Мой день начинается с РП[3], затем душ. Кругом темно. Я, кажется, едва существую. У меня нет тела, я ничего не слышу, не ощущаю кроме, возможно, слабого теплого дуновения, проходящего через ноздри. Потом вдруг все меняется, и я прихожу в себя. Моя голова тяжело опускается вперед. Я слышу шум воды из душа и чувствую ее на своем лице. Я открываю глаза, и передо мной постепенно материализуется образ – это Марсель, нежноголосая великанша с Мартиники[4], которая держит мои ноги на своих плечах. «О, месье Поццо, вы очнулись, не так ли? На этот раз мне не пришлось бить вас по щекам». Моя правая рука соскользнула с подлокотника, и я упал со своего сиденья для душа - жалкого предмета с отверстиями. На мне ничего нет кроме пакета для мочи, который прикреплен к пенису с помощью длинной трубки и чего-то, напоминающего презерватив. В английском языке он известен как «катетер типа презерватив», а французское название, его фирменное наименование – Penilex, скорее напоминает мне «penible», что означает «болезненный», как бы там ни было, происхождение слов от, прошу прощения, «пенис».
Я не могу самостоятельно сидеть. Чтобы кровь циркулировала и оставалась в моем мозге, я должен быть обернут огромным брюшным поясом, а от пальцев ног до ягодиц должны быть натянуты толстые компрессионные чулки. Когда я падаю в обморок, а я часто это делаю, я становлюсь ангелом тьмы, ангелом, который ничего не видит и не чувствует. Когда я возвращаюсь в свет с ногами в воздухе и болью от пощечин, то ослепительная яркость этого ада заставляет меня плакать.
Марсель зовет Абделя, чтобы поднять меня на кровать. Он отцепляет мои ноги от подножки, нагибается, пока его голова не касается моей груди, мои колени между его, обхватывает своими крепкими руками нижнюю часть моей спины, и... раз, два, три... Он наклоняется назад, и я оказываюсь на ногах, глядя на свое отражение в еще закрытых ставнях. Было время, когда я был хорош собой, но сейчас уже почти не осталось признаков этого. Вся кровь устремляется к моим ногам, я снова становлюсь ангелом, пока Абдель кладет меня на противопролежневый матрац. Марсель начинает, как она с улыбкой это называет, «интимные омовения». Она снимает катетер, склоняясь к зверю. Беатрис ласково называла его «Тото». Я слышу смех Марсель, Тото стал подниматься, и она не может поставить катетер обратно.
Парализованные были аристократией реабилитационного центра Керпапа. Мы были цветом общества, находясь так близко к Богу, что, естественно, смотрели свысока на всех остальных. Мы не могли пользоваться ни руками, ни ногами! Но между собой мы называли себя головастиками, потому что, как и у паралитиков, у головастиков нет ни рук, ни ног, только один изгибающийся член.
