Х ГОДОВ 4 страница

Веяния революции отразились и на других произведениях писателя, написанных в ту пору. В рассказе «Штабс-капитан Рыбников» переда­ется драматическая атмосфера конца русско-японской войны. Куприн, как и Вересаев, пишет о позоре поражения, разложении армейских верхов. Ростом чувства человеческого достоинства, ощущением нрав­ственного оздоровления жизни, которое принесла революция, прони­зан рассказ «Обида». Тогда же был написан рассказ «Гамбринус» (1907) – одно из лучших художественных произведений писателя. Действие рассказа охватывает время от русско-японской войны до реакции после поражения революции 1905–1907 гг. Герой рассказа скрипач еврей Сашка становится жертвой погромщиков-черносотенцев. Искалечен­ный человек, с изуродованной рукой, которая не может уже держать смычок, возвращается в кабачок, чтобы играть своим друзьям-рыбакам на жалкой дудке. Пафос рассказа – в утверждении ничем неистребимой тяги человека к искусству, которое, как и любовь, в представлении Куприна есть форма воплощения вечной красоты жизни. Таким обра­зом, вновь социальная проблема и в этом рассказе переведена Купри­ным в плоскость этических и эстетических проблем. Резко критикуя искалечивший человека строй, социальное и нравственное черносо­тенство, Куприн вдруг смещает акцент с социальной критики на утверждение вечности искусства, преодолевающего все временное и преходящее: «Ничего! Человека можно искалечить, но искусство все перетерпит и все победит». Этими авторскими словами и заканчивается рассказ.

В 900-е годы стиль Куприна меняется. Психологизм и характерная для него «бытопись» сочетаются с прямым авторски-эмоциональным выражением идеи. Это характерно для «Поединка» и многих рассказов того времени. Монологи Назанского повышенно эмоциональны, на­сыщены тропами, ритмизированы. В ткань эпического повествования врывается высокий лиризм, ораторская патетика («Поединок», «Гамбринус» и др.). Образы подчас гиперболизируются, образная система произведения строится на резких психологических контрастах. Так же как Вересаев, Куприн в это время тяготеет к аллегории, легенде («Счастье», «Легенда»). В этом сказались общие тенденции развития русской реалистической прозы в 900-е годы.

В эпоху реакции обнаруживаются колебания Куприна между про­грессивно-демократическими взглядами и анархо-индивидуалистиче-скими настроениями. Из горьковского «Знания» писатель уходит в издательство «Шиповник», печатается в арцыбашевских сборниках «Земля», подпадает под влияние упадочных настроений, которые были так характерны для определенных кругов русской интеллигенции в эпоху реакции. Социальный скепсис, ощущение бесперспективности общественных устремлений становятся пафосом ряда его произведение тех лет. Горький в статье «Разрушение личности» (1909) писал с рассказе Куприна «Морская болезнь» с болью и огорчением, сожалея, что рассказ объективно оказался в потоке той литературы, которая поставила под сомнение высокие человеческие чувства. Временные, неудачи революции абсолютизируются писателем. Скептически оце­нивая ближайшие перспективы социального развития, Куприн утвер­ждает в качестве подлинных ценностей жизни лишь высокие человеческие переживания. Как и прежде, любовь видится Куприну; единственной непреходящей ценностью. «Были царства и цари, – но от них не осталось и следа... Были длинные, беспощадные войны... Но время стерло даже самую память о них. Любовь же бедной девушки из виноградника и великого царя никогда не пройдет и не забудется»,– так пишет он в 1908 г. в повести «Суламифь», созданной по мотивам библейской «Песни песней». Это романтическая поэма о самоотвер­женности и благородстве любви, торжествующей в мире лжи, лицеме­рия и порока, любви, которая сильнее смерти.

