КОЛОКОЛА ИСТОРИИ 12 страница. Все активнее заявляют о себе более «камерные» виды спорта

Все активнее заявляют о себе более «камерные» виды спорта. И даже шоу-бизнес, если не индивидуализируется, то приватизируется, дробится, сегментируется на много разных, почти камерных ниш, на микроаудитории, исключающие возможность общенациональных массовых кумиров, «возлюбленных всей Америки» и т.д. Равно как и возможность массовой мечты всей нации – американской или советской. Все мечты остались в XX в. Это XX в. был веком мечтателей – из Кремля, Рейхсканцелярии, Белого дома и других мест.

Нужно признать: в это тридцатилетие расцвета XX в. советский образ жизни тянулся к западному – причем тянулся, повторю, в массовом порядке. И казалось, разрыв, по крайней мере материальный, сокращается. И чем дальше, тем будет лучше и больше. Вместо шести соток – двенадцать, вместо «Москвича» –«Жигули»; вместо хрущобы – что-то получше; вместо дома отдыха в Мисхоре – пансионат в Дагомысе. Знай наших. Наших – не узнали. По крайней мере в большинстве случаев. Счастья, в том числе и социального, не бывает ни слишком много, ни слишком долго.

На рубеже 70–80-х годов и тем более к середине 80-х стало ясно: коммунизм как система не может сохранить уровень благополучия и социальных гарантий и связанную с ними повседневность в таком объеме и в такой массе. Или иначе: «сделочная позиция» господствующих групп коммунистического режима по отношению к населению будет ухудшаться при сохранении тех массовых структур повседневности, которые оформились за позднехрущевское и главным образом брежневское время, когда казалось, что субстанция безбрежна.

Но это была иллюзия. Субстанции было не так много. Коммунизм – функциональная система, перераспределяющая субстанцию, оставшуюся от прошлого, в том числе и раннекоммунистического, и поступающую извне. В 60–80-е годы проедалось, во-первых, то, что было накоплено на народной крови в 30–50-е годы и «экспроприировано» в захваченной части Европы во второй половине 40-х – начале 50-х годов; во-вторых, то, что можно было выкачать сначала из мира, переживающего экономический подъем (кондратьевская фаза «А» – 1945–1968/73 гг.), а затем уже на фазе «Б» – за счет продажи нефти. Но на рубеже 70–80-х годов «А упало. Б пропало». На трубе остался голый коммунизм, согнувшийся от «чувства глубокого удовлетворения».

Субстанция начала сжиматься. И господствующим группам понадобился черный передел Субстанции. И провели они это под лозунгами почти что «земля и воля». С волей более или менее получилось (хотя нередко «я пришел дать вам волю» оборачивалось «я пришел дать вам вволю» – Баку, Тбилиси, далее почти везде). С землей вышло хуже – субстанция. Это не демократия, не перестройка и не гласность. Это – вещественное и конкретное.

По-видимому, одно из существенных различий между капитализмом и коммунизмом (а также Капиталистической Системой и Русской Системой) заключается в том, что субстанция как вещественность, как накопленный труд, как социальное время, как собственность играет принципиально различную роль в этих системах. Если Капиталистическую Систему накопление вещественной субстанции укрепляет, упрочивает, то при коммунизме (и в Русской Системе в целом) дело обстоит иначе. Создается впечатление – по крайней мере об этом свидетельствует исторический опыт, – что, упрочивая систему в краткосрочной перспективе (одного поколения), в среднесрочной перспективе накопление субстанции свыше некоего социального передела или подрывает систему, точнее, ее конкретную историческую структуру, или грозит ей и ее господствующим группам социальной смертью. Начинается передел субстанции, в ходе которой ломаются структуры повседневности, и наступает Смута.

И это неудивительно. Господствующая субстанция Русской Системы – Власть. Повышение удельного веса другой субстанции – вещественной, даже если она и не отливается в собственность, а принимает форму организованного быта (именно последний был в коммунистическом порядке эквивалентом частной собственности и защищал индивида от хаоса этого порядка, становясь контрпорядком*), бросал вызов господствующей субстанции, а с какого-то момента – начинал угрожать ей. Собственник – всегда угроза для Власти и ее персонификатор. Реагируя на угрозу, система наносит ответный удар – по вещественной субстанции. При отсутствии или слабом распространении частной собственности такой субстанцией может быть только организованная повседневность. В Русской Системе может быть только одна Субстанция – Власть. Иная (вещественная) субстанция могла быть субстанцией только с маленькой буквы и существовать в определенных границах. Как только она их перерастала и достигала такого уровня, который угрожал двоевластием субстанций (собственность – власть, вещество – энергия), начинался передел. Сверху ли, снизу ли; с кровью ли, в виде жульничества ли, но. – начинался. Наступал великий час субъективных материалистов. Ну а их сменяли терминаторы в пыльных шлемах и кожанках, которые вообще по ту сторону материализма и идеализма, объективного и субъективного. Они разрешали ситуации Русской Смуты, т.е. ситуации двух относительно разнозначимых субстанций. Русская Смута: смущение, замутнение. Норма – это ясность одного субъекта, одной Субстанции – Власти. Эту ясность и осуществляли терминаторы Русской истории – опричники, гвардейцы Петра, большевики, «новые русские» (бандиты + бизнесмены, т.е. бандмены или биздиты). Но за всеми ними – Власть, централизованная или приватизированная.

