Студопедия — УПРАВЛЕНИЕ «НАМЕРЕНИЕМ». ТРЕТЬЯ ТОЧКА. 2 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

УПРАВЛЕНИЕ «НАМЕРЕНИЕМ». ТРЕТЬЯ ТОЧКА. 2 страница






Меня переполняло желание побежать за ягуаром и напугать его так, чтобы он потерял свою предосторожность. Я знал, что тогда он нарвется на колючки. Затем в мой безмолвный мир ворвалась мысль — я подумал, что ягуар может стать более опасным, если его поранят колючки. Эта мысль вызвала такой эффект, словно кто-то пробудил меня от сна.

Когда я осознал, что процесс моего мышления заработал вновь, я обнаружил, что нахожусь у основания низкой цепи скалистых холмов. Я осмотрелся. Дон Хуан находился в нескольких шагах от меня. Казалось, он выбился из сил. Его лицо было бледным, и он тяжело дышал.

— Что случилось, дон Хуан? — спросил я, прочистив свое горло.

— Это ты расскажи мне, что случилось, — задыхаясь, прохрипел он.

Я рассказал ему, что я чувствовал. И вдруг понял, что с трудом различаю вершину горы прямо перед собой. Почти стемнело, а это значило, что я бежал или шел более двух часов.

Я попросил дон Хуана объяснить мне это несоответствие времени. Он сказал, что моя точка сборки перешла с места отсутствия жалости в место безмолвного знания, но мне все еще не хватает энергии, чтобы манипулировать им самостоятельно. Чтобы манипулировать им самостоятельно, я должен иметь достаточно энергии, чтобы перемещаться по своей воле между рассудком и безмолвным знанием. Он добавил, что если у мага хватает энергии — или даже если он не обладает достаточной энергией, но перемещение необходимо ему как вопрос жизни и смерти — он может колебаться между рассудком и безмолвным знанием.

Его вывод обо мне был следующим — благодаря серьезности нашей ситуации, я позволил духу передвинуть мою точку сборки. Результатом было мое вхождение в безмолвное знание. Естественно, сфера моего восприятия возросла, и это дало мне чувство высоты, парения над кустами.

В этот миг, из-за моего академического воспитания, я страстно заинтересовался обоснованием согласованности. Я задал ему мой стандартный вопрос тех дней.

— Если кто-нибудь из департамента антропологии наблюдал бы за мной, он увидел бы меня гигантом, продирающимся через чапарель?

— Этого я действительно не знаю, — сказал дон Хуан. — попробуй выяснить это, сдвинув свою точку сборки, когда ты будешь в департаменте антропологии.

— Я пытался, — сказал я. — но ничего не случилось. Наверное, мне нужно быть рядом с тобой, чтобы что-нибудь происходило.

— Просто тогда это не было для тебя вопросом жизни и смерти, — ответил он. — иначе ты передвинул бы свою точку сборки самостоятельно.

— Но люди видели бы то же, что вижу я, когда моя точка сборки сдвигается? — настаивал я.

— Нет, поскольку их точки сборки не были бы в том месте, где находилась бы твоя, — ответил он.

— Тогда, дон Хуан, ягуар мне только пригрезился? — спросил я. — и все случилось только в моем уме?

— Да нет же, — ответил он. — большая кошка была реальной. Ты прошел несколько миль и даже не устал. Если ты остановишься, посмотри на свои ботинки. Они, как ежик, истыканы колючками кактусов. Поэтому ты двигался, паря над кустами. И в то же время ты не делал этого. Все зависит от того, где находится точка сборки — в месте рассудка или в месте безмолвного знания.

Я понимал все, что он говорит, пока он говорил, но не смог бы повторить по своей воле и часть из всего этого. Я не мог определить ни того, что я знал, ни того, почему он вызывает во мне такое чувство.

Рычание ягуара отбросило меня в реальность близкой опасности. Я разглядел темную массу ягуара, быстро влезающего на гору в тридцати метрах справа от нас.

