Осада Маарры

 

Осада Маарры – осада крестоносцами арабского города Маарра. Продолжалась продолжавшаяся в течение ноября – декабря 1098 г.

 

(Раймунд Агильский, «История франков, которые взяли Иерусалим»)

 

Приготовив необходимое, граф Сен-Жилль выступил в назначенный день и вместе со своей ратью двинулся прямо в Сирию, где они осадили Маарру, город богатейший и многонаселенный¹. Он находился в восьми милях от Барры². А горожане Маарры настолько возгордились [от того, что однажды в сражении погубили многих наших], что посылали в лицо нашему воинству брань и по-носили князей; для того же, чтобы нас крайне раздразнить, они подвешивали кресты на стены и подвергали их всяческому поруганию. По этой-то причине на второй день по нашем прибытии мы ринулись на сарацин с такой стремительностью, что будь у нас хотя бы четыре лестницы, город был бы взят; но поскольку мы имели лишь две, да и те короткие и непрочные, так что взбирались по ним с опаской, то было решено изготовить осадные орудия, щиты и башни с тем, чтобы установить их близ стены, произвести подкопы и сравнять [стену] с землей.

В это время подошел Боэмунд со своей ратыо и осадил город с другой стороны; мы же хотели заполнить ров и обрушиться на стену при помощи изумительных орудий, о которых уже сказали, побудив [тем самым] к бою Боэмунда, который до того не участвовал в битве. Но старания эти³ были напрасны. Ибо сражение подвигалось куда хуже [для нас], чем раньше.

После этого в войске разразился такой голод, что горько сказать: ты мог бы видеть десятки воинов, которые подобно скоту, бродили от голода, роясь в земле и

разыскивая, не найдут ли случайно каких-либо хлебных зерен, или ячменя, или бобов, или каких-нибудь овощей. Пусть никто не сравнивает то, что мы сказали об орудиях, предназначенных для сражения, с тем, что [пишем] про наших, видя несчастное положение нашей рати, разуверившейся в милосердии божьем, и храбрость сарацин. Но бог, чья обязанность печься о своих чадах, не оставил в крайности свой несчастный народ, узрев его в столь тяжких бедствиях. Он поручил возвестить свое намерение в отношении нас своим блаженным апостолам Петру и Андрею, от которых мы его и узнали и сумели умилостивить бога…

И вот верные, у которых пробудилась великая наде-да на взятие города, подавали щедрейшую милостыню и возносили моления всемогущему богу, чтобы он спас свой народ бедняков, бьющихся ради одного его имени. После того быстро изготовили лестницы, возвели деревянную башню, стали плести щиты, и в назначенный день приступ начался⁴.

Те, кто находился в городе, бросали в нас, подкапывавших стену, камни из орудий, метали копья, кидали огонь⁵, стволы деревьев, соты с пчелами и всякие осколки. Но наши неустрашимые ратники подбирались к стене, пускали в ход кампеметательные орудия и [поднимались] по лестницам. И длился этот приступ от восхода до захода солнца, притом столь чудесным образом, что не давали низкого отдыха; а исход сражения все еще был сомнителен. И тогда все единодушно воззвали к'господу, чтобы он пожалел свой народ и исполнил обещания [которые возвестил через своих] апостолов. И явился господь, и отдал нам город согласно словам апостолов, сказанным нам.

Первым взобрался [наверх] Гуфье де Тур; за ним последовали многие, они кинулись на стену и некоторые башни. И настала ночь, которая прекратила сражение.

До этого момента сарацины удерживали за собой кое-какие башни и часть города. Посему рыцари, надеясь, что сарацины сдадутся еще до наступления утра, охраняли стены снаружи, чтобы никто не убежал по стенам.

Те же, которым жизнь недорога и которых долгий пост приучил ставить ее ни во что, не побоялись напасть на сарацин даже во мраке ночи; таким-то образом бедняки забрали всю добычу в городе и овладели домами. Когда на утро в город вошли рыцари, они обнаружили лишь очень мало из того, что можно было присвоить. Сараци-ны попрятались в погреба; никто [не показывался] или показывались совсем немногие. И когда наши утащили все, что нашлось наверху, порешили огнем и дымом выкурить сарацин [из-под земли]; а так как [и в погребах] нашли немного добычи, то сарацин, у которых могли что-нибудь найти, замучивали до смерти. Когда сарацин некоторые наши вели по городу, чтобы заставить их выдать ценности, иные из них приводили наших к колодцам, [и сами] неожиданно кидались туда, предпочитая скорее умереть, чем выдать свое или чье-нибудь достояние. Потом все были убиты. Их скидывали со стен горо-да, за стены. И в городе взято было мало добычи.

