ГЛАВА XVI. Выслушав рассказ Асмодея, студент сказал:

 

 

О снах

 

Выслушав рассказ Асмодея, студент сказал:

— Вот прекрасный пример дружбы. Редко случается видеть, чтобы двое мужчин так любили друг друга, как дон Хуан и дон Фадрике. Однако, думается, еще труднее найти двух подруг-соперниц, которые бы столь же великодушно пожертвовали во имя дружбы любимым человеком.

— Конечно, — отвечал бес. — Этого еще никто не видел, да, вероятно, никогда и не увидит. Женщины не любят друг друга. Представим себе двух женщин, связанных узами тесной дружбы; допустим даже, что они за глаза не говорят ничего дурного одна про другую. Вы встречаетесь с ними; если вы склоняетесь в сторону одной, то ее подругою овладевает ярость; и не потому, что она в вас влюблена, а просто потому, что она желает, чтобы предпочтение было оказано ей. Таковы женщины: они слишком завистливы и поэтому не способны к дружбе.

— История этих двух несравненных друзей немного романтична и завела нас довольно далеко, — сказал Леандро-Перес. — Ночь близится к концу, скоро забрезжит рассвет; я жду от вас нового развлечения. Вот я вижу множество спящих людей. Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали сны, которые они видят.

— Охотно, — согласился бес. — Вы любите, чтобы картины сменяли одна другую. Я вам доставлю это удовольствие.

— Вероятно, я услышу уйму нелепостей, — сказал Самбульо.

— Почему? — спросил Хромой. — Вы ведь изучали Овидия. Разве вы не знаете: он уверяет, что самые верные сны снятся на рассвете, потому что в эту пору душа освобождается от гнета пищеварения.

— Что касается меня, — ответил дон Клеофас, — то, что бы там ни говорил Овидий, я не придаю снам ни малейшего значения.

— Напрасно, — сказал Асмодей. — Не надо считать все сны игрой воображения, как не надо и верить им всем без разбора: это — лгуны, которые иной раз говорят правду. Император Август, который был не глупее иного студента, не пренебрегал снами, если они его касались, и хорошо сделал, что в битве при Филиппах покинул свою палатку под впечатлением рассказа о сне, имевшем к нему отношение. Я бы мог привести вам еще тысячу примеров, которые доказали бы легкомыслие вашего суждения, однако умолчу о них, чтобы удовлетворить ваше новое желание.

Начнем с того прекрасного особняка направо. Хозяин его, волокита граф, лежит, как видите, в богато обставленной спальне. Ему снится, будто он в театре; поет молодая актриса, и голос этой сирены манит его.

В соседней комнате спит графиня, его супруга; она страстно любит карты. Ей снится, что у нее нет денег; она закладывает свои драгоценности у ювелира, и тот ссужает ей триста пистолей за очень умеренные проценты.

В ближайшем особняке с той же стороны живет маркиз, человек того же склада, что и граф; он влюблен в завзятую кокетку. Ему снится, будто он занял большую сумму денег, чтобы подарить ей, а его управляющий, который спит в верхнем этаже, видит, будто он богатеет по мере того, как его хозяин разоряется. Ну, что скажете об этих снах? По-вашему, бессмыслица?

— Пожалуй, нет, — ответил дон Клеофас. — Я убеждаюсь, что Овидий прав. Но мне любопытно узнать, кто тот человек, которого я вижу вон там: у него усы в папильотках, и спит он с таким важным видом, что, вероятно, это не простой смертный.

— Это провинциальный дворянин, арагонский виконт, человек спесивый и тщеславный, — объяснил бес. — Душа его в этот миг млеет от счастья. Ему снится, будто некий гранд уступает ему дорогу во время публичной церемонии. Но я заметил в том же доме двух братьев-врачей, которые видят не очень-то утешительные сны. Одному снится, будто издан указ, запрещающий платить врачу, если он не смог вылечить больного, а брат его видит во сне, будто вышло распоряжение, чтобы похоронную процессию всегда возглавлял врач, на руках которого покойник умер.

— Я бы хотел, — заметил Самбульо, — чтобы этот последний приказ действительно был издан и чтобы доктора присутствовали на похоронах своих пациентов, как присутствует во Франции судья при казни осужденного им преступника.

— Весьма удачное сравнение, — сказал бес, — в этом случае можно сказать, что один только отдает приказание исполнить приговор, а у другого он уже исполнен.

