ПРОЩАНИЕ С ЮНОСТЬЮ

 

Элкон вертел в руках черную пластинку овальной формы, величиной с женское зеркальце, покрытую хаотически разбросанными желтыми клеммами. Разглядывал ее с ироническим презрением и ворчал:

— Это даже не позавчерашний день — младенчество компьютерного дела. Антиквариат…

— Что нашлось, — смиренно, едва ли не виновато отозвался принц Элвар. — Там все в таком виде.

— Я-то считал, что императорский архив оборудован самыми передовыми технологиями.

— Да откуда ж… — уныло сказал принц. — Традиция… Туда и заходят-то раз в сто лет…

— Традиция… Давно следовало бы…

— Господин штандарт-юнкер! — жестяным фельдфебельским тоном сказал Сварог. — Извольте держаться должным образом в присутствии его высочества…

Элкон опомнился, приставил ногу и встал в довольно удачное подобие стойки «смирно»:

— Прошу прощения, командир…

— Работайте, — тем же тоном приказал Сварог.

— А получится что-нибудь с этим… антиквариатом? — спросил принц тревожно.

— Конечно, ваше высочество, — ответил Элкон уже более почтительным тоном. — Вот только возиться придется долго. Здесь нужно не менее двух адаптеров, перекодировка формата, а может, и что-то еще…

Он отложил пластинку и принялся сооружать у себя на столе загадочное устройство из серебристых коробочек, прозрачных кубиков, пронизанных сложным переплетением металлических нитей, черно-матовых дисков, мигающих цветными огоньками. Что-то соединял разноцветными проводами, чем-то щелкал.

Наблюдавший за ним Сварог мысленно усмехнулся. Что ни говори, а задумка была неплохая…

Его мальчики и девочки (вернее, достигшие уже совершеннолетия юноши и девушки) оказались работниками неплохими — умными, старательными, исполнительными. Вот только дисциплине им негде было научиться. И к своей службе они до сих пор относились с долей игры. Хорошо еще, что человечество давным-давно придумало лекарство от этих детских болезней — армию…

Еще месяц назад Сварог, поразмыслив как следует, военизировал свою контору по полной программе. Присвоил каждому звание по разработанной им самим системе, придумал мундиры, сочинил устав — короткий, но, как в армии и полагается, изощренный в формулировках, не допускающих двойного толкования. Должным образом зарегистрировал в вышестоящих инстанциях и пустил в ход. Три дня в неделю его бравые сотрудники обязаны были появляться на службе в мундирах — да и в оставшиеся дни иные штатские вольности были безжалостно изгнаны. В конце концов, чтобы служба медом не казалась, он ввел обязательные шестичасовые дежурства по манору — с практической точки зрения бесполезные и никому не нужные, однако опять-таки дисциплинировавшие. Он с превеликим удовольствием учредил бы еще и занятия по строевой подготовке, но это был бы уже перебор. За этот месяц он свою юную вольницу, конечно же, не превратил в полноценную воинскую часть, но подтянул изрядно…

Принц Элвар наблюдал за манипуляциями Элкона с почтительным уважением. Его высочество, вот чудо, был почти что трезвехонек — за час пребывания здесь осушил всего-навсего стаканчик из своей неизменной баклаги, что для него смотрелось едва ли не лютой абстиненцией. Молодец все же: заставил архивариуса и двух его подчиненных перерыть императорский архив сверху донизу, сам рылся во всех укромных уголках — и отыскал-таки одну-единственную, черт знает куда засунутую коробку, судя по надписи, имевшую прямое отношение к Багряной Звезде…

Ощутив во внутреннем кармане кафтана назойливую вибрацию, Сварог запустил туда руку и вытащил некое подобие «флейты Пана» — десяток прозрачных цилиндриков длиной со спичку и толщиной с сигарету. Один из них равномерно пульсировал неяркими синими вспышками. Не было нужды смотреть на условный значок, украшавший торец каждого цилиндрика: третий слева — это, конечно же, Интагар…

Ему так и не удалось, как он хотел, установить двустороннюю связь меж земными столицами и летающими замками. Слишком многие высокопоставленные сановники ныли о незыблемости иных традиций, вставляли палки в колеса и интриговали (сановных недоброжелателей у Сварога здесь, увы, хватало). А у него не было времени, чтобы посредством хорошо продуманной комбинации, найдя очередную прореху в законах, получить одобрение Яны или Канцлера. Поразмыслив, он применил гораздо более простое средство: кто-то из десяти его доверенных нажимал кнопку, и на это вот простенькое приемное устройство уходил сигнал-импульс, короткий, моделированный так, что его, по заверениям Элкона, не могли перехватить станции восьмого департамента.

