в качестве застывших народных религий, презираемых теми,
кто получил классическое образование. Такова этика спасения буддийского монашества, наряду с которой продолжали
существовать колдовство и идолопоклонство мирян, табуистическая магия и вновь развивающаяся вера в спасителя в индуизме. Религия интеллектуалов может также принять форму мистагогии с иерархией посвящении (как в гностицизме и родственных ему культах), к которым не допускались непосвященные.
Спасение, которое ищет интеллектуал, всегда является спасением «от внутренних бед», поэтому оно носит, с одной стороны, более далекий от жизни, с другой - более принципиальный и систематически продуманный характер, чем спасение от внешней нужды характерное для непривилегированных слоев. Интеллектуал ищет возможность придать своей жизни пронизывающий ее «смысл» на путях казуистика которых уходит в бесконечность, ищет «единства» с самим собой, с людьми с космосом. Именно он превращает концепцию «мира» в концепцию «смысла». Чем больше интеллектуализм оттесняет веру в магию, и тем самым «расколдовываются» теряют свое магическое содержание события в мире – они только «суть», происходят, но уже ничего не «означают», - тем настойчивее становится требование, чтобы мир и жизнь в целом были подчинены значимому и «осмысленному» порядку. Противоречие этого постулата реальности мира и его институтам, жизненному поведению в существующем мире служит причиной типичного для интеллектуалов бегства от мира, бегства в полное одиночество или - более обычно для современности – в нетронутую человеческими порядками «природу» (Руссо), либо в далекую от мира романтику, к не испорченному социальными условиями «народу» (русские народники), бегства более созерцательного или более активно аскетического, ищущего прежде всего индивидуального спасения или коллективного этического революционного преобразования мира. Все эти тенденции в равной мере свойственные интеллектуалам, могут принимать характер религиозных учений спасения, что действительно и случилось. Специфика религии интеллектуалов с ее бегством от мира отчасти коренится и в этом.
Однако этот вид философского интеллектуализма,
обычно возникающий в социально и экономически благоденствующих классах - в среде аполитичных аристократов, рантье, чиновников обладателей церковных приходов монастырских доходов, университетских должностей или любых других источников существования, - является не единственным и даже не наиболее значимым его видом в развитии религии. Ибо наряду с ним существует интеллектуализм близких к пролетариату кругов, связанный скользящими переходами с
171
аристократическим интеллектуализмом и отличающийся от
него только типичной направленностью мыслей. Носителями
этого второго типа интеллектуализма являются имеющие минимальные средства существования мелкие чиновники и
владельцы небольших доходов обладающие обычно лишь
случайным образованием грамотные люди, не входящие в
привилегированные слои во времена, когда умение писать
означало определенную профессию, учителя низших школ
разного рода странствующие певцы, чтецы, сказители, декламаторы, представители других свободных профессий. Но
прежде всего - это интеллигенты-самоучки из низших слоев, классическим типом которых является в Восточной Европе
русская крестьянская интеллигенция, близкая к пролетариату,
на Западе - социалистическая и анархическая пролетарская
интеллигенция. В качестве примера, правда, совсем иного по
своему содержанию, можно назвать известных своим знанием
Библии голландских крестьян еще в первой половине XIX в, а в XVII в - пуритан Англии из среды мелких бюргеров, затем
религиозно настроенных подмастерьев всех времен и народов
и, прежде всего, набожных евреев (фарисеев, хасидов187 и
вообще массу религиозных, ежедневно читающих Библию
людей). Интеллектуализм «париев» (к ним относятся владельцы небольшого дохода, русские крестьяне, в той или другой мере «странствующие люди») основан на том, что большей частью слои, стоящие вне социальной иерархии или на нижней ее ступени, занимают как бы архимедову точку опоры по отношению к общественным условностям - как в том, что касается внешнего порядка, так и в том, что касается общепринятых мнений. Поэтому они способны к непосредственному, не связанному условностями восприятию «смысла» мироздания и сильному, не сдерживаемому материальными соображениями этическому и религиозному пафосу. Религиозные потребности представителей средних классов-самоучек из мелкобуржуазных слоев принимают этически ригористический или оккультный оттенок. Интеллектуализм ремесленников подмастерьев занимает среднюю позицию, поскольку они способны служить миссионерами в своих странствиях.