В эти годы усиливается интерес писателя к миру древних легенд, истории, античности. В его творчестве возникает оригинальный сплав; прозы жизни и поэзии, реального и легендарного, действительного и, романтики чувства. Куприн тяготеет к экзотике, разрабатывает фанта­стические сюжеты. Он возвращается к темам своей ранней новелли­стики. Вновь звучат в его произведениях мотивы неодолимой власти случая, снова писатель предается размышлениям о глубокой отчужден­ности людей друг от друга.

О кризисе реализма писателя свидетельствовала неудача его в крупной повествовательной форме. В 1909 г. в арцыбашевской «Земле» появилась первая часть большой повести Куприна «Яма» (вторая часть вышла в 1915 г.). В повести сказалось явное нисхождение купринского реализма к натурализму. Произведение состоит из сцен, портретов, деталей, характеризующих жизнь обитательниц публичного дома. И все это вне общей логики развития характеров. Частные конфликты не сведены к общему конфликту. Повесть отчетливо распадается на описания отдельных подробностей быта. Произведение построено по характерной для Куприна схеме, здесь еще более упрощенной: смысл и красота – в жизни природы, зло – в цивилизации. Куприн как бы олицетворяет в своих героинях правду «естественного» бытия, но правду поруганную и извращенную мещанским миропорядком. В описании их жизни Куприн теряет ощущение жизненных противоре­чий конкретной русской действительности того времени. Абстракт­ность мысли автора ограничила критическую силу повести, направленной против социального зла.

И снова возникает вопрос о ценностях, которые утверждает Куприн в этот период в своем творчестве. Подчас писатель растерян, исполнен скепсиса; но он свято чтит человечность, говорит о высоком назначе­нии человека в мире, о силе его духа и чувства, о животворящих силах жизни природы, частицей которой является человек. Причем живые начала жизни связываются писателем с народной средой.

В 1907 г. Куприн пишет – од очевидным влиянием Л. Толстого – рассказ «Изумруд» о жестокости и лицемерии законов человеческого мира. В 1911 г. создает рассказ «Гранатовый браслет». Это – «один из самых благоуханных» рассказов о любви, как сказал о нем К. Паустов­ский. Пошлости мира художник противопоставляет жертвенную, бес­корыстную, благоговейную любовь. Прикоснуться к тайне ее маленький чиновник Желтков не может позволить и не позволяет никому. Как только ее касается дыхание пошлости – герой кончает с собой. Для Куприна любовь – единственная ценность, единственное средство нравственного преображения мира. В мечте о любви Желтков находит спасение от пошлости реальной жизни. В иллюзорном, вооб­ражаемом мире спасаются и герои рассказов «Путешественники», «Святая ложь» (1914).

Однако в ряде рассказов, написанных в те же годы, Куприн попытался указать и на реальные приметы высоких духовных и нрав­ственных ценностей в самой действительности. В 1907–1911 гг. он пишет цикл очерков «Листригоны» о крымских рыбаках, о цельности их натур, воспитанных трудом и близостью к природе. Но и этим образам присуща некая абстрактная идеализация (балаклавские рыбаки это и «листригоны» – рыбаки гомеровского эпоса). Куприн синтези­рует в «листригонах» XX в. вечные черты «естественного человека», сына природы, искателя. Очерки интересны отношением писателя к ценностям жизни: в самой реальности Куприна привлекало высокое, смелое, сильное. В поисках этих начал он обращался к народной русской жизни. Произведения Куприна 1910-х годов отличаются пре­дельной отточенностью, зрелостью художественного мастерства.

Идейные противоречия Куприна проявились во время первой мировой войны. В его публицистических выступлениях зазвучали шовинистические мотивы. После Октября Куприн работает вместе с Горьким в издательстве «Всемирная литература», занимается перезо­лами, участвует в работе литературно-художественных объединений. Но осенью 1919 г. эмигрирует–вначале в Финляндию, затем во Францию. С 1920 г. Куприн живет в Париже.