— Вот, вот! — согласился студент. — А кто этот господин, который вдруг вскочил и протирает глаза?

— Это вельможа, хлопочущий о месте губернатора в Новой Испании. Он проснулся от страшного сна: ему померещилось, что первый министр посмотрел на него косо. А вот молодая дама. Она просыпается, недовольная тем, что ей приснилось. Это девушка знатного происхождения, особа столь же благонравная, сколь и красивая. За ней увиваются два поклонника: одного она нежно любит, а к другому чувствует неприязнь, доходящую до отвращения. Сейчас она видела во сне у своих ног ненавистного вздыхателя; он был так страстен, так настойчив, что, не проснись она вовремя, она оказала бы ему такую благосклонность, какой никогда не дарила даже любимому. Во время сна природа сбрасывает с себя узду рассудка и добродетели. Остановите взор на угловом доме по этой улице. Тут живет прокурор. Вот он и жена его спят рядом в комнате, обитой старинным штофом с изображением человеческих фигур. Прокурор видит во сне, что он идет в больницу навестить своего клиента с тем, чтобы предложить ему денежную помощь из собственного кармана, а жене прокурора снится, будто ее муж прогоняет письмоводителя, к которому он ее приревновал.

— Слышится чей-то храп, — сказал Леандро. — Должно быть, это храпит толстяк, которого я заметил во флигельке прокурорского дома.

— Верно! — отвечал Асмодей. — Это каноник, и ему снится, что он произносит Benedicite.[18]Сосед его — купец, торгующий шелками; он продает их знатным особам очень дорого, зато в кредит. Ему должны более ста тысяч дукатов. Он видит во сне, что все должники несут ему деньги, тогда как его конкурентам, наоборот, снится, что он вот-вот обанкротится.

— Эти два сна вышли из разных дверей храма сновидений, — заметил студент.

— Ну, разумеется, — отвечал бес, — первый вышел, наверно, из двери, отделанной слоновой костью, а второй — из двери, украшенной рогом изобилия. Соседний дом занимает известный издатель. Недавно он напечатал книгу, которая имела шумный успех. Пуская ее в продажу, он обещал сочинителю заплатить пятьдесят пистолей в случае выпуска второго издания. Теперь издателю снится, будто он перепечатывает книгу, не известив об этом автора.

— Ну, что касается этого сна, нет надобности спрашивать, из какой двери он вышел; не сомневаюсь, что он в точности осуществится. Я знаю издателей, — сказал Самбульо, — эти господа без стеснения обманывают писателей.

— Истинная правда! — отвечал Хромой, — но вам надо познакомиться и с господами сочинителями. Они так же мало щепетильны, как и издатели. Приключение, случившееся лет сто тому назад в Мадриде, убедит вас в этом.

Однажды трое издателей ужинали вместе в кабачке. Разговор зашел о том, какая редкость хорошая новая книга. «Друзья мои, — сказал на это один из присутствующих, — признаюсь вам по секрету, что на днях я обделал выгодное дельце: я купил рукопись, которая, по правде говоря, обошлась мне дороговато, но зато какого автора!.. Чистое золото!» Другой издатель тоже похвастался, что накануне сделал замечательную покупку. «Я… я, господа, — воскликнул тогда третий, — не хочу остаться в долгу перед вами и тоже не скрою от вас своей добычи; я покажу вам не рукопись, а жемчужину. Мне посчастливилось купить ее сегодня». И тут каждый из них вынимает из кармана только что приобретенную драгоценную рукопись. Оказалось, что это новая пьеса под названием «Вечный Жид». Издатели не могли прийти в себя от изумления, когда убедились, что одно и то же произведение продано каждому из них в отдельности.

Я вижу в другом доме робкого и почтительного обожателя, только что пробудившегося от сна, — продолжал бес. — Он влюблен во вдову, бой-бабу. Ему снилось, что он с ней в чаще леса и шепчет ей нежности, а она отвечает: «Ах, как вы очаровательны: если бы я не остерегалась мужчин, вы могли бы совсем меня обольстить; но все мужчины обманщики, я не доверяю их словам, я хочу действий». — «Каких же действий вы от меня требуете, сударыня? — спросил поклонник. — Может быть, вы хотите, чтобы в доказательство моей любви я совершил двенадцать подвигов Геркулесовых?» — «Ах, нет дон Никасио, отнюдь нет, — отвечала дама, — я не требую от вас так много…» — На этом он проснулся.

