Экономические достижения и ограниченность античной цивилизации

Апогей классической цивилизации, во всяком случае в эконо­мическом отношении, пришелся на I —II вв. н. э., эпоху римской гегемонии (рис. 2.3). Рим уже впитал в себя эллинистическую культуру до того, как покорил все Средиземноморье, и вместе с нею он унаследовал — или присвоил — экономические достиже­ния и институты эллинизма.

Римляне первоначально были земледельцами (преимуществен­но мелкими), для которых было характерно высокое уважение к правам частной собственности. В ходе территориальной экспансии их внимание все больше смещалось в сферу военного дела и уп­равления, но их традиционная привязанность к земле сохраня­лась. В свою очередь, торговля не занимала высокого положения в римской системе ценностей; она была предоставлена представи­телям низших социальных слоев, иностранцам и даже рабам. Тем не менее, римская правовая система, первоначально ориентиро­ванная на регулирование жизни аграрного общества, постепенно модифицировалась путем включения в нее греческих элементов, допускала значительную свободу предпринимательства и не сдер­живала торговую активность. В частности, она обеспечивала чет­кое исполнение условий контрактов и защиту прав собственности, а также быстрое (и обычно справедливое) разрешение споров. Распространение римского права благодаря продвижению победо­носных легионов обеспечивало единообразные юридические рамки экономической деятельности по всей империи. (Некоторые регио­ны, особенно Египет, пользовались особым статусом, в рамках ко­торого их традиции и обычаи были сохранены.)

Городской характер Римской империи стимулировал развитие (и сам, в свою очередь, был результатом развития) обширной тор­говой сети и более полного разделения труда. Один лишь город Рим в эпоху максимального расцвета мог иметь население, превы­шавшее 1 млн человек. Поскольку прокормить столь значительное население за счет местных ресурсов было невозможно, был создан огромный флот для доставки пшеницы из Сицилии, Северной Африки и Египта. (Эти поставки представляли собой одно из

 

Рис. 2.3. Римская империя в период расцвета (около 117 г. н. э.).

 

56 главных исключений из правила свободного предпринимательст­ва: зерно бесплатно раздавалось 200 тыс. семей римского пролета­риата. Для того, чтобы предотвратить срыв поставок, который мог спровоцировать волнения, правительство предоставило специаль­ные привилегии агентам, обеспечивающим снабжение зерном, а временами даже само брало на себя выполнение этой задачи.) Хотя ни один другой город не мог сравниться по размерам и ве­ликолепию с Римом в период его расцвета, многие крупные горо­да насчитывали от 5 до 100 тыс. человек, а некоторые, такие как Александрия, были даже крупнее. Возможно, вплоть до XIX в. в мире не существовало региона со столь же высоким уровнем урба­низации.

Самым большим вкладом Рима в экономическое развитие был pax romana, длительный период мира и порядка в Средиземномо­рье, обеспечивший наиболее благоприятные условия для развития торговли. Хотя римские легионы были почти всегда заняты завое­ваниями новых территорий, наказанием строптивых соседей или подавлением восстаний населения подчиненных территорий, до III в. н. э. военные действия обычно происходили на периферии империи и в основном не затрагивали главных торговых путей. Пиратство и бандитизм, которые представляли серьезную угрозу торговле даже в эллинистическую эру, были почти полностью ликвидированы. Знаменитые римские дороги создавались скорее для стратегических, чем для торговых целей. Колесные транс­портные средства (кроме колесниц) использовались редко, и со­всем не использовались для дальних перевозок, хотя дороги все же способствовали развитию коммуникации и перевозки легких товаров. Однако главной транспортной артерией было Средизем­ное море, которое как никогда раньше — и редко в последую­щем — интенсивно использовалось в роли торговой магистрали.