Произведения Куприна эмигрантского времени по содержанию и стилю резко отличаются от произведений дореволюционного периода. Основной их смысл –тоска по отвлеченному идеалу человеческого бытия, грустный взгляд в прошлое. Сознание оторванности от Родины превращается в трагическое чувство обреченности. Начинается новый этап увлеченности Куприна Л. Толстым, прежде всего его моральным Учением. Сосредоточившись на этой теме, Куприн пишет сказки, легенды, фантастические повести, в которых причудливо сплетаютс; быль и небылицы, чудесное и бытовое. Вновь начинает звучать у неге тема рока, власти случая над человеком, тема непознаваемых грозных сил, перед которыми человек бессилен. По-иному осознаются отно­шения человека и природы, но подчиняться ей, слиться с ней должен человек; лишь так может он, по мысли Куприна, сохранить «живую душу». Это уже новый поворот темы «естественного состояния».

Особенности творчества Куприна эмигрантского периода как бы синтезированы в романе «Жанета» (1932–1933), произведении об одиночестве человека, потерявшего Родину и не нашедшего места в чужой стране. В нем рассказывается история трогательной привязан­ности старого одинокого профессора, оказавшегося в эмиграции, к маленькой парижской девочке – дочери уличной газетчицы. Профес­сор хочет помочь Жанете постичь бесконечную красоту мира, в добро которого он, несмотря на горькие превратности судьбы, не перестает верить. Роман кончается тем, что дружба старого профессора и «прин­цессы четырех улиц» – маленькой замарашки Жанеты – драматиче­ски обрывается: родители увозят девочку из Парижа, и профессор вновь остается в одиночестве, которое скрашивается лишь обществом его единственного друга – черного кота Пятницы. В этом романе Куприну удалось с художественной силой показать крах жизни человека, поте­рявшего Родину. Но философский подтекст романа в ином – в утвер­ждении чистоты человеческой души, красоты ее, которые человек не должен терять ни при каких жизненных обстоятельствах, несмотря на невзгоды и разочарования. Так в «Жанете» трансформировалась идея «Гранатового браслета» и других произведений Куприна предоктябрь­ского десятилетия.

Характеризует этот период творчества писателя уход в личные переживания. Крупное произведение Куприна-эмигранта – мемуар­ный роман «Юнкера» (1928–1932), в котором он рассказывает о своей жизни в Московском Александровском училище. Это в основном история быта училища. Характер автобиографического героя дан вне духовного и интеллектуального развития. Социальные обстоятельства русской жизни из произведения исключены. Лишь изредка прорыва­ются в романе критические нотки, возникают зарисовки бурсацкого режима царского военного воспитательного заведения.

В отличие от многих писателей-эмигрантов, Куприн не утратил веры в доброту человека. Он говорил об извечной мудрости жизни, торжестве добра, призывал восхищаться красотой природы, поняв которую, человек будет «гораздо более достоин благородного бессмер­тия, чем все изобретатели машин...».

Во всем, что писал в то время Куприн, всегда пробивалась одна и та же нота – тоска по родной стране. В конце жизни Куприн нашел в себе силы вернуться домой, в Россию.

И.Л. БУНИН (1870–1953)

 

Творчество Бунина, как и творчество Куприна, связано с идейно-творческими принципами и традициями русской классической лите­ратуры. Но реалистические традиции, которые Бунин стремился сохранить, воспринимались им через призму нового переходного вре­мени. Бунин всегда отрицательно относился к этическому и эстетиче­скому декадентству, литературному модерну, он сам испытал если не воздействие, то определенное влияние тенденций развития «нового искусства».

Общественные и эстетические взгляды Ивана Алексеевича Бунина формировались в обстановке провинциальной дворянской культуры. Происходил он из древнего, к концу века окончательно обедневшего дворянского рода. С 1874 г. семья Бунина живет в последнем остав­шемся после разорения поместье – на хуторе Бутырки в Елецком уезде Орловской губернии. Бунин писал в автобиографии: «... в глубочайшей полевой тишине, летом среди хлебов, подступавших к самым нашим порогам, а зимой среди сугробов, и прошло все мое детство, полное поэзии печальной и своеобразной»[49]. Впечатления детских лет отрази­лись впоследствии в произведениях писателя, в которых он писал о распаде усадебного барства, о бедности, настигавшей и барскую усадь­бу, и крестьянские избы, о радостях и печалях русского мужика.

