РАЗМЕР: 12 страниц

№2

НАЗВАНИЕ: Я в средневековье?!

КАТЕГОРИЯ/ЖАНР: slash, стёб

РЕЙТИНГ: NC-17

ПЕЙРИНГ: Том/Билл

РАЗМЕР: 12 страниц

Молодой человек внешности необычайно неотразимой и невероятно утонченной, такой, какую сравнить можно лишь с ликом греческого бога, сошедшего с великолепного портрета Боттичелли, крадучись, брел по обезлюдевшим коридорам здания.

В старину сие священное убежище служило местом обитания особ кровей настолько голубых, что даже синее море завистливо вздыхало при помышлении их величии, но теперь же от прежнего великолепия и убранства почти ничего не осталось. Оттого полупустые помещения находились в скверном состоянии. Они навевали и такую неизъяснимую тоску, какую могли бы оставить колотые раны, источающие алые капли крови, а чувство запустения отдавало унынием сродни тому, что возникает подле заброшенных белоголовых поместий средневековой Баварии, в великом множестве разбросанных по всей ее изрезанной территории.

Освещенные блеклым уличным светом заброшенные комнаты зарождали зловещие мысли. Над местом этим словно витали какие-то дремотные чары, которыми был насыщен тут даже воздух, а помещения словно пребывали под тягостным заклятием, мощности небывалой, будто черный маг сошел из вечности времен и накинул тончайшую вуаль таинственности и страха на каждую комнату. Всюду свисала целлофановая клеёнка, закрывающая замаранные, грязные стены, тут и там стояли банки с удушливой краской цвета слоновой кости, в беспорядке валялись безбожно грязные пульверизаторы и заржавевшие приспособления для ремонта.

Безупречные черты ухоженного юноши брезгливо исказились от щекочущего нос въедливо–острого дегтярного запаха химикатов. Чуть сгорбившись, молодой господин с отвращением взглянул на свой испорченный башмак.

– Развели тут бардак, как в грязнейших кварталах. Неужели нельзя нормально делать ремонтные работы? – пробормотал себе под нос юноша весьма недовольно, в попытке извести краску с подошвы дорогих лакированных туфлей.

После всевозможных и весьма безуспешных усилий избавиться от приключившейся неприятности на обуви молодой мужчина тяжко вздохнул и двинулся дальше, скользя, словно призрак, по обветшалым и обшарпанным полам.

– Том! Том Дюплесси! – внезапно послышалось из–за спины, и затем будто быстролетным ветерком что–то коснулось плеча. Том обернулся, наталкиваясь взглядом глубоких медовых очей на своего коллегу.

– Я зову тебя уже с полчаса! Ты что, плохо слышишь? Тебя наш главный вызывает. Сказал, чтобы ты спустился в офис.

Юноша, которого окликнули Томасом Дюплесси, недовольно посмотрел на незнакомца; вместо того, чтобы шествовать в направлении своего кабинета, ему пришлось свернуть в сторону мрачной лестницы, хранящей вековые тайны здания и подверженной крайне заброшенности. Юноша спустился на несколько этажей вниз, уходя в зыбучие пески прошлого с каждой новой ступенькой.

Люди давно покинули это место, и нужды опасаться, что кто-нибудь потревожит покой, таящийся в этих стенах, не возникало. Оказавшись перед входом в смердящий древностью подвал, Том приостановился на доли секунды. Ему не хотелось сейчас предстать перед главным, так как он заранее догадывался, чем сей внезапный вызов будет ему грозить.

Вздохнув, Дюплесси вошел в полутемное пространство и спустился еще на несколько ступенек вниз. Здесь мрачность стояла еще более ощутимая - она обвивала прекрасное тело юноши своими сырыми, истлевшими руками, заставляя его содрогнуться и уповать на милость вновь увидеть кристальный свет дня.

Оказавшись внизу, Томас огляделся. Помещение под этажами оказалось грязноватой комнатой, над которой без устали работало время, изгоняя из нее все признаки нового тысячелетия. Веяло смрадом и пожухлыми листьями, а по спине стальной волной страха прошелся липкий пот. Все это были, впрочем, не более как обыкновенные, порожденные ночью страхи, фантомы блуждающего во тьме воображения. Том, ступая тише пугливой лани, пересек несколько отсеков, мимо прогнивших труб и причудливых звуков, режущих чувствительные ушные раковины. Наконец, молодой человек оказался перед резной дверью, изъеденной крошечными челюстями жуков–короедов. Надпись на ней гласила: «Смертным вход воспрещен!»