Между тем среди рыцарей Боэмунда и графа вспыхнули раздоры из-за того, что рыцари Боэмунда, не так уж сильно бившиеся в сражении, овладели, однако, боль-шей частью башен, домов и пленников...

 

¹ 23 ноября 1098 г.

² Баррой хронист называет сирийский городок Аль-Барру, взятую крестоносцами немного ранее описываемых здесь событий.

³ Т.е. использовать осадные орудия.

⁴ 11 декабря 1098 г.

⁵ Т.е. греческий огонь.

 

(Аноним, «Деяния франков и других иерусалимцев»)

 

Кн. X, гл. 33. В ноябре месяце¹ Раймунд, граф Сен-Жилль, оставил со своей ратью Антиохию и двинулся к городу, называющемуся Ругья, а затем к другому, именуемому Албара. В четвертый день от окончания ноября он достиг города Маарры, где скопилось великое множество сарацин, турок, арабов и прочих язычников, и на следующий же день вступил в битву с ними. Спустя немного времени за графом пустился Боэмунд со своей ратью и в воскресенье соединился с ними. За два дня до начала декабря² они со всей мощью отовсюду обрушились на город и притом с таким жаром и стремительностью, что лестницы были подняты прямо у стен; но сила язычников была столь велика, что в тот день [наши] не смогли ничем им навредить. Увидев, что они ничего не могут поделать и только понапрасну тратят силы, наши сеньоры, [именно] Раймунд, граф Сен-Жилль, повелел соорудить могучую и высокую деревянную крепость; крепость эта была придумана и построена в четыре яруса: на верхнем ее ярусе стояло много рыцарей, и Эврар Охотник громко трубил в трубу; внизу, облаченные в свои доспехи, рыцари пододвинули крепость вплотную к стене, прямо против некоей башни. Узрев это [сооружение], язычники тотчас изготовили [метательное] орудие, с помощью которого стали бросать большие камни на [нашу] крепость, так что едва не перебили насмерть [всех] наших рыцарей. На крепость метали также греческий огонь³, надеясь поджечь ее и уничтожить; но всемогущий бог не хотел, чтобы крепость в этот раз сгорела, – она ведь была выше всех городских стен.

Наши рыцари, находившиеся на верхнем ярусе, – Гилельм из Монпелье и многие другие метали громадные камни в тех, кто оборонял городские стены, и с такой силой поражали их в щиты, что и щит, и сам неприятельский воин, убитый наповал, сваливались вниз, в город. Таким образом сражались одни; а другие, держа в руках копья, украшенные геральдическими лентами и перьями, старались копьями и крючьями ухватить и притянуть к себе неприятелей. Вот так и бились до самого вечера.

А за крепостью стояли священнослужители и клирики, облаченные в церковные одеяния, моля и заклиная бога, чтобы он защитил свой народ, вознес христианство и унизил язычество. И у другой части [стен] рыцари каждодневно бились [с неверными]; они приставляли лестницы к стенам города, но отпор язычников был таков, что никакого успеха наши не могли добиться. Наконец, Гуфье де Латур⁴ первым кинулся по лестнице на стену; однако под тяжестью множества других лестница тотчас сломалась; все же вместе с несколькими воинами он влез на гребень стены. Остальные разыскали еще одну лестницу, и поднялись по ней многие рыцари и пехотинцы; они взобрались на стену. Тогда сарацины ринулись на них и на [самой] стене, и [внизу] на земле с такой яростью, пуская стрелы и пронзая их прямо своими копьями, что многие из наших, охваченйые страхом, попрыгали со стены.

В то время пока эти отважнейшие мужи, остававшиеся на гребне стены, принимали на себя их удары, другие, находившиеся внизу, под укрытием крепости, вели подкоп стены. Сарацины, увидев, что наши ведут подкоп, были объяты ужасом и принялись спасаться бегством в город.

Все это произошло в субботний день наступившего 11 декабря, в вечерний час, когда солнце садилось.

Боэмунд распорядился⁵ через переводчиков передать начальникам сарацин, чтобы они сами вместе со своими женами, детьми и прочим достоянием собрались в одном дворце, что находится повыше ворот, самолично пообещав спасти их от смертной участи.

Все наши вступили в город, и какое бы добро ни находили в домах и погребах, каждый присваивал его в собственность. Когда наступил день, где бы ни встречали кого-либо из них [сарацин], будь то мужчина или женщина, – убивали. Не было ни одного закоулка в городе, где бы не валялись трупы сарацин, и никто не мог ходить по городским улицам иначе, как перешагивая через их мертвые тела. Боэмунд схватил и тех, которым приказал войти во дворец, и отобрал у них все, что имели, именно, золото, серебро и различные драгоценности [которые были при них]; одних он распорядился умертвить, других же приказал увести для продажи в Антиохию.

