотниками и холопами определился. Надо решать с приписанными крестьянами.

Я собрал мужиков, оглядел их.

— Нравится такая жизнь?

Нестройное «нет» в ответ.

— Кто умеет писать?

Тишина.

— Кто у вас поавторитетней будет?

— Чаво?

Ясно, слова этого не слыхивали. Я тоже хорош — завернул.

— Кто поопытней будет?

Мужики вытолкнули вперёд щуплого мужичонку.

— Архип я.

— Назначаю тебе старшим — всем его слушать. Обойдёте все избы, посмотрите, что отремонтировать надо. В деревне у вас появились новые люди, здесь им жить и работать. Живите дружно. Скоро здесь будет мельница и гончарная мастерская. Летом работаете в поле, зимой — промыслом занимаетесь. Кто не ленится — будет сыт, одет. Как говорится, «Будет сыт, пьян, и нос в табаке».

— В чём нос?

Тьфу-ты, опять не туда меня понесло.

— Продолжаю. Пока плотники здесь — дома свои отремонтировать. Это — первая и главная задача. Архип, обойди все избы, определись. Потом — все мужики в лес, поможете на рубке. Лошади есть?

— Есть одна.

— В подводу её — брёвна таскать будете.

— Зачем же в подводу, боярин? Хлысты лучше волочить.

— Ну так волочить будете.

Я взобрался на коня. Вроде всех загрузил делом. Надо в город — там дел полно. Оказывается, боярство — не только в горлатной шапке ходить, тут вертеться надо.

Я погнал коня в город.

Плохо, что не обзавёлся в Вологде знакомыми. Позарез нужен был управляющий. Не могу я разорваться между Вологдой и Смоляниново. Нужен человек, который будет приглядывать за стройкой, решать текущие вопросы. С меня хватит за глаза общего руководства и добычи денег. По моим прикидкам, денег пойдёт на всё задуманное — немерено.

Поставив коня в конюшню в своём дворе, я даже не стал обедать. Бросил Елене: «Попозже», и быстрым шагом пошёл на торг. Я обходил мелких торговцев, рассматривая их, а не товар.

Вот этот вроде подходит. Глаза живые, смышлёные, одет опрятно, чисто, но бедновато. Похоже — то, что мне надо.

Подойдя к нему, я спросил:

— Ты сколько за день зарабатываешь?

— Я же не заглядываю в твой кошель, барин.

— Не барин я, а боярин.

В эти века звание своё никто умалять не собирался и от другого терпеть бы не стал.

— Хоть и князь. Я свободный человек.

— Свободный, а дурак. Я работу тебе предложить хотел.

Я повернулся и пошёл прочь. Свет клином на этом мелком разносчике и продавце не сошёлся. Однако через несколько шагов услышал сбоку деликатное покашливание. Я скосил глаза — рядом семенил со своим лотком давешний торговец.

— Слышь, боярин, а что за работа?

— Ты же свободный человек, с боярином, да и с самим князем разговаривать тебе несподручно, чего же тогда меня догнал?

— Интересно стало.

— Ступай своей дорогой.

— Две полушки.

— Не понял — чего «две полушки»? Я ничего не покупаю.

— За день зарабатываю две полушки — ты же сам спрашивал.

— Не густо. Семья есть?

— А то как же.

— Хочешь зарабатывать больше? Только и крутиться надо будет как белке в колесе!

— Ежели чего супротив закону, то я не согласен. Скажем — скрасть чего или морду набить, или того хуже — не согласен я.

— С чего ты решил, что я тебе душегубские дела предложить намерен? Мне управляющий в деревню нужен, несподручно мне все дела самому делать.

Торговец задумался:

— Нет, не смогу — опыта нет.

— Опыт — дело наживное, лишь бы желание было. Коли сговоримся — объясню, помогу, да и сам в деревне бывать часто буду. Серьёзное дело пригляда требует.

Парень почесал затылок.

— Попробовать можно, а ну как не получится?

— Всего и делов, что назад, на торг вернёшься. Я тебе работу не на один день даю, будешь за дело радеть да головой думать, так и деньги будут.