Что-то там случилось интересное, требовавшее присутствия Сварога — точно тем же способом его вчера вызвал глэрд Баглю. Ну, синяя тревога — еще не красная и уж тем более не белая, так что подождет. Как подождет и мэтр Тагарон, в конце концов расклеившийся от хамского обращения и согласившийся, как говорится, разоружиться перед партией. Уж кто-кто, а Интагар прекрасно разбирается в нехитрой палитре из трех цветов. Синий — значит, может и подождать…

— Ну вот, теперь понятно! — триумфально возгласил Элкон.

— Что там? — спросил Сварог.

— Видеозапись, — сказал Элкон, барабаня по клавишам и не отводя взгляда от крохотного экранчика. — Седая старина, формат пять-альбан-два…

— Технические подробности побоку, — сказал Сварог. — Воспроизвести можете?

— Конечно. Еще несколько секунд, сейчас окончательно адаптируется… Какой экран?

— «Стену», — не раздумывая, распорядился Сварог.

— Есть, командир… Начали.

Справа, на месте одной из стен, загорелся огромный мерцающий, молочно-белый прямоугольник. Сварог развернулся туда на вращающемся кресле. Принц шумно передвинул свое, массивное и роскошное, предназначенное для почетных гостей.

В следующий миг экран засветился голубым и белым, появились летящие безукоризненным строем аппараты искусственного происхождения, которые Сварог опознал моментально.

Над белоснежным, бугристым облачным ковром, зиявшим многочисленными прорехами, шла тройка самолетов чуточку непривычного вида, но все равно сразу ясно было, что они, во-первых, реактивные, во-вторых, боевые. Для бомберов определенно маловаты — истребители или штурмовики. Скошенные крылья, двойные, светящиеся алым сопла, двойные кили, чуть скошенные наружу, длинные каплевидные кабины, острые носы, гроздья оперенных цилиндров под крыльями — ракеты, тут и гадать нечего…

Они шли уступом — в три эшелона, каждый правее и ниже левого крайнего. Судя по всему, съемка велась из кабины четвертого самолета, идущего с той же скоростью выше и чуть позади. Белые облака (судя по ним, на земле стояла прекрасная погода) еще более поредели, внизу медленно проплывала буро-зеленая земля с желтоватыми, геометрическими правильными очертаниями полей (похоже, к жатве еще не приступали), извивами речек, кучками крохотных коробочек — то ли деревни, то ли маленькие городки. Наметанным глазом десантника Сварог определил высоту в пять с небольшим лиг.

Легонько потрескивало, звучали казавшиеся чуточку механическими голоса — ага, это в наушниках ведущего съемку пилота.

— Акоран — Пятому. Три-шесть по радиусу.

— Пятый понял.

— Первый пояс не отвечает.

Эта монотонная, насквозь непонятная перекличка продолжалась довольно долго, и самолеты прежним курсом шли на той же высоте.

Слева булькнуло — это принц Элвар, отчего-то стараясь проделывать все совершенно бесшумно, наполнял серебряный стакан живительной водицей из баклаги. Перехватив взгляд Сварога, словно бы виновато улыбнулся, долил до краев, но пить не стал, сказал тихо:

— Это — до Шторма. Вроде бы непосредственно перед…

— Я понимаю, — ответил Сварог тоже отчего-то едва ли не шепотом.

— Внимание! — раздалось в наушниках у пилота. — Объект прошел второй зенитный пояс без видимых последствий. Пояс замолчал. Я…

Ворвались помехи — стрекотание, свист, треск. Голос словно бы отдалился, ослабел, хотя звучал по-прежнему четко:

— Акоран, цель идет через третий квадрат курсом три-ноль-двенадцать. Если будет идти прежним, и вы тоже, вы с ней скоро пересечетесь.

— Понял, — спокойно сказал пилот.

— При визуальном обнаружении — боевой заход, залп всеми бортовыми.

— Понял, боевой заход, всеми бортовыми…

— Акоран, цель приближается. Мои перехватчики…

— Пятый! Пятый! Пятый! — закричал пилот. — Пятый!