Немного помедлив, юноша все же вошел внутрь. Сердце его отстукивало ритм участившийся, словно у черной галки, вспугнутой внезапным вторжением в ее священную обитель. Дюплесси не любил бывать тут. В помещении было еще мрачнее, чем на этажах, отделкой которых занимались необразованные и простые гастарбайтеры из Венгрии, однако тянущая, пугающая, величественная темнота сгущалась вокруг недолго. Неожиданно со стороны начал появляться небесно–голубой свет, преобразовывающийся в статную фигуру человека в длинных, струящихся одеждах с капюшоном. Он соткался из лучей луны и мерцающих звезд Вселенной и завораживал красотой лазурного сияния, и хотя во время этих одиноких странствий Томасу довелось повидать немало различных тварей и даже сталкиваться с самим сатаною в его неисчислимых обличьях, все же яркий проблеск приносил облегчение воспалившейся от страхов душе.

Томас склонился в почтительном поклоне, совершая чувственный реверанс, коим положено приветствовать Верховного. Мужчина, пронизанный нежнейшим светом, сделал знак, чтобы Том выровнял свою благородную осанку и внимательно выслушал его непререкаемый наказ. Юноша приготовился внимать речам главного.

– В этом месяце, по решению верховного совета, ты, Томас Дюплесси, назначаешься избранным. И в знак нашей большой милости тебе поручается задание. Ты отправляешься в Средневековье для исправления временных ошибок прошлого.

– Я? В Средневековье? – вопрошающим тоном молвил Томас, рассчитывая, что его отправят в будущее, а не собирать древнюю пыль времен.

– Да, избранный, ты отправляешься в Средневековье, – подтвердил дух и продолжил. – Вот тебе чабрец, чтобы ты добраться мог до места, и глауциум жёлтый для возврата.

Таинственный дух в капюшоне махнул рукой, и великолепная тончайшая ткань вновь заструилась волшебной волной. На грязном, зашарканном множеством ног земляном полу тотчас образовалась глиняная чаша, исполненная горсткой сушеных трав, источающих терпкий тягучий аромат. Весьма изумленный и смущенный, Томас Дюплесси склонился в учтивом полупоклоне.

– При всем моем уважении, о, Верховный, для подобных заданий существуют младшие чины. Почему вы посылаете именно меня, одного из опытнейших светлых хранителей времени?

– Мы доверяем тебе, Томас. Ты потрясающе справляешься с кропотливой и искуснейшей работой. На этот раз дело предстоит весьма сложное.

Томас внимал словам великого духа с трепетом. Они текли по помещению подобно мелодии арфы небесных муз, лаская слух.

– Ты должен пройти сквозь сплетение временных нитей, что протягиваются от наших дней вплоть до времен дремучих, как лесная чаща. Пройдя по ним, ты окажешься в древности, где должен спасти одного отрока. Земное имя ему Вильгельм.

– Чем так важна жизнь его? – в недоумении спросил Томас.

– Ему суждено стать известным лекарем, который будет способен вершить судьбы многих людей. Но темные хранители уж подняли паруса своего корабля. Не ровен час, к полуночи прервется хрупкая жизнь этого юноши. А если нить его судьбы во тьму скользнет преждевременно, лицо мира изменится навсегда. Апокалипсис и разрушения грядут. Я предвижу времена мрачные, как сама смерть…

Юноша кивнул.

– Мне ясно, о, Верховный.

– Так выполняй же. Да прибудет с тобой сила вечности!

Голос его начал растворяться, и Томас почувствовал, что тело становится легким, будто пух белоснежного голубя. Он воспарил в млечной дымке, увлекаемый сладким ветром, а те травы, что лежали подле его ног, закружились, поднятые колдовским завихрением, и коснулись кожи, вызывая щекотание и непреодолимое желание чихнуть. Одежда надулась подобно шелковым парусам и потекла по телу, а водоворот времен подхватил слугу светлых сил и столкнул его в бездну.

Болезненно упав на ладони и колени, Томас раскрыл глубокие и выразительные глаза. Подобные перемещения всегда были тошнотворно неприятны ему, однако же, отказаться от оных не представлялось возможным, и, хотя от них все внутри разрывало на части, рассыпая режущие осколки хрусталя по всему пищеводу, Томас все же не мог перебрать и вспомнить средства трансгрессии более достойного, чем то, что предложили ему. Молодой человек не выдержал: содержимое его желудка липким потоком рвануло обратно, заполняя горло, рот и нос.

– Ненавижу, – тихо ругался он, извергая рваные клочки своего нутра на слепящую зеленью траву, сочность которой сглаживала тяжелое приземление. Теперь остатки восхитительнейшего завтрака – яичницы с беконом, апельсинового сока и нежнейших тостов с джемом - превратились в искусно выложенную мозаику возле острых колен несчастнейшего путешественника.