Одним из главных последствий pax romana был рост числен­ности населения. По имеющимся оценкам, население империи в период ее зенита насчитывало от 60 до 100 млн человек, причем новейшие исследования склоняются к последней цифре. К сожа­лению, мы не располагаем данными о населении соответствующе­го региона в более раннее время, например, в эпоху Александра Македонского или в период греческой колонизации в VIII в. до н. э. Однако возможно, что численность населения империи ко време­ни смерти Марка Аврелия (180 г. н. э.) увеличилась, по крайней мере, в два раза по сравнению со временем смерти Юлия Цезаря (44 г. до н. э.). Самый значительный рост имел место в Западном Средиземноморье, включая Италию, поскольку Восток уже был плотно заселен. (К примеру, население Египта, по-видимому, со­ставляло 5 млн человек еще в 2500 г. до н. э., а в I в. н. э. оно достигло порядка 7,5 млн.) В эпоху финикийской и греческой ко­лонизации земли на Западе, пригодные для пахотного земледе­лия, по большей части были совершенно необитаемы. Даже в пе­риод римской экспансии в Италии многие области полуострова

 

57 имели низкую плотность населения. Население Галлии, которая позднее станет одной из крупнейших римских провинций с насе­лением свыше 10 млн человек, ко времени начала римского завое­вания составляло, видимо, менее 5 млн человек. Северная Африка и Испания также пережили период процветания и роста числен­ности населения в первые века империи.

Вопрос о том, в какой мере одновременно с демографическим ростом увеличился уровень благосостояния, гораздо более сло­жен. Несомненно, некоторый его рост действительно имел место, что сделало возможным (и стимулировало) рост численности на­селения. Известный экономист Колин Кларк подсчитал, что ре­альные доходы «типичного» свободного ремесленника в Риме I в. н. э. приблизительно равнялись доходам британского фабричного рабочего в 1850 г. и итальянского рабочего в 1929 г. Путем экстраполяции мы можем прийти к выводу, что уровень жизни римских ремесленников был существенно выше, чем уровень жизни миллионов крестьян и городских жителей Азии, Африки и Латинской Америки в настоящее время. Однако подобные сравне­ния сопряжены со сложными концептуальными проблемами, а также статистическими ловушками. Допустим, можно (при нали­чии соответствующих статистических данных) сравнить покупа­тельную силу заработной платы различных групп населения по отношению, например, к зерну или хлебу или, быть может, по от­ношению к калорийности рациона питания. Но как оценить отно­сительный вклад в материальное или физическое благосостояние, вносимый римскими цирками или современными транзисторными приемниками и телевидением, пешим передвижением (даже по римским дорогам!) и путешествиями на метро, личном автомобиле или реактивном лайнере, или различного рода жилищами, кото­рые различаются по уровню комфорта и удобства в зависимости от климатических условий, а также по конструктивным особеннос­тям? Более того, статистика доходов «среднего» или «типичного» крестьянина или городского рабочего ничего не говорит нам об от­носительном распределении доходов.

Преобладание рабства в Древнем мире особенно усложняет проблему статистического сравнения. Абсолютное и относительное количество рабов значительно варьировалось во времени; оно воз­растало в период экспансии империи, когда было много военно­пленных и заложников, и уменьшалось впоследствии, когда импе­рия перешла к обороне. (Процентная доля рабского населения также зависела от количества вольноотпущенников и относитель­ного уровня рождаемости среди рабов и свободного населения; в целом, уровень рождаемости среди рабов был ниже.) Несомненно, часто отношение хозяев к рабам было хорошим; особенно это от­носилось к грамотным рабам-грекам, а также к рабам, служившим в качестве учителей, писарей, домашних слуг и деловых агентов. Однако большинство рабов использовалось в сельском хозяйстве

 

58 и на тяжелой физической работе, получая содержание, достаточ­ное лишь для простого выживания. Относительное количество рабов также зависело от стоимости свободного труда. Свободные люди редко были заняты на таких неприятных и небезопасных работах, как горнодобыча, но в других областях им приходилось конкурировать с крайне дешевым трудом рабов.