В Передней Азии и Индии, насколько нам известно,
почти полностью отсутствует как интеллектуализм пария, так
и интеллектуализм средних городских слоев, потому что во
втором случае у жителей города нет чувства общности и в
обоих случаях не совершилось освобождение от магических
верований, необходимое для возникновения интеллектуализма любого вида. Их Гаты придают религии, возникшей среди
низших каст, формы, преимущественно заимствованные у
брахманов. В Китае также отсутствует независимый от конфуцианства неофициальный интеллектуализм. Конфуцианство -
этика «благородного» человека, «джентльмена» (как с достаточным основанием перевел этот термин уже Дворжак). Оно в полном смысле этого слова является сословной этикой, вернее, системой правил, этикетом, соблюдение которого обязательно для представителей знатного, литературно образованного слоя общества. Подобным же образом обстоит дело, насколько нам известно на Древнем Востоке, в частности в Египте, интеллектуализм египетских писцов, в той мере, в какой он вел к этическим и религиозным рефлексиям, полностью принадлежит к типу при определенных обстоятельствах аполитичного, но всегда аристократического, далекого от обывательских представлений интеллектуализма. Иначе было в Израиле Автор Книги Иова также исходит из того, что носителями религиозного интеллектуализма были знатные роды. Мудрость притчей и близких к ним высказываний уже самой своей формой свидетельствует о большом значении интернационализации и соприкосновении образованных представителей различных высших, аполитичных по своему характеру слоев, что стало возможным на Востоке в результате завоеваний Александра Македонского. Дело в том, что притчи в
ряде случаев приводятся не как изречения иудейского царя и
вообще на всей литературе, связанной с именем Соломона, лежит известный отпечаток интернациональной культуры.
Именно то, что Иисус сын Сирахов188 всячески подчеркивает
мудрость отцов, противопоставляя ее эллинизации, свидетельствует о наличии названной тенденции И, как справедливо указывает Буссе189, «книжник» того времени выступает у Иисуса сына Сирахова как много путешествовавший «джентльмен», человек большой культуры, вся книга, на это указывает и Мейнхольд, антиплебейски окрашена, совершенно в духе греческой литературы как может крестьянин, кузнец, гончар обладать «мудростью», которую дает только досуг, заполняемый размышлением и занятиями? Ездру190, правда, называют первым книжником», но, во-первых, толпящиеся вокруг пророков монахи, идеологи с их чисто религиозными интересами, без которых было бы невозможно введение Второзакония, занимали влиятельное положение значительно раньше, во-вторых, высокое, почти равное положению муфтия191 в исламе, положение «книжников», те умеющих читать по- древнееврейски и излагать божественные заветы, относится к значительно более позднему периоду, чем время жизни этого официального создателя теократии, получившего свои полномочия от персидского царя. Между тем социальный ранг книжников претерпел изменения. Во времена Маккавеев192 благочестие - по существу достаточно трезвая жизненная мудрость (нечто подобное ксенофилии193) – идентично «образованию», а оно (musar, paideia) считалось путем к
добродетели, которой можно научиться, как полагали и греки.
Правда, благочестивый интеллектуал, как и большинство авторов псалмов194, уже в то время ощущал себя в оппозиции к высокомерным богачам, среди которых редко можно встретить верность закону, но при этом сами они принадлежали к тому же социальному классу. Напротив, из школ книжников времени Ирода195, когда очевидная неотвратимость чужеземного владычества способствовала возникновению приниженности и внутреннего напряжения, вышел слой близких к пролетарским кругам толкователей закона, они служили советниками по вопросам спасения души, проповедниками и учителями в синагогах (их представители заседали и в синедрионе) и придавали определенный характер народному благочестию
тех членов иудейской общины (Chaberim)196, которые строго
следовали закону в узком понимании его фарисеями. В дальнейшем эта деятельность осуществляется раввинами и должностными лицами общины времени Талмуда197 Они способствовали широкому распространению интеллектуализм мелкого бюргерства и интеллектуализма пария, не известному ни одному народу. Уже Филон Александрийский198 считал, что
распространение грамотности и систематическое обучение
казуистическому мышлению в своего рода «всеобщих народных школах» является специфической чертой иудеев. Влияние раввинов среди городского населения привело к замене деятельности пророков культом верности закону и изучением
священных книг.
