Лодка на аллеях парка. Представьте себе, что ранним утром вы сидите в вертоле­те, который только что оторвался от земли

Представьте себе, что ранним утром вы сидите в вертоле­те, который только что оторвался от земли. Вы взлетаете над го­родом. Неподалеку раскинулся большой парк. Вы зависаете над центром парка и внимательно разглядываете его. Там, внизу, под вами видны зеленые газоны, ухоженные рощицы и непрохо­димые заросли кустарников, маленькие озерца и целая сеть ши­роких асфальтированных аллей, от которых разбегаются более узкие, посыпанные гравием тропинки, тут и там извивающиеся под деревьями. Вдоль широких аллей стоят садовые скамейки для отдыха. Клумбы с цветами радуют глаз. Однако сейчас ран­нее утро, и парк внизу пустынен и тих.

Но вот появляются первые люди. Они быстро входят в парк по самым широким аллеям и торопливо проходят на­сквозь кратчайшим путем. За ними следуют новые посетители; понемногу публика прибывает и сливается в ровный поток. Большинство продолжает двигаться по широким асфальтовым аллеям, но некоторые сворачивают на боковые тропинки, под деревья, где на некоторое время пропадают из виду. Попада­ются и такие, что бредут, спотыкаясь, не разбирая дороги, топчутся прямо по клумбам. Вот опять появляются прохожие, предпочитающие идти по асфальту. Скамейки заполняются от­дыхающими; вскоре образуется очередь из желающих поси­деть на лавочке. А кое-где некоторые граждане покидают и широкие аллеи, и узкие тропинки и лезут напролом через заросли кустарника. Большинство из них пропадают из виду и больше не показываются, но отдельные упрямцы все же ухитряются пробиться и выныривают на изрядном расстоянии по другую сторону кустарника, ободравшись и исцарапавшись в кровь об острые ветки шиповника. День проходит, и люд­ской поток, нараставший вначале, становится теперь все мень­ше. Большинство пришедших в парк в сумерки придер­живаются широких асфальтовых аллей и движутся по тропин­кам в ожидании наступающей темноты. Наконец вам видны только светящиеся огни полицейских машин, а все, кто в течение дня пропал из виду и затерялся, так и остаются неви­димыми, Когда тьма окончательно поглощает парк, он кажется полностью опустевшим. Можно оставить наблюдательный пост и вернуться домой.

На следующий день вы снова садитесь в вертолет, но на этот раз полет проходит над морем. Вы удаляетесь от берега настолько, что земля исчезает вдали, и со всех сторон гори­зонта — только вода. Вновь вы зависаете, выбрав подходящее для наблюдения место. Под вами сверкает море, и единствен­ное, что вы видите, — легкая рябь на воде от небольшого ветерка да буруны над подводными рифами. Через некоторое время на горизонте появляются несколько судов. Они медлен­но ползут по зеркальной поверхности, проходят под вами и снова пропадают вдали. День разгорается, и судов становится все больше. Одни из них огромные, это океанские лайнеры, они четко различимы; другие — маленькие, настолько малень­кие, что кажутся точками. Большинство кораблей следуют по своему собственному курсу. Но скоро вы начинаете замечать, что некоторые движутся по невидимым фарватерам. Отдель­ные суда почти касаются друг друга бортами, прежде чем их пути разойдутся. Иногда происходят столкновения, другие ко­раблики спешат на помощь к потерпевшим крушение, экипажи пересаживаются к ним на борт. А вот суденышко налетает на риф и погружается на дно, не оставив после себя никаких следов. Какие-то кораблики мгновенно исчезают, накрытые ог­ромной волной.

На невидимых постороннему глазу фарватерах волнение никогда не замирает, а суденышки идут одно за другим. По­этому на поверхности воды постоянно образуются разнооб­разные рисунки, узоры, которые все время меняют свой облик вследствие непрерывного движения судов. Неожиданно вы замечаете, что некое судно, уклоняясь от волн, преследует другое. Неподалеку несколько маленьких лодочек буксируют весьма солидное «плавсредство». Но все корабли стремятся дальше, к горизонту, двигаясь в соответствии с существующим у них планом.