Франки пребывали в этом городе один месяц и четыре дня⁶, – как раз в это время скончался епископ Оранжский⁷. Были среди наших такие, которые так и не нашли то, в чем испытывали нужду как вследствие продолжительности этой остановки, так и из-за трудностей с пропитанием, поскольку вне города они ничего [уж] не могли отыскать. И они вспарывали тела покойников, ибо в их внутренностях находили безанты⁸, которые те там попрятали; а кое-кто сдирал с мертвецов кожу по кусочкам и варил ее в пищу...

 

¹ Описываемые события относятся к 1098 г.

² 29 ноября 1098 г.

³ Греческий огонь – горючая смесь из селитры и нефти, ранее использовавшаяся лишь византийцами, притом – в морских сражениях: через особые трубы жидкость выбрасывалась на корабль неприятеля, который таким образом предавался пламени. Ко времени крестовых походов греческий огонь был уже известен сельджукам и арабам, применявшим его в сухопутных боях.

⁴ Французский рыцарь из Лимузена, виконт.

⁵ Изложение здесь отрывочно, автор перескакивает от одного к другому, что наводит на мысль относительно дневниковой основы его беглых заметок.

⁶ С 11 декабря 1098 г. по 15 января 1099 г.

⁷ Епископ Гийом из Оранжа, находившийся с ополчением провансальцев.

⁸ Здесь в смысле золотые монеты вообще.

 

 

Осада и захват крестоносцами Иерусалима (15 июля 1099 г.)

 

Осада Иерусалима – одно из ключевых событий первого крестового похода. Происходила с 7 июня по 15 июля 1099 г. В результате город был захвачен войсками крестоносцев. Успешный исход осады привел к завершению первого крестового похода и созданию в Малой Азии государств крестоносцев.

 

(Свидетельства современника о городе Иерусалиме)

 

Это город, построенный на вершине горы. Другой воды, кроме дождевой, нет. В окрестностях есть источники, но в самом городе их нет. Город окружен крепкой стеной, построенной из камня с известью, с железными воротами. Вблизи от города нет ни одного дерева, так как Иерусалим построен на скале... Базары прекрасны, здания высоки, почва вся устлана каменными плитами; все скалы и неровности почвы срезаны и сглажены, так что когда идет дождь, то вся мостовая города омывается начисто. В этом городе много ремесленников; для каждого ремесла отведен особый ряд лавок... В Иерусалиме есть прекрасная больница... Множество людей получают здесь лекарственные снадобья у питье. При этой больнице (имеются) врачи...

 

(Из рифмованной хроники Рауля Канского «Деяния Танкреда»)

 

…Едва они в город проникли, всюду рассеялись –

Там, здесь, направо, налево, внизу и поверху;

Кинулись в домы, на крыши, в сады, огороды – везде

Убивают, грабят и опустошают.

Скот хватает этот, врывается в дом другой,

Одни похищают золото, медь же – другие,

Прельстившись ее желтизною сверкающей...

Иные хватают сребро, драгоценные камни – другие,

Третьи – пурпур, кое-кто же – рабов.

Разграблению все предается.

Всякий рыщет за тем, в чем нужду имеет...

Одежды – нагой, жаждущий – чашу к вину добывает,

К сокровищам алчный торопится...

...Душит старцев один, другой отбирает младенцев,

Многих заботит (одно): повырывать из ушей украшенья.

 

 

(Фульхерий Шартрский, «Иерусалимская история»)

 

...Не было места, где бы сарацины могли избежать меченосцев. Многие из них, спасаясь, взобрались на храм Соломона и были перестреляны и сброшены с кровли...

Мечи обнажив, рыскают франки по городу,

Они никого не щадят, даже тех, кто молит пощады...

Падал неверных народ под ударами их, как

Падают желуди с дуба гнилые, когда

Ветви его трясут...

 

(Раймунд Агильский, «История франков, которые взяли Иерусалим»)

 

Когда все осадные приспособления были готовы и великие труды наши подошли к окончанию, князья устроили совет и сказали: «Пусть каждый человек приготовится к бою на 14-е¹. Пока же пусть все пребывают на страже, молятся и творят милостыню. Повозки вместе с мастерами² пусть будут впереди с тем, чтобы мастеровые снесли стволы, колья и жерди³, а девицы пускай плетут фашины из прутьев. Повелевается, чтобы [каждые] два рыцаря изготовили один плетеный щит, либо лестницу. Выкиньте прочь всякие сомнения насчет того, чтобы сразиться за бога, ибо в ближайшие же дни он завершит ваши ратные труды». Все это было тщательно выполнено. Затем постановили, кто из князей, действуя со своими людьми, какую часть города будет.атаковать и в каких местах будут пущены в ход осадные орудия, а также какие именно.

