ОСОБЕННОСТИ

В исследовании особенностей композиции произведения А.С.Пушкина «Капитанская дочка» литературоведы сталкиваются с необходимостью обосновать связь построения сюжета с жанровым своеобразием произведения.
Есть две версии, по одной из которых «Капитанская дочка» - историческая повесть, в которой главенствует сюжетная линия, связанная с образом Пугачёва, а любовная линия вторична и призвана «завуалировать» интерес автора к теме восстания Пугачёва. Так, Н.М.Азарова в первом томе книги «Текст» (М.: Издательство МПГУ «Прометей», 1995. – 504 с.) (стр.247 – 248) пишет:
«1. Экспозиция – биография Андрея Петровича Гринёва, детство Петруши, все события до прибытия в Белогорскую крепость…
2. Завязка: знакомство с Марьей Ивановной…
3. Развитие действия: жизнь в Белогорской крепости, ссора со Швабриным…
4. Кульминация: дуэль, письмо отца (пятая глава).
После этого развитие любовного сюжета прерывается и отходит на второй план…»
Эту же идею поддерживает и М.И.Цветаева, так остро воспринявшая образ главаря мятежников.
Сторонники второй версии считают «Капитанскую дочку» историческим романом, где на первый план выходит история вымышленных героев (как в «Айвенго» Вальтера Скотта), а исторические персонажи, принимая участие в судьбе главного героя, всё-таки остаются не самыми главными персонажами. Таким образом, «оправдывается» и название произведения, указывающее на важную роль Маши Мироновой в сюжете (в противовес утверждениям, что заглавие «Капитанская дочка» дано «из цензурных соображений», тем более что Пушкину в то же время не препятствовали работать над историческим трудом «История Пугачёва», а для названия можно было бы использовать и любое другое слово, включая имя главного героя). Тогда структуры сюжета «Капитанской дочки» и «Евгения Онегина» оказываются во многом похожими: первой начинается второстепенная сюжетная линия (Онегин – Ленский, Гринёв – Пугачёв), её кульминация и развязка также наступают раньше, чем в основной сюжетной линии; вторая (любовная) сюжетная линия становится главной, а её кульминация и развязка наступают позже. Следует учитывать, что поездку в мятежную слободу Гринёв предпринимает исключительно ради спасения Маши Мироновой, и без её участия третья встреча Пугачева и Гринёва была бы не нужна.
Бесспорно, интерес автора к фигуре Пугачёва велик, но сюжет построен не только на том, что при каждой встрече главарь мятежников милует барского сына за подаренный когда-то заячий тулупчик. Личные переживания и чувства к будущей жене и матери многочисленных отпрысков рода Гринёвых для главного героя всё-таки важнее интересных, "захватывающих" приключений и встреч с восставшими крестьянами.

Карнавальная традиция оказала всестороннее влияние на роман «Капитанская дочка». Карнавальные категории, действа и приёмы пронизывают текст романа и играют важную роль в воплощении авторского замысла.

Вольный фамильярный контакт возникает между персонажами в узловых точках сюжета и определяет дальнейшее развитие действия. Вольные фамильярные отношения главенствуют как в лагере Пугачёва, так и в Белогорской крепости. Два важнейших момента фабулы - помилование Гринёва Пугачёвым и помилование его императрицей - реализуются как результат отношений, начинавшихся по законам вольного фамильярного контакта.

Категория профанации преобразует важнейшие для пушкинской эпохи понятия, такие, как военная служба, дуэль, поэтическое творчество. В тексте романа сохраняются следы карнавальных кощунств по отношению к религии, которые проявляются в основном за счёт иронического переосмысления библейских цитат, их остраннения путём переноса в разговорный контекст.

Категория эксцентричности находит отражение в поступках и словах персонажей романа; наиболее специфическим её проявлением становится карнавальный костюм. Наряд персонажей уподобляется карнавальному костюму, будучи устаревшим (мундир времён Анны Иоанновны), не соответствующим обстановке (колпак и халат капитана, командующего строем), составленным из элементов, контрастных по цвету (синяя заплата на локте зелёного мундира), этнической и социальной принадлежности (одеяние советников Пугачёва). Эксцентричное, неуместное одеяние способствует как характеристике персонажа, так и созданию комического эффекта. Однако основная его функция - сокрытие социального статуса персонажа (ярче всего это проявляется в описании «домашнего» платья и душегрейки императрицы). С этим связано то, что вольный фамильярный контакт практически всегда сопровождается появлением персонажей не в свойственном их статусу одеянии, а в карнавальном костюме.

Карнавальная категория амбивалентности оказывает воздействие на образную систему и фабулу романа путём создания парных по контрасту и сходству образов персонажей, как главных (Гринёв - Швабрин), так и второстепенных (Белобородов - Хлопуша), а также парных сцен, которые взаимно отражают друг друга, описывая сходные события дважды, в комическом и драматическом ключе.