— Что нам делать, дон Хуан? — спросил я, зная, что он тоже увидел животное, мелькнувшее впереди нас.

— Надо взобраться на самую вершину и найти там укрытие, — спокойно ответил он.

Затем он добавил так, словно его вообще ничего не заботило в этом мире, что я потерял драгоценное время, индульгируя в удовольствии парения над кустами. Вместо того, чтобы обрести безопасность в холмах, на которые он мне указывал, я помчался к высоким восточным горам.

— Мы должны взобраться на этот откос раньше ягуара, или мы лишимся и этой возможности, — сказал он, указывая на почти вертикальный склон у самой вершины.

Я повернулся вправо и увидел, как ягуар перепрыгивает с одного камня на другой. Он определенно хотел перерезать нам путь.

— Так идем же, дон Хуан, — заорал я нервно.

Дон Хуан расхохотался. Казалось, он наслаждается моим страхом и нетерпением. Мы рванули на предельной скорости и начали карабкаться вверх. Я пытался не замечать темный силуэт ягуара, который появлялся раз за разом немного впереди нас и постоянно с правой стороны.

И ягуар, и мы достигли подножия откоса в одно и то же время. Ягуар был справа от нас в тридцати метрах. Он подпрыгнул и попытался вскочить на отвесную скалу, но сорвался. Она оказалась слишком крутой.

Дон Хуан крикнул, что у меня нет времени глазеть на ягуара, так как он начнет атаковать нас, как только откажется от попыток забраться на откос. Не успел дон Хуан сказать последнее слово, как зверь ринулся на нас.

Меня больше не надо было убеждать. Я карабкался на отвесную стену, следуя за дон Хуаном. Визгливый вопль раз» яренного животного раздался прямо под каблуком моей левой ноги. Реактивная сила страха понесла меня по скользкому откосу в каком-то невероятном полете.

Я достиг вершины раньше дон Хуана. Он даже приостановился от смеха.

Оказавшись в безопасности на вершине скалы, я начал размышлять о том, что случилось. Дон Хуан не желал ничего обсуждать. Он утверждал, что на данном этапе моего развития любое движение моей точки сборки по-прежнему останется тайной. Моим вызовом на начальной стадии моего ученичества, сказал он, было удержание приобретенного, а не его обоснование — и что в определенный момент все это приобретет для меня смысл.

Я сказал ему, что все это имеет смысл для меня и в этот момент. Но он непреклонно повторил, что я смогу объяснить себе знание только тогда, когда буду считать, что оно имеет для меня смысл. Он настаивал, что для того, чтобы движение моей точки сборки приобрело смысл, я должен иметь энергию, чтобы перемещаться из места рассудка в место безмолвного знания.

Он помолчал некоторое время, осмотрев взглядом все мое тело. Затем дон Хуан, кажется, на что-то решился, и, улыбнувшись, начал говорить.

— Сегодня ты достиг места безмолвного знания, — сказал он убежденно.

Дон Хуан объяснил, что после обеда моя точка сборки двинулась сама по себе без какого-либо его вмешательства. Я «намеренно» вызвал движение, манипулируя своим чувством бытия гигантом, и это заставило мою точку сборки занять позицию безмолвного знания.

Мне было очень интересно слушать, как дон Хуан пересказывает мое переживание. Он сказал, что способ говорить о восприятии, достигнутом в месте безмолвного знания, называется «здесь и здесь». Он объяснил, что когда я рассказывал ему о своем чувстве парения над пустынным чапарелем, я добавил, что видел и почву, и макушки кустов в одно и то же время. Или, что я был на том месте, где стоял, и одновременно там, где находился ягуар. Таким образом я сумел заметить, как тщательно он передвигается, избегая уколов колючек кактусов. Другими словами, вместо осознания обычного «здесь и там», я постигал «здесь и здесь».

