Макрокоммуникация

Макрокоммуникационные формы коммуникационно­го взаимодействия, которые в табл. 2.1 названы заимство­вание достижений (М п М), взаимодействие культур (М д М) и информационная агрессия (М у М), хорошо просматриваются в тысячелетней истории взаимодей­ствия государства Российского и Европы. Причем легко замечаются колебания от подражания к диалогу и обрат­но. Информационная агрессия — явление относительно новое, появившееся лишь в XX веке.

Крещение Руси в конце X века — бесспорный акт макрокоммуникационного подражания. Время Киевской Руси, Владимиро-Суздальского княжества, удельных междоусобиц и татаро-монгольского ига — это период «смиренномудного ученичества» у болгар и греков, когда русский книжник был «нищим духом, побиравшимся под окнами европейских храмов мудрости плодами чужого груда, крупицами с духовной трапезы, на которой ему не было места» (В.О.Ключевский). Но постепенно русская церковь обрела свои права духовного палеокультурного центра и высвободилась из-под опеки константинополь­ских патриархов. В 1346 г. московским митрополитом стал не грек, присланный из Царьграда, а русский человек Алексий. В 1380 г. Сергий Радонежский благословил Великого князя Московского Дмитрия на битву с Мамаем. XV век — время обретения Московским государством политической самостоятельности и самостоятельности идеологической, ибо константинопольская церковь, оказавшись с 1453 г. на территории Османской империи, ка­питулировала перед папством. Фаза М п М закончилась.

Русские «смиренномудрые ученики», ободренные не­давними победами над татарами, отказались от унии с латинянами и решили служить православию по-своему. В начале XVI века возникает идея русского мессианства — «Москва — третий Рим», зреет национальная гордыня. Русские «книжные мужи», по словам того же Ключевско­го, начали поучать: «Братия! не высокоумствуйте; если кто тебя спросит, знаешь ли философию, ты отвечай: ни еллинских борзостей не знах, ни ритарских астрономов не читах, ни с мудрыми философами не бывах, философию ниже очима видех». Прежде русский книжник любил пе­реведенные с греческого статьи по разным отраслям зна­ния: по минералогии, логике, медицине, риторике, теперь он неистово кричал: «Богомерзостен перед Богом всяк любяй геометрию; не учен я словом, не обучался диалекти­ке, риторике и философии, но разум Христов в себе имею»[16]. Иван IV, затеявший Ливонскую войну за выход к Балтийскому морю и собравшийся жениться на Елиза­вете Английской, конечно, считал себя не учеником евро­пейской премудрости, а равноценным партнером всякого монарха. Московия была готова к диалогу культур по формуле М д М.

XVII век — время постепенного сближения с Европой. В Москве появляется Немецкая слобода, полки иностран­ного строя, вольнодумные русские вельможи типа А. Л. Ордин-Нащокина одевают дома европейское платье, царских детей обучает выпускник Киевской академии, бывший иезуит Симеон Полоцкий. Однако национального досто­инства русские люди не теряют. Петровские преобразова­ния — безусловное ученичество, новое «побирание под ок­нами европейских храмов мудрости», новая фаза М п М.

Немецкое засилье приняло такие размеры, что русские гвардейцы охотно отдали корону очаровательной Елиза­вете главным образом за то, что она «дщерь Петрова». Но малограмотных русских дворян неодолимо влекли преле­сти европейской цивилизации, и не случайно Д. И. Фонвизин вложил в уста Иванушки (комедия «Бригадир») признание: «тело мое родилось в России, но дух мой при­надлежит короне французской». Европа XVIII века пода­рила культурной элите русского дворянства, во-первых, атеистическое просвещение в духе Вольтера и Дидро и, во-вторых, масонство, ориентированное на духовно-мис­тические поиски.

Кровавая французская революция вызвала отрица­тельную реакцию в русском обществе и привела к разоча­рованию в идеалах Просвещения. Макрокоммуникационное подражание стало затухать. В 1795 г. Н. М. Карамзин с горечью писал в «Переписке Мелидора к Филарету»: «Где люди, которых мы любили? Где плод наук и мудрос­ти? Век просвещения, я не узнаю тебя; в крови и пламени, среди убийств и разрушений я не узнаю тебя... Я закрываю лицо свое». Павел I, борясь с революционной заразой, запретил ввозить иностранные книги в империю Российскую. Агрессивные наполеоновские войны и Отечественная вой­на 1812 г., казалось бы, должны окончательно отдалить Россию от безумной Европы, но русское офицерство воз­вратилось из заграничных походов с критикой не Европы, а своего Отечества. Декабристы были русскими патриота­ми, но мыслили они по западным образцам.

