Контроль из могилы

Один из участников терапевтической группы выразил однажды мнение, что так как его родители умерли, то они не могли больше контролировать его.

 

- Они-то может и умерли, но в твоей голове, дорогой, они живы! – возразила другая участница группы.

 

Как вредный бунт, так и капитуляция могут продолжаться долгое время после смерти контролирующих родителей.

 

Многие думают, что со смертью контролирующего родителя, они как будто выходят на свободу. Но психологическая пуповина может тянуться не только с одного континента на другой, но и из загробного мира в наш мир. Я видела сотни взрослых людей, которые продолжали сохранять несломимую верность требованиям и негативным посылам своих родителей многие годы спустя после смерти последних.

 

Эли, шестидесятилетний успешный бизнесмен, был наделён недюженным умом и ядовитым чувством юмора, которые позволили ему очень точно сформулировать собственную ситуацию: «В моей жизни я играю запасным». Когда я познакомилась с ним, и несмотря на то, что он был мультимиллионером, Эли жил в маленькой студии, у него был машина-развалюха, и он экономил так, словно должен был с трудом сводить концы концами и жить от зарплаты до зарплаты. Он был очень щедр со своими взрослыми дочерями, но отказывал себе во всём.

 

Помню, как он пришёл ко мне как-то вечером, после работы, и, смеясь, рассказал, что он едва не упустил сделку на 18 миллионов долларов, опоздав на деловую встречу. Хотя обычно он очень пунктуален, в этот раз он двадцать минут кружил по улицам в поисках бесплатной парковки, так как не хотел платить 5 долларов. Он рискнул 18-ю миллионами, чтобы сэкономить 5 долларов!

 

Пока мы исследовали причины его обсессивного стремления к экономии, выяснилось, что и двенадцать лет после смерти родителей в голове Эли продолжал звучать голос его отца: «Мои родители были бедными иммигрантами, я вырос в абсолютной нищете. Отец и мать научили меня всего бояться. «Это джунгли, и если не быть осторожным, тебя съедят с потрохами», - говорил мне отец. Он заставлял меня чувствовать, что я не могу ожидать от жизни ничего, кроме подстерегающих опасностей, и ничуть не изменился даже тогда, когда я женился и заработал много денег. Он всегда резко осуждал меня за любую трату или покупку. Когда я совершал ошибку и рассказывал ему о моих покупках, он неизменно отвечал: «Идиот! Тратишь деньги на всякие излишества, когда должен экономить каждый цент. Вот настанут трудные времена, они всегда настают, и тогда тебе понадобятся эти деньги». Дело дошло до того, что я впадал в панику при необходимости потрать хотя бы цент. Мой отец никогда не видел жизнь как нечто, чем можно наслаждаться, он всегда думал о ней, как о чём-то, что необходимо вытерпеть».

 

Отец Эли проецировал на сына страхи и материальные трудности собственной жизни. Когда Эли достиг успеха, при попытке воспользоваться заработанным он слышал предостережения своего отца, чьи предсказания будущих катастроф без конца повторялись в его собственной голове. Даже когда Эли всё-таки решался на то, чтобы купить себе что-то, голос отца не давал ему насладиться покупкой.

 

Недоверие к будущему отца Эли распространялось также и на женщин. Как и успех, женщины в один прекрасный день обернутся против него. Мысли отца о женщинах были близки к паранойе, и Эли прекрасно усвоил их: «С женщинами у меня всё плохо. Я никогда не доверял им. Моя жена развелась со мной, потому что я постоянно обвинял её в мотовстве. Это смешно. Она покупала себе сумку или ещё какую-нибудь вещь, а я начинал думать о банкротстве».

 

Во время работы с Эли я отчётливо поняла, что деньги были не единственным, что разрушило его отношения с женой. Эли истыпывал огромные трудности в выражении чувств, особенно что касалось привязанности, и для неё ситуация стала со временем невыносимой. Точно такие же проблемы были у Эли и с другими женщинами: «Когда я иду на свидание с кем-нибудь, я слышу в голове голос отца: «Женщины обожают раскручивать мужчин на деньги. Они отберут у тебя всё, если ты будешь настолько дурак, что позволишь им это сделать». Я думаю, что я выбирал не тех женщин, потому что первым делом я старался увериться, что та или иная женщина глупее меня. Думаю, я пытаюсь переиграть их заранее, до того, как они обманут меня. Встречу ли я когда-нибудь женщину, которой смогу доверять?»

