НЕ ПОТЕРЯТЬ СЕБЯ

 

— Папа, мы все решили стать геологами.

— Это похвально. Только вряд ли стоит всем становиться геологами. Ваша дружба еще не сходство призваний. Это вы учтите, когда будете кончать школу.

— А мы и не будем кончать. На курсы геологов принимают уже сейчас с восемью классами.

— Постой, постой. Это не годится. Ты должен окончить школу. Будешь ли геологом или ветеринаром — это твое дело, но средняя школа — обязательно. И не только средняя. Вообще я не слышал, чтобы геологи имели невысшее образование, не говоря уже о среднем. Это, наверное, коллекторские курсы — помощников геологов: ходить за геологом, отбирать образцы пород, писать этикетки, заворачивать и нести. Неплохо для романтики и для тех, кто готовится стать настоящим геологом. Но «вечный коллектор» все равно что «вечный студент». Скажи честно, что тебе надоела школа.

— Да, надоела.

— Спасибо за откровенность. Но есть ноши, которые приходится в жизни нести. Учиться, воспитывать детей и ухаживать за стариками. Это уж твоя забота — будут ли ноши приятны тебе или нет. Садись, ты задал слишком сложный вопрос, чтобы обсуждать его стоя.

— А чего его обсуждать. Я уже решил.

— Во-первых, серьезный вопрос всегда обсуждается. Во-вторых, пока ты не стал самостоятельным, решаем мы с мамой.

— Вот я и хочу стать самостоятельным.

— Все в свое время. И не надо его торопить. Только дебильные вправе не закончить среднюю школу. Если ты более ловок руками, чем головой, получай аттестат зрелости и иди работай. Но я что-то не замечал особой ловкости в твоих руках.

— А в голове?

— В голове замечаю. Только потому и не ругаю за двойки, что получаешь и пятерки. Пойми, все твои мечты я знаю. Все их не осуществить, но все они требуют высшего образования.

— Неужели нельзя заняться самообразованием?

— Сейчас нельзя. Везде с тебя будут спрашивать диплом, а если его нет, то просто не станут разговаривать. Так уж устроен мир. Признаться, я тоже не был в восторге от средней школы и, пожалуй, от университета — до сих пор чувствую свои пробелы, но все-таки главное они мне дали (среднее и высшее образование), иными путями ты этого не получишь, сколько бы ни читал книг и ни самообразовывался. Так что, дружок, можешь поступать на свои курсы геологов, но школу не бросай.

— Ты не знаешь, сколько туда ездить на электричке.

— Это уж твое дело. Хочешь быть романтиком, надо страдать.

— Ты говоришь «романтик», словно это контрабанда какая-то.

— Нет, отчего же, я сам в душе романтик, но этим словом часто спекулируют. Когда недавно я ездил в Москву на учебу, нам читали курс «Социально-психологические аспекты управления» и рассказывали о социологическом законе — я подробно это записал.

На детей влияют не только их родители, но и родители одноклассников. Если в классе много родителей с высшим образованием, то дети считают само собой разумеющимся поступление в вуз, даже те, у которых родители со средним образованием и не настаивают на получении высшего. Если же в классе большинство родителей имеет среднее образование или ниже среднего, то дети тех, кто имеет высшее, бунтуют и хотят раньше времени бросить школу. Так что ты, сынок, не воображай, будто, поступая против воли родителей, ты утверждаешь свою волю. Просто ты следуешь воле родителей своих друзей.

Об этом разговоре я вспомнил не только потому, что в тех или иных вариациях он происходит в каждой третьей семье. Здесь проявляется важное качество человека, отличающее его от животных, — потребность в значительности: быть не просто человеком, но и Человеком с большой буквы, утвердиться в собственных глазах и в глазах других. Для голодного «райская» жизнь — сытость, для угнетенного — справедливость, для умного — достоинство. И такой жизни человек хочет не на небесах и даже не в пенсионном возрасте, а по крайней мере в обозримом будущем.