– Как же они не смогли за столько столетий придумать более подходящего пути путешествий? — сокрушался он, сетуя на превратности судьбы.

 

Закончив бороться с пронзительными и прогорклыми спазмами, Томас поднялся на ноги. Отряхнув колени, он огляделся, окидывая местность орлиным взором. Перед ним раскинулся прекрасный благоухающий луг, немедленно захвативший мысли и пленивший воображение глубочайшей красотой. Томас выдохнул. Господство многолетних травянистых растений, главным образом золотистых злаковых трав и душистых цветов, ослепило его. В сем непримечательном пейзаже волшебство и таинственность, могущество и скромность переплетались в причудливый сюжет, а ярчайшие бабочки с огромными жемчужными крыльями лишь дополняли сию сюрреалистичнейшую картину.

Относительно придя в себя, юноша принялся за поиски сопроводительной сумки, которую обычно вручали хранителям времени. Ощупав землю возле своих ног, молодой человек обнаружил искомое. Небольшая льняная кошелка, украшенная искусной вышивкой ручной работы, лежала в нескольких сантиметрах от него, сверкая матовыми каменьями в позолоченной окантовке. Странник времени расстегнул изыскано–богемную резную пряжку, и тут же его взору предстало несколько незаурядных, но таких незаменимых вещиц, необходимых для путешественника: ветхий камзол с серебряными литыми пуговицами, бинокль и несколько монет из чистейшего золота, переливающегося в лучах изжелта-бледного солнечного света.

Томасу пришлось снять пресловутые современные одежды и подставить точеные плечи под льющиеся с небосвода лучи. Они гладили, нежили и купали его в своей благодати, даря безграничную любовь и ласку. Забывшись на короткое мгновение, юный путешественник во времени прикрыл глаза, обрамленные пушистыми ресницами, а алые уста его блаженно растянулись в улыбке, подобной той, что могла бы появиться на лице бога, отведавшего нежнейших яств.

Но недолго наслаждался юноша природной красотой, ибо в сумке внезапно послышался тонкий писк электронного прибора, выданного молодому стражу времени затем, чтобы указывать направление и наводить его на верный курс в пространственном континууме. Только он один напомнил Томасу, что нельзя поддаваться искушению и коварству путешествия и исполняться чрезмерной расслабленности, как та, что сгубила жителей Содома и Гоморры. Движением, отточенным и ловким, Томас извлек из недр сумки крохотный, как булавочная головка, радиоприемник.

– Томас… Томас… прием! – заговорил из динамиков приятный баритон.

– База… База… Я в Средневековье? Прием!

– Томас… Томас… Вы в Средневековье. Прием!

– База… База… Я вас понял. Приступаю к заданию. Прием!

– Томас… Томас… Мы вас тоже поняли. Держите связь.

Закончив с переговорами важнейшими, как сама жизнь, юноша облачил нагое тело в убогий камзол, скрывший роскошные бицепсы и трицепсы под тряпьем, несомненно, недостойным подобной роскоши. Точеные мужественные руки стиснули бинокль цвета смоли, и только тогда Томас почувствовал, что пора отправляться на поиски Вильгельма.

Неподалеку от подножия холма, где совершил не самое удачное приземление путешественник во времени, в каких-нибудь двух-трех футах находилась небольшая долина, или, вернее, равнина, окруженная высокими деревьями и являющаяся одним из самых безмятежных и мирных уголков на всем свете. Навигатор светлой магии едва видимой нитью тянулся и вился именно в том направлении, ведя юношу по бархатистому склону, туда, где виднелась крыша дома из старинной красной черепицы. Под навесом крыши висели цепи, упряжь, различные предметы сельскохозяйственного обихода и сети, которыми ловили рыбу в протекающей недалеко от дома реке. Томас глянул на аккуратнейшую дверь и принялся проворно спускаться с изумительной по своей красоте возвышенности.

Страж времени припал к биноклю и осмотрел все мельчайшие детали живописного ландшафта. От его острого взгляда не ускользнули даже пресловутые мелочи. Томас невольно залюбовался непревзойденным обрамлением фасада, но затем его внимание отвлекло кое–что. Из резной двери выскользнул юный отрок, очевидно, тот самый, коему требовалась защита от сил зла, и тогда Томас Дюплесси вынужден был приоткрыть чувственные губы от переполнивших его грудь эмоций.

