ГЛАВА ВТОРАЯ

I

Она тихонько входит, воспользовавшись ключом, зажатым в потной ладони. Здесь темно и прохладно, открытые настежь двери балкона впускают ночной воздух.

Он спит.

Она замечает это немедленно, - его долговязая фигура растянулась на кровати, хотя здесь и слишком темно, чтобы можно было разглядеть черты его лица. Но дыхание его медленно, ровно, и даже в пустоте комнаты, оно наполняет ее спокойствием. Закрыв на мгновение глаза, она возносит благодарственную молитву, за то, что он в безопасности. С Малдером никогда нельзя быть уверенной, что увидишь его в следующий раз.

Сон чаще накрывает его теперь своим неуловимым исцеляющим объятием. Прошел месяц с той поездки в Калифорнию, и она обнаружила, что тени под его глазами почти исчезли. Несколько раз ей даже приходилось будить его по телефону, чтобы он успевал на работу вовремя.

Это делает ее счастливой. Он делает ее счастливой.

< А если я хочу, чтобы эта жизнь стала и моей? >

Этот вопрос эхом отдается в ее сознании; она должна была сказать хоть что-то. Но и сегодня вечером, она все еще не уверена, что сказать, чтобы он услышал. Она жалкая трусиха, но, возможно ей вообще не придется ничего говорить. Он назвал ее Аной, тем самым предоставив ей подходящий плацдарм для отступления.

С сумкой в руке, она направляется прямиком в ванную. Самое время смыть с себя дневные сожаления перед ночными открытиями.

Мрачность смывается с кожи, Даны Скалли, песчинка за песчинкой.

II

 

... возбуждение...

- Сначала бедра, потом - руки, хорошо? Бедра… - Он играл с ее одеревеневшим телом, словно кукольник, дергающий за ниточки, подавляя ее сопротивление своим мягким голосом и крепкими сильными пальцами. -...Потом – руки.

Не было такой части его тела, которой он бы ни прикоснулся к ней. Воспоминания, надолго и глубоко похороненные, всплывали в водовороте эмоций, даже когда они просто лупили битой по мячу.

Все возвращается... ощущение волос на его ногах, щекочущих тонкую кожу ее бедер. Его губы, двигающиеся вдоль ее шеи, смешение дыхания в слиянии губ и языков.

Она крепче перехватила биту, обернув пальцы... вокруг гладкого столбика кровати. На секунду ее глаза закрылись, пока она боролась за концентрацию. Что он там говорил?

- "..., гоняться за пришельцами с сумасшедшим, хотя и блестящим напарником"

Ее глаза встретились с ним в тот момент. Она засмеялась, главным образом, над собственными грязными мыслями.

- О, я сожалею, Скалли. Последние две проблемы мои, а не твои

Она хотела поведать ему о собственной маленькой проблеме, но сдержалась. Вместо этого она удобнее согнула колени и пробормотала, - Заткнись, Малдер. Я играю в бейсбол.

И засмеялась снова, потому что знала тогда, чего требовала.

III

 

Теперь ей оставалось лишь выяснить, как попросить об обратном. Проблема заключается в том, что она никогда не знала, как следует просить об этом.

О, она много чего наговорила в прошлом году; и хорошего, и плохого. Воспоминания об ее резком обращении с ним после нападения Пфастера до сих пор сдавливают ей грудь чувством вины. Она принесла извинения... в процессе. Рассказав ему о своей работе с Карен Коссефф, над решением ее психологической проблемы. Его кивок она восприняла как согласие.

Но она отлично знает, что теперь-то от нее потребуется гораздо больше. Намного больше, чем просто уступка его беспокойству. Однако она колеблется.

У бледного лица, которое смотрит на нее в зеркале, оказывается, есть губы - на секунду она потеряла уверенность, остались ли они там еще. Стоя в душе, она шепчет каплям, скользящим по ее телу, тихие слова извинения и любви.

Но сказать, то, же самое ему будет гораздо труднее, ведь они оба стали почти оцепенелыми от страха. Остается лишь надеяться, что скрываясь за слепящими всполохами красного шелка, страх не сразу поднимет свою уродливую голову. Ее язык нервно пробегает по зубам, почти ощущая привкус предстоящей битвы.

 

 

IV

 

Он глубоко вздыхает, не желая признаваться себе в том, что боится, что она не приехала.

Но она - здесь.

Часы ожидания чуть не свели его с ума. К семи часам он разделся до боксеров, свесив одежду на стуле и, уткнувшись носом в простыни, провалился в дремоту. Но, даже теперь, проснувшись, он боится шелохнуться, чтоб не спугнуть мечту. Зажмурив глаза, он лишь пытается представить себе ее тело, переплетающееся с его, и запах ее шампуня, щекочущий ему нос.

 

 

V

 

... завещание...

- Приезжай сюда, Скалли – самонадеянно потребовал он. Но сделает ли она это? – вот какой вопрос мучил его все те часы, заставляя безумно нервничать.

