Вой сирен бьет по ушам, свет ослепляет, голоса сливаются в неясный гул, но единственное, что Джаред действительно понимает – у него забирают Дженсена. Инстинктивная паника взрывает мозг, первая реакция – с рычанием вновь закрыть его собой, не позволить никому прикоснуться даже пальцем. Немного прийти в себя помогает простая мысль – Дженсен умирает. Абсурд, но для того, чтобы удержать – сейчас надо отпустить. Разжать руки и позволить другим людям сделать то, что сам Падалеки сделать уже не в состоянии: не просто остановить за миг до падения в никуда – вернуть обратно. Они – профессионалы, они – справятся...
Но понимать разумом – этого явно недостаточно, все равно грудь пронзает чувство безвозвратной потери и щемящего одиночества, когда люди в синей форме парамедиков быстро поднимают Дженсена и укладывают его на каталку. Дальше Джареду видно плохо – загораживает женщина из «скорой», которая еще и светит ему в глаза фонариком, параллельно сухо и четко задавая вопросы. Падалеки пытается заглянуть ей за спину, и не столько слышит, о чем его спрашивают, сколько просто понимает, что сейчас может быть важным – и он рассказывает про избиение, про то, как Дженсен сначала чуть не отключился, потом ненадолго пришел в себя, а затем опять потерял сознание. Если не упоминать о том, насколько страшно было смотреть в постепенно слепнущие глаза того, за кого готов отдать свою жизнь - это звучит почти обыденно. Черт, да отойдите уже, ничего же не видно!.. Ему помогают встать, новые вопросы – теперь от пары хмурых копов, но Падалеки почти не обращает на них внимания и лишь напряженно всматривается поверх голов туда, где за распахнутыми дверцами «скорой» происходит какое-то движение.
- Почему они не уезжают?
- Сэр? – в голосе копа сквозит недовольство, поскольку к его собственному последнему вопросу эта фраза явно не имеет никакого отношения.
В груди словно начинается землетрясение – пока это лишь еле заметная дрожь, но в безобидной на первый взгляд вибрации уже скрывается ужас грядущих разрушений.
- Почему они не уезжают...
Один из медиков спрыгивает с подножки лечебного отсека и неторопливо отходит за машину. В темноте вспыхивает огонек зажигалки.
- Почему...
Кажется – кто-то подходит, возможно, даже что-то говорит, но мир Джареда сейчас сужен до пределов ярко освещенного салона «скорой», где явно все идет не так, черт, они что, вообще ни хрена не понимают - его же надо срочно в госпиталь...
- Дженсен...
Наверное, его рывок был слишком предсказуем, потому что один из копов моментально вырастает у него на пути, а второй мягко, но крепко фиксирует плечо.
- Сэр, вам туда нельзя.
- Вы не понимаете... там же... Дженс! Дженсен!!!
Мир постепенно идет трещинами, все рушится, мириады осколков иссекают душу в кровавый фарш, но Джаред продолжает с воем вырываться из рук с трудом удерживающих его копов, потому что они всё неправильно поняли, Дженсену просто стало лучше, просто уже не нужно никуда ехать...
- Сэр, мне очень жаль.
Сердце замерло, а потом рухнуло в черную бездну, которой с этого момента будет вся оставшаяся жизнь Джареда Падалеки.
- ДЖЕНСЕН!!!
***
Джаред рывком сел на кровати. Сердце бьется с такой частотой, что почти больно, не хватает воздуха, липкий пот неприятно холодит кожу.
Опять.
Он неосознанно провел рукой по постели рядом с собой, хотя и прекрасно знал, что там никого нет. Черт, он понимал, насколько это глупо и беспомощно, но сейчас, когда перед глазами все еще мелькали всполохи огней неотложки, а в ушах похоронным набатом звучало страшное «мне очень жаль»... Он просто не удержался.
- Дженсен! – его голос сорвался на крик, отчаянный и безнадежный.
Тишина.
И спустя несколько бесконечных и тягостных секунд – шлепанье босых ног по полу, приглушенный зевок, но, пока появившийся из темноты человек в пижамных штанах не уберет руки от лица, Джареду все равно будет страшно. Потому что он до безумия боится, что однажды не найдет выхода из своих кошмаров и навсегда потеряется в мире, где Дженсена больше нет.