В мгновение ока солнце в зените погасло, и взошло новое, имя которому было Вильгельм. Это не могло оказаться пресловутым земным созданием. О, нет, только не он! Стройное тело, которому можно поклоняться вечность, великолепные влекущие взор изгибы утонченных форм, скользящие плавно подобно кисти художника. Черный шелк волос ниспадал на изящные плечи, скрывая их от медовых глаз Томаса и заставляя его даже на таком расстоянии желать коснуться их губами. Он мечтал вымаливать снова и снова разрешение погибать в ожидании, пока сахарные уста не разомкнутся в благосклонном шепоте и не позволят коснуться алебастровой кожи хотя бы единым взглядом. Вильгельм точно состоял из света, сродни тому, что играет на грани преломленного горного хрусталя и ослепляет своим сиятельным превосходством.

Томас смочил губы влагой, проводя по бордовой бархатистой коже шершавым языком. Внутри словно взорвались звезды, свет которых затапливал каждую клеточку души и образовывая сквозные раны в поверженном и израненном теле. Нежнейшими невидимыми нитями наслаждение пробежалось вдоль идеального тела юноши, заставляя того сладко содрогнуться в тягучей, словно патока, истоме. Страсть чисто духовная, нравственная, разгорелась в его душе ярче тысячи пламенеющих костров.

– Ослепительно! – в восхищении шепнул изумленный путешественник.

Ветер играючи подул в его сторону, принося с собой частичку аромата Вильгельма. Томас невольно втянул свежайший воздух, улавливая в нем нотки запаха желанного отрока, завладевшего его сердцем без боя и томительного ожидания.

Путник постарался обрести свое сознание и прикрыл веки, пронизанные тончайшей сеточкой вен. Но нет же, нужно было выполнять заданную Высшим работу как можно скорее. Что сказал бы Верховный, поняв, что один из его лучших хранителей пал жертвой влечения, рокового, как само грехопадение?

Блистательная эскадра белоснежных гусей, эскортируя неисчислимый утиный флот, медленно и важно прогуливалась у дома Вильгельма. При виде незнакомца, пусть и великолепного, как летний небосвод, они закосолапили прочь, а Томас растерянно наблюдал за ними, подавляя дрожь в ослабших конечностях. Добротная хижина стояла в отдалении остальных построений у берега расположенного по соседству лазурного пруда.

Травник, как раз набиравший свежей и прохладной воды, взмахнул гладкими, как воск весенних пчел, блестящими волосами. Обернувшись, он тоже заметил незнакомца, и ведро выскользнуло из его ослабевших пальцев. Полные губы юноши дрогнули в немом восклицании, а ресницы распахнулись, открывая удивленные глубокие глаза. Томасу показалось, что изящное создание сейчас сползет в типично девичий обморок, но этого не случилось.

Вместо этого прямые черные брови сошлись на переносице, а юный травник в гневе скрестил на груди руки. Он был прекрасен в этот момент, как особа голубых кровей.

– Могу я поинтересоваться, кто вы и что делаете возле моего дома? – молвил он, окатывая Томаса колючим взглядом и источая пронзительное и острое раздражение.

Впервые Дюплесси почувствовал, что абсолютно потерян в словах.

– Я… – отозвался он ломаным голосом. – Пришел сказать кое–что важное.

Вильгельм не казался готовым слушать.

– И для того подкрались со спины?

– Я не хотел. Прошу меня простить, – Томас склонил голову в вежливом полупоклоне. – Мое имя Томас, я происхожу из древнего рода путешественников во времени…

Речи его, текущие резвым ручьем, не возымели никакого действия.

– Разумеется! А я бабка–знахарка, из рода бабок-знахарок, – искрометно отозвался утонченный юноша и приосанился. – Прошу вас покинуть мои владения. Немедленно.

Его раздраженные нотки ничуть не демонстрировали слабины. Очумелые гуси, похожие на сварливых хозяек, с гортанным кряканьем вновь прокосолапили мимо, а Томас почувствовал себя самым глупым существом на свете.

– Но послушай же, – сжал он стальные кулаки, непроизвольно переходя на «ты». – Тебе грозит опасность!

– Это я и сам вижу! Думаешь, пришел ко мне, весь такой красивый, ряженый, как заморские лорды, так я сразу пал к твоим ногам? Нет уж! – распаляясь, Вильгельм ухватился за вилы, направляя их острие в сторону незваного гостя. – Уходи! Я могу сам постоять за себя!

– Но…

– Уходи, – он сделал решительный шаг в сторону незнакомца. Взгляд его тревожно бегал по великолепно вышитой одежде и вычурно-резным пуговицам, по широкому запястью, где блеснул неведомый прибор. Особо настырный гусак растопырил жирные крылья и зашипел, а Томас почувствовал разочарование и усталость, напряженно хватающие его за горло ледяными пальцами.

– Ладно, – быстро сдался он. – Но будь осторожен. Подлинное и коварное зло придет за тобой, рано или поздно.

