Модель В. Парето применительно к глобальной системе

Продлевая логику исследования парадигмальной географии глобального мира, можно применить к ее анализу схему В. Парето, разработанную им для изучения обобщенной структуры политических процессов. У Парето фигурируют понятия «элиты», «контр-элиты», «антиэлиты» и «неэлиты» (массы). Это сугубо инструментальные термины, ничего не говорящие об идеологическом содержании каждого из элементов. Все они легко идентифицируются в различных обществах, но в каждом конкретном случае выступают под совершенно различными лозунгами и знаменами.

Элита представляет собой властных, активных, деятельных, волевых, расчетливых людей, способных к осуществлению властных функций, желающих их осуществлять и осуществляющих на практике в силу своего положения.

Контр-элита состоит из точно такого же типа — деятельных, волевых, расчетливых людей, способных к осуществлению властных функций и желающих их осуществлять, но лишенных этой возможности по каким-то причинам. Контр-элита выступает против существующей элиты в том случае, если последняя не может в нее интегрироваться эволюционным образом. Если же ротация проходит безболезненно и правящая элита достаточно открыта, то этого протеста не происходит.

Антиэлита, по Парето, состоит из активных, творческих и неординарных людей, выступающих против элиты и ее правил на основе индивидуального анархического бунта. Антиэлита не находит себе места ни в каком обществе и совершенно не готова к власти, несмотря на пассионарность, талантливость и высокую активность. Этот тип характерен для творческой богемы, криминального сообщества, анархистски ориентированных групп. Антиэлиты отличаются от контр-элит, с которыми они солидаризуются во время революционных фаз, тем, что не имеют ответственности и позитивной повестки дня.

Наконец, не-элиты, массы — это социальный тип, принципиально не способный к осуществлению властных функций, с невысоким уровнем воли и рациональности, податливый и адаптирующийся к любым формам властного контроля, обладающий пониженным уровнем пассионарности и узким кругозором, не допускающим обобщений или ответственных решений.

В глобальном мире новой политологии паретовской элите соответствует «империя». Это глобальное «ядро», «the Core». Синонимом его может быть «богатый Север», «золотой миллиард», «Запад», «атлантизм», «однополярный мир», США, «постмодерн». Однако сам центр в глобальной системе не привязан жестко к реальной географии. Это понятие виртуальное, равно как и «Запад» и «американизация» означают сегодня не географические понятия, но определенный политико-экономический и социально-культурный стиль.

В таком случае возникает интересный симметричный термин — «контр-империя», — пока трудно расшифровываемый, но, по аналогии с паретовской моделью «контрэлиты», призванный описывать явление, сопоставимое с устройством и структурой «ядра», то есть способное ассимилировать и понять непростые условия «постмодерна» и наделенное волей к инсталляции планетарной языковой парадигмы в пропорциях, аналогичных стратегиям «империи». Этот термин будет совершенно корректен в формате новой политологии, так как он описывает явление, принадлежащее к той же структурной и временной формации, что и «либеральный постмодерн». Вместе с тем это явление не так легко вычленить и обозначить, аналогично тому как выявление «контр-элиты» в конкретном обществе всегда представляет собой определенную трудность (правящая элита всегда стремится затушевать этот феномен). При этом контр-элита смешана с антиэлитой вплоть до неразличимости, и селекция происходит только тогда, когда революция заканчивается успехом и способные к последующему властвованию отделяются от способных лишь к восстанию. «Контр-империя» более всего соответствует концепции современного евразийства, которая, собственно, и претендует именно на эту роль в глобальной системе координат. И некоторая расплывчатость евразийства, отмечаемая многими авторами, свидетельствует о том, что, как и явление контрэлиты, она ускользает от четкого определения из-за стараний «элиты» («империи»), направленных на ее замалчивание, и от смешения со сходными внешне, но сущностно дифференцированными тенденциями.

«Антиэлите» соответствует «антиимперия», тоже вполне корректный термин, описывающий современное явление антиглобализма — от левых и экологических организаций до террористических ультраисламистских групп Бен-Ладена. Отрицание «империи», подчас пассионарное и талантливое, здесь сопровождается отсутствием внутренних квалификаций для осуществления альтернативного проекта. «Антиимперия» отрицает «империю» активно и последовательно, но в качестве альтернативы выдвигает либо чисто деструктивные, либо заведомо невыполнимые проекты. Антиимперия в глубине не понимает «империю», будучи ей совершенно чуждой, равно как антиэлита не понимает элиту в силу глубинного различия в структуре властного инстинкта и рационально-психологического устройства. Антиимперия может переплетаться с контр-империей, но разница между ними существует всегда, а в случае успешной революции — как правило, интегрирующей все имеющиеся в наличии протестные элементы — эти группы существенно расходятся и антиимперия снова уходит в вечную анархическую оппозицию. Антиимперия формирует сознательный планетарный «провал», «the Gap».

«Массам» Парето соответствует то, что можно назвать «глобальной „неимперией“. „Неимперия“ в данном случае — это не обязательно „провал“ в географическом смысле, т. е. страны, сознательно отказывающиеся от глобализации. „Не-империя“ в глобальном контексте постмодерна может сосуществовать с „империей“ в одном физическом и политическом пространстве, но форма отношения к виртуальной парадигме будет качественно иной. Как массы в политически иерархизированном обществе воспринимают власть как нечто внешнее по отношению к ним, так и „неимперия“, даже будучи включенной в систему постмодерна, остается на внешней стороне виртуальности, являясь объектом информационного общества, а не его субъектом и тканью. „Неимперия“ обрабатывается постмодерном, как природные ресурсы: из нее выбиваются жизненные импульсы, эмоции и внимание, а все остальное отправляется в шлак. Это своего рода „дешевый постмодерн“, бессмысленное перелистывание рекламных предложений потребителя с нулевой покупательной способностью, хаотическое брожение по порнографическим сайтам Интернета, с перескакиванием на случайную и произвольную ассоциативную сеть ресурсов. От „неимперии“ в принципе требуется соучастие в „империи“, но оно может быть растянуто во времени. Задача в том, чтобы сделать героя музыкального клипа или телепередачи совершенно взаимозаменяемым с рядовым телезрителем — видеокамеры, реалити-шоу, интернетизация позволяют перемолоть в рамках виртуального постмодерна всех.

Однако «империя» всегда сохраняет дистанцию от «неимперии», играя с ней по специфическим законам и постоянно оказывая на нее разнообразные виды давления, не особенно отличающиеся от самодурства древних деспотов. Одним из инструментов стратегии прощупывания силы властвования над умами подданных, подобной предложению императора Калигулы по обожествлению его коня, является мода. Явление моды является тем водоразделом, который отделяет «империю» от «неимперии». «Империя» не подвержена моде, а «неимперия» не подвержена ничему, кроме моды. Именно здесь проходит новая граница постмодерна: «империя», «контр-империя» и «антиимперия» одинаково нечувствительны к моде, сохраняя тем самым фундаментальный онтологический и гносеологический зазор, позволяющий им верстать структуры власти и управления в условиях постмодерна, устанавливать и распознавать реальные стратегии и элементы «имперского порядка».

В антиутопии Оруэлла «1984» тайный агент системы говорит главному герою: «На пролов не надейтесь, Уинстон!». То же можно сказать и о «неимперии». Качественно отличаясь от «империи», она не имеет в себе завязи альтернативы и никогда не может стать основой нового «ядра». Весь подлинно революционный потенциал такой новой политологии следует искать только в сложном и ускользающем от прямой фиксации явлении «контр-империи».