Парень определённо нравился мне. Проходимец давно бы ухватился за предложение, а этот взвешивает силы. Одежда чистая — тоже плюс: за собой следит, значит, и за порядком следить будет.

— А сколь платить будешь, боярин?

— Вдвое против теперешнего заработка. А дальше от тебя зависеть будет. Отличишься, смекалку да разумение покажешь, честность и рвение к делу — добавлю деньжат. Не способен коли окажешься — уж извини, на торг вернёшься.

Парень снова задумался, и когда я уже стал терять терпение, решительно сказал:

— А пропади она пропадом, такая жизнь, с хлеба на квас перебиваюсь. Согласен. Где хоть деревня-то?

— Тридцать вёрст отсюда, Смоляниново называется.

— Знаю, сам недалеко от тех мест родился, из Бежицы я.

— Звать-то тебя как?

— Андрюшкой отец нарёк. А тебя как звать-прозывать?

— Боярин Георгий Игнатьевич Михайлов. Сейчас вот что — надо выбрать коня и подводу. Во всей деревне одна лошадь, а телега нужна позарез.

— Лоток с товаром куда?

— Сейчас лошадь с подводой купим — заедешь домой, оставишь лоток. С утра выезжаем. Ты где живёшь?

— На Архангельской — третий дом с угла, ежели от храма Златоустовского идти.

Мы пошли в угол, где торговали лошадьми, телегами, сбруей, сёдлами. Тут терпко пахло лошадиным потом и кожей от сёдел. Вдвоём выбрали смирного мерина, подобрали ему упряжь и телегу. Мерина сразу запрягли, Андрей положил на подводу лоток с мелким товаром, уселся на передок.

— Садись, боярин Георгий Михайлов, довезу.

На подводе ехать лучше, чем идти, хотя несколько и умаляет звание боярское. Ладно, не велика пока птица.

Я уселся на телегу, важно бросил: «Трогай!» Объяснил Андрею, где мой дом. Как-никак он теперь управляющий моим хозяйством, лицо доверенное, и должен знать, где найти своего хозяина.

Когда расставались, я отсчитал ему четыре полушки — заработок за сегодняшний день.

К Елене я заявился усталый и голодный, накинулся на еду и, только насытившись, пересказал события прошедшего дня.

А после ночи, едва успев плотно позавтракать, я услышал у двора песню. Никак Андрей — стучать пока стесняется, решил таким образом о себе заявить.

Я взнуздал лошадь, вывел за ворота.

Мы выехали из города, и по грунтовке ехали рядом. Я по пути объяснял ему, что идёт стройка — надо закончить дома до осени, мельницу поставить. За плотниками нужен пригляд, среди крестьян старший — Архип. Подробно втолковывал, что делать и как.

— Грамоте учён ли?

— Учён, писать могу.

— Вот и отлично. Надо что будет — записывай, на память не полагайся.

После полудня мы почти добрались до деревни. Почти — это потому, что к дороге, нам наперерез бежал мужик. Я непроизвольно рукой взялся за саблю. Оказалось — это звероподобный Тимоня. Вот уж не ожидал, что он вернётся.

— Здравствуй, боярин. Не чаял на дороге перехватить — гляди, какая удача.

— И здрав буди, Тимоня. Чего случилось, что запыхался?

— Так ведь какое дело! Жернова я нашёл. Недалеко — вёрст пять отсюда. Пара — рубль.

Тимоня уставился на меня. Вот и случай проверить обоих — и Андрея, и Тимоню.

Я отсчитал из поясной сумы рубль, отдал Андрею.

— Езжайте с Тимоней, купите жернова. На подводе и привезёте в Смоляниново, Тимоня дорогу покажет.

Тимоня запрыгнул на подводу, хлопнул огромной ручищей Андрея по плечу:

— Трогай!

Я же поскакал к недалёкой уже деревне.

Пока меня не было, плотники, холопы и крестьяне попилили деревья, обрубили сучья, ошкурили, и всё успели перетащить на участки. Неплохо — я ожидал меньшего. Коли так пойдёт, через неделю первая изба готова будет — хотя бы коробка.