Иными словами, если Капиталистическую Систему в средне- и долгосрочной перспективе накопление субстанции как вещества и времени укрепляет, то с коммунизмом и, по-видимому, с Русской Системой дело обстоит диаметрально противоположно. Здесь хорошо идет накопление субстанции только в форме Власти и Пространства. Получается совсем как в поговорке: что русскому хорошо, то немцу смерть; что немцу хорошо, то русскому смерть. Короче, избыточная, сверх некой меры материальная субстанция, избыточная, а потому могущая быть более или менее широко распределенной, массовой (а следовательно, угрожающей Власти) -это Кощеева смерть Русской Системы.

Но это же делает Русскую Систему и значительно более уязвимой, чем Капиталистическая. В последней субстанция на уровне структур повседневности может стать дополнительным резервом сопротивления. Русская Система на такую субстанциональную повседневность рассчитывать не может, у нее такой нет. И это – одна из причин того, почему падение политического гегемона, т.е. «главного властителя» капиталистической Системы не ведет к упадку системы, а вот в Русской Системе упадок Власти означает и падение конкретной исторической структуры. Ведь иной Субстанции – ни в форме собственности, ни в форме повседневности нет. Более того, поскольку избыточная массовая субстанция в виде организованных структур повседневности способна и подорвать Систему, то ситуация еще более осложняется.

Десятилетие 1985–1995 г. подорвало структуры повседневности, структуры максимально для России отлаженного быта, сломало их как явление массовое. Выталкивание в underclass, отсечение от общественного пирога прежде всего реализуется и ощущается на уровне повседневности, в быту, в том, что человек себе может позволить – купить, подарить, съесть; куда поехать. Структуры быта сжались до сингулярной точки ваучера. Возьми его, мальчик, и ни в чем себе не отказывай. Ваучер – это тот самый чудный колпачок, который, как внушили постсоветскому Буратино нововластные лисы Алисы и коты Базилио, он может продать за четыре золотых. Ищи дурака. Дурака – нашли, и в этом – победа «перестройки: кто кричал “ура”, а кто – “дурак!”». Но победа эта может оказаться пирровой, поскольку ваучер очень смахивает на «черную метку» асоциала. Да, сломана повседневность, единственная массовая западно- или даже буржуазно-подобная повседневность в истории Русской Системы. Сломан забор, вал, стена. Из нее несут «по кирпичику» – на особняки – вон их сколько заторчало под Москвой, по всей России. А кто -там, за забором, за стеной?

А вот об этом раньше надо было думать.

За забором-то асоциал, новый варвар из бандформирований, бригад, а то и просто неорганизованный. Или прячущийся под маской госслужащего. Который очень просто может, подобно герою одной из песен Галича, «как в подъезде кирпичом». Не надо смеяться над Жириновским. Это в таком виде корчится, лицедействует и юродствует от социальной боли, от самого себя и своей жизни – как бесконечного тупика – асоциал. Так часто бывает: разрушают то, что считают опасным или злом, а приходит нечто еще более злое. Рухнула Римская империя и оказалось: варварские королевства-то хуже, они более жестокие, дикие, кровавые, менее предсказуемы. Рухнуло самодержавие – и погребло под своими обломками не только своих защитников, но и своих критиков и оппонентов. Свержение самодержавия и финальная – кровавая – фаза Русской Смуты оказались той самой «славной охотой», битвой серых волков и рыжих собак, о которой старый мудрый Каа сказал бы, что по ее окончании не останется ни человека, ни детеныша волка, ни старого удава, а будут валяться только голые кости. Так и вышло. Остались хозяева «корабля, с которого сбежали все, даже крысы» (Г.Уэллс).

Рухнули коммунизм и СССР – и что теперь? Какие уроки можно извлечь из этого – извлечь не только России, но, может быть, и всему миру в целом, Капиталистической Системе. Ведь умные должны учиться на чужих ошибках. И никогда не спрашивать, по ком звонит колокол.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

 

1. Анисимов К. Россия без Петра. – СПб.: Лениздат, 1994. – 496 с.

2. Гронский Н. Юридическая природа СССР. // Сборник, посвященный памяти П.Б.Струве. – Прага, 1925. – С. 175–183.

3. Зедльмайер Г. Утрата середины / Реферат Бибихина В.В. // Общество. Культура. Философия; Реф. сб. – М: ИНИОН, 1983. – С. 56–102.

