Чёрная Корона

 

 

22 декабря 1969 года мы приехали в Катманду. Вкатываясь в город на нашем грохочущем автобусе, мы были изумлены, увидев вдоль так называемой Новой Дороги множество старых друзей. Они кричали нам: "Кармапа здесь! Кармапа здесь!" Мы приехали в Непал через несколько минут после Кармапы, величайшего мастера медитации и первого сознательно перерождающегося йогина Тибета. Он впервые за тринадцать лет прибыл туда, где с ним могли встретиться иностранцы с Запада.

Кармапа - это первый из тибетских лам, кто сознательно принимает новые рождения с 1110 года. Он также узнаёт сам себя при каждом рождении и отыскивает воплощенцев для других тибетских линий преемственности. Первый Далай-лама был учеником ученика четвёртого Кармапы. После того как в 1959 году, покидая Тибет, Кармапа без потерь провёл сотни своих людей через китайские заставы и высочайшие гималайские перевалы, он стал основывать центры медитации в Сиккиме и Бутане - странах, в то время закрытых для иностранцев. И вот теперь, впервые за много лет, появилась возможность его увидеть. Лишь гораздо позже мы осознали, как долго совпадали все события, подготавливая на всех уровнях условия для активизации нашей связи с Кармапой, которая длилась уже в течение множества жизней в прошлом. Мои частые яркие сны в раннем детстве, в которых я защищал жизнь мирян и монахов и сражался с ордами китайских солдат среди зазубренных гор, и неизвестно откуда взявшиеся пение и танцы в тибетском стиле в раннем детстве Ханны - всё это находило теперь своё объяснение.

В то время, однако, мы были ещё недостаточно открыты для правильного восприятия знаков мужества и красоты, исходящих из наших прошлых жизней. Мы искали лишь встречи с Ламой Че-чу и ничем другим не интересовались. По несколько раз в день мы приезжали к его дому в Махараджгундж, и всякий раз нам говорили, что он с Кармапой. Нам столько надо было ему рассказать и так хотелось его поблагодарить, но никак не выдавалось возможности встретиться с ним лично, и мы решили отправиться к ступе

 

 

Первый зрительный контакт с Кармапой у Сваямбху

 

Сваямбху, так как там был Кармапа, а, стало быть, и Лама Чечу.

По мере нашего приближения к подножью горы становилось ясно, что там происходит нечто необычное. На ступенях толпились тибетцы в лучших традиционных нарядах; мы ещё никогда не видели их в таком количестве. Счастливые и взволнованные, они всматривались куда-то вверх со сложенными у груди ладонями - жест, выражающий благодарность и преданность. Вниз по склонам холма катился рёв длинных тибетских рогов; эти вибрации наполняли всю окрестность. Вдруг все устремились по крутым ступеням мимо больших, недавно покрашенных статуй Будды на самый верх, к храму. Нас тоже потянуло туда. Я взял Ханну за руку, и мы стали обгонять медленно поднимавшихся тибетцев. Когда наверху мы приблизились к ступе с дордже, символизирующим Алмазное Просветление, звуки труб стали особенно пронзительными, как у гобоя. Во дворе справа плотной толпой стояли тибетцы, напряжённо всматриваясь в открытые двери монастыря. В дверном проходе, в полутьме, мы увидели человека крепкого телосложения, облачённого в красные и жёлтые одежды. Он восседал на чём-то вроде трона, держа над головой что-то чёрное. Из-за ослепительного солнца мы не смогли тогда как следует рассмотреть, что же это такое. Через несколько минут он опустил этот предмет и положил его в своего рода футляр, и тут железные ворота быстро захлопнулись. На мгновение все застыли, словно заворожённые, а затем дружно двинулись к маленькой боковой двери слева в нише, стараясь, видимо, пробраться к человеку на троне. Началась невообразимая толкотня и давка, заплакали дети, а я вдруг оказался в роли, которую мне потом часто приходилось выполнять среди тибетцев: я стал сдерживать молодых и сильных, чтобы пропустить вперёд стариков и детей, защищая тех, кого легко могут растоптать в такой суматохе. Тут нужна сила, а большинству непальцев, при их низкой весовой категории, и недоедающим тибетцам делать это довольно трудно.