Надо бы ещё одну избу делать — сверх того, что задумал. Будет, где самому остановиться, да боевые холопы здесь жить будут. Сразу договорился об этом с плотниками. Им-то в радость — работа есть, искать не надо.

Распорядившись и оставшись довольным увиденным, я вернулся в город.

Всю ночь крутился в постели, не в силах уснуть. Где взять боевых холопов? Это не рабы, которых можно купить на торгу. Обычного холопа выучить воинскому делу надобно, если ещё к тому склонность есть — не всякий способен жизнью рисковать, для большинства спокойнее ходить за сохой, класть печи, ставить избы.

У кого бы узнать насчёт боевых холопов? А если к подьячему Степану обратиться — он меня уже выручал. Не поможет, так совет дельный даст.

Степан не удивился моему приходу, словно ждал.

— Чего ещё болярин желает?

— Винца попить.

— Обеда ждать надоть.

— Вот и приходи в корчму, где ранее встречались.

Ждать пришлось недолго. Надо полагать, Степану понравились мои золотые. Мы выпили по кружке вина, плотно закусили копчёной белорыбицей, кашей с мясом, кислыми щами, заедая пирогами с капустой.

— Так что за нужда привела? — отвалившись от стола, спросил сытый Степан.

— Холопы боевые надобны, не менее двух, — выпалил я.

— Ну это не беда. Болярин Опрышко в Литву съехать хочет — его право. Только думаю — не всех холопов за собой поведёт. В Литве войско наёмное, дворяне сами решают, сколько ратников выставлять в случае войны.

— Да ну? — удивился я. — И где же мне этого Опрышко искать?

Степан задумчиво побарабанил пальцами по столу. Я намёк понял и тут же отдал ему серебряный рубль.

— А чего его искать? Тута он, в городе. Ищет покупателя на свои земли, да найдёт не скоро — больно земли у него захудалые да неудобья. Пройдёшь по Каменному мосту через Золотуху, по Сенной на Завратную. От угла по правую руку — второй дом.

— Вот спасибо, Степан! Думаю — ещё не раз свидимся за кувшином вина.

— Ловлю на слове, болярин. И совет даю — на торгу охотники молодые шкурки продают. Некоторые не прочь саблей вострою славу да деньги себе добыть. Там поспрошай.

Я откланялся и направился сразу же к Опрышко. Надо ковать железо, пока горячо.

Дом нашёл быстро. Надо сказать, что он видел и лучшие времена. На удачу мою боярин был дома.

— Боевых холопов, говоришь? А скольких возьмёшь?

— Двух-трёх, если они у тебя не безрукие.

Боярин захохотал:

— А ты проверь!

Он вызвал к себе прислугу, и вскоре мы вышли во двор. Там уже стояли пятеро боевых холопов. То, что они не крестьяне, было видно сразу. Лица обветренные, взгляды суровые, без рабской покорности и заискивания.

— Ну-тко, робяты, боярин вас в деле попробовать хочет. Покажите ему, на что способны.

Я пальцем показал на поединщика. Холоп был среднего роста, жилистый, из таких — самые лучшие бойцы. У долговязых движения не скоординированные, медленные. У накачанных — удар силён, да скорость не та.

Я выхватил свою саблю, холоп — свою. Все, в том числе и боярин Опрышко, с интересом глядели.

Холоп кинулся в бой сразу. Он атаковал яростно, всё время осыпая меня градом ударов, которые я легко парировал. Через несколько минут я улучил удобный момент, выбил у него саблю из руки и подставил свою к его горлу.

— Проиграл. Следующий!

Вышел кряжистый мужичок. Он явно усвоил урок с предыдущим бойцом и вначале стоял неподвижно, явно провоцируя меня на нападение. Ну что же, хочешь урока — получи. Я сделал внезапный выпад, и когда мужик выбросил вперёд свою саблю, желая отразить удар, я перевёл конец сабли вниз и ударил его в ногу. Разумеется — плашмя. Кровь проливать в учебном бою я не собирался.