Сарацины, видя, что у стен города расставлено множество осадных приспособлений, которые тут были изготовлены, так хорошо укрепили менее прочные места стен, что некоторым казалось безнадежным делом брать их. С наступлением дня, назначенного для приступа, герцог⁴ и граф Фландрский, а также герцог Нормандский, удостоверившись, что сарацины подготовляют против наших осадных орудий столько оборонительных укреплений – и каких! – всю ночь перевозили свои орудия, тараны и подвижные башни к той части [укреплений] города, которая расположена между церковью св. Стефана и Иосафатской долиной⁵. Вы, те, которые это читаете, не думайте, что это был маленький город и что тут не требовалось каких-либо особенных усилий. Ведь от того места, где все эти, разобранные на части, орудия были изготовлены, до того, где их собрали, была целая миля.

И когда занялась заря и сарацины увидели все орудия и палатки, перенесенные сюда под покровом ночи, они были поражены ужасом. Да это поразило не только сарацин, но и нас самих. Тут уж всякий из верных⁶ мог въяве убедиться, что с нами десница господня.

Все это перемещение произведено было потому, что место тут было ровным и подходящим для того, чтобы придвинуть осадные орудия [ближе] к стене, а сделать это нельзя было иначе, как на ровном месте; и еще по той причине, что эта часть города казалась менее укрепленной и находилась дальше всего от лагеря. Расположена она на севере.

С неменьшим усердием трудился графи его люди на горе Сион, что к югу от города; и здесь было у него много помощников, именно, Гийом Эбриак, а с ним все генуэзские моряки, которые в Яффе потеряли свои корабли, как мы уже [о том] рассказывали⁷. Но им удалось прихватить с кораблей веревки, а кроме того, сумели понаделать молоты, топоры, крючья, а также заступы и секиры, - все это нам было крайне необходимо. Но что же мы так затягиваем [повествование]?

И вот уже настал день, определенный для сражения⁸, и завязался бой. Но прежде всего мы хотим заметить вот что: по нашему мнению, а также [по мнению] многих других, в городе было [тогда] до 60 тысяч мужчин, годных носить оружие, за вычетом малолетних и женщин, которым не было и числа. А из наших пригодными к оружию было, как мы считали, не более 12 тысяч; да к тому же у нас имелась масса калек и бедняков. Рыцарей же в нашей рати было 1200 или 1300 и, как я полагаю, не более. Мы говорим это затем, чтобы вы поняли: все, будь то малое или великое, что предпринимается во имя господне, делается не вотще, – об этом и будет рассказано на следующей странице.

Едва наши начали придвигать башни к стенам, со всех сторон полетели камни, пущенные из метательных орудий, и стрелы, бесчисленные, как град. Но слуги божьи терпеливо вынесли все это, порешив в своей вере либо погибнуть, либо уже теперь отомстить за себя неприятелю. Битва шла без каких-либо признаков победы; но когда наши пододвинули орудия к стенам, оттуда стали бросать не только камни и [пускать] стрелы, но и стволы деревьев и зажженные пуки соломы; потом они начали кидать в наши орудия просмоленные, намазанные воском и серой деревяшки, обертывая [их] в горящие тряпки. Я говорю, что они были со всех сторон обмазаны серою и еще утыканы гвоздями для того, чтобы куда бы ни попадали, цеплялись, и цепляясь, воспламеняли бы. Деревья же и солому кидали, чтобы хоть пламя остановило тех, кого не могли сдержать ни меч, ни высокие стены, ни глубокий ров. В тот день сражение длилось с рассвета до заката солнца - никогда, думается, не было содеяно ничего более изумительного. И все мы неустанно взывали ко всемогущему богу, величая его нашим предводителем и поводырем и полные веры в его милосердие.

Но пришла ночь⁹ и удвоила страх в обоих вражеских лагерях. Сарацины боялись, как бы наши не овладели городом посреди ночи или как бы они хотя бы на следующий день, уже взломав предстенные укрепления и засыпав ров, не одолели бы и внутреннюю стену. А наши опасались лишь одного: чтобы сарацины не подожгли каким-нибудь способом придвинутые к стенам орудия, упрочив тем самым свое положение. Потому-то обе стороны наблюдали друг за другом, трудились без устали, в заботах никто не спал.