Другим возможным показателем благосостояния является средняя продолжительность жизни. Опять же нужно быть осто­рожным при использовании неполной и недостоверной статисти­ки, особенно потому, что она мало говорит об относительном уровне смертности от болезней и других причин среди различных социальных классов. Однако в целом можно сказать, что средняя продолжительность жизни на протяжении «Золотого века» импе­рии составляла около 25 лет — лишь немногим выше, чем в более ранних обществах, и все еще значительно ниже, чем во всех со­временных обществах, за исключением самых бедных.

«Золотой век» империи фактически представлял собой пере­ходный период. Даже до наступления хронологического рубежа, за который обычно принимают год смерти Марка Аврелия, мно­жество проблем предвещали упадок империи и ее экономики. Среди главных проблем были нападения германцев с севера, не­хватка рабочей силы и инфляция (хотя и достаточно умеренная). Все эти проблемы значительно обострились в III в. н. э., особенно инфляция, связанная с постоянным обесценением монеты в инте­ресах казны, расходы которой всегда превосходили доходы. Од­нако инфляция была симптомом более фундаментальных эконо­мических проблем. Император Диоклетиан пытался решить их в самом начале IV в. н. э., введя законодательный контроль за це­нами и заработной платой и реорганизовав бюрократию и финан­совую систему. Реформы Диоклетиана и его преемника Констан­тина укрепили на время имперскую структуру, но они не касались фундаментальных проблем; на самом деле они их углубили.

Двумя столпами экономики Римской империи были сельское хозяйство и торговля. Сельскохозяйственные излишки (превыше­ние производства над потребностями земледельца и его семьи), будучи небольшими в каждом отдельном хозяйстве, в целом ока­зывались значительными, будучи мобилизованными в имперский бюджет через налоги. Они давали средства для содержания армии, имперской бюрократии и городского населения. Однако эффективность управления этими излишками зависела от состоя­ния торговых потоков в империи. Вторжения и грабительские рейды варваров наносили урон торговле, однако, быть может, еще более важной проблемой были неэффективность и коррупция самого имперского правительства. Пираты опять появились на море, а разбойничьи шайки контролировали горные пути. Случа­лось, что мирных торговцев грабила сама армия.

 

59 Налоги постоянно возрастали, но на распределение их бреме­ни оказывали влияние льготы, предоставляемые властями. Мно­гие большие имения, собственность знати, были освобождены от налогообложения, что привело к росту налогового бремени для тех, кто в наименьшей степени был способен его нести. В период инфляции в III в. н. э., когда налоговые поступления системати­чески оказывались недостаточными для финансирования расходов государства на содержание армии и бюрократического аппарата, правительство возобновило практику сбора налогов в натуральной форме, которую Диоклетиан превратил в постоянную систему по­датей. Хотя эта крайняя мера достигла своей цели в краткосроч­ном периоде, она подорвала саму основу экономической системы империи. Производство для рынка упало. Земледельцы, в том числе даже собственники небольших земельных наделов, покида­ли землю и уходили под опеку крупных землевладельцев, чьи имения, не облагаемые налогами, как следствие, росли. Более того, в связи с сокращением торговли и снижением численности городского населения из-за недостатка продовольствия, большие имения становились все более самодостаточными и не только про­должали обеспечивать себя продуктами питания, но и заводили собственные металлообрабатывающие, текстильные и другие про­изводства, тем самым отбирая у городов их экономические функ­ции. Так закрутилась опасная спираль сжатия.

Попытка Диоклетиана зафиксировать уровни заработной платы и цен имперским эдиктом потерпела почти полное фиаско несмотря на суровые наказания, которым подвергались его нару­шители. В 332 г. правительство приняло еще более жесткое реше­ние, предусматривающее прикрепление земледельцев к обрабаты­ваемой ими земле и вводящее принцип обязательного наследова­ния профессионального статуса в земледелии, ремесле, торговле и даже городской администрации. Так же, как и сбор податей в на­туральной форме, эта мера имела определенный краткосрочный успех, но для экономической системы она оказалась еще более гу­бительной. Экономика возвращалась к натуральному хозяйству, численность населения сокращалась, города пустели, а крупные виллы становились все более похожи на укрепленные замки. К концу IV в. Западная Римская империя стала напоминать опус­тевшее здание, разрушающееся под тяжестью собственных кон­струкций.