Важное место в сюжете «Капитанской дочки» занимает карнавальное действо увенчания - развенчания карнавального короля, воплощением которого становится Пугачёв. Карнавальная стихия (ночь, метель, сон) сопровождает его появление перед читателем; в карнавальном духе описана Гринёвым его возможная гибель, спроецированная на судьбу другого самозванца - Григория Отрепьева. Атрибуты власти Пугачёва, его «дворец» представлены в карнавальном духе как профанация государственных регалий. В соответствии с карнавальной традицией аргументируется законность власти Пугачёва в глазах народа. Образ Пугачёва тесно связан со стихией огня - важнейшего карнавального символа, объединяющего в себе смерть и жизнь, разрушение и обновление, и в то же время соотнесённого в народном представлении с нечистой силой. Эта связь (огонь в глазах) распространяется также на сподвижников Пугачёва.

В «Капитанской дочке» нашли отражение такие карнавальные действа, как пир и игра. Пиршественные образы неоднократно возникают в тексте романа. В соответствии с традицией карнавализованного жанра симпосиона описан военный совет как в окружении Пугачёва, так и в Оренбурге. В официальном пространстве место народного «пира на весь мир» занимает светское чаепитие, сохраняющее, однако, остатки карнавальной вольности. За пиршественным столом происходит решающий разговор Гринёва и Пугачёва, и эта обстановка оказывает влияние на построение речи персонажей, на их особую откровенность друг с другом. Однако разговор происходит, когда Гринёв и Пугачёв остаются наедине. Традиция вольного пиршественного слова внешне сохраняется, но исчезает важнейший компонент - всенародность. Карнавальная традиция сочетается с литературными приёмами XIX века.

В романе присутствуют три типа игр: домашние, коммерческие и азартные. Особая роль принадлежит последним. Тема азартной игры, игры с Судьбой и Случаем возникает в переломный момент для судьбы Гринёва (встреча с Зуриным после отъезда из Белогорской крепости) и художественно мотивирует случайность, ставшую спасительной для чести и жизни Гринёва и Маши.

Приём qui pro quo, наиболее полно выражающий карнавальный пафос перемен, возникает в связи с главными и второстепенными персонажами. Персонажи романа в определённый момент оказываются не теми, за кого их принимали. Qui pro quo может выступать в функции как динамического, так и статического мотива, что в совокупности усиливает атмосферу всеобщей относительности страшного карнавала пугачёвщины.

Важное место в романе занимает пространство карнавальной площади. Сцены на площади Белогорской крепости, насыщенные до предела карнавальным мироощущением, представляют собой композиционный центр романа и описывают момент наивысшего обострения ситуации. Для структуры «Капитанской дочки» имеет значение также понятие карнавального порога и связанный с ним топос дороги. В карнавальном пространстве происходят разговоры, наиболее ярко раскрывающие глубинную суть характера персонажей, в первую очередь Пугачёва. Карнавальная традиция художественно мотивирует особую откровенность этих бесед.

Воспроизведение карнавальной традиции в творчестве Пушкина имеет ряд особенностей. В первую очередь, это двойственность мотивировок и практически полное отсутствие внимания к сфере материально-телесного низа. Кроме того, всенародность карнавального действа сменяется интимностью романа XIX века. Разговоры персонажей, отличающиеся наибольшей откровенностью, художественно мотивированы карнавальным пространством (пиршественная зала, кибитка в дороге), однако лишены свидетелей, либо те ничем себя не проявляют, как в кибитке во время поездки Гринёва и Пугачёва в Белогор-скую крепость.

Несмотря на указанные особенности, карнавальная традиция глубоко проникает в структуру романа, воздействуя на сюжет и фабулу, образную систему, язык произведения. «Капитанская дочка» вбирает в себя основные черты карнавального мироощущения, воплощает карнавальные категории, приёмы и действа, лежащие в центре древнего карнавального обряда. Карнавальная традиция формирует комический эффект, который сохраняет особенности амбивалентного карнавального смеха, связывает роман с традициями народной культуры в её древних, глубинных проявлениях, способствует созданию подлинно народных образов. В карнавальном мире, где случайность преобладает над необходимостью, где властвует вседозволенность, вольный фамильярный контакт и логика «обратности», возникает подлинный гуманизм, в котором Пушкин видел способ преодоления серьёзного препятствия на пути исторического развития России - противостояния двух миров, дворянского и крестьянского, не способных понять друг друга. «Везде, где человеческая судьба Маши и Гринёва оказывается в соприкосновении с оправданными внутри данной политической системы, но бесчеловечными по сути законами, жизни и счастью героев грозит смертельная опасность. Но герои не погибают: их спасает человечность» [156]. Карнавальная вольность делает возможным проявление человеческих отношений в мире строгой социальной регламентации.

18. Поэзия Лермонтова