В 40-е годы сложились и начали открыто соперничать два течения русской мысли: западничество и славянофиль­ство. Спор между западниками и славянофилами — это борьба двух макрокоммуникационных идеологий. Славя­нофилы утверждали право России на равноправный диалог с Западом и видели миссию России не в том, чтобы за­воевывать Европу грубой жандармской силой, а в том, что­бы сообщить ей новые смыслы (православная этика, соборность, альтруизм), которые излечат дряхлеющую и загнивающую Европу от немощи (коммуникационная формула М у М). Западники подчеркивали принадлежность России к западной культуре и призывали воздерживаться от высокомерного духовного сепаратизма и по-прежнему охотно воспринимать достижения европейского прогрес­са, особенно в части науки, техники, демократии, эстети­ки (коммуникационная формула М п М).

Николаевская официальная идеология, усвоившая роль «жандарма Европы», видела в западной культуре рассадник крамолы, который следует беспощадно пресе­кать. Порочность этой идеологии показала Крымская война. Реформы Александра II — модернизация по западному образцу (М п М); контрреформы Александра III — попыт­ка «подморозить» Россию в духе православия, самодер­жавия, народности, но было уже поздно. Маятник русской истории стремительно двигался на Запад.

Либерализм, конституционная демократия, социал-демократия, марксизм — все это не российские, а импорт­ные плоды. Пожалуй, только анархизм, украшенный име­нами М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина, — отечественное произведение. Большевики начали строительство коммунизма по марксистскому сценарию, разработанному не для России, а для индустриально развитой Европы. Сценарий пришлось капитально переработать, и вот маятник исто­рии уносит Советский Союз в неизведанные дали. Мы не можем копировать ни буржуазную демократию, ни бур­жуазную культуру, ни буржуазную науку, мы пойдем сво­им путем, мы догоним и перегоним Америку и Европу. Военная победа, а затем — железный занавес, борьба с кос­мополитизмом и низкопоклонством перед Западом, иде­ологически выдержанный национализм по-советски. Здесь уже нет коммуникационного диалога; это, согласно формуле М у М, информационная агрессия (табл. 2.1).

Советский Союз всегда вел активную наступательную идеологическую борьбу с любыми некоммунистически­ми доктринами. Роль коммуникантов на международной арене играли Коминтерн (III-й Коммунистический Интернационал, созданный в 1919 г., распущенный в 1943 г.) и «братские коммунистические партии», существовавшие в большинстве стран мира. Убедительным доводом в пользу «преимуществ социализма» стала победа СССР в Великой Отечественной войне. Этот довод был в полной мере использован коммунистической пропагандой; в пос­левоенные годы треть мира имела советскую ориентацию.

Но не дремали и идеологические противники страны Советов. С 1946 г. началась холодная война, которая была подлинной информационной войной, войной за доверие и симпатии мирового сообщества. Это был конфронтационный диалог по формуле М д М. Одна за другой следо­вали умело спланированные пропагандистские кампании, где использовались венгерские события 1956 г. и «праж­ская весна» 1968 г., космические полеты и спортивные до­стижения, олимпийские игры и молодежные фестивали, война во Вьетнаме и война в Афганистане. Борьба шла на равных, но в 70-е годы США удалось переиграть совет­ских стратегов. Советский Союз был втянут в изнуритель­ную гонку вооружений, в провокационную программу «звездных войн». Экономическое истощение, усугублен­ное бездарностью стареющего политбюро, привело к па­дению авторитета страны, к утрате завоеванных позиций. Холодная война закончилась поражением СССР, пораже­нием не на полях сражений, а в виртуальном простран­стве информационных войн. Конфронтация СССР—За­пад завершилась. На смену формуле М д М вновь, как во времена Петровы, пришла ученическая формула М п М.

Следует обратить внимание, что понятия микро-, миди-, макрокоммуникация не совпадают с понятиями межличностная, групповая, массовая коммуникация, хотя и пересекаются с ними. Если обратиться к табл. 2.1, то видно, что из 7 видов микрокоммуникации только 3 от­носятся к межличностному уровню, а макрокоммуника­ция представлена только в трех случаях из семи на уров­не массовой коммуникации. В связи с этим уточним пред­мет теории массовой коммуникации.

Л. В. Петров предлагает следующее определение: «мас­совая коммуникация — это создание единого социального поля на основе процесса, включающего в себя, с одной стороны, извлечение, переработку и передачу с помощью относительно быстродействующих технических устройств социально-значимой информации, осуществляе­мого специализированными институтами; и, с другой сто­роны, прием и усвоение этой информации численно боль­шими, социально разнородными, рассредоточенными аудиториями»[17]. Таким образом, в случае массовой коммуникации в роли коммуникантов выступают технически оснащенные «специализированные институты» в виде прессы, кино, радио, телевидения, а в роли реципиентов — массовые аудитории. Подобное коммуникационное вза­имодействие характеризуется формулой Г у М (руковод­ство обществом), и именно проблемы социального уп­равления, как пишет Л.В. Петров, «создания единого со­циального поля» являются главным предметом теории массовой коммуникации. Таким образом, эта теория изу­чает не все формы массовой коммуникации, а только одну ее форму — Г у М, которую можно назвать миди-массовой коммуникацией. Поэтому ее нельзя считать ни теорией макрокоммуникации, ни даже общей теорией массовой коммуникации.