Обернувшись, юный путешественник во времени направился обратно к ровной калитке. С вершины пологого холма открывался обзор на всю местность, и по сей причине юноша не думал никуда уходить и занять позицию исключительно наблюдательную.

 

***

 

Так минуло пару часов с момента того весьма пренеприятнейшего разговора, а Томас все находил трудным сосредоточиться. В солнечных лучах юноша ленно развалился на травке с северной стороны холма, ласкаясь в ней, подобно змее и пожевывая сорванный зеленый колосок. Мягкие травинки скользили по его шелковистой коже, пока он глядел вниз, на блестящий, как зеркало, пруд, реку и идеально вписанный в ландшафт домик. Из трубы курился легкий сизый дым, и это значило, что травник был в порядке и принялся за свои необычные дела.

Томас Дюплесси обнаружил для себя, что, оказывается, обладал чутким и влюбчивым сердцем. Неудивительно, что столь лакомый кусочек обрел в его глазах неизъяснимую привлекательность. Блестящие очи чернобрового юноши никак не шли из памяти, отчего Томас начал изрядно раздражаться, ведь это отвлекало его от действительно дельных мыслей. Он раздумывал, что было в юноше том, почему он пленил его одним лишь взором. И вдобавок к тем измышлениям прибавились иные – как же завоевать сердце молодого врачевателя? В этом предприятии Томасу, впрочем, предстояло преодолеть гораздо бо́льшие трудности, нежели те, что выпали на долю странствующего рыцаря времени. Ему не часто приходилось сталкиваться с кем-либо подобным юному целителю, все это были без труда обуздываемые противники. Но здесь же требовалось пробиться не через какие-нибудь пустячные железные или медные двери, это оказалась адамантово-неприступная броня, сокрывшая такое желанное для него сердце!

Благодаря своей безмятежности и тишине, а также лучам нещадно слепящего солнца, Томас снова невольно расслабился. Этот уединенный дол, который юноша про себя окрестил «местом, где живет его душа», пробудил в нем чувства поистине спокойные. Томас стащил рубашку, изнемогая от жары и подставляя молочную кожу ласковым лучам, но стоило ему сделать это, как изменилось нечто, а воздух зазвенел, словно напряженные струны.

Юноша настороженно принял сидячее положение. Зло, коварное, как черная туча, подкрадывалось к домику травника с дальней стороны залитого солнцем поля. Бурля, как липкая грязь или зловонная жижа, оно разрывало землю, затаптывая нежные лепестки цветов, росшие у изножия холма.

В мгновение ока Томас скатился с горы, напрягая бицепсы одновременно с трицепсами и готовый к любой кровавой и жесточайшей схватке.

Из благодатной земли неожиданно вырос человек в смоляных одеждах. На суровом лице коварнейшего посланника тьмы красовалась маска, скрывавшая его перекошенное ужасное лицо. Глаза цвета изумруда блеснули зло и ядовито, но и очи Тома тоже прищурились в ответ.

Дюплесси встал в позу, чтобы защитить обворожительного отрока. Агент темных сил еще не подозревал о возможностях светлого стража времени, ведь Томас в совершенстве владел смертоносными приемами самых разных видов боев.

Противники встали друг против друга, готовые сразиться, зная, что призом им в этой схватке станет жизнь темноволосого юноши.

Вступить в открытое единоборство с подобным противником было бы сумасшествием, это Томас понимал с необычайной ясностью.

Зло не принадлежало к числу существ, допускающих препятствия в своих делах, поэтому опытный боец начал медленное, постепенное, на первый взгляд, неприметное наступление. И тогда битва века началась. Первым нанеc разящий удар Томас Дюплесси, попадая в область грубой и одутловатой шеи скверного человека. Тот даже не поморщился от одуряющей боли. Недремлющие силы нечисти нанесли поражающий апперкот под грудную клетку статного юноши, в самое солнечное сплетение.

Томасу стало плохо от этакого тычка, и он, издав слабый болезненный стон, упал на траву, где еще несколько легкомысленных минут назад лежал в безмятежных мыслях о дивной красоте, что жила в домике с красной черепицей. И, словно прочитав его болезненные переживания, отрок в тот же час появился возле поля битвы. Юнец набросился с острыми вилами на непрошенного гостя, сотканного из одних лишь черноты и злобы и огражденного лабиринтом ночи. Молодой лекарь принялся травить на него эскадру белоснежных и зло шипящих гусей. Темные силы запаниковали, а это служило верным признаком того, что они готовы капитулировать, сдаться на милость победителя или же перенести военные действия в другие места. Они не ожидали такой вероломной атаки.

