К этому моменту заключенные, по большей части неохотно, хотя и полностью, подчинились чрезвычайно жесткой структуре своих ролей в нашей тюрьме. Они называют себя по идентификационным номерам и охотно отвечают на вопросы, обращенные к их «анонимной идентичности». На вопросы, которые должны были бы показаться им как минимум странными, они отвечают со всей серьезностью — например, о своих «преступлениях» и о том, что они делают для реабилитации. За редкими исключениями они полностью подчинились власти комиссии по условно-досрочному освобождению, как и охранникам и системе в целом. Только заключенному № 7258 хватило смелости назвать причиной своего пребывания в тюрьме добровольное участие в эксперименте, но и он быстро отказался от этого утверждения после словесной атаки Прескотта.
Легкомысленный стиль некоторых заявлений об условно-досрочном освобождении, особенно заключенного № 3401, студента азиатско-американского происхождения, блекнет перед вердиктом комиссии о том, что подобное поведение недопустимо и заключенный не заслуживает освобождения. Большинство заключенных, кажется, полностью приняли ситуацию. Они больше не возражают, не бунтуют и делают все, что им говорят или приказывают. Они похожи на актеров, следующих системе Станиславского, продолжающих играть свои роли за кулисами и в отсутствие камеры. Их роли поглотили их личность. Тех, кто верит в наличие некого врожденного человеческого достоинства, должна очень огорчить рабская покорность бывших мятежников, героев-бунтарей, превратившихся в жалких просителей. Героев не осталось.
Дерзкого азиата, Глена-3401, мы отпустили спустя несколько часов после его напряженной встречи с комиссией по условно-досрочному освобождению. У него началась сыпь по всему телу. Его осмотрели в студенческой поликлинике и отправили домой, порекомендовав обратиться к семейному врачу. Сыпь была тем способом, с помощью которого его тело добивалось свободы, как и неистовая эмоциональная реакция Дуга-8612.