 

Передо мной был умный и чуткий человек, который, даже понимая, что происходит, продолжал идти на поводу у своего умершего отца. Я никогда не забуду день, когда он пришёл ко мне после того, как ему удалось победить накрывшую его волну подозрительности, и эта победа согрела его изнутри. На его глазах были слёзы, когда он сказал мне: «Знаете, Сюзан, в моей жизни нет ничего такого, что оправдывало бы мои постоянные страхи».

«Чувствую, что мне нечем дышать»

Когда у меня на приёме появилась Барбара, 39-летняя стройная женщина-композитор музыки для телешоу, она была в глубокой депрессии: «Я проснулась ночью и почувствовала внутри такую пустоту, что казалось, что я при смерти. Я в своё время была музыкальным вундеркиндом: в пять лет я играла концерты Моцарта, а в двенадцать мне дали стипендию в Джуллиард. Профессионально всё идёт прекрасно, а внутри я при смерти. Полгода назад пришлось лечь в больницу из-за депрессии. Я чувствую, что потеряна, не знаю, куда мне пойти».

 

Я спросила Барбару, произошло ли что-то особенное, что могло бы спровоцировать госпитализацию, она сказала мне, что за три месяца она потеряла обоих родителей. Я искренне посочувствовала ей, но она поспешила отговорить меня от сочувствия: «Это неважно. Мы несколько лет перед этим не разговаривали, так что я уже свыклась с мыслью, что для меня их как бы нет».

 

Я попросила Барбару разъяснить причины этого расставания.

 

«Четыре с лишним года назад, когда мы с Чаком решили пожениться, мои родители настояли на том, чтобы приехать к нам помочь с подготовкой свадьбы. Мне только этого не хватало.., чтобы опять чувствовать, как они дышат мне в затылок, как тогда, когда я была помоложе. Я хочу сказать, что они постоянно лезли в мои дела... Как испанская инквизиция: что я делаю, с кем я это делаю, куда я пошла... Как бы то ни было, я предложила им найти гостиницу, чтобы они разместились там, потому что мы с Чаком и так были издёрганы этой свадьбой, и тут они взвились, как сумасшедшие. Сказали, что если я не позволю им остановиться у меня, они никогда больше со мной не будут разговаривать».

 

Я покачала головой, а Барбара улыбнулась впервые за всё время нашей беседы: «Да, это точно было ошибкой. Для начала, они вообще не приехали на свадьбу и рассказали всей родне о том, какая я плохая дочь. Родственники до сих пор со мной не разговаривают. Через пару лет после свадьбы, моей матери диагностировали рак в смертельной стадии, и она взяла со всей семьи торжественное обещание, что никто не оповестит меня о её смерти. Так и произошло, я узнала обо всём спустя пять месяцев после похорон, когда один из друзей семьи случайно встретил меня и выразил соболезнования. Вот так я узнала, что моя мать умерла. Я бросилась звонить отцу, думая, что ещё не поздно поправить наши с ним отношения, но первое, что я услышала от него было: «Теперь ты можешь быть довольна, ты убила свою мать!» Я полностью упала духом, а он продолжал свои попрёки, пока сам не умер, спустя три месяца. Всякий раз, когда я думаю о них, я слышу его обвинения и чувствую себя убийцей. Хотя они оба на два метра ниже горизонта, они продолжают душить меня своими обвинениями. Что мне надо сделать, чтобы выкинуть их из моей головы и из моей жизни? С тех пор, как они умерли, мне всё чаще приходят в голову мысли о самоубийстве. Мне кажется, что это единственный способ заставить замолчать их голоса: «Ты убила своего отца. Ты убила свою мать». Я однажды даже чуть не решилась на самоубийство, но знаете, что меня остановило? Я испугалась возможности опять встретиться с моими родителями. Хватит с меня того, что они разрушили мою жизнь здесь, на земле, я не могла рисковать тем, что они разрушат и то, что я могу найти после смерти.»

 

Как и родители Эли, родители Барбары продолжали контролировать её из могилы. Несколько лет она прожила, чувствуя себя ответственной за смерть родителей, это подорвало её психическое здоровье и едва не разрушило её брак. Она отчаянно пыталась избежать чувства вины. Как и большинство тех, у кого были контролирующие родители, Барбара могла признать отчасти тот вред, который её родители причинили ей. Но этого было недостаточно, чтобы она могла вернуть им чувство ответственности за происшедшее, которое давило её. Нам с ней понадобились некоторые усилия в отработке ситуации, но в конце концов Барбаре удалось прийти к пониманию того, что её родители были полностью ответственны за собственную жестокость. Но даже при мёртвых родителях, Барбаре понадобился ещё целый год, чтобы добиться того, чтобы они оставили её в покое.