Эти иудейские интеллектуалы из низших слоев, очень
далекие по своим воззрениям от какой бы то ни было мистики,
в социальном отношении значительно ниже философов и мистагогов переднеазиатского и эллинистического общества. Но, очевидно, на эллинистическом Востоке уже в дохристианское время существовал интеллектуализм, охватывающий различные социальные слои, который посредством аллегорий и умозрений создавал в разного рода сакраментальных посвящениях и культах спасения сотериологические догматы, подобные догматам орфиков199, также принадлежащим в своем большинстве к средним слоям. Эти мистерии и сотериологические умозрения, безусловно, были известны и ненавистны такому образованному деятелю диаспоры200, каким был апостол Павел. Следует напомнить, что во времена Помпея201 культ Митры был распространен в Киликии202 как верование пиратов, хотя неопровержимые письменные доказательства этому стали известны в Тарсе203 только после установления там христианства. Вполне вероятно, что сотериологические надежды самого различного толка и происхождения с давних пор существовали и в иудаизме, особенно в провинциях, в противном случае там не могло бы уже во времена пророков –
наряду с ожиданием будущего монарха господствующего иудейского народа - возникнуть представление о въезжающем на осле царе бедных людей и идея «сына человеческого» (грамматически, безусловно, семитское образование). Однако в возникновении любой сложной сотериологии, выходящей за пределы чистого мифа, связанного с явлениями природы, или простого предсказания доброго правителя, который придет когда-либо и уже теперь ждет этого часа где-нибудь в тиши, в сотериологии, пользующейся абстракциями и открывающей космические перспективы, всегда так или иначе участвует интеллектуализм мирян - в зависимости от обстоятельств аристократический интеллектуализм или интеллектуализм пария.
Упомянутая образованность книжников и подготовленный ими интеллектуализм низших городских слоев перешли из иудаизма в христианство. Апостол Павел, ремесленник, как, вероятно, и многие книжники позднего иудаизма (что резко отличало их от антиплебейской мудрости времени Иисуса сына Сирахова), был выдающимся представителем этого типа (разве только в нем есть нечто большее и более специфическое), его «гносис», как ни далек он от того, что понимали под этим склонные к умозрительному мышлению интеллектуалы эллинистического. Востока, тем не менее в дальнейшем мог послужить отправным пунктом учения Маркиона204. Интеллектуализм, который выражался в гордой уверенности, что лишь призванные Богом понимают смысл притчей, ярок и у него, поскольку он гордится тем, что истинное знание «для иудеев - соблазн, для эллинов - безумие»205. Его дуализм «плоти» и «духа»206 родствен, хотя и в рамках иной концепции, типичному для сотериологического интеллектуализма отношению к чувственности, по-видимому, это свидетельствуете несколько поверхностном знании греческой философии. Его обращение было не только видением в смысле галлюцинации, но и внутренним ощущением близости личной судьбы Воскресшего к хорошо известным ему общим концепциям восточной сотериологии с их идеей спасителя и прагматическим культом, в которые вполне укладываются обещания иудейских пророков Аргументация в его посланиях - ярчайшее выражение диалектики интеллектуализма мелких городских слоев поразительно, какой уровень прямо «логической фантазии» он предполагает, например, в Послании к римлянам у людей, к которым он обращается, впрочем, не вызывает никакого сомнения, что действительно воспринята была в те времена не его доктрина оправдания, а его концепция соотношения между пневмой и общиной и характер относительного приспособления к повседневной жизни в миру207. Бешеный гнев именно против апостола Павла иудейской диаспоры208, которой его диалектический метод должен был представляться гнусным злоупотреблением
175
иудейской образованностью, свидетельствует о том, насколько
этот метод соответствовал типу интеллектуализма, присущего
низшим городским слоям. Им пользовались позже харизматические «учителя» ранних христианских общин (еще в Дидахе)209, Гарнак обнаруживает в Послании к евреям образец этого метода. С ростом монополии епископов и старейшин в управлении общиной этот тип интеллектуализма исчезает, и его место занимает сначала интеллектуализм апологетов210, затем отцов церкви211 и догматиков, почти сплошь принадлежавших к клиру и обладавших греческой образованностью, и, наконец, императоров - дилетантов в вопросах теологии. Завершением этого был на Востоке после поражения иконоборцев рост влияния монашества, вышедшее из низших негреческих социальных слоев. В восточной церкви никогда не удалось полностью устранить этот вид формалистической диалектики, общей всем этим кругам и связанной с полуинтеллектуальным, полупримитивно-магичебким идеалом самообожествления. Однако решающим для судьбы раннего христианства было то, что оно по своему происхождению, по своей социальной основе и по