Здесь – твердая надежда, там – сомнение и страх. Одни, добровольцы, действовали именем бога, с намерением взять город; другие, вынужденные против своей воли сопротивляться, поступали сообразно законам [вере] Магомета. Вы сочтете чудом те усилия, которые были затрачены за ночь обеими сторонами... С наступлением утра¹⁰ нашими овладел такой пыл, что они подошли к самым стенам и придвинули туда свои орудия. И сарацины [тоже] изготовили столько орудий, что каждому нашему противостояло девять или десять и таким путем понаделали множество помех нашим стараниям. Между прочим, этот день был как раз девятым, о котором некий священник предрекал, что город будет взят именно в этот день. – Но к чему так затягивать рассказ?

Уже наши орудия были разбиты ударами бесчисленных камней, и наши валились от усталости, многие были утомлены до крайности. И все же нам еще оставалось божье милосердие, никогда не победимое, никогда не одолимое, всегда ниспосылаемое среди величайших опасностей.

Поистине негоже обойти один случай [а именно тот], когда две женщины хотели околдовать одно из наших камнеметательных орудий: камень, с силою выпущенный из него, угодил в этих женщин, творивших чародейство, и убил наповал вместе с тремя малыми девочками; удар этот, исторгнув их души, отвратил чары колдовства.

Когда же около полудня все наши пришли в смятение – и от изнеможения, и от отчаяния – ведь каждому из наших противостояли многие противники, да и стена была прочна и высока, и у неприятеля всего было вдоволь, к тому же врагам благоприятствовали те самые обстоятельства, которые нам шли во вред, – посреди такого смятения в наших рядах и, напротив, подъема [в рядах] неприятелей, явилось нам божественное милосердие, которое превратило нашу печаль в радость, да не отвратится она от нас никогда. Уже было подействовали кое-чьи советы отвести орудия, часть коих [вовсе] сгорела, другая была разбита, - [и вот, в этот самый миг] некий рыцарь, стоявший на Масличной горе, стал размахивать своим щитом перед теми, кто был от воинства графа¹¹, и прочими, словно подавая тем самым знак, чтобы двинулись на город. Кто был этот рыцарь, мы так и не сумели разузнать. Ободренные этим знамением, наши, уже было изнемогшие, пустились бежать к стенам, другие начали приставлять лестницы и закидывать веревки. Какой-то молодой воин зажег стрелы и стал пускать их в мешки, которыми обкладывались укрепления, что сарацины сделали как раз с воздвигнутыми напротив деревянной башни герцога и обоих графов¹²; набиты же мешки были хлопком.. Огонь, разгоревшись здесь, обратил в бегство тех, кто оборонял укрепление. Тогда герцог и находившиеся с ним. быстро перекинули щитовое прикрытие из сплетенных прутьев, которое закрывало башню спереди – сверху до середины, и, сделав мост, неустрашимые, стали таким образом прорываться в Иерусалим.

Среди первых ворвались Танкред и герцог Лотарингский, - и сколько они пролили в тот день крови, едва ли можно поверить. Потом поднялись [на стены] и все остальные, и сарацины сникли. Удивительное, однако, дело: уже когда город был захвачен французами, тем, кто был с графом, сарацины все еще оказывали сопротивление, словно и не были разгромлены наголову. Но вот наши овладели укреплениями и башнями города, и тут ты увидел бы поразительное зрелище: одни из сарацин были с разбитыми головами, что являлось для них более легкой смертью; другие, пронзенные стрелами, вынуждены были бросаться с укреплений; третьи долго мучились и погибали, сгорая в пламени. На улицах и площадях города можно было видеть кучи голов, рук и ног. Пешие и конные то и дело натыкались на трупы, валявшиеся безо всякого.

Но все, о чем мы до сих пор повествовали, это еще самая малость. Пойдемте-ка ко храму Соломона, где сарацины отправляли обыкновенно свое богослужение и торжественно распевали гимны. Что было там содеяно? Если поведаем правду, превзойдем всякую вероятность…

Достаточно сказать, что в храме Соломоновом и в его портике передвигались на конях в крови, доходившей дс колен всадника и до уздечки коней. По справедливому божьему правосудию то самое место истекало кровью тех. чьи богохульства оно же столь долго переносило. Когда город был переполнен трупами и кровью, некоторые [из неприятелей] искали убежище в башне Давида и своей десницей просили графа Раймунда сохранить им жизнь, и сдали ему эту крепость.

По взятии города драгоценным зрелищем было видеть благочестие пилигримов перед гробом господним и как они рукоплескали, ликуя и распевая новый гимн богу. Ибо [сама] душа их несла глас восхваления богу, победившему и торжествующему, глас, который не выразить словами... День этот прославлен навсегда, ибо это день.погибели язычества и утверждения христианства.

