Превращение проблемы ценности жизни в тематизированные источники философской мысли знаменует собой мутацию классической мысли нового времени в неклассическое философствование, самым значительным представителем которого был Ф.Ницше (1844—1900). Пространство классической мысли определялось в первую очередь как пространство разума, озадаченного поиском достоверного знания. Именно под знаком разума (естественного и божественного) и доступной ему достоверности классическое мышление ведет свой дискурс, организует стройный и всеохватывающий интеллектуальный мир. Это первый момент, который мы бы хотели подчеркнуть. Второй состоит в том, что герои классической мысли, стоявшие у истоков ее традиции, персонифицировано воплощали эти ведущие “знаки” классики — разум и достоверность. Это прежде всего Декарт, в поисках оснований рациональной достоверности экзистенциально (а не только логически) открывающий трансцендентальную структуру мысли и сознания (принцип “когито”).
Если теперь мы посмотрим на героев неклассической философии, обратившись к упомянутой фигуре Ницше, то сразу же будем вынуждены признать, что открываемое им пространство мысли развертывается не под “небесными” знаками разума и достоверности, а под “земным” знаком жизни и ценности. “Вопрос о ценности, — пишет Ницше, — фундаментальнее вопроса о достоверности”[lxxiv]. Но и при таком радикальном преобразовании исходных диспозиций мышления основоначала новоевропейской философии остаются не задетыми: “Только субъект доказуем, — говорит Ницше, как бы вторя своему историческому антиподу, родоначальнику классического рационализма Декарту с его когитальным принципом достоверности, — “объект” есть лишь известный вид действия субъекта на субъект… есть modus субъекта” (№ 569). Можно даже сказать, что присущий классической метафизике субъективизм еще более радикализируется[lxxv] в философии Ницше, что обнаруживается в характерном для нее ценностном подходе.
Связь идеи ценности с метафизикой субъекта была подмечена Хайдеггером: “Как только, — говорит он, — возникает идея ценности, так сразу надо признать, что ценности «есть» лишь там, где идет расчет, равно как “объекты” имеют место только для “субъекта”»[lxxvi]. Но этот субъективизм, что характерно для Ницше, разыгрывается в стихии языка жизни, от собственного имени которой ведется философствование как витальная экзистенциальная миссия. Вхождение жизни в фокус философского вопрошания происходит у Ницше одновременно с обесцениванием мира (данного для классического ratio) в результате утраты им цели, единства и самого бытия: “Категории “цели”, “единства”, “бытия”, посредством которых мы сообщили миру ценность, снова изъемлются нами — и мир кажется обесцененным ” (№ 12А). И проект Ницше в связи с этим обесцениванием мира состоит в том, чтобы, отказав в доверии основным категориям разума, вернуть миру ценность, но уже в качестве неразумной жизни. Ценность, с одной стороны, на первый взгляд обусловливает смысл мира, а с другой, выступает как его деградированный синоним, чего не замечает Ницше и о чем мы скажем в своем месте. Итак, с утратой миром смысла в центр мысли попадает жизнь, а место разума и достоверности занимают, соответственно, воля и ценность.