Примерно через час основная масса народа прошла, и мы позволили толпе увлечь себя в числе последних. Поток протащил нас по короткому тёмному коридору, и внезапно мы, под громкий аккомпанемент труб, обнаружили себя неред Кармапой, и он возложил нам руки на головы. Мы подняли глаза, и вдруг он заполнил всё небо, огромный, золотой и сияющий. Нас толкали, тянули, а мы тряслись всем телом от переполняющей нас энергии. В состоянии транса мы прошли, спотыкаясь, мимо монахов в красных одеждах; они повязали нам на шею тонкие шнурки. Оказавшись снаружи, мы прислонились к железным воротам; ни единой мысли не было; мы видели перед собой лишь огромного золотого Будду, благословляющего всех, и понимали, что он явил нам совершенство, которое никогда не забыть. Мощь Кармапы вошла в наши жизни.

В свите Кармапы лучше всех говорил по-английски бутан-ский доктор Ургьен Джигме Цеванг, весёлый человек приятной полноты, с красными от постоянного жевания бетеля губами. Он помогал нам с переводом и стал для нас главным связующим звеном в общении с Кармапой. Будда Лаксими тоже заботилась о нас. Её особенно беспокоило наше шаткое финансовое положение. Она заметила, что мы не в состоянии говорить "нет" очаровательным старым тибеткам, желавшим нам что-либо продать. Мы не могли долго торговаться с людьми, которые действительно нуждались. Чтобы хоть как-то помочь, с помощью своих многочисленных друзей она нашла для нас дешёвую комнатушку в старом городе; мы выигрывали этим не менее половины доллара в день, не платя за гостиницу.

 

Кармана во время церемонии чёрной короны

 

 

Мы даже толком не распаковывались. Все наши дни проходили в Сваямбху - с раннего утра до позднего вечера, когда уже все спали. Нам просто надо было находиться как можно ближе к Кар-мапе, и он давал нам понять, что он не против. Приятные или нет, мы были первыми его учениками с Запада. Через несколько дней доктор устроил для нас первую аудиенцию. В знак связи с ним, которую мы чувствовали, мы подарили ему мощный магнит в форме подковы из Дании и 1000 микрограмм ЛСД - тогда наиболее убедительный для нас доступ к истине и блаженству ума. Он пристально смотрел на нас какое-то время, потом угостил сладостями, рассмеялся и предложил нам повторить за ним тибетские названия цветов пяти Будда-мудростей. Перед нашим уходом он возложил руки нам на головы и вновь дал одно из своих благословений, действие которых, похоже, никогда уже не прекращается.

Поздно вечером, когда в небе ярко светила полная луна, доктор принёс нам маленький бумажный пакет. "Здесь волосы всех прошлых воплощений Кармапы, - сказал он. - Я даже не думал, что такое вообще существует. Его Святейшество посылает их вам". Взволнованные и тронутые, мы взяли пакетик, я положил его в левый карман моей армейской рубашки, и мы пошли домой. Пока мы шли, кожа под нагрудным карманом стала теплеть, и у меня в груди появилось чувство чего-то жалящего. Боль усилилась до ощущения, будто внутри меня что-то горит. Я переложил пакет в правый карман, от чего это чувство не прошло совсем, но несколько уменьшилось.

Каждую ночь нам приходилось разыгрывать одну и ту же драму с хозяевами нашей комнаты в Катманду. Дверь дома сделали прежде, чем в Непале появились замки, и, когда мы возвращались поздно ночью, она всякий раз была заперта изнутри на засов. Мне почему-то всегда приходилось чуть ли не сломать её, пока нам удосуживались отпереть. Ещё более странным было то, что хозяев это, казалось, не смущало, а раз так - то что возьмёшь с нас, туристов? Но в этот вечер мы разбудили их дважды: во второй раз -когда я громко закричал, снимая рубашку. Расставание с пакетиком, в котором были волосы Карман, вызвало невероятную боль.

Назавтра Кармана давал посвящение у ступы Бодха, величайшей в своём роде в мире. Наведываясь туда раньше, мы встречались только с пресловутым Чинни Ламой, или же были в компании приятелей, навеселе. На этот раз мы увидели, что в этой местности много выдающихся лам-воплощенцев, и решили узнать их поближе.

