Глава 3. Ночь была темная, но из-за горизонта появлялся совсем чуть-чуть свет зари, словно застенчивый ребенок

 

Ночь была темная, но из-за горизонта появлялся совсем чуть-чуть свет зари, словно застенчивый ребенок, когда я наконец-то выбралась из офиса, после всех этих совещаний. Я стояла у края тротуара в ожидании такси, красные неоновые огни бизнес-центра через дорогу должны были отдавать тепло своим светом, которого я не чувствовала. Было немного прохладно, на мне был легкий пиджак, но это чертово платье, одетое на свидание, которое было таким тонким, очень тонким, и колыхалось от любого ветерка. Мои ноги уже гудели от хождения на дешевых каблуках слишком долго. Я смутно вспомнила что что-то читала про каблуки, если поставить ноги во вторую из трех позиций, то можно сломать лодыжку. Но я все равно не решилась их снять, хотя бы потому, что я была все еще рядом с «Devlin Media Corp», и я не доверяла Джасинде, которая могла налететь на меня в любой момент, как корпоративная вампирша и начать орать о моем непрофессиональном поведение.

Где, черт возьми, такси?

Позади меня послышались шаги, и я увидела Гранта, идущего в мою сторону и насвистывающего веселенькую мелодию, как будто у него не было никаких проблем.

— Мистер Девлин, — произнесла я, не смотря на него.

Тут же подъехала его машина, вся черная полированная с классическими линиями, напоминающеми что-то из фильмов черной классики. Черт возьми, все я точно поняла, он, наверное, насмотрелся фильмы черной классики, и по наитию достал миллионы из своего бумажника и шлепнул их на стол, исключительно, чтобы поездить на Мальтийском Соколе.

— Могу ли я подвезти вас?

— Нет, спасибо, — ответила я сухо.

— Вы уверены? — он приблизился, проявляя заботу, но промелькнула какая-то малейшая ухмылка в голосе, и я посмотрела не автоматически правда, она отражалась у него и на лице. — Таксисты, кажется, отказались поучаствовать в вашей судьбе сегодня.

За все предыдущие годы он впервые мне сказал такую длинную фразу, и внутри у меня шла безуспешная борьба, как бы не растеряться от его экзотического акцента, который придает словам совершенно новое звучание.

— Я буду в порядке, не хочу причинять вам неудобства.

— И откуда вы знаете, что я буду испытывать неудобства? Может быть мне по пути с вами, — я старалась не видеть никакого внутреннего отблеска в его глазах, когда он произносил последнюю фразу. Там ничего не было, конечно, не было.

— Я очень сомневаюсь в этом.

— Откуда вы можете знать, пока не ответите мне?

Скрепя сердцем, я сказала ему свой адрес. Он вбил его в свой iPhone (скорее всего, он, наверное, даже не знает, где искать эту вшивую часть города, не используя обычные технологии) и протянул его водителю, даже не удосужив его своим взглядом. Он открыл дверь и жестом пригласил меня садиться.

— Только после вас...э…

Он молчал, и я прекрасно понимала, что он понятия не имел, как меня зовут. Круглогодично я была его «художником-пиарщиком», а этот мужчина даже не смог бы узнать меня из целой толпы людей.

Обалдеть!

— Лейси Ньюмен, — произнесла я, стиснув зубы. Я даже не знаю, стоит ли унижаться или рассердиться, как черт.

Рассердиться, как черт, почему-то побеждает, но я все-таки села в машину.

В машине установилось долгое неловкое молчание, по крайней мере, мне стало как-то неудобно. Тишина была не просто неловкой, а мучительной. Мои пальцы нервно терли край кожаного сиденья, я отчаянно пыталась отыскать какие-нибудь слова в голове или что-нибудь предпринять, но мой мозг представлял из себя большую пустую стену, лучше сказать полную пустоту.

Между тем, Грант, тот, кто на самом деле должен был бы чувствовать себя неловко, так как он был полным придурком, топя свою компанию, чувствовал похоже себя просто замечательно. Он открыл полированный бар, который наверняка был сделан на заказ, и начал смешивать коктейль с такой скоростью и мастерством, как будто он этим занимался постоянно, похоже для него это было вполне нормально в его жизни, я имею ввиду.