Его замечания напугали меня. Он был прав. Я не стал ему говорить об этом, но и не мог признать, что я был в двух местах одновременно. Я не осмеливался думать в тех терминах, которых не было в его объяснении.

Он повторил, что мне потребуется много времени и энергии, прежде чем это приобретет для меня смысл. Я был только новичок, мне еще требовалось, чтобы кто-то контролировал меня. Например, во время моего движения он был вынужден быстро перемещать свою точку сборки между позициями рассудка и безмолвного знания для того, чтобы оберегать меня. И это довело его до изнеможения.

— Скажи мне одну вещь, — сказал я, решив испытать его рассудительность. — как ты считаешь, этот ягуар пришлый? Ягуары не водятся в этой местности. Пумы — да, но не ягуары. Как ты это объяснишь?

Прежде чем ответить, он наморщил лоб. Внезапно дон хуан стал серьезным.

— Я думаю, что этот ягуар подтверждает твои антропологические теории, — сказал он торжественным тоном. — очевидно, ягуар следовал по известному ему торговому пути, который соединяет Чиуауа с Центральной Америкой.

Дон Хуан рассмеялся так громко, что звук его смеха эхом прокатился по горам. Это эхо обеспокоило меня так же, как немного раньше беспокоил ягуар. Вернее, не само эхо обеспокоило меня, а тот факт, что я никогда не слышал эхо ночью. В моем уме оно ассоциировалось только с дневным светом.

Мне потребовалось несколько часов, чтобы вспомнить все детали моего переживания с ягуаром. В течение этого времени дон Хуан ни разу не заговорил со мной. Он привалился спиной к скале и спал в сидячем положении. Немного погодя я уже не замечал, здесь ли он, и попросту заснул.

Я очнулся от боли в челюсти, так как спал, уперев свое лицо в скалу. Когда я открыл глаза и попытался соскользнуть вниз с камня, на котором я лежал, я потерял равновесие и шумно упал на задницу. Дон Хуан выскочил из-за каких-то кустов и тут же скорчился от смеха.

Становилось поздно, и я громко поинтересовался, сможем ли мы пересечь долину до ночи. Дон Хуан пожал плечами, его это, казалось, нисколько не заботило. Он сел рядом со мной.

Я спросил, хочет ли он услышать подробности моего воспоминания. Он кивнул в знак согласия, но не задал мне ни одного вопроса. Я подумал, что он предоставляет право начать разговор мне, и поэтому сказал ему, что в моем воспоминании есть три момента, которые очень важны для меня. Первым было то, что он говорил о безмолвном знании, вторым было то, что я передвинул свою точку сборки, используя «намерение», и последний заключался в том, что я вошел в повышенное сознание без обязательного удара между лопаток.

— «Намеренный» вызов движения твоей точки сборки — это твое величайшее достижение, — сказал дон Хуан. — но достижение — это что-то личное. Оно необходимо, но и не так уж важно. Это совсем не то, чего маги ждут с нетерпением.

Мне показалось, что я знаю, чего он хочет. Я сказал ему, что не забыл полностью это событие. У меня в моем обычном состоянии сознания осталось воспоминание о том, что горный лев — а я не мог принять мысль о ягуаре — гнался за нами по холмам, и что дон Хуан спрашивал меня, чувствую ли я себя обиженным на нападение большой кошки. Я ответил ему тогда, что было бы абсурдным чувствовать обиду в такой ситуации. Он еще сказал мне, что я должен так же расценивать и нападения милых мне людей. Я должен или защищаться, или уйти с их пути, но без чувства смертельной обиды.

— Неважно, что я тебе говорил, — сказал он, рассмеявшись. — идея абстрактного, идея духа — вот остаток, который действительно важен. Идея личного «я» не имеет никакой ценности. Ты выражаешь себя и в первую очередь свои собственные чувства. Каждый раз, когда была возможность, я заставлял тебя осознавать потребность в абстрактном. Тебе верилось, что под этим я подразумеваю абстрактное мышление. Нет. Быть абстрактным — значит заставить себя стать доступным духу, благодаря тому, что осознаешь это.