Никто не объявлял, где будет сегодня Кармана, - этого не делали никогда. Но мы вскоре поняли, что нужно идти за тибетцами, целеустремлённо движущимися по улицам. Они болтали меньше обычного, твердили мантры и явно готовились к чему-то важному. Карману следовало искать там, куда они шли, и с его благословения, благодаря дружелюбному подталкиванию со всех порой, а главное - потому, что нам этого очень хотелось, мы всякий раз находили себе место впереди.

В тот день Кармана трижды передавал просветлённое состояние всех Будд, держа над головой Чёрную Корону. Силой её формы он открывал глубокие уровни ума присутствующих, и недюжинной мощью сосредоточения наводил мост между своим, уже проявленным, Будда-умом и нашими, пока ещё спящими. Когда мы увидели Карману впервые, он делал именно эту медитацию. Даже среди изобилия могучих средств, применяемых в Алмазном Пути, этот метод занимает выдающееся место. На протяжении многих веков он приводил людей к спонтанному осознанию природы ума, Просветлению, и в Чёрной Короне скрыта одна из главных причин силы этой передачи, свойственной школе Карма Кагью.

В дальнейшем Кармана совершал церемонии короны ежедневно, возводя всех присутствующих к необычайным уровням ясности и неуклонного постижения. Он основательно смешивал свой ум с нашими, засевая семена, которые будут прорастать в этой жизни и во всех остальных, вплоть до Просветления.

Каждая церемония короны действует по-своему, и не стоит ожидать какой-то "заданной" реакции. Я обычно переживаю всё, что касается ума, очень драматично и всеобъемлюще, и высшая точка этого связана с парашютами, мотоциклами, любовью и, в прошлом, психоделическими наркотиками; но другие могут предпочитать что-то более утончённое. Экстремальные переживания ничуть не лучше, чем более плавные, как у большинства, хотя, конечно, они весьма убедительны. При передаче энергии никогда не следует ожидать чего-то известного наперёд, как и в случае занятий медитацией и любовью. Это основательно блокирует ум. Что бы ни проявилось, - это и есть то, что нужно. Может даже не быть непосредственного переживания, - впечатления засеяны, и результаты обязательно появятся, рано или поздно. Однако для того, чтобы сломать такое упрямое эго, как у меня, требовался динамит, и у Кармапы его было в избытке. Ощущение присутствия Кармапы не покидает нас и сегодня, наполняя всё растущим смыслом и блаженством. Иногда во время церемоний всё вспыхивало оранжевыми огнями, и только корона оставалась ясно видна.

 

В другой раз столб энергии двигался вверх по центру моего тела, и в этом была такая сила, что я едва не терял сознание и часами не мог прийти в себя. Будда предсказал в двух сутрах, что просветлённые впечатления, получаемые тем, кто смотрит на эту корону и испытывает неподдельный интерес, никогда не будут потеряны и пробудятся во время физической смерти или вскоре после неё. В этом состоянии, когда ум больше не связан чувственными впечатлениями, становится возможно слияние с энергополем короны. Ум осознает свою истинную суть, и наступит освобождение вне всех измерений времени и пространства. Удивительно, как эти энергии начинали действовать, когда умирали мои родители (а они были близки к Кармапе), а также другие люди, посетившие подобные медитации. Всегда проявлялись хорошие знаки, сопутствующие уходу из тела.

Раньше, в Тибете, многие ламы высокого ранга благословляли после церемоний далеко не всех. Теперь они были такими же беженцами, как и остальные тибетцы, и появилось больше демократии, но, очевидно, не все ещё это поняли. В этом была причина ажиотажа, - хотя также и в том, что некоторые считали первые благословения лучшими. Однако в давке не возникало ни ревности, ни обид, хотя напряжённых ситуаций было предостаточно. Пока те, кто впереди, пытались отклониться назад, чтобы их не смели, сзади напирали. Все хотели получить благословение, и, учитывая, что количество людей исчислялось сотнями и иногда тысячами, всё это могло приобретать довольно беспорядочный вид.

В Бодхе однажды было совсем тяжко. Ещё немного, и толпа растоптала бы всё, включая самоё себя. В какой-то миг показалось, что Кармапа может принять гневное обличье - угрожающий вид одной из форм, которые Будды используют для защиты существ от всего негативного. Эти формы, окружённые языками пламени, часто ошибочно считаются демонами. Внезапно в моих руках оказался длиннющий бамбуковый шест, и я начал отпихивать им толпу с силой, о которой раньше и не подозревал, - по-видимому, она исходила от Кармапы. Мне удалось справиться с давкой и заставить людей двигаться к сиденью Карманы струйкой.