Пока храбрейший и отважнейший черноволосый травник бился с темным стражем, Томас Дюплесси пришел в себя. Пред очами его, все еще затуманенными блеклыми пятнами, предстала картина сражения потрясающего, как эпичные саги о древних рыцарях. На несколько скоротечных секунд он залюбовался зрелищем, но, вспомнив свое истинное предназначение, храбрец бросился в бой и заслонил юношу своей точеной фигурой с бицепсами и трицепсами. Не прекращалась схватка двух титанов, равных по своим силам и желании нанести врагу вред. Томас с криком «Кийа!» поднял высоко свою стройную ногу, совершив сильнейший удар в греческий нос противника и сломав его словно хрупкую тростинку. Настала пора темным силам издать ужасающий стон боли и схватиться рукой за разбитый в кровавую кашу нос. Но Дюплесси не успокоился и продолжал наносить удары, сокрушительные для сил зла. Человек в одеждах цвета ночи тотчас испарился, канул в лету, оставляя избранного Томаса на попечение заботливых рук травника.

Прижимая мужественной рукой ушибленное солнечное сплетение, Дюплесси свел идеальные брови вместе. Было больно, а влюбленное сердце горело желанием, жаждая, чтобы неприступный лекарь снизошел до своего спасителя. И тогда воистину свершилось чудесное действо: Вильгельм изящной походкой подошел к Томасу, осматривая его боевые увечья. Он понял, что Дюплесси сможет самостоятельно дойти до его тихой обители и, молчаливо взяв его под изгиб локтя, повел в красивый дом.

В глубине своей светлейшей души Томас возрадовался нежнейшим прикосновениям и деликатному вниманию со стороны юнца. Его глаза, умные и яркие, блеснули огоньком лукавства, и он принялся чуть прихрамывать, все ближе прижимаясь к тонкому стану юноши. Внутри него заиграла музыка величайшего чувства на земле – музыка любви.

Внутри дома все оказалось изумительно гармоничным. Уют сочился отовсюду, как и тепло молочного тела темноволосого лекаря, а если осторожно примоститься у тлеющей печи (комнату от нее озаряло багровое пламя), то казалось, что сюда не посмел бы показать нос ни один призрак или слуга сил зла. Томас испытывал от всего этого бесконечное удовольствие, ведь пребывая рядом с тем, кто стал в одночасье мил его сердцу, он ощущал себя защищенным.

 

Все внутри тонко и изысканно пахло травами – кардамоном, мелиссой, душистым белокопытником. И все равно, никакие ароматы мира не шли в сравнение с дивным черемуховым запахом, исходящим от рук лекаря.

Отрок уложил доблестного рыцаря на кушетку и приступил к врачеванию травами. Темноволосый целитель ловко смешивал иссохшие листья растений, наполняя светлую комнату бальзамическим запахом, от которого у Томаса пошла кругом голова.

– Что ты там делаешь? – изумленно вопросил его Дюплесси бескровными губами.

– Готовлю снадобье для твоего поврежденного организма, – дал исчерпывающий ответ отрок и продолжил мять в чугунной ступе лекарство.

– По запаху, что–то наркотическое, – предположил светлый страж, втягивая чувствительными ноздрями профессионала мельчайшие крупицы снадобья.

– Тебе не повредит. Оно помогает, – заверил врачеватель и, залив душистую пыльцу кипятком, дал отпить Томасу.

Приятная нега окутала исслабевшее тело, заставив Дюплесси сладко потянуться. Всю хворь как рукой сняло и все теперь ему в этом юнце казалось еще более невероятным и светлым. Он сам себя чувствовал совершенством и мог свернуть изумрудные горы, складывая их к идеальным стопам своего травника. Томас лучезарно улыбнулся.

Вильгельм же с видом важным и деловитым продолжал что–то сооружать из трав. Отрок смочил льняной лоскут ткани и приложил к горячему лбу больного. От этих острых, но осторожных прикосновений по спине пробежали нежнейшие мурашки, лаская своими лапками чувствительную кожу.

В бархатных, карамельных очах травника Томас увидел нечто близкое к смущению. Мутная лекарственная жидкость стекала вниз по его шее и немного пузырилась, причиняя щекочущие чувства и распространяя по комнате въедливый запах толченых листьев, лепестков цветов и весеннего дождя.

– Почему ты смотришь так на меня? – Вильгельм очнулся и отвернулся, опуская карие очи.

– А на кого же мне смотреть еще?

Юноша зарделся и забормотал нечто малосвязное, но Томас уже не мог терпеть. Он пододвинулся ближе, осматривая губы, алые и блестящие, словно покрытые слоем глазури. Врачеватель застыл на доли секунды, а затем захлопал пушистыми ресницами еще быстрее. Внимательные глубокие омуты путешественника смотрели на него, отчего смущение заставило пылать юное тело пуще прежнего.