Падение Римской империи и упадок (или регресс) классичес­кой античной экономики представляли собой самостоятельные, хотя и взаимосвязанные явления. Если бы экономика смогла отве­тить на запросы, предъявляемые ей растущей паразитической им­перской бюрократией и армией, империя могла бы просущество­вать еще тысячу лет — как это удалось сделать Восточной Рим­ской (или Византийской) империи.

59 В свою очередь, если бы им­перия, т.е. институциональная структура, в рамках которой функ-60-ционировала экономика, продолжала обеспечивать достаточную защиту от внешних и внутренних угроз, необходимую для мирной хозяйственной деятельности, и эффективное отправление правосу­дия, то не существовало бы очевидных причин, которые помеша­ли бы ей функционировать при династии Северов или при Дио­клетиане столь же эффективно, как при династии Антонинов.

60 Од­нако на практике ни одно из этих условий не было соблюдено.

Но наиболее фундаментальной причиной ограниченности и в конечном итоге падения классической античной экономики, выхо­дящей за рамки непосредственных причин упадка Рима, являлось отсутствие технологического развития. Эта технологическая сте­рильность представляла собой очевидный контраст с культурным блеском, по крайней мере, некоторых периодов существования античной цивилизации. Даже сегодня классическое искусство и литература являются образцами, с которыми соизмеряются совре­менные работы. Значительный прогресс был достигнут в филосо­фии, математике и ряде других отраслей науки. Древним были известны некоторые свойства пара, хотя они применялись только в игрушках и устройствах, предназначенных для введения в за­блуждение легковерных. Водяное колесо и ветряная мельница были изобретены, по крайней мере, в I в. до н. э., но не получили широкого распространения в Европе до периода Средних веков. Римское инженерное искусство проявилось в строительстве дорог, акведуков, купольных зданий, но не в создании трудосберегаю­щих приспособлений. Очевидно, что вклад Античности в развитие технологии был незначителен отнюдь не в силу отсутствия твор­ческих талантов.

Объяснение, по-видимому, связано с социально-экономической структурой и с системой отношений и стимулов, которые она по­рождала. Наиболее продуктивная работа выполнялась или раба­ми, или зависимыми крестьянами, статус которых мало отличался от статуса рабов. Даже если они и имели возможность улучшить технологию, они получили бы от подобных улучшений мало выго­ды как в смысле дохода, так и в смысле сокращения трудовых усилий. Члены привилегированных классов посвящали себя войне, управлению, искусству и науке или просто демонстратив­ному потреблению. У них было мало склонности и опыта экспе­риментировать со средствами производства, поскольку труд счи­тался уделом низших классов. Архимед был гениальным ученым, который откровенно пренебрегал практическими применениями науки; его единственной уступкой практике было создание меха­нической катапульты для защиты (безуспешной) его родных Си­ракуз от римлян. Аристотель, который имел, быть может, наибо­лее полные энциклопедические знания среди древних ученых и философов, полагал, что различие между господами и рабами биологически детерминировано.

60 С его точки зрения, тот факт, что рабы должны обеспечивать своим господам досуг для занятий ис-61-кусством и наукой, являлся частью естественного порядка вещей.

61 Апостол Павел писал, что господа и рабы должны принять свое нынешнее положение, поскольку царство земное может существо­вать лишь в том случае, если одни люди будут свободными, а другие — рабами. В свете таких взглядов неудивительно, что раз­работке методов облегчения тяжелого труда или улучшения поло­жения зависимых масс уделялось так мало внимания и усилий. Общество, основанное на рабстве, может создать шедевры искус­ства и литературы, но не может обеспечить устойчивый экономи­ческий рост.