 

Назавтра мои прочные сандалии были порваны, а сам я чувствовал себя так, будто меня переехали. На мне живого места не было. Зато во время следующего визита в Бодху нас ждала существенная перемена.

Нас сразу провели по лестнице на балкон храма, где пожилые ламы стали задавать нам целенаправленные вопросы - о нас самих и, в особенности, о моей силе. Они спрашивали про родинки и прочие вещи, и нам не до конца тогда было понятно, зачем. Как бы то ни было, нас приняли в ближний круг Кармапы; во мне с тех пор видели его телохранителя или, скорее, усмирителя волн, бушующих вокруг него.

Несколькими днями позже Кармапа улетел на вертолёте в монастырь Наге Гомпа, который располагается в конце долины Катманду, на полпути к горному перевалу. Здесь жил лама Ургьен Тулку со своей женой, тоже ламой (по-непальски - ламини), и двумя сыновьями. Поговаривали, что он, в лучшей йогической традиции, наполнил своим потомством полдолины, и некоторые его сыновья воспитывались в монастыре Румтек в Сиккиме, который уже давно служил резиденцией Кармапы вне Тибета. Кармапа построил его в 1961-1965 годах в благоприятном месте в восточных Гималаях, заботясь о людях, которые вместе с ним бежали от китайских коммунистов.

Нам с Ханной хотелось быть рядом с Кармапой также и в Наге Гомпе. Мы на автобусе доехали до китайской обувной фабрики, прошли через бамбуковые рощи к подножью горы Шивпури в конце долины и начали подъём по узкой тропинке. Ханну сразу же бросило в жар, - хороший признак очищения, - и мне пришлось нести оба рюкзака. К концу подъёма она так обессилела, что её тоже пришлось почти нести.

Когда мы добрались до плато, на котором стоял монастырь, Кармапа давал посвящение. Нам посчастливилось оказаться прямо напротив и ближе, чем до сих пор, и мы могли наблюдать, с каким неимоверным сосредоточением он выстраивает Будда-энергии, которые передаёт. Он казался больше обычного, и у нас обоих возникло ощущение, что это какой-то другой Кармапа. "Что

 

 

Медитация на крыше, лад головой Карманы

это, - спросили мы у доктора Джигме, - мыслеформа Кармапы или настоящий Кармана?" Доктор считал, что это настоящий, хотя в случае с Карма]юй это вообще не важно. Поясняя нам, что он имеет в виду, доктор рассказал о событии, которое произошло перед приездом Кармапы в Непал.

В Бомбее политики настояли на том, чтобы Кармана прошёл медицинское обследование. Индийцы считают тибетцев низкой кастой, и делалось это не из добрых чувств, но в связи с тем, что тибетцы в индийской армии - лучшие бойцы десантных отрядов - находятся полностью под влиянием высоких лам. Нужно было просто узнать, как долго ещё проживут разные ламы-воплощенцы.

Кармапе было чем заняться, но, как гость страны, где обосновалось столько тибетских беженцев, он отказаться не мог. Результаты обследования всех поразили. На рентгеновском снимке были видны болезненно раздувшиеся лёгкие и сердце величиной с грецкий орех. В его моче нашли сахар, а в слюне - бациллы брюшного тифа. Власти не могли в это поверить, и, когда он через несколько дней прилетел в Калькутту, настояли на повторном обследовании. Теперь на снимках было сердце размером с футбольный мяч с очень тонкими лёгкими по краям. Вместо тифа появилась холера, а сахар пропал.

За несколько дней до отбытия в Наге Гомпу Кармапа разрешил обследовать себя немецкому врачу Фишеру. Этот доктор в течение многих лет помогал бедным в Катманду, и это обследование было просто бескорыстным подарком. На этот раз сердце, моча и слюна Кармапы были в норме.