В Ельце, где Бунин учился в уездной гимназии, он наблюдает жизнь мещанских и купеческих домов, в которых ему приходилось жить нахлебником. Учение в гимназии пришлось оставить из-за материаль­ной нужды.

Девятнадцати лет Бунин навсегда покидает родовую усадьбу. На­чинается полоса скитаний. Он работает в земской управе в Харькове, затем в «Орловском вестнике», где ему приходится быть «всем, чем придется,– и корректором, и передовиком, и театральным критиком». К этому времени относится начало литературной деятельности Бунина.

Признание и известность Бунин приобрел прежде всего как про­заик. Но значительное место в творчестве писателя всегда занимала поэзия. Он начал со стихов и писал стихи до конца жизни. В 1887 г. в петербургском журнале «Родина» были опубликованы первые бунин-ские стихотворения «Деревенский нищий» и «Над могилой Надсона»; вскоре появились и другие его стихотворения. Стихи Бунина раннего периода несли на себе печать настроений гражданской поэзии 80-х годов. В них чувствовалось влияние Кольцова, Надсона. Но уже в этих стихотворных опытах обнаруживался и самостоятельный, оригиналь­ный голос Бунина.

В раннюю пору своей литературной деятельности Бунин защищал реалистические принципы творчества, говорил о гражданском назна­чении искусства (статьи «Недостатки современной поэзии», 1888; «Маленькая беседа», 1891). Поэзия, писал он, «может носить в себе отпечаток как общемировых вопросов, так и тех, которые составляют насущную злобу дня...». Бунин утверждал, что «общественные мотивы не могут быть чужды истинной поэзии». В этих статьях он полемизи­ровал с теми, кто считал, что гражданская лирика Некрасова и поэ­тов-шестидесятников была якобы свидетельством упадка русской поэтической культуры. Так уже тогда складывалось отношение писа­теля к формирующемуся литературному модерну.

Первый поэтический сборник Бунина вышел в 1891 г. В 1899 г. Бунин познакомился с Горьким. К 90-м годам относится его знаком­ство с крупнейшими русскими писателями и поэтами – Л. Толстым, Чеховым, Брюсовым. Бунин становится активным участником «Сре­ды». В 1901 г. опубликован посвященный М. Горькому сборник «Листопад», в который вошло все лучшее из ранней бунинской поэзии, в том числе поэма с одноименным названием. Лейтмотив сборника – элегическое прощание с прошлым. Это были стихи о родине, красоте ее печальной и радостной природы, о грустных закатах осени и зорях лета. Оценивая книгу, Блок сказал о праве Бунина «на одно из главных мест среди современной поэзии». «Так знать и любить природу,– писал он, – как умеет Бунин,– мало кто умеет. Благодаря этой любви поэт смотрит зорко и далеко, и красочные и слуховые его впечатления богаты»[50]. Такое художническое восприятие природы, мира, человека станет затем отличительной особенностью не только поэзии, но и прозы Бунина.

В стихах сборника «Листопад» русская природа предстает во всем многообразии красок, звуков, запахов:

 

Лес, точно терем расписной,

Лиловый, золотой, багряный,

Веселой, пестрою стеной

Стоит над светлою поляной.

 

Березы желтою резьбой

Блестят в лазури голубой,

Как вышки, елочки темнеют,

А между кленами синеют

То там, то здесь в листве сквозной

Просветы в небо, что оконца.

Лес пахнет дубом и сосной,

За лето высох он от солнца

И Осень тихою вдовой

Вступает в пестрый терем свой[51].