- Падалеки, ты чего орешь? – голос сонный и ворчливый, черт, похоже, у него опять головные боли... и тут же, словно озвучивая мысли Джареда: - Я за аспирином ходил. Голова раскалывается, да еще и рука ноет...
От облегчения чуть ли не слезы на глазах выступают. Док предупреждал, что еще пара сотрясений, и Джаред будет рыдать над мелодрамами: что-то там про психоорганический синдром и недержание эмоций, или как-то так. Можно подумать, у него до всех этих приключений с контролем над эмоциями был порядок...
- Дженс, ну какой, к черту, аспирин... Тебе же выписаны нормальные обезболивающие... – Джаред откинулся обратно на подушку, чувствуя, что успокаивается – быстро и основательно. Впрочем, в присутствии Дженсена так происходит всегда. Его личный транквилизатор.
Эклз сел на край постели, потирая ладонями виски.
- Блин, Падалеки, с моим наркологическим анамнезом мне только на обезболивающие подсесть не хватает, - вздохнул он.
Его упорство в данном вопросе до сих пор не перестает удивлять Джареда. Все равно ведь ни хрена не помогает, да и вообще не очень понятно, можно ли ему принимать аспирин после всего, что было, но его самого это почему-то совершенно не волнует. Решил, что не будет принимать ничего серьезнее, и точка. Не обсуждается. И это несмотря на то, что при всей своей железной выдержке он абсолютно не способен терпеть физическую боль – по степени его раздражения Джаред всегда может понять, что именно у него болит и насколько сильно.
С ним вообще очень нелегко. Он не прощает слабостей ни себе, ни окружающим, он всегда лучше всех все знает, он на раз замыкается в себе, и потом хрен его оттуда вытащишь.
Но на самом деле все это не имеет ни малейшего значения. Потому что сейчас он повернется и тихо спросит:
- Так ты звал меня?
Дженсен в каком-то смысле очень счастливый человек – он не видит снов. Вообще. По крайней мере, он так утверждает, и у Падалеки нет оснований ему не верить. То есть, наверное, видит, но не помнит, поэтому он не знает, что такое кошмары. Точнее – знает лишь со слов Джареда.
- Опять?
Наверное, это глупо, но Джареду каждый раз неловко признаваться в том, что он вновь проснулся в растрепанных чувствах из-за каких-то снов. Впрочем, это что - иногда он еще и орет. Ну, это когда ему снится, что он заживо горит в своей машине.
- Двигайся, - на самом деле Дженсену не нужны от Джареда никакие признания. Он и так все понимает. Просто иногда забывает, что Джаред не может оставаться в одиночестве – но, наверное, для человека, который не видит снов, это простительно.
Дженсен привычно устраивается даже не рядом, почти сверху – осторожно помещает на груди Падалеки левую руку, обхватывает его ногу своей и кладет голову на плечо.
На самом деле, все началось не сразу – первое время Джареду вообще было не до сна из-за состояния Дженсена, постоянных вызовов в полицейский департамент, и все более обостряющихся взаимоотношений с Донной, которая начала с того, что отрыдалась у него на груди, а закончила запретом появляться у палаты сына. К сожалению, Алан, с которым Падалеки быстро и закономерно нашел общий язык, был тут бессилен, и долгое время Джаред просто приходил в больницу по ночам, отсыпаясь, насколько это было возможно, днем. То, что он больше не может спать один, Падалеки понял где-то через месяц после того, как Дженсен появился на пороге номера мотеля и с неловкой усмешкой попросил оплатить ему такси – о его самовольной выписке в больнице еще ничего не знали, а сердобольную медсестру, вернувшую ему одежду, явно ожидали райские кущи после смерти и большие неприятности в не столь отдаленном будущем.
Нельзя сказать, что к тому моменту все наладилось – скорее напротив, проблемы вышли на новый виток и теперь были связаны с попытками ужиться на одной территории двух совершенно непохожих друг на друга людей, которые никогда и ни с кем не находились в достаточно серьезных отношениях. Последней каплей почему-то стал переезд в отдельный дом, словно с появлением собственной кухни до них обоих наконец-то дошло, что происходит, и война за лидерство вспыхнула с новой силой.