Пока мы сидели с доктором на ступенях, совершенно поглощённые рассказом, и почти не обращали внимание на фантастический вид, открывающийся оттуда, по лестнице в верхнюю часть здания стала подниматься вереница девушек. Они шли, склонив головы, и у каждой в руках был белый шарф для подношения. Мы расценили это как возможность лишний раз подойти к Кармапе и тут же пристроились к процессии и проскользнули в комнату за ними. Увидев нас, Кармапа громко расхохотался. Он посвящал этих девушек в монахини, срезая немного волос с их голов, а я бы не дал им покоя, оказавшись в женском монастыре. Жестом он пригласил нас сесть рядом, и мы впервые смогли поговорить с ним подольше. Он спросил о нашей родине, и я рассказал о датчанах, взяв за типичный образец своих друзей, брата и себя. Я, возможно, преподнёс всё так, будто мы всё ещё были отважными викингами, а не толкающими детские коляски "миллиметровыми демократами", в которых превратились многие из нас. Кармапа рассмеялся и сказал, что он тоже сильный.

 

Кармана с высокими тибетскими ламами на собрании в Дхарамсале

 

Он - кхампа, выходец из племени воинов в восточном Тибете. С этими словами он пару раз стукнул меня кулаком по плечу. Забыв, с кем имею дело, я стукнул его в ответ. Он чуть не свалился с сиденья, ревя от смеха. Смутившись, я начал понимать, что это я такое себе позволил.

Вдруг он спросил: "Что вы от меня хотите?" Я услышал, как отвечаю словами, которые мы вряд ли понимали или произносили раньше: "Мы хотим быть бодхисаттвами на благо всех существ".

Наши книги преподносили бодхисаттв как идеал буддизма Великого Пути, или Махаяны. Осваивая всё новые уровни проникающего видения, они помогают по мере возможности другим. Такое решение работать для блага всех существ подходило нам по всем статьям. Мы желали этого больше всего. Мой ответ, похоже, понравился ему, и он подарил нам по небольшому оттиску на белой жести: с одной стороны Будда, с другой - дордже, символ непоколебимого просветления. Повесив их нам на шеи, он сказал: "Ничего особенного, но это от меня". Мы носили эти кулоны, пока они не распались несколько лет назад, и один из них теперь содержится в коробке, которую я использую для передачи благословения Кармапы.

На следующее утро Лама Чечу прилетел за Кармапой на армейском вертолёте, и замечательно было снова его увидеть. Он не покидал наши умы, но мы редко видели его, из-за того что он много путешествовал. Кроме того, нам было немного совестно, так как мы чувствовали, что, вероятно, ослабляем связь с ним, поскольку следуем повсюду за Кармапой. Мы продолжали мыслить в западных, "личностных" категориях и считали себя особо одарёнными учениками, из-за которых один лама непременно будет завидовать другому. Ханна, наверное, и тогда была исключением, но я был агрессивным и заносчивым типом, бульдозером необузданной энергии, и по привычке сносил всё, что попадалось на моём пути. Понимая нашу дилемму, Лама Чечу неоднократно поощрял нас видеть в Кармапе учителя, и постепенно чувство смущения исчезло. Хорошо знакомые с абстрактным мышлением, мы всё же не раз ещё лишались иллюзий, прежде чем научились усваивать уроки жизни. Мы не сразу могли видеть сначала в наших учителях, а затем во всё большем количестве существ и ситуаций энергополя Карманы, способствующие нашей зрелости. Гораздо легче умничать о вездесущем Будда-уме, чем принять его силу в своей жизни.

Кармапа с высокими учителями школы Кагъю

 

В место для медитационного уединения, которое Кармапа должен был освятить в тот день, попасть было нельзя, и мы спустились вниз по горе вместе с остальными. В окружении Карма-пы было четверо подростков, которые нам сразу понравились. Они задавали множество вопросов, но часто, казалось, заранее знали ответ. Мы вместе прыгали с камня на камень вниз по склону, и с цомощью нескольких английских слов, которые они знали, и выученных нами непальских фраз мы смогли довольно хорошо пообщаться.

Хотя эти молодые монахи были особенными, мы всё же удивлялись реакции горцев при встрече с ними. Люди быстро снимали шапки и склонялись, в то время как юноши мимоходом касались их голов. Когда светит солнце, луны и звёзд не видно, и наше внимание было настолько занято Кармапой, что мы едва замечали другие четыре драгоценности школы медитации Кагью.

