Глава 21. Китайская ваза разлетелась вдребезги, разбившись о стену тонувшей в тенях комнаты

 

Китайская ваза разлетелась вдребезги, разбившись о стену тонувшей в тенях комнаты. Вайкен с нетерпеливым стоном упал в кресло.

— Где она? — прорычал он, скрежеща зубами.

— Должно быть, у Рода возникли какие-то сложности с тем, чтобы ее разбудить, — попытался внести ноту здравого смысла Гэвин.

— Вздор! — окрысился Вайкен. — Ее в той могиле и вовсе не было.

Вскочив, он принялся расхаживать по комнате взад-вперед. Дело происходило в библиотеке. Все до единой книги, стоявшие на бескрайних полках, были посвящены колдовству, истории или иным темам, возбудившим интерес вампирского братства. Я провела немало лет, подбирая и дополняя нашу коллекцию. В углу, в камине, пылало пламя. Члены братства сидели в расставленных полукругом креслах. Два места пустовало: то, что принадлежало Вайкену, и мое.

Вайкен стремительно и плавно расхаживал перед ними, заложив руки за спину. В изысканном костюме, с современной стильной стрижкой, он выглядел настоящим эстетом-декадентом. В руке он сжимал обрывок бумаги, на котором значилось одно-единственное слово… Уикхэм. Руки у него были все в грязи, даже под ногтями — черные полоски. Неужели он рыл землю голыми руками?

— Наверное, она умерла, — снова подал голос Гэвин.

— Глупец! Думаешь, мы этого бы не почувствовали? — спросил Вайкен.

Хис кивнул, а Сон что-то буркнул в знак согласия.

— Мы свели воедино результаты поисков? — осведомился Вайкен.

— Думаю, Род мертв. Я это чувствую, — заявил Гэвин.

Настал черед Вайкена кивать.

— А о Сулине никто ничего не слышал? — продолжил он спрашивать.

— По-твоему, он бы взял да и показался нам вот так открыто? — пожал плечами Хис. — Он в такие дела не вмешивается.

— Только он может ответить на мои вопросы. Воцарившаяся тишина подтвердила слова Вайкена.

— Пора, — промолвил он, усаживаясь в кресло.

 

* * *

 

Я с криком распахнула глаза. Холодный сквозняк из окна коснулся моей правой щеки. Я заснула прямо в машине, привалившись виском к окну, когда машина выезжала на скоростное шоссе. Кто-то сжал мне коленку. Я вскинула глаза на Джастина, и образы мимолетного сна испарились сами собой.

— Ты уже битый час спишь, — сообщил он. Выглянув в окно, я обнаружила, что мы и правда уже вернулись в Лаверс-Бэй и теперь ехали по аллее на территории кампуса. Джастин остановил машину на парковке перед «Искателем». Оказывается, он уже успел развезти всех остальных по домам, а я так все и проспала.

— Натанцевалась? — спросил он, открывая окно в крыше джипа.

Я посмотрела на осеннее небо.

— В жизни так не веселилась, — честно ответила я, снова откидываясь на сиденье. Растрепавшиеся волосы у меня липли к вспотевшей шее, по губам все так и блуждала счастливая улыбка. — Спасибо огромное. А можно будет на следующей неделе опять поехать?

Джастин запрокинул голову назад и громко расхохотался, стиснув правой рукой мое плечо. С минуту мы оба молчали. Я прислушивалась к звукам ночного Уикхэма. Где-то вдали с мягким шуршанием накатывали на берег волны.

— Уже давно собираюсь тебя спросить, — наконец проговорил Джастин и сдвинул руку с моего плеча вниз, на спину, так что мне пришлось чуть податься вперед. — Что значит эта твоя татуировка?

Вопрос застал меня врасплох — но если я и могла кому-то на всем белом свете поведать свой секрет, так только ему, Джастину. Наверное, раньше он не спрашивал лишь из уважения к моим тайнам. Или просто боялся узнать правду? Я набрала в грудь воздуха.

— Когда-то давным-давно Род, тот вампир, которого ты опознал по фотографии, входил в братство рыцарей. В четырнадцатом веке очень многие люди — совершенно здоровые люди — умирали от черной чумы. У них появлялись огромные гнойные язвы по всему телу. Дети испытывали жуткие, невероятные страдания. Насмотревшись на ужасы Черной Смерти, Род решил стать вампиром. Я не знаю эту историю целиком, но вернувшись, он рассказал королю, Эдуарду Третьему, что совершил. Не так-то легко скрыть от окружающих вампирское преображение.

— Почему? — удивился Джастин.

Рука его все так же лежала на моей спине, только теперь он нежно поглаживал мою кожу большим пальцем.

— В вампирском обличье мы выглядим иначе. Черты наши становятся неземными, воздушными. Самое потрясающее, что король Эдуард принял Рода. Ты только представь — внезапно узнать, что твой любимый рыцарь, твой номер первый, решил вступить в ряды соратников дьявола. Вернувшись и рассказав королю о произошедшем, Род сказал: «Кто замышляет зло, уже злодей». Так и появилась на свет эта фраза. Для Рода смерть была наивысшим…

Я была вынуждена остановиться. Голос у меня срывался, глаза жгло, точно огнем. Я с трудом сглотнула, несколько раз моргнула — глазам стало легче. Я вскинула взгляд на Джастина. Улыбка на усталом лице поблекла, однако он все столь же спокойно смотрел на меня.

— Он не мог вынести даже мысли о смерти. Поэтому принял меры, чтобы надежно защитить себя от нее, — закончила я.