Пристыженный мужик спрятался за спины товарищей.

— Следующий!

Опрышко явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он хотел увидеть, как его холопы разделаются со мной, думал — я слабый противник. Не на того нарвался.

— Подожди, подожди, пусть вот он выйдет.

Опрышко подтолкнул вперёд последнего из строя.

— Борис, не посрами хозяина.

Борис вытащил саблю из ножен, и по тому, как он это сделал, я понял, что из всей пятерки он самый опытный и опасный. Движения были быстрыми, но плавными, как у кошки. И бросаться в атаку сломя голову он не стал. Стоял и смотрел.

Холопы притихли.

Я сделал небольшой выпад, он отбил, ещё выпад — отбил. Эдак он может долго стоять, а я буду вокруг него изображать танец с саблями. Я отступил назад и намеренно оступился. Холоп бросился вперёд, но я сделал мах ногой, подсёк его выдвинутую вперёд ногу, и он грохнулся на спину. Изображать удар саблей на добивание я не стал. Встал, отряхнул от пыли одежду.

— Неплохо.

Холоп поднялся с земли — чувствовал он себя не лучшим образом. Боярин Отрышко взъярился.

— Это я вас кормил-поил, коней самолучших под вас подвёл, учил — и для чего? Чтобы вы меня опозорили? Брысь с глаз долой! Вот я вам ужо!

Боярин помахал в воздухе кулаком, повернулся ко мне:

— Не раздумал брать?

— Пожалуй, последний хорош.

— А то! Сам муштровал, Федька-заноза.

— Почему заноза?

— В кажную дырку потому как лезет, а уж до девок охоч — просто спасу нет, всех девок в усадьбе поперепортил.

— Считай — уговорил. Беру.

— Только его одного?

— Всех возьму. Они хоть в боях бывали?

— Бывали — это ведь не все, только половина. Другая пятёрка под Коломной полегла, с татарами дрались. И ведь — самые лучшие сгинули. Я бы и этих не продал, да долгов куча, а в Литве они не нужны.

— Сколько за всех просишь?

— Смотря как брать будешь: коли с лошадьми, сёдлами, сбруей и полным облачением — это одна цена, коли пешими и в одной одежонке — другая.

— Сколько же с лошадьми и вооружением? Боярин наморщил лоб, прикидывая в уме.

— Двадцать рублей серебром.

— Побойся Бога, боярин, за такие деньжищи три деревни купить можно.

— Ты деревни на смотр зимой выставишь? — хитровато прищурился Опрышко.

Подловил, хитрован, понял, наверное, что выставлять мне некого. Или ратников не хватает, если по земле считать.

— Хорошо, по рукам! Боярин зычно крикнул:

— Федька! Где тебя носит? Опять по девкам, поди!

Из-за угла вывернулся ратник.

— Всем собраться с полным вооружением и на лошадях, как для похода.

— Опять кто напал?

— Узнаешь. Федька исчез.

Я отсчитал деньги, боярин их тщательно пересчитал, сходил в дом, вынес грамоты.

— Володей!

Тем временем появились одетые, как для боевого похода, боевые холопы. Все в кольчугах, со щитами. На боку — сабли, у стремени в петле — копьё. Хоть и хвалился Отрышко, что кони самолучшие, но я не впечатлился.

И всё-таки от сердца отлегло. Кольчуги не ржавые, кони вычищены, сытые — ишь, шкура лоснится. Да и правильно, что всю пятёрку купил, денег не пожалел — они друг друга знают, в боях испытаны, слажены. Подучить, конечно, придётся самому — как без этого. Если по гатям считать, так пара выходит лишней, но вдруг я ещё землицы подкуплю — в самый раз будет.

Отрышко встал на середину двора.

— С сего часа вашим хозяином является боярин Михайлов, слушайтесь его, как меня. Он теперь над вами волен.

Неожиданно боярин смахнул выступившую слезу, махнул рукой и ушёл в дом.