Он сказал, что одной из наиболее драматических вещей человеческого состояния была мрачная связь между глупостью и самоотражением.

Это глупость заставляла нас отбрасывать все, что не устраивало наши ожидания, построенные на самоотражении. Например, как обычные люди, мы слепы к самому главному фрагменту знания, доступного человеку — к существованию точки сборки и факту, что она может двигаться.

— Для рационального человека немыслимо, что существует какая-то невидимая точка, где собирается восприятие, — продолжил он. — еще более невероятно, что такая точка находится не в мозгу, как бы он определенно ожидал, даже приняв мысль о ее существовании.

Он добавил, что рациональный человек, упорно придерживаясь образа самого себя, как бы страхует свое вопиющее невежество. К примеру, он игнорирует тот факт, что магия — это не магические заклинания и не фокус-покус, а свобода познавать не только мир, как само собой разумеющееся, но и все, что возможно для человека.

— И здесь глупость обычных людей наиболее опасна, — продолжал он. — они боятся магии. Они дрожат от возможности быть свободными. А свобода здесь, на кончике их пальцев. Она называется третьей точкой. И она может быть достигнута с такой же легкостью, с какой точку сборки можно заставить передвигаться.

— Но ты сам говорил мне, что передвигать точку сборки настолько трудно, что это является истинным достижением, — возразил я.

Все правильно, — заверил он меня. — это другое противоречие магов: это очень трудно, и тем не менее это самая наипростейшая вещь в мире. Я уже говорил тебе, что точка сборки может сдвинуться от сильной температуры. Голод, страх, любовь и ненависть могут вызвать ее движение, сюда входят и мистицизм, и «непреклонное намерение», которое является предпочтительным методом магов.

Я попросил его объяснить еще раз, чем было «непреклонное намерение». Он сказал, что оно было видом целенаправленности, проявляемой человеком, крайне четкой целью, которую не могут отменить никакие противоречивые интересы и желания, «непреклонное намерение» — это еще и сила, зарожденная в момент, когда точка сборки фиксируется в позиции, необычной для нее.

Потом дон Хуан провел многозначительное различие — которое ускользало от меня все эти годы — между движением и перемещением точки сборки. Движение, — сказал он. — это глубокое изменение позиции, настолько глубокое, что точка сборки даже достигает других диапазонов энергии внутри нашей полной светящейся массы энергетических полей. Каждый диапазон энергии представляет для познания совершенно другую вселенную. Перемещение же было незначительным движением внутри диапазона энергетических полей, которые мы воспринимаем как мир повседневной жизни.

Он продолжал говорить, что маги видят «непреклонное намерение» — как катализатор, убыстряющий их неизменные решения, или наоборот, их неизменные решения были катализатором, который проталкивал их точки сборки в новые позиции, которые, в свою очередь, генерировали «непреклонное намерение».

Наверное, у меня был ошеломленный вид. Дон Хуан рассмеялся и сказал, что попытки осмыслить метафорические описания магов так же бесполезны, как и попытки осмысления безмолвного знания. Он добавил, что проблема со словами состояла в том, что любое усилие прояснить описание магов лишь делало его более запутанным.

Я попросил его прояснить это тем способом, который был для него возможен. Я убеждал его, что все, о чем он говорил, например, о третьей точке, проясняло ее, и хотя я знал о ней все, этот вопрос оставался по-прежнему таким же запутанным.

— Мир повседневной жизни состоит из двух точек соотношения, — сказал он. — например, мы имеем здесь и там, внутри и снаружи, вверх и вниз, хорошее и злое и так далее, и тому подобное. Поэтому, собственно говоря, наше восприятие жизней двумерно. Ни одно из них не имеет глубины того, что мы сами воспринимаем как делание.