Когда она позволяет ему обвиться вокруг своего теплого тела, его охватывает желание упасть на колени и возблагодарить небо. Она невероятно напряжена, но он чувствует, как от прикосновения его губ к нежному уху, по всему ее телу пробегает расслабляющая застывшие мышцы дрожь.

- Это что, подарок на мой день рождения, Малдер? Не стоило утруждаться - язвительный, но неубедительный сарказм.

Кто сказал тебе, что это подарок на твой день рождения, Скалли? - хочется ответить ему. Это была лишь прихоть, да и просто он не знал иного способа приблизиться к ней. А идея с подарком, к его удивлению, оказалась отличным выходом из положения.

Пока тело вспоминает и осваивается, его губы бормочут что-то бессвязное. Что-то о пепле прошлого... Иисус, кажется что-то о том, что она сделана по образу и подобию Фокса Малдера.

Главное - продолжай говорить, - приказал он себе, одной рукой обхватывая ее талию, а другой - скользя по стройному бедру... делая вид, что объясняет правила. И не вздумай наставить ей синяков. Не хватало еще напугать ее.

-..., зачем думать?" - Легче сказать, чем сделать. Просто держи себя в руках и говори. Что угодно. Даже когда нечего сказать. Что за чушь выходит из его рта? -... Я… я сожалею, Скалли. Последние две проблемы мои, а не твои

Она захихикала, и он растаял. Независимо от того, что явилось причиной ее смеха, это хороший знак.

- Заткнись, Малдер. Я играю в бейсбол

Берегись, Скалли, - безмолвно обещает он. Я тоже вступаю в игру.

 

VI

Тайная кампания, продолжающаяся целый год, вступила в решающую стадию этой ночью.

Острожные прикосновения, витиеватые инсинуации, и даже прямолинейные признания в любви; и все это – лишь для того, чтоб разбить тающий лед, покрывающий ее сердце. Он уже видел нежность, скрывающуюся под холодной оболочкой, и теперь хочет большего.

Было так трудно дождаться подходящего момента, особенно, когда произошла эта задержка из-за инцидента с Пфастером. Но, по крайней мере, она, наконец, попросила о помощи, захотела поговорить с кем – то об этом. Когда она рассказала ему про свои занятия с психологом, он почти закричал от радости.

И с тех пор, он держался на безопасном расстоянии, давая ей время, чтобы перегруппироваться. Но, по прошествии нескольких месяцев, почувствовал, что готов к борьбе.

Достаточно хитроумных маневров…настало время решительных действий.

 

 

VII

 

Она появляется из ванной, напоенная надеждой, распрощавшаяся с болью, приветствующая свободу простых наслаждений, обозначившую возрождение ее души и тела. В мире слишком много вещей, которых нужно успеть коснуться, услышать, вдохнуть их аромат; она будет смаковать все, одно за другим.

Приблизившись к кровати, она касается гладкого белого стержня свечи. Не желая, чтобы столь долгожданное свидание проходило при резком, искусственном освещении, она теряет минуту, чтобы зажечь фитиль. Мягкий и успокаивающий свет свечи действует на нее расслабляюще, мерцая и обволакивая комнату своим желтым жаром.

Белый хлопок простыней служит ей холстом, на котором она рисует золотой набросок знакомого портрета. Второй раз в жизни, она становится Аной. Другая личность обнимает ее тело, даря свой комфорт и храбрость, разрушая ледяной кокон, она выходит за пределы иного мира.

Он лежит на смятых простынях, подобно притомившемуся Купидону, выставив одну ногу навстречу потоку влажного воздуха, проникающему из открытой двери балкона, другую же - спрятав под простынями, с надежностью стражей, хранящими его аромат.

Уголки ее губ приподнимаются в горькой полуулыбке, от приступа болезненной зависти. Эти простыни, так преданно хранящие тепло его кожи, скрывают его от ее голодного изучающего взгляда. Но можно ли ревновать к куску ткани за 200 долларов?

Медленно обходя кровать, она отдается на волю воспоминаний, накатывающих на нее как вода во время прилива.

Его руки... Ах, эти руки, которые точно знали, где ее касаться, руки, которые когда-то исследовали ее душу и тело... сейчас они расслабленны. Если она добьется своего, то очень скоро они будут играть на ее теле снова, вводя ее в бессмысленный экстаз и разворачивая один за другим, слои опровержения, тяжелым грузом давящие на нее каждый день.

Но пока его руки спят: одна – вцепилась в простынь, а другая раскинулась на постели, словно только недавно настигнутая дремотой. Эта его рука все еще дергается во сне - может, это его пальцы ищут ее?

Лучевая кость, локтевая кость, запястье... Трицепс, бицепс, ключица. Кости и сухожилия, слившиеся под гладкой кожей в единую симфонию движения и совершенства. Она помнит каждую деталь, и не забудет даже в другой жизни.