Хотя тибетское феодальное общество и наличие человеческого тела налагают свой отпечаток на жизнь почти всех воплощен-цев, эти юноши были неординарны. В течение последних восьми сотен лет, вместе или поодиночке, они помогали поддерживать передачу линии Карма Кагью в промежутках между воплощениями Кармапы.

Среди них к самому высокому уровню относится Шамар Ринпоче, чьи перерождения в течение 200 лет были под запретом со стороны гелугпинского, или "добродетельного" правительства; затем идут Ситу Ринпоче, Джамгён Конгтрул Ринпоче и Гьялцаи Ринпоче.

 

За это время нас навестило много старых друзей из "крутых лет" в Копенгагене, и благословение Кармапы ошеломило их. Хотя не многим удалось произвести большие изменения в своей жизни и люди предпочитали обильные посвящения медитацион-ной практике, всё-таки они, несомненно, получили пользу. Глубоко внутри их умов пробудилось трогательное доверие, и это позволило Буддам окружать их весьма заметной защитой.

В долине вокруг Сваямбху царило возбуждение. Люди прибывали из многих стран, и Кармапа выслушивал их, наставлял, благословлял, исцелял и помогал им днём и ночью. Всегда случалось так, что ему непременно нужно было куда-то пойти или сделать что-то, чего хотели люди, и мы никогда не слышали, чтобы он сказал "нет" или спросил: "А как же я?".

Из множества церемоний очень популярными у западных людей были "пуджи" - особенно те, где призываются защитники. В пуджах как вспомогательное средство для медитации используется музыка, и вибрация инструментов иногда столь глубока, что всё вокруг будто раскачивается. Звуки больших барабанов и ритмичное пение влияют на сердцебиение и овладевают сознанием. Обычно монахи сидят двумя рядами лицом друг к другу с рожками, трубами, инструментами вроде гобоя, маленькими и большими барабанами и различного рода колокольцами. Играя на инструментах, они в унисон декламируют тексты, лежащие перед ними на небольших столиках. Тихие пассажи декламации часто прерывались громким барабанным боем, звоном колокольцев и игрой на рожках. Голоса монахов и лам звучали будто из другого мира. Часто восприятие становилось расплывчатым, и было уже непонятно, откуда приходят звуки.

В конце ряда, на тронах в форме коробок сидели Кармапа и разные воплощенцы, в жёлтом одеянии поверх красного. К нашему немалому удивлению, держались они совсем не скованно и не церемонно. Пока всё шло своим чередом, они болтали, шутили и смеялись, посматривали вокруг, зевали, - но вот наступало время, когда все они становились очень сосредоточенными. А потом расслаблялись опять.

 

Едва выдавалась возможность, мы вели друзей на эти пуджи. При погружении в звук сами собой распускались узлы ума. Вспоминалось давно прошедшее, чувства возникали и рассеивались в такт с рёвом длинных рогов. Хотя мы и не ведали, что такое благословение, посвящение, декламация и так далее, нас привлекала цельность и энергия, которая на деле ощущалась.

Некоторые мантры, являющиеся важной частью этих декламаций, мы уже знали. Чаще всего мы произносили мантру КАР-МАПА ЧЕННО, которую дал нам сам Кармапа. Она имеет очень широкий спектр действия и означает: "Активность всех Будд, работай через меня". Мы чувствовали, что она объединяет нас с Кар-мапой, делает полезными для других и быстро приводит желания к исполнению. Мы также использовали мантру, данную нам Буддой Лаксими от Лопён Чечу Ринпоче (мы её твердили ещё в тюрьме), и, конечно, знаменитую ОМ МАНИ ПЕМЕ ХУНТ, которую тибетцы произносят главным образом для блага других существ. На внешнем уровне этот "царь мантр" является призыванием бод-хисаттвы Любящие Глаза (Ченрезиг или Авалокитешвара), соединённого сочувствия всех Будд, в то время как шесть слогов превращают шесть мешающих чувств в мудрость (привязанность и жадность имеют здесь одну и ту же природу):

Ом преобразует гордыню и самомнение; Ма - ревность и зависть; Ни - привязанность и эгоистические желания; Пе - неведение и запутанность; Me - жадность и алчность; Хунг - ненависть и злость.

Воздействие мантр подтверждало их хорошую репутацию. Подобно пуджам, они прекращали внутреннюю болтовню и приносили истинный покой.