— Ну что, хлопцы? Едем ко мне домой. Теперь мой дом вашим будет.

Я вышел со двора, за мной гуськом в полном молчании выехали ратники. Мне кажется, они были очень удивлены внезапно произошедшей переменой хозяина и дома и теперь переваривали впечатления от события.

Когда мы всей ордой заехали в наш двор, Елена пришла в тихий ужас.

— Они что — все будут жить у нас?

— Временно, любимая, пока не построю воинскую избу.

Пока я шёл, а всадники ехали за мной, я решил поставить небольшую избу во дворе усадьбы, и в дальнейшем оставить в ней двух-трёх ратников — на всякий случай, чтобы под рукой были, охрана дома опять же. Остальных — в деревню. Но пока у меня не было воинской избы — ни здесь, ни в деревне, и пришлось отвести им одну комнату в доме. Тесновато было, но уже следующим днём я нашёл плотников, и через две недели мои боевые холопы обживали новое жилище. Васятка всё свободное время отирался там, слушая байки бойцов о походах, о схватках с врагом.

Я же мотался в деревню. Надо было следить за строительством, вовремя посылать Андрея в город за продовольствием — мешками брали муку, вёдрами — льняное и конопляное масло. Смешно, конечно — из города везти в деревню продукты, но деревня моя была пока слаба, можно сказать — дышала на ладан, и я мирился. «Ничего, — тешил я себя надеждой, — отстрою дома, куплю зерно на урожай, и тогда по следующей осени уже из деревни муку возить стану».

Мельница строилась активно, росла, как на дрожжах. Звероподобный Тимоня помогал плотникам, ворочая брёвна. Он где-то нашёл, а может быть, к нему сам прибился подросток из нищих, и теперь они были просто не разлей вода. Хотя что может быть общего между мужиком страшноватого обличья и пацаном лет четырнадцати? Я его не гнал, глядишь — отъестся, окрепнет — будет Тимоне помощником.

Дома в деревне уже желтели свежими срубами, и плотники с холопами возводили крыши. Оставалось настелить полы да окна закрыть — хотя бы слюдой.

А на обратном пути со мной приключилась неожиданная беда.

Я уже ехал в город, как дёрнуло меня посмотреть — что за развалины, поросшие травой, видны на моей земле, почти на границе её. Об этих развалинах Степан мне ничего не говорил. Ещё одна деревня стояла здесь когда-то? Вроде непохоже — у крестьян избы бревенчатые, как и в большинстве своём на русском Севере и в средней полосе России. Тут же явно было когда-то каменное строение.

Подъехал я к развалинам, трава — чуть ли не по пояс. Слез с коня, да только на землю ступить не смог. Полетел вниз, в яму, скрытую травой. Я даже испугаться не успел, как ноги жёстко ударились о землю, клацнули зубы. Ей-богу, хорошо, что язык за зубами был. Иначе откусил бы.

Я осмотрелся. Похоже — это старый, заброшенный колодец. Однако странно выложены его стены — везде они из коротких деревянных брёвнышек и выглядят, как сруб деревенской избы, только сруб этот очень уж высокий. Я прикинул — метра четыре, не меньше. И стены сложены из камня, не пиленого, а булыжников, коих много попадается на полях на Севере после великого оледенения. Хозяйственно поступил владелец бывшей усадьбы — колодец выложил камнем, на века. Вот только как теперь выбраться из этой каменной ловушки? Хорошо хоть, я ничего себе не сломал, а мог бы.

Над головой синело небо, а здесь — полумрак.

Я попробовал упереться в противоположные стены ногами, да не получалось — сруб этот каменный был шириной не менее полутора метров, ног просто не хватало по длине, а сесть на шпагат — уже не в моём возрасте, не акробат я всё же.

Ладно, нож есть. Я попробовал лезвием нащупать щель между камнями и воткнуть его туда. Не тут-то было. Камни были подогнаны плотно и посажены на известковый раствор, который со временем стал прочнее самих камней.