 

Особенности поэтического стиля сборника были в известной мере подготовлены переводческой работой Бунина, прежде всего работой над переводом «Песни о Гайавате» Лонгфелло. В связи с выходом сборника Горький писал: «Хорошо! Какое-то матовое серебро, мягкое и теплое, льется в грудь со страниц этой простой, изящной книги...»[52]. Горький говорил о «том красивом, в котором вложено вечное», что составляет содержание книги.

В 1903 г. Академия наук присудила Бунину Пушкинскую премию за «Листопад» и «Песнь о Гайавате». В 1909 г. он избран почетным академиком.

В становлении живописно-описательного стиля Бунина сказалось воздействие К. Случевского и традиции поэзии А. Фета, А.К. Толстого, Я. Полонского. Большое влияние на формирование поэтического сознания Бунина оказал А.С. Пушкин. Но, пожалуй, самым длитель­ным было влияние на него философской лирики Ф. Тютчева, воспри­нимаемой через призму поэзии Пушкина. Тютчевский мотив дисгармонии любви и смерти снимался стремлением осознать общую гармонию мира, мотив бренности бытия –утверждением вечности и нетленности природы, в которой заключен источник вечной гармонии и красоты. Человеческая жизнь в этом смысле всегда соотносится Буниным с общим потоком мирового бытия.

 

Пройдет моя весна, и этот день пройдет,

Но весело бродить и знать, что все проходит,

Меж тем, как счастье жить вовеки не умрет,

Покуда над землей заря зарю выводит

И молодая жизнь родится в свой черед.

 

Наследуя традиции предшественников, Бунин уже в этот период заявляет о себе как художник со своей, оригинальной философией мира и системой эстетических взглядов.

Через год после «Листопада» выходит поэтическая книга Бунина «Новые стихотворения», овеянная теми же настроениями.

«Сегодняшний день» вторгается в творчество Бунина в предрево­люционные годы. Прямых отзвуков общественной борьбы, как это было в стихах поэтов - «знаниевцев», в поэзии Бунина нет. Обществен­ные проблемы, вольнолюбивые мотивы разрабатываются им в ключе «вечных мотивов»; современная жизнь соотносится с некими универ­сальными проблемами бытия –добра, зла, жизни, смерти («Сатана богу», «Джордано Бруно»). Не принимая буржуазной действительно­сти, отрицательно относясь к наступающей капитализации страны, поэт в поисках идеалов обращается к прошлому, но не только к Русскому, а к культурам и цивилизациям далеких веков.

Поражение революции и новый подъем освободительного движения вызвали обостренный интерес Бунина к русской истории, к проблемам русского национального характера. Тема России становится главной темой его поэзии. Он обращает свой взгляд в историческое прошлое России, его интересуют истоки русского словесного творче­ства. Бунин стремится показать, что в современности «не прошла еще древняя Русь», что русский человек XX столетия сопричастен искон­ному русскому древнему миру («Святогор», «Отрава», «Скоморохи»).

В 1910-е годы в поэзии Бунина основное место заняла философская лирика. Вглядываясь в прошлое, писатель стремился уловить некие «вечные» законы развития нации, народов, человечества. В этом был смысл обращения его к далеким цивилизациям прошлого – славян­ского и восточного. Основа бунинской философии жизни в 10-е годы – признание земного бытия лишь частью вечной космической истории, в которой растворена жизнь человека и человечества. В его лирике обостряется ощущение фатальной замкнутости человеческой жизни в узких временных рамках, чувство одиночества человека в мире. В стихотворениях этого времени зазвучали уже многие мотивы его прозы 30-х годов.

Поэзия Бунина получила разноречивую оценку в современной ему критике. Сторонники «новой поэзии» считали его плохим стихотвор­цем, не учитывающим новых словесных средств изобразительности. Брюсов, сочувственно отнесясь к стихам Бунина, в то же время писал, что «вся лирическая жизнь русского стиха последнего десятилетия (нововведения К. Бальмонта, открытия А. Белого, искания А. Блока) прошла мимо Бунина»[53]. Позже Н. Гумилев назвал Бунина «эпигоном натурализма».