Я возразил, что он смешивает уровни. Я сказал ему, что могу принять его определение восприятия как возможность живых существ воспринимать своими чувствами поля энергии, отобранные их точками сборки — весьма притянутое за уши определение по моим академическим стандартам, но оно на данный момент казалось убедительным. Однако я не мог представить себе, что может быть глубина того, что мы делаем. Я попытался выяснить, что, может быть, он говорит об интерпретациях-разработках наших базовых восприятий.

— Маг воспринимает свои действия с глубиной, — сказал он. — его действия для него трехмерны. Они имеют третью точку соотношения.

— Как может существовать третья точка соотношения? — спросил я с оттенком раздражения.

— Наши точки соотношения первоначально получены из нашего чувства восприятия, — сказал он. — наши чувства воспринимают и разграничивают то, что близко к нам, от того, что далеко. Используя это основное различие, мы извлекаем остальное.

— Для того, чтобы достигнуть третьей точки соотношения, мы должны воспринимать два места одновременно.

Мое восприятие ввело меня в странное настроение — было так, словно я прожил пережитое только несколько минут назад. И вдруг я осознал то, чего совершенно не замечал раньше. Под контролем дон Хуана я дважды до этого испытывал такое разделенное восприятие, но в тот момент я в первый раз добился его самостоятельно.

Размышляя о своем воспоминании, я понял, что мое сенсорное переживание оказалось более сложным, чем мне казалось сначала. В то время, как я парил над кустами, я осознавал, без слов и даже без мыслей — что был в двух местах или был «здесь и здесь», как называл это дон Хуан, превращая мое восприятие в непосредственное и завершенное из обоих мест сразу. Но я осознавал еще и то, что моему двойному восприятию не хватает полной ясности нормального восприятия.

Дон Хуан объяснил, что нормальное восприятие было осью, «здесь и там» являлись периметрами этой оси, и мы тяготеем к ясности «здесь». Он сказал, что в нормальном восприятии только «здесь» воспринимается полно, мгновенно и непосредственно. Его двойнику по соотношению, «там», не хватает непосредственности. О нем делают выводы, заключения, его ожидают, иногда допускают, но его никогда не понимают непосредственно чувствами. Когда мы воспринимаем два места одновременно, полная ясность теряется, но приобретается непосредственное восприятие «там».

— Но тогда, дон Хуан, я был прав, описывая мое восприятие как важную часть моего переживания, — сказал я.

— Нет, ты не прав, — ответил он. — то, что ты пережил, было существенно для тебя, так как оно открывало дорогу к безмолвному знанию, но важной вещью был ягуар. Этот ягуар был действительно манифестацией духа.

— Эта большая кошка пришла неизвестно откуда. И она наверняка хотела прикончить нас, это я говорю точно. Ягуар был выражением магического. Без него у тебя не было бы ни восторга, ни урока, ни понимания.

— Но он действительно был реальный ягуар? — спросил я.

— Можешь мне поверить, он был реальным!

Дон Хуан отметил, что для обычного человека эта большая кошка была бы пугающей странностью. Обычному человеку трудно было бы объяснить в разумных терминах, что делает в Чиуауа этот ягуар, так далеко от тропических джунглей. Но маг, благодаря своему звену, связующему его с «намерением», видел бы этого ягуара, как средство выражения воспринимаемого — не странность, а источник благоговения.

Мне хотелось задать множество вопросов, но ответы приходили ко мне еще до того, как я произносил вопросы. Некоторое время я следовал курсу моих собственных вопросов и ответов, пока наконец не понял, что мое безмолвное знание ответов не имеет значения — ответы надо было выразить в словах, только тогда бы они приобрели какую-то ценность.

Я высказал первый вопрос, который пришел мне не ум. Я попросил дон Хуана объяснить то, что, по-видимому, было противоречием. Он утверждал, что только дух может передвинуть точку сборки. А потом он говорил, что мои чувства, переработанные в «намерение», сдвинули мою точку сборки.