В этот день многие лицезрели в городе Адемара, епископа Пюиского¹³, и многие свидетельствуют, что он первым поднялся на стены и призывал своих и войско следовать за ним... Да будет превознесен этот день июльских ид¹⁴ ко славе имени божьего...

 

¹ 14 июля 1099 г.

² С крестоносной ратью были мастера-ремесленники, которые на месте изготовляли механизмы для метания камней, очищали деревья от сучьев, чтобы использовать их в качестве таранов, и пр. Большей частью то были итальянцы.

³ То есть материалы для осадных приспособлений.

⁴ Герцог Бульонский (Готфрид).

⁵ К востоку от Иерусалима.

⁶ То есть католиков.

⁷ Несколько ранее хронист упоминает о морском сражении генуэзцев с египетским флотом; в результате этой баталии генуэзцы потерпели неудачу и вынуждены были, бросив свои суда, уйти под Иерусалим. Это произошло 19 июня 1099 г.

⁸ Этим днем был четверг 14 июля.

⁹ Ночь с 14 на 15 июля.

¹⁰ 15 июля.

¹¹ То есть Раймунда Тулузского.

¹² Имеются в виду Готфрид Бульонский, Роберт Фландрский, Евстафий Булонский.

¹³ Адемар Монтейльский, папский легат в войске крестоносцев, умерший еще за год до этого (1 августа 1098 г.).

¹⁴ 15 июля 1099 г.

 

(Аноним, «Деяния франков и других иерусалимцев»)

 

Кн. X, гл. 37. И вот, захлестнутые радостью, мы подошли к Иерусалиму во вторник, за восемь дней до июньских ид¹, и чудесным образом осадили [город]. Роберт Нормандский осадил его с северной стороны, возле церкви первомученика св. Стефана, где тот был побит камнями за Христа; к нему примыкал граф Роберт Фландрский. С запада осаждали [город] герцог Готфрид и Танкред². С юга, укрепившись на горе Сион, близ церкви св. Марии, матери божьей, где господь был на тайной вечере со своими учениками, вел осаду граф Сен-Жилль.

На третий день под предлогом сразиться [с врагом] отделились от нашей рати Раймунд Пилэ, Раймунд Туреньский и многие другие; они повстречали две сотни арабов - и рыцари Христа бились против этих неверных и, с помощью божьей, одолели их, многих из них убили и захватили тридцать коней.

В понедельник мы отважно пошли на приступ; мы ринулись с таким порывом, что будь наготове лестницы, город был бы в наших руках³. Все же мы разрушили малую стену⁴ и подняли лестницу на главную стену, по ней полезли наши рыцари, завязав рукопашную с сарацинами и защитниками города, – они дрались [с ними] своими мечами и копьями; многие из наших, а еще больше из неприятелей нашли [здесь свою] смерть. Во время этой осады мы не могли почти десять дней достать и купить хлеба, пока не прибыл вестник с наших кораблей⁵, и мы настолько нуждались [тогда] в воде, что с большим страхом отводили на водопой наших лошадей и прочий скот за шесть миль. Правда, нас выручал Силоамский источник, что у подножия горы Сион, но все-таки вода ценилась у нас дорого.

После того как прибыл вестник с наших кораблей, сеньоры наши держали совет между собой и постановили послать рыцарей, которые надежно охраняли бы моряков и суда в порту Яффа. На исходе дня от рати Раймунда Сен-Жилля отделилась сотня рыцарей, среди которых были Раймунд Пилэ, Ашар Монмерльский и Гийом де Сабран, и с уверенностью двинулись к порту. Затем тридцать рыцарей отделились от остальных и повстречали 700 арабов, турок и сарацин из воинства эмира⁶. Воины христовы смело ринулись на них; но превосходство неприятельских сил над нашими было таким, что они окружили их со всех сторон и убили Ашара Монмерльского и бедных воинов.

Наши полагали уже, что совсем отрезаны, все думали о своей [скорой] гибели, когда прибыл другой вестник, сказавший Раймунду Пилэ: «Что делаешь ты тут с этими рыцарями? Ведь наши застигнуты врасплох и тяжко бьются с арабами, турками и сарацинами, и, может статься, как раз в этот час все они уже мертвы: поспешайте же к ним на выручку, торопитесь!» Услыхав это, наши тотчас устремились со всей быстротой и, сражаясь, подоспели к тем.

Тогда языческая рать, завидев рыцарей Христа, разделилась и образовала два отряда. Но наши, воззвав к имени Христа, так стремительно обрушились на неверных, что каждый рыцарь поразил своего противника. Удостоверившись, что им не одолеть доблесть франков, полностью объятые ужасом, они повернули спины; преследуя их почти четыре мили, наши многих из них прикончили, однако одного оставили в живых, чтобы получить от него [нужные] сведения; захватили также тридцать лошадей⁷.