В душу закрался холодок. Никто ведь не знает, что я направился сюда, можно сгнить тут, и никто не найдёт. Пропал боярин — так, может, тати виноваты: убили, ограбили, а тело — в воду.

Я сидел на дне колодца и раздумывал. Что делать, как спастись? И чем больше я перебирал немногочисленные варианты, тем отчётливее понимал, что все они неосуществимы. Вот ведь парадокс — на своей земле, в мирное время, не по суду, а по глупой случайности сижу в каменном мешке. Есть нечего, пить нечего, верёвки с собой нет. Рядом конь, который мог бы домчать меня до города, да не достать до него.

Конь? Что-то мелькнуло в голове. Надо попробовать.

Я подозвал коня. Голос ли мой не достал до него — ведь я был в яме, или понять конь был не в силах, откуда зовёт его хозяин, только появился он в дыре колодца не скоро. К моему разочарованию, поводьев на его морде не было, скорее всего — они лежали у него на шее. А я-то думал, что смогу уцепиться за свисающие поводья, пусть даже и подпрыгнув, и конь просто вытащит меня из ямы. Чёрт, что же делать?

— Домой, иди домой! — Несколько раз повторил я.

Морда лошади исчезла из отверстия ямы. Понял ли он, чего я от него хочу? А может, щиплет травку невдалеке, дожидаясь, пока неразумный хозяин выберется из ямы? Мне оставалось только гадать. Гадать и ждать.

Я присел на корточки. Что ещё можно попробовать? Снять с себя ферязь и попробовать поджечь? Дым может привлечь внимание — это факт, но не задохнусь ли я в яме от него? Решил приберечь это как крайнее средство.

Время шло, синий круг неба над головой стал сереть. Я приуныл. Теперь даже ферязь поджигать нет смысла. В наступающей темноте дым никто не увидит.

Вдруг где-то в отдалении послышалось ржание. Я взбодрился, встал во весь рост и заорал изо всех сил. Вскоре в яму заглянул Васька и закричал:

— Здесь он, живой! Я его нашёл!

Ко мне упала верёвка, я ухватился за неё, и меня вытянули из колодца. Рядом с ямой были Васятка с Еленой и Федька-заноза. Конь мой стоял, устало поводя запавшими боками. Я подошёл вначале к нему, обнял за шею. Нынче он спас меня от смерти.

На Елене не было лица.

— Как ты туда попал?

— Лучше расскажите, как вы меня нашли?

— Сидим дома, вдруг — грохот, вылетает калитка, и во двор врывается твой конь — один, без седока. Мы, конечно, всполошились, Федор оседлал своего коня, а мы с Васяткой уселись на твоего. Он нас сюда и привёл.

Ну, молодец, не ожидал я от него. Сам нашёл дорогу — но то не диво, мы с ним уже многократно проделывали этот путь. Счастье, что он проскочил мимо стражи у городских ворот. Его ведь могли поймать и оставить, пока не объявится хозяин. И ещё чуднее то, что конь выбил копытами калитку. Другой стоял бы у знакомых ворот, дожидался, пока хозяин изволит во двор впустить, да в конюшню заведёт — к кормушке с овсом. Аи, молодец, не ожидал. Неожиданно конь стал для меня близким другом.

— Как обратно в город добираться будем?

— Смысла нет: уже стемнело, ворота закроют — поехали в деревню. Тем более никто из вас там ещё не был. А уж завтра чего-нито придумаем.

Я усадил Васятку в седло, мы же с Еленой пошли пешком — благо было недалеко. Переночевали мы в недостроенном доме — с крышей, но без окон, на душистых охапках сена. Идти в крестьянские избы я не решился — тесно, да и блох со вшами нахвататься можно.

Да, в деревне надо строить ещё и баню. За дома-то я взялся, а про такую нужную вещь забыл.

Поутру Федька-заноза ускакал в мой городской дом, мы же вернулись на подводе Андрея, — коня я привязал к телеге поводьями. Заслужил, пусть отдохнёт.

Дома все дружно набросились на еду, что осталась от вчерашнего дня. И она, холодная и подчерствевшая, ушла влёт. А мне дала повод задуматься.