Как и все способности, эта способность у разных людей развита в разной степени. Одни довольствуются малым: сознанием того, что произвели на свет детей, собственными руками построили дом, украсили наличники затейливой резьбой. Другие хотят большего: построить множество домов, заслужить славу в районном, областном, всесоюзном, мировом масштабе. Одни еще не проявили свою значительность и в большей или в меньшей мере хотят ее проявить; другие проявили и хотят или не хотят большего.

Эту способность — «Нужду в значительности» определяет ВОЛ. Другие тесты позволяют выяснить, а что именно хочет человек. Социальная ответственность — потребность что-то давать людям, буквально каждому (важное свойство врача, учителя, продавца), необязательно бесплатно и необязательно с пользой. «Бесплатность» оценивается с помощью третьего теста — «Альтруизм»: наслаждение от того, что можешь отдать ближнему последнюю рубашку (последнюю, а не десятую, да к тому же вышедшую из моды). Третье и четвертое качества — «Самооценка» и «Социальная значимость» — говорят о том, как высоко человек оценивает себя и свое служение обществу. Подключим сюда «Люшера», и мы увидим, почему «оранжево-красная» личность хочет получить все именно сейчас, «сине-зеленая» боится потерять то, что имеет, и ждет случая подняться на ступеньку выше, «желтая» согласна быть признанной завтра (и даже после смерти), а «красно-фиолетовую» нужно ласково погладить и сказать несколько приятных слов.

Появляется нужда в значительности в самом раннем возрасте, когда по отношению к родителям начинает действовать установка «У меня неблагополучно — у вас благополучно». Послушайте, как говорят дети: «А у меня...», «А мой папа...», «А у нас дома...»

Когда мама аккуратно разрезает кусок пирога на две равные доли, сестренки болтают под столом ногами и внимательно следят за действиями мамы. Потом одна говорит другой: «У меня такой же кусок, как у тебя, а у тебя нет».

Если появляется установка «У меня неблагополучно — у вас (тоже) неблагополучно», нужда в значительности становится особенно острой и хронической. «У меня благополучно — у вас неблагополучно» — только внутренняя маска, безуспешная попытка обмануть себя и готовность воспользоваться любым суррогатом значительности: унижать более слабых, воровать сначала по мелочам, а потом по крупному счету, попробовать, а потом и злоупотреблять спиртными напитками.

Но даже если первая установка благополучно перейдет в четвертую — «У меня благополучно — у вас благополучно», человек, утолив жажду в значительности, начинает преобразовывать ее в потребность более высокого порядка. Эта потребность растет с раннего юношеского возраста до 50—60 лет по «развернутой спирали»: выше, потом немного ниже, потом еще выше, потом немного ниже...

Выше: до 18 лет. Острая потребность в самостоятельности, независимости, возможности испытать себя во всем.

Немного ниже: 18—20 лет. Заслоняют другие мотивации — кем быть и еще беспомощные творческие желания (потребность в проявлении инициативы).

Еще выше: 20—25 лет. Начало семейной жизни, первый собственный ребенок, начало профессиональной жизни. Только в этом возрасте стоит вывешивать фотографию на доске Почета. Более ранняя слава, если не развращает, то по крайней мере может испортить характер.

Немного ниже: 25—30 лет. Окончательно определяются жизненные цели, приобретаются навыки и появляется творческая отдача.

Еще выше: 30—40 лет. Первый жизненный итог. С этой возрастной точки видно, и чего достиг, и сколько осталось до пенсии.

Немного ниже: 40—50 лет. Первые подступы старости, первые возрастные болезни, потребность в более спокойной, размеренной жизни для накопления навыков.

Еще выше: 50—60 лет. Второй жизненный итог. Самый ответственный и противоречивый, как у подростка, этап человеческой жизни: вершина свершений, появление больших, но уже труднореализуемых возможностей. Особенно колоритно это проявляется у Т-специалистов: столкновение профессиональной молодости с физической старостью, последняя отступает, но ненадолго.