— Только маги могут превращать свои чувства в «намерение», — сказал он. — «намерение» — это дух, поэтому дух двигает их точки сборки.

— Вводящая в заблуждение часть всего этого, — продолжал он. — заключается в том, что я говорю только о магах, которые знают о духе и о том, что «намерение» — единственные владения магов. Это не во всем истина, поэтому считай ее ситуацией в сфере практичности. Реальным состоянием является то, что маги более сознательны в своей связи с духом, чем обычные люди, и то, что они стремятся манипулировать ею. Это все. Я уже говорил тебе, что звено, связующее с «намерением», является универсальной чертой, разделяемой всем, что здесь есть.

Два или три раза дон Хуан, кажется, хотел что-то добавить. Он колебался, по-видимому, пытаясь подобрать слова. В конце концов он сказал, что быть в двух местах одновременно

— Это веха магов, используемая для обозначения момента, когда точка сборки достигает места безмолвного знания. Разделенное восприятие, если оно достигалось своими собственными средствами, называлось свободным движением точки сборки.

Он уверял меня, что каждый нагваль постоянно и изо всех сил поощряет свободное движение точек сборки своих учеников. Это тотальное усилие было загадочно названо «дотягиванием до третьей точки».

— Наиболее трудный аспект знания нагваля, — продолжал дон Хуан. — и, конечно же, главная часть его задачи, заключается в этом дотягивании до третьей точки — нагваль «намеренно» вызывает это свободное движение, и дух предоставляет нагвалю средства его достижения. Я никогда ничего «намеренно» не вызывал таким образом, пока не появился ты. Поэтому я никогда полностью не понимал гигантских усилий моего бенефактора, который «намеренно» вызывал его для меня.

— Трудность намеренного вызова нагвалем этого свободного движения у своих учеников, — продолжал дон Хуан. — ничто по сравнению с затруднением его учеников понять то, что делает нагваль. Посмотри на то, как тысопротивлялся! То же самое происходило и со мной. Большую часть времени я твердо верил, что надувательство духа было просто надувательством нагваля Хулиана.

— Позже я понял, что обязан ему моею жизнью и благополучием, — продолжал дон Хуан. — теперь я знаю, что обязан ему бесконечно большим. Поскольку я не могу описать, чем я действительно обязан ему, я предпочитаю говорить, что он уговорил меня овладеть третьей точкой соотношений.

— Третья точка соотношений является свободой восприятия, это «намерение», это дух, кувыркание мышления в чудесное, акт выхода за наши границы и прикосновения к непостижимому.

ДВА ОДНОСТОРОННИХ МОСТА

Дон Хуан и я сидели за столом на его кухне. Было раннее утро. Мы только что вернулись с гор, где провели ночь после того, как я вспомнил мое переживание с ягуаром. Воспоминание моего разделенного восприятия втянуло меня в состояние эйфории, которое для дон Хуана было обычным. Оно вызвало во мне массу сенсорных переживаний, которые я теперь не могу вспомнить. Моя эйфория, тем не менее, не убывала.

— Открытие возможности быть в двух местах одновременно действует на ум очень возбуждающе, — сказал он. — поскольку наши умы — это наш рационализм, а наш рационализм является нашим самоотражением, все, что находится за пределами нашего самоотражения, либо ужасает нас, либо привлекает нас, в зависимости от того, каким видом личности мы обладаем.

Он пристально посмотрел на меня, а потом улыбнулся, словно только что обнаружил нечто новое.

— Или оно ужасает и притягивает нас в одинаковой мере, — сказал он. — кажется, это случай нас обоих.

Я рассказал ему, что для меня не имеет значения, отталкивает или притягивает меня мое переживание, вопрос состоял в том, что я был напуган необъятностью возможности разделенного восприятия.