Во время этой осады мы так мучились от жажды, что сшивали шкуры быков и мулов и приносили в них воду за шесть миль; из таких-то сосудов мы пили отвратительную воду⁸, и точно так же, как от этой мерзкой воды, каждодневно страдали мы от ржаного хлеба. Сарацины же, конечно, расставляли нам тайные засады у окрестных источников и речушек; они везде убивали наших и разрубали на части тех, кого встречали; а скотину уводили в свои пещеры.

Гл. 38. И призадумались тут наши сеньоры, каким же образом взять город, чтобы можно было войти в него и поклониться нашему спасителю: и вот воздвигли две деревянные башни и соорудили многие другие приспособления. Герцог Готфрид соорудил свою башню, снабдив ее разными ухищрениями, и точно так же поступил граф Раймунд. Деревья же им приволокли из дальних земель⁹. Сарацины, видя, как наши строят эти орудия, замечательнейшим образом укрепили город, нарастив ночью башни¹⁰.

Но наши сеньоры, разведав, где укрепления слабее всего, передвинули туда, в восточную часть, нашу деревянную крепость и осадные орудия: это было [совершено] в субботнюю ночь¹¹. На рассвете они их установили, а потом, в понедельник, вторник и среду, оснастили и подготовили башню¹². А в южной части подготовлял свою башню граф Сен-Жилльский. Между тем мы были доведены до такой мучительной жажды, что никто не мог за денарий получить воды в достаточном количестве, чтобы утолить свою жажду.

Ночью и днем, в среду и четверг¹³, мы могучим усилием двинулись со всех сторон на приступ города; но прежде чем вторгнуться туда, епископы и священники, проповедуя и увещевая всех, повелели устроить бога ради крестное шествие вокруг укреплений Иерусалима, усердно молиться, творить милостыню и соблюдать пост¹⁴.

В пятницу¹⁵, когда наступил день, мы ринулись на укрепления, но ничем не смогли повредить городу: и мы были все поражены [этим] и охвачены великим страхом. Затем, с приближением часа, когда господь наш Иисус Христос удостоился претерпеть за нас крестную муку¹⁶, наши рыцари, стоявшие на подвижной башне, жарко схватились [с неприятелем]; среди них [были] герцог Готфрид¹⁷ и граф Евстафий, брат его¹⁸.

В это время один из наших рыцарей по имени Летольд взобрался по лестнице на стену города. Едва только он оказался наверху, как все защитники города побежали прочь от стен, через город, а наши пустились следом за ними, убивали и обезглавливали их, [преследуя] вплоть до храма Соломонова, а уж здесь была такая бойня, что наши стояли по лодыжки в крови.

И Раймунд¹⁹, сражаясь на южной стороне, тоже подвел свою рать и башню-крепость почти под самые стены. Но между башней и стеной был ров; бросили клич – если кто снесет в этот ров три камня, получит денарий. Три дня и три ночи длилось заполнение рва²⁰. А те, кто оборонял город изнутри, бились против наших с удивительной отвагой, кидая огонь²¹ и камни. Наконец, когда ров был заполнен, башню подвинули к самой стене. Граф, прослышав, что франки вошли в город, закричал своим: «Что же вы задерживаетесь? Ведь все французы уже в городе».

[Тем временем] эмир, который оборонял башню Давида²², сдался графу и открыл ему ворота, у которых паломники обычно уплачивали свою мзду²³. Войдя в город, наши пилигримы гнали и убивали сарацин до [самого] храма Соломонова, скопившись в котором, они дали нам самое жестокое сражение за весь день, так что их кровь текла по всему храму. Наконец, одолев язычников, наши похватали в храме множество мужчин и женщин и убивали, сколько хотели, а сколько хотели, оставляли в живых. Много язычников обоего пола пытались укрыться на кровле храма Соломонова; Танкред и Гастон Беарнский передали им свои знамена²⁴. Крестоносцы рассеялись по всему городу, хватая золото и серебро, коней и мулов, забирая [себе] дома, полные всякого добра.

[Потом], радуясь и плача от безмерной радости, пришли наши поклониться гробу Спасителя Иисуса и вернуть ему свой долг²⁵. На следующее утро незаметно наши влезли на крышу храма, бросились на сарацин и, обнажив мечи, стали обезглавливать мужчин и женщин; иные [из них] сами кидались с кровли вниз. Видя это, Танкред впал в сильный гнев.