Кухарка нужна. Не след боярыне, как простолюдинке, на кухне работать. Когда нас было трое, это никого не смущало, но теперь добавилось пять ртов — да ещё каких, и заставлять жену весь день торчать у плиты — настоящее жлобство. Хоть и не заикалась, не просила Лена кухарку, но я и сам-то должен был головой своей подумать.

Лёжа в постели, я спросил у жены:

— Лен, ты никого из женщин не знаешь, кто кухарить бы мог?

— Знаю — я уже перезнакомилась с соседками.

— Найми нам кого-нибудь на кухню. И у тебя времени больше будет — вот хотя бы с Васяткой заниматься, и мне спокойнее.

— Я что — плохо готовлю? — Обиделась жена. Я нашёл сильный контраргумент.

— Ты боярыня ноне, моё лицо уронить не должна, а ты моим холопам готовишь! Что люди подумают?

— Ой, прости, милый, брякнула, не подумавши. А и правда, завтра же займусь.

И на следующий день в доме появилась кухарка.

Медленно, но неотвратимо росла дворовая челядь. Как-то совершенно незаметно, но по необходимости, по одному или по нескольку человек, в городском доме или в деревне росло население — люди, за которых я отвечал, кому платил деньги, благополучие которых я должен был обеспечить, как, кстати, и защиту.

В редкие дни, когда дел было не так много, я тренировался с боевыми холопами. Надо было и бойцов натаскать, и самому быть в форме.

Мы отрабатывали защиту в строю, одиночные схватки на саблях. Я делился всем, что сам знал и умел. Случись в бой идти — я должен быть уверен в их ратном умении. И ещё — я учил, даже вдалбливал в их головы суворовский принцип — «Сам погибай, а товарища выручай», поскольку заметил за ними одну странность. Когда они изображали защиту от нападения в строю, то держались дружно и краем своего щита прикрывали правую часть тела товарища, но затем, если бой рассыпался на отдельные схватки, то никто из них не смотрел, что творится рядом. А может, товарищу помочь надо, иногда один сабельный удар в состоянии изменить исход схватки.

Я заставлял их бегать в полном боевом снаряжении и сам бежал рядом, нагружая подъёмом тяжестей, используя для этого камни.

Единственное, чего я им не показывал и чему не учил — стрельбе из лука. Не было в моей маленькой дружине луков и лучников. А жизнь настоятельно требовала. Я уже задумывался купить им мушкеты — на Руси их называли пищалями. Останавливала цена. Мушкет был дорог, а уж пять мушкетов, да с запасом пороха и свинца — сущее разорение. И всё-таки я решил начать вооружать свою ватажку огнестрельным оружием.

— Кто хочет иметь и уметь стрелять из пищали? — спросил я.

Бойцы переглянулись, потупились. Ясно, никто не хотел.

— Федор, ты старший — что скажешь?

— Тяжела пищаль, в бою только и успеешь один выстрел сделать, а уж грохоту и огня — что из преисподней, да и серой воняет.

— Коли добровольно не хотите, начнём осваивать стрельбу из пищали принудительно.

Я купил на торгу мушкет — не наш, — те были пока очень тяжелы и убоги, — а французский. Мушкет был с кремневым замком, хорош собой, чувствовалось, что сделавший его оружейник — большой мастер.

Построил своих ратников, вышел перед ними с заряженным мушкетом.

— Пётр, возьми чурбак, отойди на полсотни шагов.

Один из боевых холопов сорвался с места, подхватил обрезок дерева, отсчитал шаги, поставил его на землю.

— Уйди оттуда!

Пётр вернулся назад.

— Представь, что впереди не бревно, а враг. Я прицеливаюсь… — Я приложил приклад к плечу, направил ствол на чурбак. — Огонь!

Я нажал на спуск. Раздался грохот, всё заволокло дымом. Чурбачок подскочил от удара тяжёлой свинцовой пули и упал. Все без команды сорвались с места и помчались к чурбаку.

Когда я неспешно подошёл, Фёдор держал обрезо