После очередного скандала, когда Дженсен развернулся и, шарахнув дверью, исчез почти до самого утра, Джареду впервые приснился кошмар. Все было почти как тогда, и копы, и женщина с фонариком… за исключением единственной детали – скорая, которая в реальности сорвалась с места, лишь только закрылись дверцы, во сне никуда не уезжала, а потом чужой голос сообщил, что ему очень жаль, хотя, конечно, ни черта ему не было жаль, а вот Джаред… Потом Падалеки пытался заснуть еще несколько раз, вновь просыпался в холодном поту, в итоге плюнул на все и остаток ночи провел за ноутбуком, чашкой кофе и просмотром какого-то дурацкого, но главное – почти смешного сериала.
- Почему ты не спишь?
Дженсен выглядел настороженным и, что приятно, был почти трезвым, в его случае это большое достижение.
- Не смог заснуть, - коротко ответил Джаред, не очень уверенный, что стоит сообщать Эклзу о своих проблемах, еще, чего доброго, потащит к своему психиатру, или кто там ему антидепрессанты выписывал.
- Почему?
Ну, во-первых, Дженсен стадо мулов переупрямит, если ему что-то взбрело в голову, а во-вторых… Во-вторых, Джаред давно пообещал самому себе быть с ним честным. Может быть, так им обоим будет проще понять друг друга.
- Мне приснилось, что ты умер… тогда. – И пусть это звучит, как глупый и дешевый шантаж – но что поделать, если правда не всегда выглядит такой красивой и нарядной, как хотелось бы. Дженсен поймет… не может не понять. – Похоже, я слишком привык засыпать рядом с тобой. Прости.
Джаред все же не ошибся в нем – Эклз все прекрасно понял.
- Пойдем спать. - От него пахнет виски, губы касаются виска мягко и виновато. – Слышишь? Пойдем.
Его ласки неторопливы и бережны, он подводит Джареда к высшей точке так, словно волна подхватывает и несет за собой - плавно, неудержимо и захватывающе долго. Ему и правда очень плохо даются слова извинения – поэтому он просит прощения, как умеет, и, на самом деле, уже не важно, кто был виноват – они реально поссорились из-за какой-то ерунды. Просто он делает первый шаг - и Джаред с готовностью подается ему навстречу. И пусть секс это все еще единственное, в чем их взаимопонимание абсолютно - они оба упрямо продираются друг к другу, учатся прощать и понимать, врастают один в другого мыслями и желаниями, потому что в действительности хотят одного и того же – быть рядом.
Если уж совсем честно, в то, что они смогут быть вместе, до сих пор никто не верит. Даже Ники. Как же хорошо, что им обоим доставляет огромное удовольствие делать все назло окружающим. Кейн так и вовсе однажды завел какую-то херню о том, что такие травмы могут иметь отдаленные последствия, и Джареду стоит хорошенько подумать… Потом получил по морде – от души, по-дружески, и торопливо заявил, что Падалеки его неправильно понял. Все он понял правильно, и литературу соответствующую почитал – только все будет в порядке. Теперь уже точно будет.
Наверное, Дженсену тоже приходится выслушивать нечто подобное. По крайней мере, Донна с завидной регулярностью пытается промыть ему мозги, а уж тот факт, что Падалеки устроился разнорабочим в ближайший супермаркет, вообще едва не довел ее до нервного срыва. Она даже снизошла тогда до личного визита и заперлась с Дженсеном на кухне для приватной беседы. И вот только не надо говорить, будто подслушивать - это гнусная бабская привычка. Может, и гнусная, и даже бабская, зато чрезвычайно полезная. Хотя, если честно, Падалеки несколько смутился, услышав спокойный ответ Дженсена на реплику выведенной из себя Донны «я, между прочим, твоя мать, а вот кто он тебе такой?!».
- Падалеки.
Джаред сделал вид, будто с огромным трудом оторвался от чего-то невообразимо интересного в ноуте, и поднял глаза на невозмутимого Дженсена, присевшего на подлокотник дивана.
- Она ушла?
Игнорировать вопросы, на которые неинтересно отвечать – это тоже фирменная манера Эклза.
- Так ты согласен, или тебе нужно время подумать?
Блин, хочется надеяться, что пылающие уши не подожгут волосы.
- Ты о чем?
Дженсен вздохнул.
- Падалеки, даже если бы на твоем лице не отражалась крайняя степень душевного смятения, я все равно знаю, что ты подслушивал. Ты всегда подслушиваешь. Так что?