Теперь ниже: за 60 лет. Третий и окончательный жизненный итог, подведение баланса, который почему-то получается с отрицательным сальдо. Так уж устроен человек: он всегда хочет больше того, чего достиг. Последние громы острых творческих желаний, но со скудеющим дождем. Чем страдают пенсионеры, выставляя напоказ формальные свидетельства своих заслуг,— только ли старческими немощами?

Такова жизнь!

Б самом центре Москвы, где Иван III поселил новгородских бояр, а Петр I проложил дорогу из Кремля в Преображенское, сейчас учатся ученые-организаторы. Одна треть из них — Т-специалисты, заинтересовавшиеся проблемами организации и управления наукой. Вторая — ученые, проявившие свои организаторские способности и теперь приобретающие для этого необходимые знания. И третья — ученые-неудачники, остро чувствующие свою незначительность и надеющиеся обрести ее если не в исследовательской, то в организационной работе. Возраст — от молодого до среднего. Острый интерес к личности научного работника и в первую очередь к собственной личности. Они изучают тесты и стараются в первую очередь испробовать их на себе. Разрабатывают профессиограммы и спешат сразу проверить свое соответствие им. Они живой пример того, что значительность чаще всего проявляет профессия.

Проявляется значительность и в пространстве, и во времени.

Больше всего здесь повезло нам, научным работникам. За каждым тянется «хвост» публикаций в отечественных и иностранных журналах, нас многие читают, хотя и не знают в лицо. Но получается парадокс: чем талантливее и гениальнее ученый, тем меньше знают и ценят его современники, тем более оценят его потомки, к которым он адресуется, при условии, что они узнают о нем. Менделеева не избрали академиком, а многие ли из тогдашних академиков заслужили посмертную славу?

Среди ученых ходит шутка. Есть три вида гениев. Гений первого вида легко добивается признания, и еще при жизни ему надевают венок и возводят на пьедестал почета. Гения второго вида при жизни не признают, а после смерти почитают. И гений третьего вида: при жизни его не признают, а после смерти забудут и никогда не вспомнят.

Р.Плятт назвал профессию актера публичной. Актера знают много, иногда даже слишком много людей и узнают не только там, где приятно, чтобы тебя узнавали. И тогда вырабатывается манера держать себя в жизни как на сцене, украдкой бросая взгляд: узнали? Это оборотная сторона медали, но все-таки, как некоторые утверждают, «приятной» медали. Уходит артист со сцены — его могут легко забыть (общественная память небеспредельна), и даже гениальные актеры порой ничего не оставляют после себя, кроме восторженных, но мало о чем говорящих, отзывов мемуаристов.

Художнику б этом отношении лучше. После него остаются полотна. Его значительность — участие б выставках. Без выставок он не приемлет себя. Он борется за участие в них, переживает отказ выставочной комиссии ему и отказы другим, все выставочные дни проводит в праздничном угаре и еще долго потом живет этим.

Архитектору еще лучше. Я помню, какое впечатление произвели на меня слова знакомой, просто сказавшей: «Этот дом построил мой отец».

Чем более высокий пост занимает руководитель, тем больше людей его знает, и попадает он в положение артиста. Если он директор завода, все связывают облик, гигантских заводских корпусов с его личностью. Но когда-нибудь он уходит, а корпуса, как ни странно, остаются и продолжают жить своей жизнью. Незаменимых личностей нет. Руководитель вообще в смысле значительности находится в особом положении: значительность в нем проявляет должность, пока он ее занимает, и одна из его должностных обязанностей — проявить значительность своих подчиненных.

Вот хрестоматийная «министерская» история. Приходит в учреждение посетитель и спрашивает вахтера, как пройти в нужный ему кабинет. Вахтер очень вежливо, внятно и понятно объясняет. Посетитель благодарит, идет к лифту, потом возвращается к вахтеру.