содержанию своего образа жизни было религией спасения, которая, несмотря на то что ее сотериологический миф обладал многими общими чертами со схемой восточных религий, что она кое-что прямо заимствовала из нее, переработав в нужном ей направлении, что апостол Павел перенял методы книжников, тем не менее с самого начала сознательно и последовательно противостояла интеллектуализму, противостояла иудейской ритуальной книжной образованности и сотериологии гностиков с их аристократическим интеллектуализмом и уж более всего — античной философии. Отказ от гностического презрения к непосвященным, вера в то, что «нищие духом»212, обладающие боговдохновенной благодатью, а не «ученые» являются примерными христианами, что путь к спасению открывает не знание космических или психологических основ жизни и страдания или условий жизни на Земле, тайного значения обрядов, будущей судьбы души в потустороннем мире - все это, а также то обстоятельство, что довольно значительная часть истории раннехристианской церкви и формирование ее догматов представляли собой самоутверждение в борьбе с интеллектуализмом всех видов, является характерной чертой христианства. Социального носителя и протагониста так называемых мировых религий можно кратко определить следующим образом в конфуцианстве это - упорядочивающий мир бюрократ, в индуизме - упорядочивающий мир маг, в буддизме - странствующий по миру нищенствующий монах, в исламе - побеждающий мир воин, в иудаизме - странствующий торговец, в христианстве - странствующий ремесленник, причем все они - не в качестве представителей своих профессий или
176
материальных «классовых интересов», а в качестве идеологических носителей такой этики или религии спасения которая особенно легко сочетается с их социальным положением.
Что касается ислама то в его специфическую религиозность интеллектуализм вторгся - если оставить в стороне официальные школы права и теологии и временный расцвет научных интересов - только после проникновения в него суфизма213. Общая же его ориентация была иной в народной религии дервишей полностью отсутствует рациональная направленность а интеллектуальны по своему характеру в исламе только отдельные неортодоксальные хотя подчас и очень влиятельные секты. В дополнение к этому в университетах ислама как и в средневековом христианстве зародились начатки схоластики.
Мы не можем здесь заниматься вопросом о связи
между интеллектуализмом и религией в средневековом христианстве. Во всяком случае ориентация этой религии в ее социологически значимом воздействии происходила не под влиянием интеллектуальных факторов сильное же влияние монашеского рационализма относится к области культуры и могло бы быть охарактеризовано только посредством сравнения западного монашества с восточным, что будет очень кратко сделано впоследствии Ибо своеобразие культурного воздействия западной церкви преимущественно объясняется своеобразием западного монашества214 Западное Средневековье не знало ни религиозного интеллектуализма низших городских слоев, ни интеллектуализма париев (достаточно значимого), хотя в сектах он иногда обнаруживается. Роль образованных представителей знати в развитии церкви была достаточно значительной Образованные круги империи времени Каролингов, Оттонов Салической династии и Штауфенов215 выступали в качестве некоей имперско-теократической культурной организации, подобно иосифлянам216 в России XVI в, но больше всего идеология знатных интеллектуалов, боровшихся вместе с возникающим бюргерством против власти феодалов, служила поддержкой папе Григорию VII при проведении им клюнийской реформы и в борьбе за власть217 Рост университетского образования, с одной стороны, и стремление папства (из материальных соображений или просто для усиления своего влияния) монополизировать предоставление епархий, служивших экономической опорой названного слоя, - с другой, вели к тому, что все больше образованных представителей знати отходили от папства, руководствуясь сначала главным образом экономическими интересами, а после схизмы и по идеологическим мотивам. Они стали «носителями» соборных движений за реформу церкви, а впоследствии - опорой гуманизма. Сама по себе не лишенная интереса социология гуманизма, прежде всего как
переход рыцарской и духовной образованности в образованность, поддерживаемую двором и меценатами (со всеми вытекающими отсюда последствиями), выходит за рамки нашей работы. Двойственное поведение гуманистов Реформации обусловлено преимущественно идеологическими мотивами. В качестве носителей определенной религии (в действительности целого ряда религиозных воззрений) гуманисты длительного воздействия не оказали. Они участвовали в деле образования при церквах, связанных с Реформацией и Контррефомацией, и играли очень значительную, хотя и не решающую роль в организации и систематизации преподавания и развития доктрины. В соответствии с образом своей жизни классически образованные гуманисты были в целом настроены антиплебейски и антисектантски, далеки от распрей священников и проповедников и, прежде всего, от их демагогии, близки по своим воззрениям Эрасту и Иринею218 и по одному этому уже обречены на все большую утрату влияния в жизни церкви.