В общем, почти все методы, с которыми мы встречались, получая при этом минимум объяснений, были полезны и привлекательны и являли собой здравый смысл. Но один фактор никак не вписывался в общую картину: часто призываемый Махакала. Это имя всегда звучало, когда энергия была наиболее сильна, и я знал, что это имя иссиня-чёрной мощной формы, изображаемой на тибетских свитках и в виде статуй, либо в одиночестве, либо в союзе, и окружённой языками пламени. С тремя налитыми кровью глазами, клыкастый, в двух, четырёх или шести руках держащий оружие, облачённый в тигриную и слоновью шкуры и украшенный ожерельем из отрубленных человеческих голов, он обладает столькими признаками силы и свирепости, что его просто нельзя не заметить.

Энергия этих форм всегда заставляла мои кулаки сжиматься; мне думалось, что так представляется абсолютная негативность, и возникало желание добраться до всех этих ужасов и раз и навсегда с ними покончить. Затем, в то время как мой обусловленный западным воспитанием ум продолжал придерживаться этого мнения о Махакале, его энергия стала казаться мне настолько знакомой, что отношение к нему не могло не измениться. Я невольно чувствовал, как связь с ним усиливается, пока наконец не обнаружил, что он, фактически, нравится мне. При этом я надеялся, что это не свидетельствует о серьёзном изъяне в моём характере. Казалось, нет ничего лучше этих форм сырой силы и, "присвоив" мне титулы "кхампа" и "Дхарма-генерал", позднее Кармапа часто называл меня также Махакалой.

Тибетский новый год празднуется в новолуние в феврале или марте, и в этот день Кармапа должен был освятить и Сваямбху, и Бодху. В Сваямбху должны были проводиться традиционные "танцы лам", а в Бодхе намечалось народное празднование с местными танцорами в костюмах и масках.

Перед храмом Сваямбху стояла гигантская голова Махакалы, а над ней покачивалась замысловатая сеть из разноцветных нитей, переплетённых в узоре из квадратов и ромбов. Во время церемонии под открытым небом все вредоносные энергии прошлого года были связаны в сети; Махакала разрушил и вобрал их в себя, а затем его отнесли в сопровождении процессии к специальному месту сожжения. В разгар большого празднования зло посредством первоэлемента огня возвращается в пространство, тем самым обеспечивая новому году столь необходимое чистое начало. Нескольким из нас предложили отнести голову Махакалы к месту сожжения. Она оказалась неимоверно тяжёлой: с нас семь потов сошло, пока мы спустились с нею по ступеням ступы. Зато потом, когда образ был перевёрнут и его подожгли, мы ощутили победу над всем вредным, и я немного лучше понял, что такое Махакала. Я понял, что он является не чем-то негативным, а скорее силой, побеждающей негативное. Его безграничная энергия уничтожает как вредные чувства, так и внешние препятствия к нашему развитию. Несмотря на устрашающий облик, его суть - сочувствие всех Будд. Сегодня он и его энергополе представляют силу, поддержи-вающуюбуддизм Алмазного Пути во всём мире.

Буддийские ступы Непала построены все по схожему образцу. Хотя чем дальше, тем больше они становятся объектом коммерции, сосредоточенность и блаженство, которые можно испытать вблизи них, выходят за пределы концепций. Так часто, как могли, мы медитировали также в комнате Кармапы, и он позволял нам оставаться там часами и просто проникаться его присутствием. Когда мы приходили, он всегда улыбался и говорил: "Очень хорошо".

В его силовом поле даже те, кто приходил поговорить о самых важных вещах, казалось, не замечали наших белых лиц напротив. Когда казалось, что мы всё же слегка навязчивы, мы поднимались на плоскую крышу храма и ходили по ней, пока не начинали чувствовать восходящий поток его энергии. Мы располагались прямо в этом потоке, и автоматически возникало состояние глубокой погружённости.