— Я много хожу по разным учреждениям и министерствам, но впервые узнал, что можно так понятно и кратко давать справки.

Вахтер покраснел (его похвалили):

— Послушали бы вы, как я говорил тринадцать лет назад, когда стал вахтером. Едва я раскрывал рот, как люди начинали раздражаться, а некоторые говорили грубости. Потом я понял, что когда даешь справку, нужно сделать две паузы... Еще требуется дикция.— И вахтер с увлечением стал читать маленькую лекцию о том, как давать справки.

Посетитель внимательно выслушал до конца и сказал:

— Ну теперь я понимаю, что значит квалифицированный вахтер. Если это так, то вы король вахтеров. Позвольте вам за это пожать руку.— Он церемонно поклонился и ушел, а вахтер еще долго оставался в приподнятом настроении, не забыв вечером рассказать об этом жене. В нем проявили его значительность.

Сделаем вывод: значительность проявляет не только публичная или престижная профессия, но и высокая квалификация.

Еще один пример. Идет семейный совет: где сыну-студенту работать на каникулах: в поле, стройотряде или официантом в ресторане? Вам не нравится работа официанта? Может быть, потому, что вы вспомнили неквалифицированных — невнимательных, грубых, неряшливых, нечестных и, следовательно, неспособных официантов, а заодно — посетителей, не все ведь умеют красиво сидеть, есть, говорить и знают, сколько пить. А вот юрмальские (в Латвии) официанты проходили стажировку в дальних странах, многие из них стали победителями на всесоюзных конкурсах, с ними приятно говорить, и ими можно восхищаться.

Среди слушателей школы ученых-организаторов выделяется молодая женщина: скорее полная, чем худая, с непропорциональными формами, лысеющая и с явной щеточкой усов. Но когда она говорит и жестикулирует, эти бьющие в глаза физические недостатки куда-то исчезают. Одни страшатся своих недостатков, тушуются, другие идут напролом, не скрывают их, но рядом ставят свои достоинства — так достигается эффект.

У кинорежиссеров есть одна слабость: выставлять напоказ страдания своих героев — в больнице, в тюрьме, в плену. И появляется штамп: поджатые губы, нахмуренный лоб, печальные глаза. Однако всякие страдания кратковременны: известие о смерти близкого человека, операция без наркоза, трагедия в театре. А жизнь продолжительна, и, даже если она до невыносимости трудна, люди находят моменты улыбнуться, пошутить и побеждают своей значительностью. Черчилль польстил американцам, сказав, что они умеют смеяться и воевать и одно и то же время. А разве наши солдаты разучились смеяться, взяв на себя основные тяготы войны?

Нормальный человек — в психическом, нравственном отношении — всегда обретет свою значительность (надо только ему в этом помочь). Ненормальный (врачи в этом случае говорят «анормальный») обретает значительность в психической болезни, или навсегда теряет ее, кончая жизньсамоубийством, или пользуется суррогатами значительности.

Стоит длинная автобусная очередь. Подъезжает долгожданный автобус, но останавливается не в начале очереди, а впереди или сзади: очередь комкается, люди бегут, толкаются, раздражаются, трещат от напряжения двери, а шофер - смотрит. Это он сделал ненарочно, не рассчитал, задумался о чем-то своем? Нет. Он воспользовался суррогатом значительности. Это не тот водитель, который не стесняется объявлять остановки, делает это мастерски и открывает только что закрывшуюся дверь, увидев бегущего человека. Он тоже смотрит и ловит благодарный взгляд, проявляющий его значительность (без всякого суррогата).

Не кажется ли вам, что между американским президентом, миллиардером, который не думает стать президентом, но имя которого носят ледяная вершина в Антарктиде, университет и благотворительный фонд, и туристом, оставившим надпись на историческом памятнике «Ося и Киса здесь были», есть нечто общее?