Этот день тоже приближается к концу; ближе к вечеру фарватеры начинают пустеть, и последние кораблики пропа­дают из виду в лучах заходящего солнца. Последнее, что вы замечаете, — на судах вспыхивают огни, и ориентироваться там начинают, очевидно, по звездам. Вы не знаете, откуда приплыли эти корабли; вам неизвестна также причина, побудив­шая их отправиться в путь. Наконец и они растворяются в темноте, и зеркальная гладь моря под вами снова неподвижна. Можно оставить свой наблюдательный пост. Перед тем как выйти из вертолета, воскресите в памяти все, что вы видели, зависнув над парком и над морем. Вспомните и тех людей, которые шли по асфальтированным аллеям, и тех, которые сворачивали на тропинки. Задумайтесь о тех, кто исчез в за­рослях кустарника. Представьте себе кораблики в море, вспомните маршруты их движения и рисунок, образуемый волнами. В какое-то мгновение картинки накладываются одна на другую, и вы видите, что, собственно говоря, лодки тоже передвигались по некоему парку. А теперь распрощайтесь с вертолетом и возвращайтесь к обыденной жизни.

Образ вертолета, зависшего сперва над парком, а затем над морем, будет символизировать фундаментальную задачу, кото­рая встает перед теми, кто пытается изучать общество. Парк — это символ того, что в социологии именуется социальной струк­турой общества, или, если короче, общественной структурой. Общественная структура — это организация общества, своего рода канва, заранее установленный порядок, точно так же, как аллеи и тропинки, пруды, деревья и газоны образуют канву пар­ка, или его план, если вы смотрите на этот парк сверху. Со сво­его наблюдательного поста в вертолете вы разглядывали этот рисунок еще до того, как в парк пришли посетители; вы продол­жали его наблюдать и после того, как последние прохожие уш­ли. Люди, пришедшие в парк, воспринимали его как некий зара­нее установленный порядок — аналогичным образом человече­ство воспринимает социальную структуру общества. Большинст­во пришедших в парк двигались по асфальтированным аллеям, символизирующим то, что в социологии называется социальны­ми институтами. Примерно так же, как можно представить парк в виде канвы из социальных институ­тов. Основные институты общества — те «аллеи», по которым идет большинство людей, однако имеются менее значительные группы тех, кто «выбирает тропинки». И подобно тому как в парке встречались посетители, топтавшие клумбы, в обществе есть люди, «спотыкающиеся на ровном месте». Это явление в социологии называется отклоняющимся поведением, и во мно­жестве как теоретических, так и прикладных исследований содержатся попытки объяснить, почему люди определенного сор­та непременно будут «вытаптывать клумбы». Однако важно за­метить, что «отклоняющееся поведение» является «отклоняю­щимся» па фоне «нормального» и, следовательно, отклонения изначально заложены в общественные структуры. Без одного нет другого.

В парке были и такие, кто не только не удовлетворился про­гулкой по ранее проложенным тропинкам или даже вытаптыванием клумб, а ринулся в непролазный кустарник. Они не при­знали существующую канву парка и пошли туда, откуда впос­ледствии нельзя будет выйти. Возможно, они пытались найти кратчайший путь или протоптать новые дорожки, которые — ес­ли следом двинутся другие люди — со временем превратятся в широкие асфальтированные аллеи. Посетители парка будут гу­лять по ним и думать, что эти аллеи были всегда, В таком случае, возможно, прежние аллеи начнут зарастать и вскоре станут не­проходимыми. Феномен «протаптывания тропинок» и «зараста­ния аллей» в социологии обозначается термином социальные из­менения. Социальные изменения довольно сложно объяснить с помощью понятия общественной структуры, так как последняя в ближайшей временной перспективе может считаться такой же стабильной, как и структура парка. Поэтому возникает воп­рос, почему отдельные индивиды упорно искали кратчайший путь или хотели «протоптать новые дорожки», т.е. создать но­вые возможности, ранее не существовавшие в социальной структуре. В связи с этим следует рас. сматривать общественную структуру в диахронической перспективе, т.е. считать ее исто­рически изменяемой. Обычно социальные структуры рассматри­вают синхронически, как они возникают и функционируют в ближайшей, непосредственной временной перспективе. В этом случае социальная структура представляется как некий само­воспроизводящийся стабильный порядок, который поддержива­ется с помощью социального контроля, осуществляемого людь­ми Друг над другом. Наличие этого контроля приводит к тому, что дозволенные и запрещенные пути, возможные и невоз­можные направления движения отделяются друг от друга и большинство людей продолжает идти по «асфальтированным аллеям».