— Какая ночь, — сказал он. — Ну, уже скорее утро, я полагаю.

— Ммммм, — Ох, блестяще, Лейси. Давай, дальше, так держать! Ты наверняка хотела произвести впечатление на своего босса с помощью этого блестящего остроумия, ты даешь ему так много причин, не совершать взыскание за твой непрофессионализм. Хотя все зависит от рода взыскания... я чувствую, как мои щеки начинают гореть, и мысленно ругаю себя за ход своих мыслей, который на самом деле жалкие и бессмысленные.

— Все закончилось маленьким попискиванием от тех зануд и маменьких сынков, но по крайней мере, начнем с того, что катер врезался, — он имитирует свой катер (по стоимости этот катер, стоит, наверное, как весь мой квартал, в котором я жила), и взрывается гортанным и глубоким смехом.

И именно в этот момент я перестала чувствовать неловкость, потому что почувствовала себя абсолютно, черт побери, в бешенстве.

— Мммм-хммм, — я вспомнила свои студенческие кредиты, процентная ставка которых ползла все выше, как только я делала очередной платеж, последующие оплаты становились больше, и не создавалось такого впечатления, что что-то уменьшается, это напоминало восхождение на гору Эверест, только высота горы, были мои долги с процентами, и мне пришлось оформиться на работу помощником администратора, это было просто необходимо. Костяшки моих пальцев побелели, именно в том месте, где они ухватились за сиденье, я опять фантазировала, только на этот раз речь шла о его катере, ударяющего о волны.

— Во многих отношениях, — многозначительно добавил он, приподняв бровь, я подумала просто на всякий случай, что в его глазах я была этакой монахиней, которая явно давно не получала таких очевидных двусмысленностей.

— Ну, я рада, что вы получили огромное удовольствие, — сорвалась я, прежде чем смогла взять себя в руки. — Некоторые из нас на самом деле предпочли бы очутиться в лучших местах, чем работать сегодня вечером, но поскольку вы занимались любовью и уничтожили кое-какое имущество, то уверена, что оно того стоило.

Он хладнокровно приподнял бровь.

— О, горячее свидание?

Мне бы самое время заткнуть свой рот, но я, наоборот, несусь закусив удила. Это не придирчивый, раздражительный камбэк позиции пиарщика, ожидающей тебя на готове, Лейси! Я сделала глубокий вдох.

— Не ваше дело, сэр.

Самое прекрасное слово — сэр, потому что оно официально уважительное, но еще можно втиснуть всю ненависть фразы – «ты показушник, высокомерный, чрезмерно привлекательный-просто-безжалостный-мудак» и все чуть ли не одним словом.

— Не такое жаркое свидание? — он замер на полсекунды, и не услышав от меня возражений, улыбнулся хищным оскалом, показав прекрасные зубы, которые могли бы стать прекрасной рекламой для продажи любой зубной пасты, причем вечно. — Похоже, я спас вас, мисс Ньюман. Я думаю, вы должны меня поблагодарить.

И весь такой самодовольный…

— Дайте угадаю: кто-нибудь тучный, родившейся в футболке со Звездными войнами, практически обмочился, чтобы поддержать умный разговор с вами. Или женственный маменькин сынок, слишком напуганный своими родителями, чтобы сказать им, что он не любит девочек. — Он откинулся на спинку сиденья, разглагольствуя обо мне и своими словами, словно вворачивал в меня нож. — Именно такой тип способен встречаться с вами, при вашем отсутствие уверенности.

— Вы понятия не имеете, кто я! — воскликнула я, забыв напрочь всю тактичность. Тактичность? Какая тактичность? Простите, Док, я должно быть ударилась головой или получила полною амнезию на тактичность.

Этот ублюдок всего лишь приподнял прекрасной формы одну бровь, Микеланджело бы в порыве гнева разбил бы в дребезги своего Давида, если бы увидел его сейчас, и находился бы в печали, потому что никогда не был бы в состоянии воссоздать его, и его слава пошла бы на спад, как в свое время пала эпоха Ренессанса в Италии.

Грант наклонился ближе, и его глаза еще больше притягивали к себе, словно Земля, которая тянется к солнцу.

— Да? — промурлыкал он. — И кто вы? Кто такая Лейси Ньюман?