В свою очередь Бунин не признавал «новых» поэтических течений. Резкость его суждений о творческих принципах художников-модерни­стов была общеизвестна. Бунин писал, что в их творчестве «исчезли драгоценнейшие черты русской литературы: глубина, серьезность, простота, непосредственность, благородство, прямота,– и морем раз­лилась вульгарность, надуманность, лукавость, хвастовство, дурной тон, напыщенный и неизменно фальшивый. Испорчен русский язык... Утеряно чутье к ритму и органическим особенностям русской проза­ической речи, опошлен или доведен до пошлейшей легкости – назы­ваемой «виртуозностью» – стих...»[54].

О характере бунинской поэзии хорошо сказал М. Горький: «Когда я буду писать о Вашей книге стихов <...> я, между прочим, буду сравнивать Вас с Левитаном...»[55].

В творчестве Бунина 90-х – начала 900-х годов выявились многие особенности своеобразного дарования писателя, на протяжении лите­ратурного пути которого поэзия и проза постоянно сосуществовали, _как бы проникая одна в другую. Соотношение этих начал на разных этапах его художественного развития было различным. В раннем творчестве Бунина ведущим началом была поэзия, лирика; она как бы «вела» за собой прозу, прокладывая ей пути[56]. Бунин стремится сблизить поэзию с прозой, которая приобретает у него своеобразный лирический характер, отмечена чувством ритма. В более зрелый период ведущим началом его творчества становится проза. Но и здесь, как и в стихах, писатель стремится к предельной выразительности слова.

Бунину – и прозаику, и поэту – было присуще чувство глубочай­шего уважения к слову, к долгу художника-творца – «подвижника» слова. «Кто и зачем обязал меня,– спрашивал он в рассказе «Цика­ды»,– без отдыха нести бремя, тягостное, изнурительное, но неотвра­тимое,– непрестанно высказывать свои чувства, мысли, представ­ления, и высказывать не просто, а с точностью, красотой, силой, которые должны очаровывать, восхищать, давать людям печаль или счастье?»

Свойством бунинского дарования было особенное художническое видение мира, воспитанное им в себе еще в ранний период его занятий живописью и литературой. Это свойство станет отличительной чертой всего творчества писателя. Художнический взгляд на мир выразился уже в первых его литературных опытах, когда он пытался «найти себя», свой стиль, свое место в литературе,– опосредованный, чаще всего через пейзаж, показ настроений и чувствований человека.

Бунин-художник неустанно работает над словом. В 1897 г. он написал И. Белоусову: «...А я, брат, опять почти ничего не пишу. Все учусь,– по книгам и по жизни: шатаюсь по деревням, по ярмаркам,– уже на трех был, завел знакомства со слепыми, дураками и нищими, слушаю их песнопения и т. п.»[57]. Чтобы постичь структуру и тайны языка, он переписывал стихи русских поэтов. «Выписываю из Батюш­кова,– сообщил он в одном из писем,– что попало, лишь бы набрать выражений и заметить себе тон»[58]. «Заметить себе тон» – осталось у Бунина на всю жизнь. Задумав рассказ, повесть, он прежде всего искал «тон» произведения, его «звук».

Особое значение в формировании,стиля Бунина имело изучение им устного народного творчества. В государственном музее в Орлехранятся выписки писателя из фольклорных записей Барсова, запись старинных слов, народных выражений, поговорок. Странствуя по Украине, Бунин, по его собственному признанию, «жадно искал сближения с народом, жадно слушал песни и душу его». Но в то же время он считал, что художник не должен довольствоваться внешним подражанием фольклорным произведениям: «Что касается ухищрений и стилизации под народную речь модернистов,– писал Бунин,– то я считаю это отвратительным варварством». Художник глубоко русский по тематике и литературным привязанностям, Бунин резко отрица­тельно относился ко всякого рода подделкам под народный стиль.