- Я не понимаю, на хрена это нужно, - пробормотал Джаред, опуская взгляд в экран ноута и вообще не соображая, что конкретно он сейчас видит.
- Лично мне – чтобы знать однозначный ответ на вопрос о том, кем ты мне приходишься. Тебе – не знаю, потому и спрашиваю.
- Блин, Дженс. Я понятия не имею, что сказать… - Охренеть, в неожиданно севшем голосе явственно звучат откровенно испуганные нотки. Интересно, Эклз потом долго будет над ним издеваться, если сейчас Джаред просто сбежит?
Поздно. Дженсен плавно соскользнул с подлокотника на диван и, решительно убрав ноутбук с колен Джареда, слегка развернул Падалеки к себе, запуская одну руку в волосы, а другой неторопливо начиная расстегивать на нем рубашку. Ну, вот и что тут можно сделать – только придвинуться ближе самому и, просунув одну ногу между телом Дженсена и спинкой дивана, закинуть другую ему на бедра.
- Страшно даже подумать о таком? – тихо спросил тот, и Джаред лишь смог выразительно вскинуть брови, потому что когда Эклз приближается на расстояние прикосновения, тело реагирует моментально, и для страха места уже не остается – хочется лишь крепче обнять в ответ, найти его губы, раствориться в запахе и вкусе.
- Мне тоже страшно. - Его дыхание обжигает, губы еле ощутимо проходятся по коже, от подбородка к уху. – Страшно, что ты согласишься... и что ты откажешься. А еще мне безумно страшно, потому что я не знаю, действительно ли я сам готов... Черт, да я даже не понимаю, чего я чаще и сильнее хочу в течение дня - убить тебя, заняться с тобой сексом или просто положить голову тебе на колени...
Кажется, Дженсен получает какое-то совершенно ненормальное, извращенное удовольствие, когда медленно расстегивает пуговицы на груди у Падалеки – одну за другой; в такие минуты Джареду становится понятным, почему Эклз при любой возможности пытается заставить его покупать рубашки вместо нормальных футболок.
Теперь главное – не начать подвывать от нетерпения, иначе это издевательство вообще никогда не закончится.
- Но, знаешь – по-моему, я не против попробовать... Так что решать тебе. – Зубы слегка сжимают мочку уха, и Джаред уже готов заорать, что он - готов, но Эклз все же слишком хорошо его знает: - Только не вздумай ничего отвечать прямо сейчас... – Тихий смех, и Дженсен опрокидывает его на спину, прижимаясь, целуя уже всерьез. – Потом поговорим.
Ладно, теперь его очередь:
- Дженс, Донна точно ушла?
- Забудь о Донне.
- Блин, я бы и рад, но если она сейчас нарисуется в дверях...
- Падалеки, если ты будешь напоминать мне о моей матери каждый раз, когда я соберусь тебя трахать – очень скоро трахать тебя будет некому, потому что я уже не смогу, а никому другому не позволю.
- Эклз, я просто пытаюсь проявить уважение, ведь, как я понимаю, мы с ней рискуем в какой-то мере породниться...
- «Рискуем» - очень правильное слово... Приподнимись.
- Брось, она меня обязательно полюбит...
- Даже не сомневаюсь.
- Кстати, а что она тебе ответила? Я не дослу...
- Джаред, пусть я не очень проникся идеей с наручниками, но мысль о кляпе с каждой секундой кажется мне все более привлекательной.
Джаред вздохнул, потому что знал – это пустые угрозы. Дженсен в сексе предельно консервативен. Ну, насколько в принципе может быть консервативен гей... Хотя, пожалуй, так даже интереснее, потому что если все же удается сломить его сопротивление и не просто убедить попробовать что-то новое, но и действительно доставить ему удовольствие... он никогда не будет ломаться или делать вид, будто смущен или недоволен. У Джареда никогда не было более отзывчивого и благодарного партнера, это он может утверждать совершенно определенно.