— Я не могу сказать, что не верю, будто я был в двух местах одновременно, — сказал я. — я не могу отрицать свое переживание, и все же мне кажется, что мой ум, сильно напуганный этим, отказался принять как факт это переживание.

— И ты, и я относимся к тем людям, которые были одержимы вещами, подобными этой, а затем забыли все о них, — заметил он и рассмеялся. — ты и я похожи очень во многом.

Меня так и тянуло расхохотаться. Я знал, что он высмеивает меня. Однако он проецировал такую искренность, что мне захотелось поверить в его правдивость.

Я рассказал ему, что среди его учеников я один научился не принимать его заявления о равенстве между нами слишком серьезно. Я сказал, что видел его в действии, слушая, как он говорит каждому из своих учеников довольно искренним тоном: — «ты и я просто дураки. Мы так похожи!» И я ужасался раз за разом, понимая, что они верят ему.

— Ты не похож ни на одного из нас, дон Хуан, — сказал я. — ты — зеркало, которое не отражает наши представления. Ты уже за пределами нашей досягаемости.

— То, чему ты стал свидетелем, является результатом борьбы в течение всей жизни, — сказал он. — ты просто увидел мага, который, наконец, научился следовать замыслам духа, вот и все.

— Я уже описывал тебе во многих отношениях различные стадии воина, идущего по пути знания, — продолжал он. — в терминах его связи с «намерением», воин проходит через четыре этапа. Первый, когда он имеет ржавое, ненадежное звено с «намерением». Второй, когда ему удается очистить его. Третий, когда он обучается манипулировать им. И четвертый, когда он обучается принимать замыслы абстрактного.

Дон Хуан утверждал, что его достижения не делают его другим по сущности. Они лишь делают его более изобретательным, таким образом, не очень-то он и шутит, говоря мне или другим своим ученикам, что он так похож на нас.

— Я точно знаю, через что ты проходишь, — продолжал он. — когда я смеюсь над тобой, на самом деле я смеюсь над воспоминанием о себе в твоей шкуре. О, как я держался за мир повседневной жизни! Я цеплялся за него всеми своими ногтями. Все вокруг меня говорило мне, что пора уходить от этого, но я не мог. Как и ты, я слепо доверял своему уму, и я не видел смысла в том, чтобы поступать иначе. Я ничем не отличался от обычных людей.

— Моей проблемой тогда была твоя сегодняшняя проблема. Инерция повседневного мира захватывала меня, и мне приходилось поступать так, как поступают обычные люди. Я отчаянно цеплялся за свои непрочные рациональные структуры. Не делай хоть ты этого.

— Я не цепляюсь ни за какие структуры, это они держат меня, — сказал я, и это вызвало его смех.

Я сказал ему, что понимаю его полностью, но независимо от того, как упорно бы я не пытался, мне не удается поступать так, как должен поступать маг.

Он сказал, что мое шаткое положение в мире магов проистекает из-за недостаточного знакомства с ним. В этом мире я связывал себя со всем совершенно новым образом, который бесконечно более труден, поскольку он имел очень мало общего с последовательностью моей повседневной жизни.

Он обрисовал характерную проблему магов, как двойную. Первая сторона представляла собой невозможность восстановления разбитой вдребезги последовательности, вторая — невозможность использования последовательности, продиктованной новой позицией их точек сборки. Эта новая последовательность всегда слишком слаба, слишком нестабильна и не дает магам уверенности, в которой они нуждаются для того, чтобы функционировать так, словно они находятся в мире повседневных дел.

— И как маги решают эту проблему? — спросил я.

— Никто из нас ничего не решает, — ответил он. — дух либо решает ее за нас, либо не решает. Если он все же делает это, мы находим себя действующими в мире магов, но не зная как. Вот почему я настаиваю на том, что с того дня, как я нашел тебя, имеет значение только безупречность. Маги живут безупречно, и, по-видимому, это приманивает решение. Почему? Никто не знает.