Я точно не собиралась реагировать на его близость, или на его приятный, даже слишком приятный одеколон, от него не пахло ни виски, не потом. Он был настолько хорош, что хотелось попробовать. Как…

— Девушка Лейси Ньюман, скрепя зубами работала до изнеможения, черт побери, чтобы получить образование в Стенфорде.

Я вдруг почувствовала всю застарелую тревогу и злость, и стыд, нахлынувшие от воспоминаний, как я сидела в приемной комиссии в одежде из секонд-хенда, штопанной, чтобы она более или менее смотрелась презентабельно, улыбка, приклеенная на мое лицо, я готова была расшаркиваться и умолять, и делать, что угодно, чтобы эти обеспеченные пожилые люди согласились предоставить мне шанс на образование в этом университете, в котором я хотела сделать себя человеком, и я знала, что добьюсь этого.

— Я девушка, которая работала на пяти работах, только чтобы свести концы с концами, пока я училась, и на каждой из них я работала чертовски хорошо.

Мой гнев только возрастал, а сердце стучало в голове, потому что я вспомнила, как вытирала блевотину с ковров, держала трубку у уха в колл-центре и старалась, чтобы никто не услышал, как я плачу, а человек на другом конце провода кричал ругательства и издевательства мне в ухо, прекрасно понимая, что я не смогу повесить трубку.

— Ты знаешь, что я именно тот человек, который устраняет весь твой беспорядок? И он не получает такой огласки!

— Ты полностью ошибаешься в количественном соотношении, — запротестовал Грант, его глаза поблескивали, когда он еще ближе наклонился ко мне. Верхняя пуговица на воротнике была расстегнута, и я смогла увидеть золотистые завитки волос на загорелой мускулистой груди, — все успокоиться, такие вещи всегда работают сами по себе…

— Они не работают сами по себе, это люди заставляют их так работать, — сказала я. — Включая меня.

Мое сердце глухо билось в груди, но я ничего не могла поделать, потому что мой рот, готов был биться за мою работу, я напоминала себе обезумевшего лемминга, висевшего над обрывом, или мое сердце так билось, от того, что его полные губы были так близко к моим, они слегка открылись, осуждающе изогнулись, но, черт побери, это было так сексуально. Черт, мне нужно было, как можно быстрее выбраться из этого автомобиля!

— Если бы вы приходили на работу чаще, то увидели бы, насколько ненадежна стала вся компания, — я не отвела глаза в сторону, потому что после этого последнего выпада, не могу смотреть ему в глаза.

Впервые с тех пор, как я увидела его этим вечером, Грант выглядел несколько потерянным. Он открыл рот, чтобы ответить, затем закрыл его. Я увидела, как меняется выражение его лица, видно он принял какое-то решение, потому что его челюсть напряглась, подбородок поднялся вверх, (Боже, почему решительность настолько привлекательна?), он открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент водитель притормозил, и я увидела неоновые огни Steddy Tatts Parlor чуть ниже окон своей квартиры.

— Спокойной ночи, мистер Девлин.

Его рука тут же метнулась к ручке двери, хотя я уже тянулась к ней, его пальцы оказались над моими, они были теплыми и крепкими.

— Нет необходимости притворяться, что ты живешь в этом бомжатнике, просто чтобы победить в споре…

Гнев дал мне силы толкнуть дверную ручку.

— Этот бомжатник — мой дом.

— Ну, конечно, мы платим тебе достаточно, чтобы…

— Некоторые для того, чтобы учиться, взяли студенческие кредиты, не трастовые фонды. — Я захлопнула дверцу, и очутилась в прохладном вечернем воздухе, отыскивая ключи в сумочке, и спеша к двери, надеясь, что он не последует за мной, потому что мне необходимо успокоиться. Нет, все же надеясь, что он последует, тогда он поймет сколько на самом деле он мне платит. Когда я закрывала входную дверь, то заметила, что его автомобиль все еще стоял на холостом ходу, пока я прокручивала в голове сильные и слабые стороны моих грубых аргументов, автомобиль исчез в раннем утреннем туманном полумраке.

Я все еще ужасно злая прошлась по квартире, вытащив пакет апельсинового сока из холодильника.

И выпив глоток, я вдруг замерла с пакетом в руке, впервые понимая, что теперь скорее всего, я попала под увольнение.