— Скажите на милость, — обратился к бесу студент, — почему человек, спящий вон на той кровати, мечется, как полоумный?

— Это лиценциат и притом хитрющий, — отвечал Хромой. — Он видит сон, который его страшно волнует. Ему снится, что в диспуте против какого-то ничтожного врача он защищает бессмертие души. Врач — такой же хороший католик, как лиценциат хороший врач. Во втором этаже у лиценциата живет эстремадурский дворянин, по имени Вальтасар Фанфарронико; он приехал на почтовых ко двору, намереваясь испросить награду за то, что застрелил португальца. Знаете, что он видит во сне? Ему снится, будто его назначили губернатором Антекеры; но этого ему мало, он находит, что заслужил пост вице-короля.

В меблированных комнатах я вижу двух важных особ, которых беспокоят весьма неприятные сновидения. Одному из них — коменданту крепости — снится, что крепость осаждена и что после недолгого сопротивления он вынужден сдаться в плен со всем гарнизоном. Другой — архиепископ Мурсии. Двор поручил этому красноречивому прелату произнести надгробное слово на похоронах некоей принцессы, а до похорон осталось всего два дня. Ему снится, будто он уже стоит на кафедре и после краткого вступления вдруг потерял нить мыслей.

— Не будет ничего невероятного, если эта беда с ним действительно приключится, — сказал Клеофас.

— Конечно, — ответил бес. — Недавно такой конфуз уже случился с его преосвященством. Хотите, покажу вам лунатика? Вам стоит только заглянуть в конюшни этого дома. Что вы там видите?

— Я вижу человека, который расхаживает в одной рубашке и, если не ошибаюсь, держит в руке скребницу, — сказал Леандро-Перес.

— Это конюх; он спит, — пояснил бес. — Каждую ночь он встает и во сне чистит лошадей. Затем опять ложится. В доме все уверены, что это дело рук домового; конюх и сам того же мнения.

В большом доме, напротив меблированных комнат, живет старый кавалер ордена Золотого Руна, бывший вице-король Мексики. Он болен и боится, что может умереть, поэтому его начинает сильно тревожить его прошлое правление: надо сказать, что вел он дела так, что беспокойство это не лишено основания. Летописцы Новой Испании отзываются о нем не совсем похвально. Он видел страшный сон и никак не может успокоиться. Этот сон, пожалуй, и сведет его в могилу.

— Это, вероятно, какой-нибудь из ряду вон выходящий сон, — заметил Самбульо.

— Сейчас узнаете, — ответил Асмодей. — Тут и в самом деле есть что-то необычное. Этот вельможа видел сейчас во сне, что он в долине мертвых, и все мексиканцы, ставшие жертвой его несправедливости и жестокости, набросились на него с бранью и упреками; они даже хотели растерзать его, но он убежал и укрылся от их преследования. Потом он увидел себя в большой зале, обтянутой черным сукном, где за столом, накрытым на три прибора, сидят его отец и дед. Эти хмурые сотрапезники сделали ему знак приблизиться, и отец сказал ему угрюмо, как то свойственно всем покойникам: «Мы давно тебя поджидаем, иди займи место возле нас».

— Боже, какой отвратительный сон! — воскликнул студент. — Не зря больной так страшно встревожился.

— Зато его племянница, спящая в комнате над ним, великолепно проводит ночь: ей снятся наиприятнейшие вещи, — продолжал Хромой. — Это девица лет двадцати пяти-тридцати, некрасивая и нескладная. Ей снится, что ее дядя, у которого она единственная наследница, умер и что около нее толпятся почтительные вельможи, наперерыв стараясь ей понравиться.

— Если не ошибаюсь, мне слышится позади нас смех, — сказал дон Клеофас.

— Не ошибаетесь, — подтвердил бес, — в двух шагах отсюда смеется во сне женщина. Это вдова. Она прикидывается добродетельной, но обожает сплетни. Ей грезится, будто она беседует со старой ханжой, и этот разговор ей весьма приятен. Смеюсь и я, ибо в комнате внизу вижу мещанина, которому трудновато жить на свои скромные средства. Ему снится, будто он собирает золотые и серебряные монеты, и чем больше собирает, тем больше находит; он уже набил ими целый сундук.

— Бедняга! Недолго ему наслаждаться своим сокровищем, — сказал Леандро.