4. Зиновьев А. Желтый дом. – Lausanne: L'Age d'Homme, 1980. – T. 1–2.

5. Изгоев А. Об интеллигентной молодежи (Заметки о ее быте и настроениях) // Вехи. Из глубины. – М.: Правда, 1991. – С. 97–121.

6. Крылов В.В. О логическом развертывании понятия «капитал» в понятие «многоукладной структуры капиталистической системы». – М., 1972. – 8 с. – Не опубл. рукопись.

7. Маркс К. Экономические рукописи 1857–1861 гг. – М.: Изд-во полит, лит., 1970. – Ч. 1. – XXVI,546c.

8. Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. Русская Система // Рубежи. – М., 1995. – № 1–5 и след.

9. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из Хаоса. – М.: Прогресс, 1986. – 431 с.

10. Пригожий И., Стенгерс И. Время, Хаос, Квант. – М.: Прогресс, 1994. – 431 с.

11. Совершенно секретно. – М., 1994. – № 10. – С. 4–5.

12. Тихомиров Л. Воспоминания Льва Тихомирова, – М; Л., 1927. – XL,516 с.

13. Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. – М.: Прогресс-литера; СПб.: Алетейя, 1995. – 651с.

14. Фуко М. Слова и вещи. – М.: Прогресс, 1977. – 488 с.

15. Фурсов А.И. Капитализм в рамках антиномии «Восток – Запад»: Проблемы теории // Капитализм и Восток во второй половине XX в. – М., Наука, 1995. – С. 16–133; 597–599.

16. Эко У. Заметки на полях «Имя Розы» // Иностр. лит. – М., 1988. – N 10. – С. 97–106.

17. Bahro R. From red to green: Interviews with «New left rev». – L.: Verso, 1984. – 239 p.

18. Braudel F. Civilization materielle, economique el capitalismе, XV–XVIII siеcles. – P.: Colin, 1979. – Vol. 2: Les jeux de I'echange. – 855 p.

19. Certeau, M.de. L'invention du quotidien. – P.: Gallimard, 1990. – Vol. 1: Arts de faire. – 350p.

20. Furet F. La Revolution francaise. – P.: Hachetle, 1988. – Vol. 1: De Turgot a Napoleon. – 544 p.

21. Gimpel J. Cathedral builders. – L.: Russel, 1980, – 236 p.

22. Gimpel J. The medieval machine: The industrial revolution of the Middle Ages. – Aldershot: Wildwood house, 1988. – 294 p.

23. Jameson F. Postmodernism, or, cultural logic of late capitalism. – Durham, Duke Univ. press, 1991. – XXII.,438 p.

24. Laulan I.-M. La planète balcanizée. – P.: Hachеtte, 1993. – 365 p.

25. Minc A. Le nouveau Moyen Age. – P.: Gallimard, 1993. – 251 p.

26. Morin E. Les stars. – P.: Seuil, 1972. – 190 p.

27. Nandy A. The shadow state // Illustrated weekly of India. – Bombay, 1985, Fеbr.24 – March 2. – P. 20–23.

28. Pocock J.G.A. Modernity and antimordemity in the anglophone political tradition // Patterns of modernity. – N.Y., 1987. – Vol. 1 – P. 44–59.

29. Priestly J.B. The Edvardians. – N.Y. etc.: Harper a. Row, 1970. – 302 p.

30. Rufin J.-C. L'empire et les nouveaux barbares: Rupture Nord. – Sud. – P.: Lattes, 1991. – 255 p.

31. Schumpeter J. Capitalism, Socialism, Democracy. – N.Y. etc.: Harper a. Row. 19. –XIV,431 p.

32. Symons J. Bloody murder: The classic crime fiction reference fully revised and uptaded. – L. etc.: Pan Books, 1992. – 365 p.

33. Tolkien J.R.R. The Lord of the rings. – L.: Harper Collins, 1992. – Vol. 1: The fellowship of the ring. – 427 p.

34. Wallerstein I. The bourgeois(ie) as concept and reality // New left rev. – L., 1988. – N 167. – P. 91–105.

35. Wallerstein I. The Cold War and the Third world: The good Old Days / Fernand Braudel Center for the study of economies, historical systems, a. civilizations. – N.Y., 1990. – 20 p

36. Weber-Shafer P. Politics: A European luxury // Culture and politics / Ed. by Crauston M., Barlevi L.S. – Boston; N.Y.: De Gruyter, 1988. – Р. 120–129.

37. Wiener M.J. English culture and the decline of industrial spirit, 1850–1980. – Cambridge etc.: Cambridge univ. press, 1981. – XI,217 p.

38. Jantsch E. The self-organizing Universe: Sci. a. human implications of the emerging paradigm of evolution. – Oxford etc.: Pergamon press, 1980. – XVI,.343 p.

 

 

АНДРЕЙ ФУРСОВ