Из русских художников-прозаиков наиболее близки Бунину были Толстой и Чехов. Чеховская проза восхищала его, о Толстом он всегда говорил как об особенном явлении жизни. Его поздние воспоминания о Толстом – яркое свидетельство характерно-бунинского восприятия мира великого современника, интуитивно-художнического понимания той трагедии, которую пережил Толстой в старости. В стиле воспоми­наний о Толстом с наглядностью отразилось все своеобразие пластики письма Бунина. Портрет великого художника выписан пластически-четко, осязаемо:

«Как-то в страшно морозный вечер, среди огней за сверкающими, обледенелыми окнами магазинов, я шел в Москве по Арбату – и неожиданно столкнулся с ним, бегущим своей пружинной походкой прямо навстречу мне. Я остановился и сдернул шапку. Он сразу узнал меня:

– Ах, это вы! Здравствуйте, здравствуйте, надевайте, пожалуйста,
шапку... Ну, как, что, где вы и что с вами?

Старческое лицо его так застыло, посинело, что имело совсем несчастный вид. Что-то вязанное из голубой песцовой шерсти, что было на его голове, было похоже на старушечий шлык. Большая рука, которую он вынул из песцовой перчатки, была совершенно ледяная. Поговорив, он крепко и ласково пожал мою, опять глядя мне в глаза горестно, с поднятыми бровями:

– Ну, Христос с вами, Христос с вами, до свидания...»
Бунин-художник проходил сложную творческую эволюцию, в про­
цессе которой осуществлялось непрерывное, временами явное, а чаще
глубинное взаимодействие начал его творчества – прозаика и поэта.
Бунин признавался: «Я, вероятно, все-таки рожден стихотворцем.
Тургенев тоже был стихотворец прежде всего <...> Для него главное в
рассказе был звук, а все остальное это так. Как только я его нашел –-
все остальное дается само собой. Я уже знаю, что дело кончено»[59].

В 900-е годы в творчестве Бунина вырабатывается свойственный ему особый способ изображения явлений мира и духовных движений человека путем контрастных сопоставлений. Это не только обнаружи­вается в построении отдельных образов, но и проникает в систему изобразительных средств художника, становясь одним из существен­ных художественных принципов его. Одновременно он становится мастером предельно детализированного видения мира. Бунин застав­ляет читателя воспринимать внешний мир зрением, обонянием, слу­хом вкусом, осязанием: «И сладко лесом, цветами, травами пахнет легкий холодок зари». «Поляна глухая в глубоком снегу. Над головой уже совсем по-ночному, блещет луна, тени меж сосен черны, четки, на краю поляны тонет в сугробах черная изба без окон, снежная пухлая крыша ее вся играет белыми и синими бриллиантами. Тишина мерт­вая...» Это зрительный эксперимент: звуки погашены, запахов нет.

О чем бы Бунин ни повествовал, он прежде всего создавал зритель­ный образ, давая волю целому потоку ассоциаций. В этом он предельно щедр, неистощим и в то же время очень точен. Особый характер имело «звуковое» мастерство Бунина: умение изобразить явление, вещь, состояние души через звук с почти зримой силой. У него город зимой в большой мороз «весь скрипит и визжит от шагов прохожих, от полозьев мужицких розвальней...». Звук у Бунина может создавать даже впечатление пространства, перспективы: «Вон, кажись, пассажирский поезд идет... Долго прислушиваемся и различаем дрожь в земле. Дрожь переходит в шум, растет, и вот как будто уже за самым садом ускоренно выбивают шумный такт колеса: громыхая и стуча несется поезд - ближе, ближе, все громче и сердитее... И вдруг начинает стихать, точно уходя в землю...» Осязаемо передаются свойства даже таких вещей, которые, по-видимому, не поддаются чувственному восприятию. Так возникают известные бунинские образы. Пруд у Бунина блестит «жарко и скучно»; жарко светит «бесцельное» августовское солнце; раздается «тысячепудовый» колокольный звон, который «встречает, принимает и покрывает тебя»; цветы пахнут «с женственной роскошью»; листья «лепечут тихим струящимся дождем за открытыми окнами»; «неуго­монная колотушка» звучит «отчаянно-громким, распутно-залихват­ским, каким-то круглым, полым треском». При описаниях душевного состояния человека Бунин пользуется теми же средствами построения образа, останавливая внимание читателя прежде всего на внешних его проявлениях. Милая, втайне влюбленная девушка «ясно, по-девичьи и немного бессмысленно оглядывается...». В праздник в деревне «в безлюдии села чувствовал ось: все дожидались чего-то, оделись получше и не знают, что делать...».