– Не приближайся… – начал было отпираться он, но Томас не стал его слушать.

Он сделал бросок проворный, как тот, что могла бы совершить степная кобра, и в миг ухоженный, красивый отрок оказался зажатым в кольцах его крепких, как стальной прут, объятий. С полных губ срывалось хриплое, тяжелое дыхание. Придавленное тело травника, изгибалось, извивалось и словно молило о пощаде, а может, наоборот, о продолжении; белые пальцы его бессознательно комкали испачканную в драке одежду Томаса, цепляясь за ткань, как за последнюю надежду. Почувствовав теплое дыхание на своих лишенных влаги губах, брюнет прикрыл ресницы. Томас прижался ко рту целителя, целуя мягко и трепетно, а тонкие руки подобно лианам обвили сильные плечи, чуть царапая кожу ногтями.

Юноша подался чуть ближе, прогибаясь в спине, словно ласка; смоляная голова его запрокинулась, обнажая лебединую бледную шею с судорожно двигающимся под алебастровой кожей кадыком. Томас млел и таял в его объятиях, объятый страстью еще более пылкой, чем до этого. А затем травник очнулся, словно выходя из сладострастного оцепенения.

– Нет, нет, нет, отпусти меня, – еле приходя в себя, он попытался оттолкнуть Дюплесси кулаками.

– Да ладно тебе, – только и сказал светлый страж времени и, обхватив стройный и напряженный стан юноши, повалил его на кровать…

Дрожащее, покрытое испариной тело билось и извивалось под ним. Томас сорвал с него одежду, источающую аромат различных луговых трав и полевых растений. Кожа травника пахла апельсинами, женьшенем и еще чем–то, едва уловимым и нежным. Обнажив сокрытое под тканями тело, Томас долго любовался великолепием неопытного юноши, который от смущения отворачивался в сторону. С покровами было покончено в один миг, и теперь оба молодых человека имели возможность упиваться друг другом бескрайне долго. Первым приступил Томас, вылизывая, лаская и покусывая нежную, фарфоровую кожу, действующую на него сродни опьяняющему зелью в бурлящей крови. Сильные руки гладили травника, переплетая пальцы с тонкими прядями его волос. Вильгельм сделал еще несколько попыток зажаться, но затем прикосновения вовлекли его, и уже не хотелось, чтобы незваный кареглазый странник останавливался. Тела сливающихся в экстазе юношей обволакивало тончайшей и плотной оболочкой желания, и сил противостоять этому не было, как бессмысленно было и стыдиться этого акта единения.

Томас поцеловал тёмные соски врачевателя, нежно обводя их языком, затем по одному погрузил его персты во влажное нутро своего рта. Он облизывал тоненький пальчик и смотрел, как плечи прекрасного врачевателя опадают на разоренную кровать, как он мечется, подобно дикой кошке. Ресницы несколько минут побыли без движения, а затем дрогнули и резко взмыли вверх, открывая эмоции, что плескались в душе Вильгельма, эмоции блестевшие в глубине его карамельных очей.

Их любовь тоже была соткана из самого ветра, звезд и облаков. Оба погружались в нее, то ныряли, то выныривали, двигаясь, сладострастно подаваясь телами друг другу навстречу. Томас вошел во влекущее его тело, сначала пальцами, смоченными в ароматическом масле, которое Вильгельм стыдливо протянул ему, а затем и напряженным органом, доставляя их обоих на вершину блаженства. Пальцы юноши не расслаблялись, не выпускали ткань простыни из мертвой хватки, а затем тут же резко взлетели и обхватили талию кареглазого путешественника во времени, стараясь прижать его как можно ближе и вдавить как можно глубже в себя. Томас впился в его губы, щекоча языком кончик его языка, при этом рассматривая своего целителя и довольствуясь тем, как припухшие губы пытаются отвечать на поцелуй.

Ладони Дюплесси блуждали по влажным изгибам. Молодой человек провел по гладкой груди травника, дотронулся до живота, обвел контур пупка, а потом уверенно обхватил твердый, налившийся центр его наслаждения, чуть сжимая его. Ладони продолжали изучать отзывающееся на каждое касание тело, размазывая влагу по мгновенно краснеющей кожице. Одним уверенным движением Томас толкнулся в горячее и влажное нутро, задевая крепкий бугорок внутри, и тогда молодой целитель вскрикнул от наслаждения, изгибаясь всем телом и изливаясь себе на живот, высвобождая свои самые потайные желания и чувства.

Сладкая истома оплела оба влажных, измученных страстью тела.