Наряду с остроумным скепсисом и рационалистическим просветительством им иногда, особенно в англиканской среде, присущи мягкость и тонкость религиозного чувства, а также либо, как в Пор-Руаяле219, серьезный, часто аскетический морализм, либо, как на ранней стадии в Германии и Италии, склонность к мистике. Однако те, кто был с ними связан общим стремлением к власти и экономическими интересами, вели борьбу если не путем насилия, то с помощью демагогии, к которой эти круги не были готовы. Нет сомнения в том, что те церкви, которые хотели поставить себе на службу влиятельные слои, и прежде всего университеты, нуждались в классически, т.е. теологически образованных полемистах и проповедниках. В лютеранстве, заключившем союз с княжеской властью, профессиональные теологи очень скоро стали сочетать образованность с религиозной активностью. Еще Гудибрас220 иронизировал над чрезвычайной философской ученостью протестантских кругов. Но несгибаемую силу придавал пуританам, и, в первую очередь, баптистским сектам, не аристократический, а плебейский интеллектуализм и подчас интеллектуализм париев (у баптистов он на ранней стадии распространялся странствующими ремесленниками или апостолами). Здесь отсутствует специфический слой интеллектуалов со своим особым образом жизни после завершения краткого периода миссионерской деятельности странствующих проповедников их интеллектуализмом прониклось среднее сословие. Необычайно широкое распространение знания Библии и растущий интерес даже в крестьянских кругах к крайне запутанным и сублимированным догматическим контроверзам, обнаруживаемый у пуритан XVII в, создали своего рода интеллектуализм масс, более в истории не повторявшийся, в прошлом
его можно сравнить только с массовым интеллектуализмом
позднего иудейства и миссионерских общин апостола Павла.
В Англии, в отличие от Голландии и частично также Шотландии и американских колоний, этот вид интеллектуализма вскоре пошел на убыль, после того как в религиозных войнах были испробованы шансы на господство и разделены сферы влияния. Однако с этого времени определилось все своеобразие англосаксонского аристократического интеллектуализма, его традиционная склонность к деистически -просветительской религиозности, гибкой до неопределенности, но неизменно лишенной враждебности к церкви (здесь мы останавливаться на этом не будем). Такое развитие, обусловленное традиционной позицией политически могущественного бюргерства и его моральными воззрениями, те плебейским интеллектуализмом, резко противостоит эволюции аристократической образованности романских стран, по существу придворной, резко враждебной церкви или проявляющей к ней полное безразличие. И оба эти вида интеллектуализма, в своем конечном результате одинаково антиметафизические, противоположны немецкой, далекой от политики, но не аполитичной или антиполитичной аристократической образованности, метафизической, очень слабо (преимущественно отрицательно) и всегда конкретно обусловленной социологически, не испытывающей особой потребности в религии и, меньше всего, в «религии спасения». Напротив, плебейский интеллектуализм и интеллектуализм париев в Германии - подобно интеллектуализму романских народов и в отличие от интеллектуализма англо-саксонских стран (где со времен пуритан наиболее глубокая религиозность носила не церковный, а сектантский характер) - становились все более радикально антирелигиозными, а с возникновением социалистической веры, эсхатологической по
своим экономическим чаяниям, стали таковыми окончательно.