Гл. 39. После того наши [сеньоры] постановили в совете, что каждый подаст милостыню и сотворит молитвы, дабы бог избрал, кого пожелает, чтобы он царствовал над другими и правил городом. [Предводители] распорядились также убрать вон тела убитых сарацин, которыми был полон почти весь город и которые распространяли сильное зловоние; и оставшиеся в живых сарацины вытаскивали покойников за городские ворота и складывали их в кучи величиною с дом. Никогда и никто еще не слышал и не видел такого истребления язычников; и было приказано сложить костры, подобные пирамидам, и никто не ведает их числа, кроме одного бога. Эмира же и других [сарацин], которые были с ним, граф Раймунд приказал вести к Аскалону живыми и невредимыми.

На восьмой день после того как город был взят²⁶, (сеньоры] избрали князем города герцога Готфрида²⁷, который одолел язычников и спас христиан. Точно так же в день св. Петра в цепях избрали патриархом мудрейшего и достопочтеннейшего мужа по имени Арнульф²⁸. Этот город был взят христианами бога в пятницу 15 июля.

 

¹ Здесь, по-видимому, у хрониста неточность, так как восьмой день до июньских ид - это 6 июня; однако вторник приходился на 7 июня, когда, следовательно, и началась осада города крестоносцами.

² Их отряды стояли против ворот и башни Давида, расположенной в западной части города.

³ Эти события происходили 13 июня.

⁴ Малая стена находилась перед главной - на северной стороне города.

⁵ Речь идет о генуэзских кораблях, прибывших в Яффу 17 июня.

⁶ Хронист имеет в виду «эмира Вавилонского», как он называет египетского султана, утвердившего свою власть над Иерусалимом в августе 1098 г.

⁷ Эта схватка происходила 18 июня.

⁸ Те же детали, но гораздо более четко описывает и Фульхерий Шартрский: «За водой они ходили далеко, за пять или шесть миль. и каждый день приносили ее оттуда в своих бурдюках».

⁹ В окрестностях Иерусалима леса не было.

¹⁰ То есть сделав их выше, следовательно, надежнее в обороне.

¹¹ С 9 на 10 июля. С восточной стороны город до этого времени на осаждался. Башня, придвинутая в эту ночь, была установлена между церковью св. Стефана и Кедронской долиной.

¹² Между 10 и 12 июля.

¹³ 13 и 14 июля.

¹⁴ Хронология в этом месте довольно сбивчива: в действительности совет князей еще 6 июля постановил провести крестную процессию, о которой рассказывается в хронике, и она была проведена в пятницу 8 июля.

¹⁵ 15 июля.

¹⁶ Неясно, имеет ли в виду хронист час начала казни или час смерти Иисуса Христа, как они называются в евангельских повествованиях; согласно евангельской традиции, он был распят около 9 часов утра, а скончался около 3-х часов пополудни.

¹⁷ Готфрид Бульонский.

¹⁸ Граф Евстафий Булонский.

¹⁹ Раймунд Тулузский.

²⁰ Засыпка рва начата была провансальцами 12 июля.

²¹ То есть греческий огонь.

²² Башня эта расположена в западной части города.

²³ Имеются в виду так называемые Яффские ворота, через которые обычно паломники, прибывшие из Европы на кораблях, входили в город.

²⁴ То есть в качестве охранного символа, в знак того, что они берут на себя защиту этих людей.

²⁵ Подразумевается выполнение обета, принесенного теми, кто вступил «на стезю господню».

²⁶ 22 июля.

²⁷ По рассказам Раймунда Ажильского и Альберта Аахенского, корона была сперва предложена графу Раймунду Тулузскому, который отказался принять ее. Духовенство же всобще предприняло попытку первым избрать патриарха.

²⁸ 1 августа. Латинский патриарх был избран, поскольку греческий патриарх Иерусалима Симеон, укрывшийся на Кипре, умер незадолго до этого. Арнульф был капелланом герцога Роберта Нормандского.

 

(Гийом Тирский, «История деяний в заморских землях»)

 

КНИГА VIII.

XIII. С наступлением дня¹ все войско² в полном вооружении, согласно полученному приказу, подступило к городу, чтобы начать его атаку. У всех было одно-единсгвенное намерение: или отдать жизнь за Христа, или возвратить городу³ христианскую свободу. В целом войске нельзя было найти старика или больного, или какого-то совсем еще незрелого юношу, которые не горели бы священным пылом битвы; даже женщины, забыв свой пол и обычную слабость, брались за оружие, принимая на себя непосильный мужской труд. Вступив с таким единодушием в битву, они старались изо всех сил приблизить к стенам приготовленные осадные орудия, чтобы можно было легче атаковать тех, кто оказывал им мужественное сопротивление, стоя на крепостн