Они больше никогда не возвращались к подслушанному Джаредом разговору – Донна уехала, совместная жизнь, словно испуганный дикобраз, ощетинилась в разные стороны иглами новых проблем и скандалов. Но Падалеки почему-то не сомневался – если он захочет вновь поднять эту тему, Дженсен, скорее всего, не будет против. И мысль об этом грела душу. Даже несмотря на то, что они, казалось, пришли к молчаливому соглашению – никаких поспешных решений, пока они во всем не разберутся. Тем более, что первый шаг явно был сделан – как бы они не ругались, кто бы из них с шипением или рычанием не пытался устроиться с вечера на диване, это не меняло главного – при таком раскладе Джареда непременно ожидала бессонная ночь, а значит, не проходило и часа, и Дженсен либо молча возвращался в спальню, либо перетаскивал туда Джареда, либо, в худшем случае, садился на пол возле дивана и дремал, пока угрызения совести окончательно не доканывали Падалеки и они не шли в нормальную постель вместе.
К сожалению, все равно иногда случались недоразумения вроде сегодняшнего – хотя Дженсен, разумеется, ушел не на две минуты за аспирином, а сидел на кухне, скрипя зубами от боли, не менее получаса. И можно даже не спрашивать, почему – будить не хотел.
- Падалеки?
- Что?
- Давно хотел тебя спросить: ну ладно я скоро разучусь спать на ровной поверхности, но ты-то как умудряешься заснуть? Ты же вздохнуть толком не можешь, когда я так тебя придавливаю.
Второй признак головной боли у Эклза после раздражения - неестественная бодрость в голосе. Даже не второй, а, так сказать, альтернативный – если он не имеет возможности злиться, как, например, сейчас, когда Джареду приснился кошмар.
Джаред осторожно провел рукой по его волосам:
- Дженс. Плохо?
- Сейчас пройдет.
Хотя в этом не больше логики, чем в стремлении кошки свернуться клубком на больном месте, иногда почему-то помогает.
- Двигайся.
Дженсен прижимается чуть теснее и выше, Джаред обнимает его одной рукой, накрывает другой его левое запястье, и зарывается лицом в его волосы, касаясь и поглаживая губами, носом, щеками, лбом. Это нечто очень личное, это принадлежит только им и вряд ли сработает с кем-то еще. И это не имеет ничего общего с сексом – так кошка трется о хозяина, впитывая его запах и оставляя на нем свой. Только когда Джаред перебирает губами волосы Дженсена, он представляет, будто забирает его боль, и, как ни странно, это действует лучше аспирина.
То, что все мышцы Эклза были напряжены, становится заметным только тогда, когда он расслабляется и обмякает. Но даже не пытается отодвинуться, по-прежнему надежно закрывая Джареда собой от его кошмаров и воспоминаний о том, чего никогда не было.
Пожалуй, у них уже есть не только секс.
- Спасибо, Падалеки. - Голос Дженсена моментально становится сонным, он приподнимается и находит губы Джареда, целуя нежно и благодарно. – Понятия не имею, как ты это делаешь, но ты – мое самое охренительное обезболивающее.
«А вместе мы - гребаная аптечка сугубо индивидуального пользования» - промелькнуло в голове у Джареда, и он бесшумно улыбнулся в темноту.
Все равно почувствовал.
- Хорош ржать. Все, Падалеки, спим.
Он теплый, тяжелый, и обнимает крепко, а значит, сегодня больше не будет никаких кошмаров.
- Спокойной ночи, Дженс.
- Угу.
Джаред закрыл глаза и подумал, что, наверное, в конечном итоге все действительно происходит к лучшему. Если бы он не знал, как страшно дрожит в пальцах тонкая ниточка жизни бесконечно дорогого человека, он вряд ли сумел бы в полной мере оценить это счастье – просто быть рядом и любить - искренне, самозабвенно, пусть неумело, но все равно с такой силой и такой верой, чтобы унимать его боль одним прикосновением. А Дженсен... наверное, он тоже сделал собственные выводы. Иначе никогда не ответил бы матери так, как ответил. И уж точно в ожидании решения Джареда не хранил бы в укромном, по его мнению, месте платиновое обручальное кольцо.
Упражнения для ног.
В этой статье описаны эффективные упражнения для ног. Их можно использовать как отдельный комплекс упражнений, так и вкупе с другими упражнениями для достижения нужного результата.
Комплекс можно выполнять каждый день, он безопасен, если выполнять все по инструкции. Сама по себе растяжка даст возможность быстрее нормализовать кровообращение и привести мышцы ног в тонус. Выполняйте упражнения каждый день и ваши ноги позабудут о боли и усталости.