Картина поведения посетителей парка является своего рода моделью и характеризует то направление в социологии, что изу­чает общество независимо от тех или иных основополагающих образцов поведения, которых отдельный человек придерживает­ся в течение своей жизни. При этом в первую очередь абстраги­руются от того, почему индивид выбирает какой-нибудь образец поведения, установленный коллективом. Такой подход называ­ется структуралистским направлением социологии и является, вероятно, одним из наиболее значительных. Основная идея его состоит в том, что общество лучше всего изучать в виде стабиль­ной социальной структуры, отдельные социальные институты которой по частям дают нам информацию о людях, живущих в данное время. Отдельный человек не может протоптать своей особой дорожки вне существующих общественных структур. Поэтому каждый отдельный человек, независимо от его места в этой системе, более интересен как часть общей картины, даже если сам он считает себя выше ее. Люди не могут или не жела­ют жить вне социальных связей, поэтому жизнь каждого чело­века осуществляется как процесс выбора направления на пере­крестках, предложенных ему обществом. Большинство выбира­ет прямую широкую дорогу, не задумываясь особенно о том, что скрывается в зарослях. Иных, возможно, и разбирает любо­пытство, но отпугивают острые колючки.

Другой образ, «корабли в море», символизирует восприятие человека как творца своей собственной жизни. Здесь нет види­мых глазу путей, однако каждое судно знает, как определить свое направление движения. Это символ человека, обладающе­го свободой воли. Мы, по выражению Ж.-П. Сартра, «пригово­рены к свободе». Если мы считаем, что наша жизнь должна идти по определенному пути, пути, заданному извне, значит, мы вы­брали несвободу, выбрали отсутствие выбора. Оправдывать нацистских палачей тем, что они «только подчинялись прика­зам», — значит отрицать их моральную ответственность, прису­щую каждому свободному человеку: даже перед угрозой рас­стрела можно выбрать — жить дальше или нет, и при этом отве­чать за свой выбор.

В приведенном примере, таким образом, отправным пунк­том являются свобода человека и его ответственность за свою (и чужую) жизнь. Это так называемое экзистенциалистское направление социологии, где общество всегда рассматривается как результат поступков отдельных индивидов, обладающих свободой выбора. В сущности, вне человека нет ничего такого, что принуждало бы его действовать тем или иным образом, также общество в целом должно признавать выбор человека присущим его индивидуальной экзистенции. Точно так же, как спокойно зеркально гладкое море, социальные структуры «пу­сты», если не появляются люди, оставляющие за собой «след», Можно заметить, что подобно тому, как большинство кораб­лей плыли по морю, следуя по определенным фарватерам, большинство людей проживает свою жизнь весьма упорядо­чение и относительно предсказуемо. Экзистенциалистски на­строенный исследователь должен поэтому суметь объяснить наличие социальной канвы. Если мы опускались на вертолете ближе к поверхности моря, то замечали, что в глубине есть скрытые отмели и впадины. Аналогичным образом можно оты­скать определенное количество «скрытых причин», порожда­ющих разнообразные стабильные общественные устои. Для всех людей важным является существование некоторого ко­личества «социоматериальных» факторов, окружающих нас в повседневной жизни и сильно влияющих на нашу теоретиче­скую свободу. Это главным образом «преобразованная мате­рия», начиная с жилья, одежды, автомобилей и стереоаппаратуры и кончая индустрией развлечений, компьютерными терминалами и кожаными креслами. В том, что из этого может быть создано, всегда присутствует определенное намерение, намерение, в значительной степени определяющееся возмож­ностями. Если строится дом, в котором большинство квартир многокомнатные, тем самым облегчается существование боль­ших семей, но при совместном проживании возникают свои сложности, подобные проблемам, возникающим на автостра­дах, хотя последние строились именно для того, чтобы ездить быстро. Человек поэтому может рассматриваться как «резуль­тат своих собственных результатов» (Сартр), и поэтому на каждую человеческую жизнь влияет повседневный выбор, ты­сячекратно совершаемый другими людьми. Можно сказать, что мы живем в «социоматериальной структуре», которая со­вершенно очевидна для всех нас, даже если мы ее и не вос­принимаем подобным образом.