Когда не были рядом с Кармапой, мы бродили по округе вместе с друзьями - Футом, Генералом, Нильсом Эббом и другими представителями нашего буйного поколения, шумно обрушиваясь на бесчисленные святые места, которыми полна долина. Ночи мы проводили в химически изменённых состояниях сознания и затем днём ходили вокруг великих ступ, вращая мимоходом молитвенные колёса, прямо как тибетцы, и чувствовали себя как дома со всем этим. Иногда нам удавалось проводить время с Ламой Чечу, получая его благословение и ощущая неотделимый от него глубокий покой. Серебряных дел мастер в Бодхе сделал коробочку наподобие тюбика для волос Кармапы. Мы с Ханной носили её по очереди через день. На теле, в том месте, где висела коробочка, всё так же чувствовалось жжение, и многие, кто её носил, говорили то'же самое.

В один прекрасный весенний день мы узнали о том, что Кар-мапе пора уезжать. Из-за того что в нём нуждалось так много людей, он всё откладывал отъезд. В тот день мы встали очень рано и в густом, как гороховый суп, тумане, покрывавшем дно долины и достигавшем середины холма, прошли к Сваямбху. Поднявшись в комнату Кармапы через балкон с чёрного хода, мы, к нашему удивлению, увидели там Чинни Ламу. Он выглядел совершенно потерянным, и на нём был белый плащ, который Кармапа только что ему вручил. Интуиция подсказала нам, что это связано с очищением его поступка, и на следующий день очищение Чинни Ламы действительно началось. Вскоре об этом говорило иол-Непала.

Когда Кармапа уезжал в аэропорт, за ним последовали сотни людей на самых разных видах транспорта, от тракторов до грузовых машин. Все были огорчены его отъездом, но если большинство людей тихо и скрыто переживало свою боль, то меня это огорчение делало недружелюбным. Логического объяснения этому не было. Всё шло, как мы хотели. Кармапа согласился с тем, что нам следует сначала побыть с Ламой Чечу, на чём мы настаивали вследствие нашей высокой самооценки. В конце концов, все были учениками Кармапы, а мы видели совсем не многих учеников Ламы Чечу. К тому же, мы полюбили Непал и могли теперь оставаться там и дальше. Кармапа сказал, что мы скоро увидимся, и всё равно разлука ощущалась нами так, будто мы лишались части своего тела.

В аэропорту мы стали свидетелями умственной стабильности сознательно переродившегося мастера. Тибетский титул "тулку" означает "иллюзорное тело".. Этот титул обычно носит тот, кто чувствует, что он не является своим телом, но у него есть тело. Хотя за прошедшие века многим детям этот титул присваивался по политическим причинам, всё же "настоящие" тулку, сохраняющие осознавание природы ума, часто становятся воодушевляющими страха: напротив, как только наши глаза встретились, возник ясный контакт. Поразившись этому, поскольку ребёнок был всего лишь мальчик с пальчик, я позвал Ханну, чтобы вместе с ней получить его благословение.

 

Пёнлоп Ринпоче

 

Когда мы стояли перед ним, он не коснулся наших голов рукой, но вместо этого своим лбом прижался к нашим. Мы знали, что это жест приятия и узнавания, и были несказанно рады. С неожиданным светом в голове, мы вернулись на свои места, чтобы переварить это событие. Впоследствии мы узнали, что это был новый Пёнлоп Ринпоче, воплощение одного из пяти братьев 15-го Кармапы и держатель передачи Дзогчен - одного из высших видов знания об уме.

 

 

учителями. Этого титула наверняка достойны многие западные идеалисты, хотя официально он даётся только детям, рождающимся в тибетских семьях.

Одного из этих маленьких тулку, всего нескольких лет от роду, подняли и поставили на стол. Стоя в красных и жёлтых одеждах монаха посреди зала ожидания в аэропорту, он явно отличался от остальных детей, шумно бегающих вокруг в серых лохмотьях. Пока Кармана находился в дальней комнате с несколькими членами правительства, мы заметили ребёнка и оценили всю необычность ситуации.

Несколько тибетцев и непальцев подошли к нему с подношениями, и ребёнок благословил их. Казалось, они были удовлетворены, но никто не замечал других детей и не давал им ничего, и это мне не нравилось. Побуждаемый общим демократическим чувством, я подошёл поближе к этому мальчику, чтобы посмотреть, что же в нём особенного. С моей фигурой, огромной по тибетским меркам, с пятидневной щетиной на лице, я нагнулся над ним, состроил гримасу и громко сказал: "Бу!" Я хотел увидеть его реакцию, но её не последовало. Ни малейшего