Словесное мастерство Бунина особенно проявилось в пейзажных картинах. Он пишет весеннюю ночь с соловьями и ландышами, с ароматом и трелями, передавая желание человека все в себя вместить и во всем раствориться. Но Бунин-художник обнаруживает себя прежде всего в изображении природы пронзительно-меланхолической, со следами тютчевской «возвышенной стыдливости страдания».

Текст Бунина живет сложными ассоциациями и образными связя­ми. Особо важное значение в таком типе повествования приобретала художественная деталь. Сочетание спокойного описания с неожиданно возникающей деталью станет характерным для бунинской новеллы, особенно позднего периода. Деталь у Бунина обычно обнаруживает авторский взгляд на мир, острую художественную наблюдательность и свойственную Бунину утонченность авторского видения.

Первые прозаические произведения Бунина появляются в начале 90-х годов. Многие из них по своему жанру – лирические миниатюры, напоминающие стихотворения в прозе; в них описания природы; переплетаются с размышлениями героя и автора о жизни, смысле ее, о человеке. В 1897 г. выходит книга рассказов Бунина, в которую вошли: «Вести с родины», «На край света», «Танька», «Кастрюк» и др.

По социально-философскому диапазону проза Бунина значительно < шире его поэтического творчества. Он пишет о разоряющейся деревне, разрушительных следствиях проникновения в ее жизнь новых капита­листических отношений, о деревне, в которой голод и смерть, физи­ческое и духовное увядание. Много пишет Бунин о стариках: этот интерес к старости, закату человеческого существования, объясняется повышенным вниманием писателя к «вечным» проблемам жизни и смерти, которые волновали его с отрочества и до конца дней.

Основная тема бунинских рассказов 90-х годов –нищая, разоря­ющаяся крестьянская Россия. Нищает мужицкая жизнь, разоряются «мелкопоместные». Беспросветна и печальна судьба обедневшего под напором капиталистической цивилизации поместного дворянства («Новая дорога», «Сосны»). Писатель обостренно воспринимает про­тиворечивость современной деревенской жизни. Не приемля ни спо­собов, ни последствий ее капитализации, Бунин видел идеал жизни в патриархальном прошлом с его «старосветским благополучием». Запу­стение и вырождение «дворянских гнезд», нравственное и духовное оскудение их хозяев вызывают у Бунина чувство грусти и сожаления об ушедшей гармонии патриархального быта, исчезновении целого] сословия, создавшего в прошлом великую культуру. Лирической эпитафией прошлому звучат рассказы «Антоновские яблоки» (1900) эти дни были так недавно, а меж тем кажется, что с тех пор прошлое чуть не целое столетие... Наступает царство мелкопоместных, обеднев­ших до нищенства. Но хороша и эта нищенская мелкопоместна жизнь!»), «Эпитафия» (1900). Бунин пишет и о новых людях деревни: «Проходили годы... и люди мало-помалу стали уходить по дороге к городу...» Новые люди стали появляться в деревне. «Но чем-то осветят новые люди свою новую жизнь?» – спрашивал Бунин в «Эпитафии». Эта тревожная мысль звучит во многих его рассказах 90–900-х годов которые наполняются ощущением очень близких перемен. Но как» («Сны» и др.)