Мы можем также «посмотреть вверх» и заметить, что че­ловечество ориентирует свой жизненный путь еще и по сол­нцу и звездам. Насколько нам известно, человек — един­ственное существо, которое осознает, что живет один раз и не всегда будет существовать. Он является единственным эк­зистенциалистски мыслящим существом, знающим, что смерть неизбежна. Это своего рода «экзистенциальное обрамление» нашей жизни, когда ощущение своего «бытия» и предчувствие «не-бытия» может стать причиной отчаяния и тем самым по­будить нас искать смысл жизни. Если же мы, как выразился другой экзистенциалист, «заброшены в мир без какого бы то ни было смысла или цели», то мы обязаны создать себе сами цель, не существовавшую до нас. Поэтому мы рассматриваем жизнь как «сумму проектов», мы загадываем наперед, что-то планируем, ставим перед собой цели, которых хотели бы до­стичь. И цель, и средства ее достижения могут придать нашей жизни смысл. В то же самое время мои проекты собственной жизни переплетаются с судьбами других людей, а те в своих проектах, наверное, соотносят себя с другими. Когда доста­точно много людей создает одинаковые или сходные проекты, возникают социальные институты. Семья, принадлежность к религиозному течению или спортивные пристрастия могут слу­жить примерами проектов, создающих цели, но придать жиз­ни определенное содержание могут и такие важные житейские вещи, как работа и деньги. Мы можем тогда за­крыть глаза на вопросы типа «откуда и куда» и ограничить свой кругозор непосредственно наблюдаемым пространством. Поэтому общество может представляться и как своего рода результат наших попыток найти свое место в бытии и как сумма наших (необходимых) жизненных обманов. Следова­тельно, социальная структура во многом условна и перегруже­на человеческими условностями. Она всегда является резуль­татом целеполагающей активности человеческой мысли, — это относится также и к исследователю общества, способному ос­вободить разнообразные социальные феномены от этих услов­ностей. Точно так же, как в процессе движения судов складывалась особая картина морской поверхности, так и общественные структуры формируются из человеческих стремлений (как индивидуальных, так и коллективных) к жиз­ненным горизонтам. При таком понимании изучение общества в первую очередь означает изучение человечества как суммы индивидуальных экзистенций и, кроме того, анализ образован­ной ими общей картины, оставленных ими напластований и следов. Экзистенциалистский анализ общества (и другие близ­кие к нему направления) в течение долгого времени был го­раздо менее распространен в социологии, чем структу­ралистский подход. Но в последние десятилетия постановка структуралистами проблемы понимания человека дала повод для оживленных дебатов о соотношении «индивида» и «обще­ства» или «действия» и «структуры». Раньше эти столь разные направления сосуществовали параллельно, а теперь все чаще ставится вопрос об их взаимодействии. В этом смысле можно сказать, пользуясь приведенными метафорами, что современ­ная социология все в меньшей степени изучает общество как структурированный «парк» или как «зеркальную гладь моря с плывущими по ней кораблями». Картинки в значительной мере наложились одна на другую, и изучение общества все в большей мере становится изучением модели «лодки на аллеях парка».

(Из книги П. Монсон Лодка на аллеях парка. - М.: Весь мир, 1995.)

Вопросы к тексту:

1. Что означают метафоры парка и моря в тексте Монсона?

2. Какие два теоретических направления в социологии различает автор?

3. Как Монсон решает дилемму структуры и действия?