Ямочка там, где плечо встречается с грудью, которая была настолько чувствительна к прикосновениям ее губ. Твердые мускулы, по которым так любили путешествовать ее пальцы. Сердце, замедляющее свой ритм под ее ухом после их воссоединения, его ровный уверенный стук, убаюкавший ее, успокаивающий и защищающий.

И, конечно же, его лицо. Сейчас она почти не в состоянии видеть его, но темнота не мешает ей помнить покалывающее ощущение на кончиках пальцев и призрачную нежность его губ. Острые угловатые черты, мягкие брови, сильный, выступающий рот. Выдох, поцелуй, вдох. Его нос, прижимающийся к ее щеке - последняя недостающая часть мозаики. Его волосы, спутанные и вьющиеся, на влажном лбу, теперь стали значительно короче. Его глаза – обычно тусклые и бесцветные, той ночью, пылали, глядя не нее, не давая возможности отвести взгляд.

Это невозможно, думает она. Тогда я саму себя ослепила его присутствием, но сейчас все иначе...

Она вздыхает и замечает, что он хватается за кровать так же отчаянно, как хватался когда-то за ее жизнь. Пальцы ног упираются в изножье, а голова неловко повернута на подушке. Ей больно смотреть на его попытки приспособить свою шестифутовую фигуру к специфическим размерам антикварной двуспальной кровати.

Внезапная мысль привлекает ее рассеивающееся внимание – а ведь ее собственная кровать не намного больше этой. После этой ночи, ей придется подыскать себе другую, - более подходящую для этого мужчины, который, как она надеется, разделит с нею новую постель.

А пока, она откладывает надежды в сторонку и собирает воедино вновь полученную храбрость. Ее рука с нежностью скользит по резной спинке, ненадолго замирая... в желании подольше оттянуть волнующий момент. Это похоже на обратный отсчет к старту. Досчитав до двенадцати, она слегка передвигает его ноги, и его дыхание становится чуть тяжелее. Она замирает, ждет, пока он вновь не уснет, и только потом пересекает последнюю грань между ними. В полутьме, она уютнее устраивается, прижимаясь коленями к его ногам, медленно, чтобы не разбудить.

Ее глаза бродят по его телу; и хотя она уже видела все это прежде, все кажется ей новым, полным открытия. Еще бы. Ведь прежде она не имела удовольствия просто смотреть.

Это чистое восхищение, и отныне, она хочет, чтобы каждая их ночь начиналась именно так. Ее пристальный взгляд останавливается на его руке, уже переставшей искать ее. Раскрытая ладонь зовет ее к исследованию. Она уже испытывала похожие ощущения, но сейчас все немного иначе.

Веснушка. Возможно, и родинка, вообще-то. Необычно для такой красоты, как и мозоль в самом основании мизинца, заметная только тогда, когда его рука дрожит. Словно говоря: иди ко мне.

Что она и делает, прижимаясь ртом к его ладони и лаская ее своим теплым дыханием, шепотом приветствует – приятно познакомиться с тобой. Теперь, когда я знаю, что ты - здесь, я никогда не забуду о тебе, обещает она, прикасаясь языком к маленькому пятнышку.

Словно искра, ее нежность пробуждает к жизни эту руку, и его пальцы прикасаются к ее щеке, удивленно поглаживая челюсть. В ответ она продолжает целовать его запястье, губами прослеживая ток крови под тонкой кожей. Она останавливается на еще одной родинке, в локтевом сгибе, а его рука, тем временем, поглаживает ее волосы, опираясь на затылок.

Его шепот останавливает ее движения сокрушительным ударом.

- Скалли?

Она чуть не задохнулась. Она не Скалли, она Ана. Скалли не может дать ему то, чего он хочет.

Глупо так паниковать, - настаивает логическая часть ее разума, принадлежащая только Скалли. - Ты же знаешь, что именно таков был его план с самого начала.

Тщательно продуманный, хорошо исполненный план, и при любых других обстоятельствах она бы даже похвалила его за это. Но все, что она может чувствовать сейчас, - паника и нерешительность. Слезы начинают скапливаться в ее глазах…

И вдруг, она оказывается лежащей на спине, запястья будто наручниками, прикованы к подушкам. И он нависает над нею, более тяжелый, чем в ее воспоминаниях. Все его существо – сплошь напряженные мускулы и пламя, отражающееся даже в глазах.

- Хочешь прокатиться на этом поезде снова, Скалли? - от его ледяного голоса по всему ее телу от головы до пальцев ног проходит дрожь страха, смешанного с желанием. - Получи свой билет прямо здесь - Толчок его бедер между ее ногами, попадает прямо в горячую, жадную цель.

- Малдер - Она пытается сделать так, чтобы ее голос не прозвучал как мольба, но он не покупается на это, тут, же вжимаясь в нее каждым дюймом своего тела. Не для того, чтобы сделать ей больно, просто…чтобы показать, что она в его власти....

- Забудь, Скалли. Это дорого обойдется тебе... и речь вовсе не о деньгах