Только эти антирелигиозные секты, связанные со слоем деклассированных интеллектуалов, хотя бы временно сохраняли веру в социалистическую эсхатологию, близкую к религии. Чем решительнее берут в свои руки защиту своих интересов те, кого это непосредственно касается, тем больше отступает на второй план «академический» элемент окончательный удар наносит неизбежное разочарование в возможностях «науки», наступающее после едва ли не суеверного ее прославления, утрата веры в то, что она приведет к насильственной или мирной социальной революции, которая уничтожит классовое господство (или во всяком случае предрекает ее). Поэтому единственная в Западной Европе разновидность социализма, которую можно приравнять к религиозной вере, - синдикализм221, оказывается внутри социализма своего рода спортом романтически настроенных людей, не заинтересованных в данном движении.
Последним значительным движением интеллектуалов,
объединенным если не единой, то во многих важных пунктах
общей верой и следовательно близким к религии, было движение русской революционной интеллигенции. Знатные образованные аристократы объединились с представителями плебейского интеллектуализма носителями которого были высоко образованные по своему социологическому мышлению и общим культурным интересам представители близкого к пролетарским кругам низшего чиновничества, в частности из земских учреждении (так называемый третий элемент), журналисты учителя народных школ, апостолы революции и возникшая в социальных условиях России крестьянская интеллигенция. В 70-х годах прошлого века с появлением народничества это привело к возникновению движения, основанного на естественном праве, преимущественно аграрно-коммунистического по своей ориентации. В 90-х годах одна часть его сторонников вступила в ожесточенную борьбу с марксистской догматикой другая претерпела различные изменения, весьма неопределенно сочетая то славянофильско-романтическую, то мистическую религиозность с туманными религиозными надеждами. Однако в относительно широких слоях интеллигенции под влиянием Достоевского и Толстого это привело к аскетическому или акосмическому образу жизни222 В какой степени окажется жизнеспособным после подавления русской революции в 1906 г это движение, в котором значительную роль играла готовая на любые жертвы пролетароидная еврейская интеллигенция, покажет будущее223
В Западной Европе просветительски -религиозно настроенные слои с XVII в создавали в областях англосаксонской, а в последнее время и французской культуры унитарные, деистические, иногда синкретические, атеистические общины и общины свободной церкви в которых известную роль играли буддийские концепции (или те что считались таковыми). В Германии они были распространены достаточно длительное
время почти в тех же кругах которые проявляли склонность к
масонству те среди людей лишенных интересов экономического характера а наряду с ними среди деклассированных идеологов и отдельных групп образованных людей, частично или полностью принадлежавших к пролетариату. Продуктом соприкосновения с европейской культурой является индуистское («Брахмо самадж»)224 и персидское просветительство в Индии Практическое значение этих общин в прошлом было больше, чем в настоящее время. Заинтересованность привилегированных слоев в сохранении существующей религии в качестве средства подчинения масс, их потребность в пафосе дистанции225 и отвращение к просветительской деятельности в массах способной поколебать их престиж, их обоснованное
неверие в то что традиционное вероисповедание (из которого
все что-либо исключают «ортодоксы»-10 % «либералы» - 90 %) можно заменить каким-либо новым по-настоящему буквально приемлемым для широких масс и прежде всего их презрительное безразличие к проблемам религии и церкви (чьи малообременительные притязания не требуют от них больших жертв поскольку известно что это всего лишь формальности которые лучше всего выполняют служители ортодоксальной церкви и хранители конвенционального порядка как обусловленные государством обязательства своей карьеры) - все это чрезвычайно неблагоприятно для возникновения серьезной общинной религиозности в кругах интеллектуалов. Потребность аристократических представителей литературно-академического интеллектуализма, а подчас и «интеллектуалов кафе» включить в число своих сенсационных переживании и объектов дискуссий «религиозные» чувства, потребность писателей создавать сочинения на эти интересные темы и еще значительно более действенная потребность находчивых издателей в публикации таких книг могут, правда, создать видимость «религиозного интереса»; однако из потребностей такого рода и болтовни на эту тему еще никогда не возникала новая религия, и та же мода, которая породила этот предмет разговоров и публицистики, сама же и устранит его.