— Когда он проснется, он почувствует себя как богач, находящийся при смерти; он поймет, что его богатство ускользает, — сказал Хромой. — Если вам любопытно узнать сны этих двух актрис-соседок, я вам их расскажу. Одна из них видит во сне, что ловит птиц на дудочку и ощипывает их одну за другой; затем она отдает их на съедение коту, такому красавцу, что она просто от него без ума, а коту это на руку. Другой актрисе снится, что она выгоняет из дому левреток и датских догов, которые долгое время служили ей утехой; теперь она желает оставить только прелестного маленького шпица, в коем души не чает.

— Ну и дурацкие же сны! — воскликнул студент. — Я думаю, если бы в Мадриде, как в Древнем Риме, были толкователи снов, они бы очень затруднились объяснить эти два сна.

— Ну, не очень, — отвечал бес. — Если бы прорицатели только знали, что творится в наши дни в среде актеров, они скоро нашли бы ясный и точный смысл этих снов.

— А я так ничего в них не понимаю, — признался дон Клеофас, — и не очень-то об этом тужу, мне интереснее узнать, кто эта дама, что спит на кровати, отделанной великолепным желтым бархатом, с серебряной бахромой; возле нее на ночном столике лежит книга и горит свеча.

— Это титулованная особа, — пояснил бес. — У нее роскошный выезд, а челядь ее состоит из молодых и красивых лакеев. У нее привычка читать перед сном; без этого она всю ночь не сомкнет глаз. Вчера вечером она читала «Метаморфозы» Овидия и поэтому теперь видит очень странный сон: ей снится, будто Юпитер влюбился в нее и поступает к ней в услужение в образе рослого, статного пажа.

Кстати о метаморфозах. Вот вам еще метаморфоза, и она, по-моему, еще забавнее. Я вижу лицедея, который крепко спит и видит сон, доставляющий ему большое наслаждение. Это такой старый актер, что нет человека в Мадриде, который мог бы сказать, что видел его дебют. Он так давно играет, что, как говорится, сросся с театром. Он талантлив, но до того горд и тщеславен, что мнит себя выше людей. Знаете, что снится этому спесивому герою кулис? Он видит во сне, что умирает и что все боги Олимпа собрались на совет, дабы решить, как поступить с таким важным смертным; он слышит, как Меркурий докладывает совету богов, что знаменитого актера, который так часто имел честь изображать на сцене Юпитера и других великих небожителей, нельзя подвергнуть участи обыкновенных смертных, и предлагает причислить его к сонму олимпийцев. Мом одобряет слова Меркурия, но некоторые небожители возмущены предложением Меркурия, и Юпитер с общего согласия превращает старого лицедея в театральное чучело.

Черт хотел продолжать, но Самбульо остановил его:

— Стойте, сеньор Асмодей, вы не замечаете, что уже день. Я боюсь, как бы нас не заметили тут, на крыше. Если только чернь увидит вашу милость, свисткам и шиканью не будет конца.

— Нас не увидят, — возразил бес, — я обладаю той же властью, что и мифологические божества, о которых сейчас шла речь. И подобно тому как влюбленный сын Сатурна окружил себя на горе Иде облаком, чтобы скрыть от мира ласки, которыми он хотел прельстить Юнону, я тоже окутаю вас и себя туманом, непроницаемым для человеческого глаза; но это не помешает вам видеть то, что я хочу вам показать.

И действительно, их сразу обволок густой дым; но, как ни был он густ, студенту было все видно.

— Возвратимся к снам… — продолжал Хромой. — Однако я упустил из вида, что из-за меня вы провели бессонную ночь и, вероятно, очень устали. Пожалуй, лучше перенести вас домой и дать вам отдохнуть несколько часов. За это время я побываю во всех четырех частях света, выкину несколько забавных штучек, а затем вернусь к вам, и мы еще поразвлечемся.

— Мне вовсе не хочется спать, и я ничуть не устал, — отвечал дон Клеофас. — Вместо того чтобы покидать меня, доставьте мне удовольствие, расскажите, какие намерения вон у тех людей, что уже встали и, по-видимому, собираются выйти. Что они намереваются делать в такую рань?

— То, что вы желаете знать, вполне достойно внимания, — отвечал бес. — Вы увидите картину труда, забот и треволнений, которыми бедные смертные наполняют свое существование, чтобы возможно приятнее провести короткий промежуток времени между рождением и смертью.