Дон Хуан некоторое время не говорил ни слова. А затем, словно я выразил ее, он прокомментировал мысль, которая у меня появилась. Я думал о том, что безупречность всегда заставляла меня размышлять о религиозной нравственности.

— Безупречность, как я говорил тебе уже много раз, не является нравственностью, — сказал он. — она только похожа на нравственность. Безупречность — это просто наилучшее использование нашего энергетического уровня. Естественно, она требует умеренности, содержательности, простоты, невинности, и превыше всего она требует отсутствия самоотражения. Все это звучит как учебник по монашеской жизни, но это не так.

— Маги говорят, что для того, чтобы располагать духом, и для того, что они подразумевают под управлением движением точки сборки, им необходима энергия. Единственной вещью, которая снабжает нас энергией, является наша безупречность.

Дон Хуан отметил, что, будучи учениками магии, мы не можем передвигать нашу точку сборки. Иногда, при обычных, хотя и драматических обстоятельствах, таких, как война, лишения, стресс, утомленность, скорбь, беспомощность, точки сборки людей испытывают глубокие передвижения. Если человек найдет себя способным при таких обстоятельствах принять идеологию мага, говорил дон Хуан, он может без забот увеличить до предела это естественное движение. И он должен искать и найти экстраординарные вещи вместо того, чтобы поступать при таких обстоятельствах так, как это обычно делает человек, страстно мечтая вернуться в обычное состояние.

— Когда движение точки сборки увеличивается до предела, — продолжал он. — и обычный человек, и ученик в магии становятся магами, поскольку при увеличении этого движения последовательность разрушается, и никакой ремонт ей не поможет.

— А как ты увеличил это движение? — спросил я.

— Ограничив самоотражение, — ответил он. — в передвижении точки сборки или в разрушении своей последовательности нет реальной трудности. Реальная трудность заключается в обладании энергией. Если есть энергия, точка сборки перемещается, выдавая невообразимые вещи.

Дон Хуан объяснил, что затруднение человека состоит в том, что он интуитивно чувствует свои скрытые ресурсы, но не осмеливается использовать их. Вот почему маги говорят, что состояние человека является контрапунктом между его глупостью и невежеством. Он сказал, что сейчас людям нужно, более чем когда-либо, научиться новым идеям, которые имели бы дело исключительно с их внутренним миром — идеям магов, не социальным идеям, а идеям, относящимся к встречам человека с неизвестным, к встрече с его личной смертью. Сейчас, больше чем когда-либо, человек должен научиться тайнам точки сборки.







Дата добавления: 2015-08-12; просмотров: 370. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

МЕТОДИКА ИЗУЧЕНИЯ МОРФЕМНОГО СОСТАВА СЛОВА В НАЧАЛЬНЫХ КЛАССАХ В практике речевого общения широко известен следующий факт: как взрослые...

СИНТАКСИЧЕСКАЯ РАБОТА В СИСТЕМЕ РАЗВИТИЯ РЕЧИ УЧАЩИХСЯ В языке различаются уровни — уровень слова (лексический), уровень словосочетания и предложения (синтаксический) и уровень Словосочетание в этом смысле может рассматриваться как переходное звено от лексического уровня к синтаксическому...

Плейотропное действие генов. Примеры. Плейотропное действие генов - это зависимость нескольких признаков от одного гена, то есть множественное действие одного гена...

Тактические действия нарядов полиции по предупреждению и пресечению групповых нарушений общественного порядка и массовых беспорядков В целях предупреждения разрастания групповых нарушений общественного порядка (далееГНОП) в массовые беспорядки подразделения (наряды) полиции осуществляют следующие мероприятия...

Механизм действия гормонов а) Цитозольный механизм действия гормонов. По цитозольному механизму действуют гормоны 1 группы...

Алгоритм выполнения манипуляции Приемы наружного акушерского исследования. Приемы Леопольда – Левицкого. Цель...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.011 сек.) русская версия | украинская версия