На лице Вильгельма, все так же неподвижном, застывшими капельками дождя, горели глаза, не сводящие взгляда с внезапно раздвоившегося потолка. Спустя долгое мгновение стройнейшее тело юноши опало на тонкие и скомканные простыни, будто успокаиваясь, а розовый язык пробежался по пересохшим губам. Ресницы его медленно опустились, закрыв все такие же неподвижные и пустые зрачки.

Томас ещё некоторое время ласкал молодое, податливое тело, такое желанное им. Он слизывал капельки со взмокших висков и шеи, шепча слова, которых не сказал бы никому в жизни. Вильгельм бессознательно отвечал на поцелуи, оглаживал точеные бицепсы и трицепсы и влажное лицо путешественника во времени, собирал языком пряные капли с его лба и скул. Затем они успокоились и лежали в раю, погружаясь в молочные облака под куполом неба.

– Не расслабляйся сильно. Они еще придут, – тихо молвил Том, целуя травника в нежную ушную раковину, сравнимую лишь с гладкими изгибами самой Афродиты, перед тем, как ненадолго провалиться в сладчайший, с медовым привкусом, сон.

Но сны, сотканные из летучей паутины, к огромному сожалению, не могут длиться долго. Обуреваемый предрассветной тревогой Томас проснулся, а сердце его храброе защекотало от неприятного предчувствия за фарфоровое создание, что лежало подле него. С легкой улыбкой утреннего ветерка Дюплесси зачарованно всматривался в изумительно правильные черты лица. Травник выглядел удивительно прекрасным в своем навеянном феями цветов сне. Таким он и был на самом деле – нежным, чутким, ярким, как утренняя звезда, освещающая небосклон на рассвете.

 

Влюбленное сердце забилось чаще. Отважный Томас больше не мог медлить, ведь от этого зависела хрупкая жизнь юного лекаря. Он готов был возложить свое жалкое существование на жертвенный алтарь, ради всего человечества и него – Вильгельма.

Сладчайшие уста с запахом мяты принялись ласкать румяные щеки черноволосого искусителя. Юнец улыбнулся чистейшей улыбкой младенца и открыл карамельные очи. Перед внутренним взором появился образ благороднейшего Томаса, а вместе с ним и чудеснейшие воспоминания о любовных утехах прошлой ночи полной нежных, но таких горячих прикосновений.

Вильгельм, все еще витая в белоснежных облаках сахарной ваты, потянулся за дозой ласки, что могли подарить только объятия Томаса, но тот задал вопрос, внезапно поставивший юношу в тупик.

– У тебя есть конь?

– Есть! – ответил Вильгельм, удивленный таким поворотом дел.

– Тогда поскакали!

Чувство беспокойства уже не бурлило жарким вулканом в душе травника, после ночи полной страстного и нежного огня в нем расцвело черемухой безграничное доверие к этому идеальному служителю света.

Облачившись в убогие одежды, под покровом крадущегося рассвета, который окрашивал небесную высь в стальные тона, обретшие друг друга любовники, пробрались в скромную конюшню Вильгельма и оседлали там скакуна, взращённого на отборных травах врачевателя. Затем они молнией пустились в путь.

– Мы скачем в биозону стражей. Она нас защитит, – сказал Томас, чувствуя вибрацию ауры целителя и понимая, что он не хочет таить секреты от него.

– Мне не важно, любимый, главное, что с тобой, – прижимаясь к рельефной спине, ответил счастливый юнец. Его улыбка озаряла путь, словно луч света в темном царстве.

– И мне не важно. С тобой хоть на край Вселенной и против целого мира, – шепотом, уносимым мягким ветром изрек Дюплесси, чувствуя, как сердце от океана нежности распадается на крупинки счастья и как за могучей спиной вырастают белоснежные крылья ангела – ангела хранителя Вильгельма.

Под влиянием химической реакции любви они не заметили, как прискакали на место. Благородный гнедой конь остановился, начиная фырчать и подниматься на дыбы. Только тогда Томас понял и пришел в себя от хмели, которую словно виноградная лоза заплел ему в голову чудесный юный лекарь.

Биополе не выделялось чем–то значимым, разве что на нем сейчас стоял ОН – Вильгельм! Трава здесь была цвета золотистой осени, усеянная мелкими вкраплениями васильков. Юный травник был просто очарован таким великолепием и буйством красок. Только отважному Томасу было не до роскошных чудес природы – он готовился оборонять свое самое бесценное сокровище – черноволосого демона, который захватил, пленил, покорил его отважное сердце.

Темные силы не заставили себя ожидать, не стали оттягивать бесценное время, оставшееся в мизерных количествах у обеих противоборствующих сторон. Черной тучей беспощ