— Он стал вампиром, чтобы никогда не умирать? Я отвернулась к окну. Вьющаяся меж деревьев тропа справа от корпуса тонула в тени. Слабо колыхались деревья. Там, за окном, все дышало миром и покоем.

— Ну да. А фраза стала визитной карточкой ордена Подвязки, сохранившегося в Англии и по сей день. Также она стала девизом моего братства, хотя я без конца оскверняла ее.

Поджав ноги к груди, я уперлась подбородком в колени, глядя на приборную доску. Все эти маленькие экраны и циферблаты расплывались, сливались в одно неясное пятно. Перед мысленным взором у меня стоял Род — такой, каким я видела его на кушетке в моей гостиной. Ввалившиеся щеки, сильный, волевой подбородок, общее ощущение хрупкости, изнурения. А глаза! Синева этих глаз навсегда впечаталась мне в память еще в мои вампирские годы. Однако тем вечером они поблекли. О, я узнала бы их цвет где угодно — в цветах, в небе — в любой мелочи. Я попыталась сглотнуть еще раз — но вдруг с изумлением обнаружила, что не могу. Надо было срочно вылезать — джип был слишком мал. Я сама была слишком мала. Мне казалось, я вот-вот лопну, там, под кожей.

— Мне пора, — промолвила я, открывая дверцу, и шагнула на парковку.

Джастин опустил окно со своей стороны и окликнул меня:

— Лина! Постой!

Мотор умолк, открылась и хлопнула, закрываясь, водительская дверца. По асфальту у меня за спиной застучали шаги. Я обернулась к Джастину, стиснув кулаки. Льющийся из общежития свет озарял скамейки и вход в здание у меня за спиной.

Должно быть, я сейчас выглядела устрашающе — зубы стиснуты, глаза сощурены и устремлены в землю, дыхание с трудом вырывается через ноздри, точно у бешеного быка. Джастин остановился в нескольких шагах от меня.

— Что случилось? — спросил он. — Что я такого сказал?

— Ничего. Дело во мне. Мне захотелось взорваться, вырваться из собственной кожи. Перебросить разум в другое тело. Хотелось забыть, все, что я делала до того, как стала человеком три месяца назад.

Я не говорила — цедила слова сквозь стиснутые зубы. Изо рта у меня брызгала слюна, но сейчас мне было все равно.

В глазах Джастина отражалась неприкрытая паника. На лбу выступил пот, рот был чуть приоткрыт.

— Это как прыгать вниз головой на канате.

— Что-о-о? — Мягко говоря, неожиданная реплика.

— Стоишь на мосту и знаешь, что собираешься совершить ужасно глупый поступок. Но все равно совершаешь. Приходится. Чтобы хоть что-то почувствовать. Потому что делать глупые вещи — все равно куда лучше, чем просто стоять на обочине жизни со всеми этими идиотскими ошибками и ответственностью. Прыгаешь — потому что у тебя нет выбора. Потому что если не прыгнешь, то просто рехнешься.

— По-твоему, решение после шестисот лет жизни в шкуре безжалостного вампира снова стать человеком — все равно что с моста на канате спрыгнуть?

Несколько секунд мы оба молчали.

— А ты совсем не видишь связи?

Я не могла сдержать смех. Как он только это проделывает? Как заставляет меня взглянуть на все в новом свете? В моменты глубочайшего смятения он заставил меня осознать, что жизнь, которую я вела сейчас, полна смеха и веселья.

Обхватив Джастина за шею, я поцеловала его так страстно, что он аж застонал. Я всем телом ощутила дрожь этого звука — и, в свою очередь, задрожала. Прильнув к нему, я целовала его в шею, в изгиб между плечом и шеей. А потом — отпрянула, но лишь самую малость.

— Идем со мной наверх, — прошептала я, не успев даже сама осознать, что говорю.

Джастин вытаращил глаза — но так разулыбался, что ямочки у него на щеках стали еще больше обычного.

— Ты уверена?

Я кивнула. Да, я была уверена.

Украдкой проскользнув мимо охранника, Джастин встретился со мной наверху. Я остановилась перед дверью и, оторвав листочек от висевшей над порогом связки розмарина, протянула его Джастину.

— Держи. Храни у себя в бумажнике. Как посмотришь на него — вспомнишь эту ночь.

Скоро мы уже стояли лицом к лицу в гостиной. Вокруг меня повсюду были талисманы моей прошлой жизни. Мечи, фотографии, флакончик с прахом Рода на шее.

— Я так рада, что ты знаешь правду, — прошептала я. — Ты и не представляешь. Даже понятия не имеешь, чем для меня стала наша сегодняшняя поездка в клуб.

Шагнув вперед, Джастин накрыл ладонью мою правую щеку. Такой знакомый жест — жест, без которого жить я уже, кажется, не могла.

— Я люблю тебя, Лина, — промолвил он, и я потрясенно увидела, что глаза его увлажнились.

— Я никогда еще не говорила этих слов ни одному человеку, — произнесла я, глядя в пол. Я не смела посмотреть на бюро — чтобы не встретиться взглядом с глазами Рода. Это была совсем иная любовь — любовь, которую я ощущала всем своим бешено бьющимся сердцем.

— Все хорошо. Тебе и не обязательно этого говорить — отозвался Джастин и наклонился, чтобы поцеловать, меня.

Я уперлась ладонями ему в грудь и шагнула назад. Сперва надо снять с шеи останки Рода. Дань уважения. Дань моему вампирскому прошлому. Я положила цепочку на кофейный столик.

Джастин поцеловал меня и подхватил на руки. Я обвила ногами его талию. Он зашагал к спальне и, войдя туда, ударом ноги захлопнул за собой дверь.