Он звал долго — но умолкнувший Пятый так и не откликнулся… В конце концов пилот перестал его вызывать, четко выговорил:

— Внимание, звено! Связь с центральным постом потеряна. Действуем согласно последнему приказу: при визуальном обнаружении боевой заход, залп всеми бортовыми.

— Есть.

— Есть.

— Есть… вот оно!!! Слева на четыре-два!

— Звено, боевой заход! Залп без команды на дистанции в шестьсот, всеми бортовыми.

— Есть!

Буро-зеленая земля внизу накренилась — это самолет лег на крыло, уходя влево, опускаясь вслед за синхронно свернувшим звеном. Очень быстро самолеты снизились до лиги с небольшим, теперь можно было рассмотреть крохотные домики, белоснежные суда на широкой реке, дорогу, по которой в обе стороны передвигались крайне похожие на автомобили коробушки.

— Вижу слева!

Сварог уставился туда. Слева со скоростью, значительно уступавшей самолетной, медленно опускаясь все ниже, летело нечто странное: насколько удается разглядеть на немаленьком расстоянии, продолговатый предмет, напоминающий то ли разрезанный вдоль дирижабль, то ли прозаический батон. Четкие очертания, ни разу не исказившиеся, ни следа реактивного выхлопа сзади, впрочем, крыльев, моторов и пропеллеров тоже вроде бы не видно — просто-напросто этакий батонообразный слиток багряного стекла с многочисленными темными вкраплениями. Отчего-то предмет этот, несмотря на правильные очертания, казался то ли слитком стекла, то ли сгустком багрового дыма…

Раздался новый звук — явственное, равномерное, монотонное стрекотанье, напоминавшее то ли шелест вертолетного винта, то ли рокот исполинской швейной машинки. А то и… Шум мельничных крыльев, вертевшихся невероятно быстро. Смешанный с чем-то вроде тягучего, злорадного, опять-таки с механическими нотками хохота…

То ли звено резко прибавило скорость, то ли четвертый самолет сбавил свою — ага, точно, так и есть, судя по наземным ориентирам, он летит теперь медленнее, поднимаясь чуть выше…

Под крыльями трех самолетов, стремительно сближавшихся с непонятным багряным предметом, взбухли клубы дыма, многочисленные ракеты понеслись к цели, оставляя за собой темные, ясно различимые, идеально прямые струи…

Сварог, не удержавшись, громко ахнул.

В некоей точке дымные трассы вдруг замерли на миг — а потом устремились к земле под безукоризненным прямым углом. Это было невозможно, но именно так и происходило. А парой секунд позже…

Меж багряным объектом и не изменившим курса звеном словно встала невидимая, но прочнейшая стена — почти одновременно все три самолета разлетелись тучами обломков так, словно на полной скорости вмазались в эту стену…

Земля встала дыбом, перевернулась, оказалась сверху — это последний уцелевший самолет уходил в немыслимом вираже, крутанув полубочку. Несколько мгновений спустя и земля, и облака приняли прежнее положение. Самолет поднялся на прежнюю высоту, описывая широкий полукруг. Справа, гораздо ниже, виднелся багряный предмет, безмятежно летевший прежним курсом под слабеющий стрекот и подобие злорадного хохота. А внизу…

Внизу происходило нечто жуткое. Поверхность земли напоминала теперь взбаламученную воду, беспокойное море: она вздымалась натуральнейшими волнами, ходила ходуном, вздыбливалась причудливыми буграми разнообразнейшей формы. Прекрасно можно было рассмотреть, как с вершины одного из таких бугров осыпаются дома только что стоявшего на том месте города, как широкая река разбрызгивается струями воды, сверкающими мириадами радуг, а русло, оказавшееся на гребне очередной земляной волны, лопается, рвется на части, исчезает… Уши резанул дикий, прямо-таки звериный вопль — это кричал пилот…

И все исчезло. Остался только мерцающий прямоугольник экрана.

— Это все, — произнес Элкон незнакомым, чужим голосом. — Больше там ничего нет.

Принц вяло-механическим движением поднес стакан ко рту и медленно, с прихлюпом высосал все до капли. Откашлялся, уставясь на мерцающий экран, протянул хрипло:

— Вот, значит, как оно выглядело… Это ж она, погань Багряная… Видали?

«Все совпадает, — подумал Сварог с изумившей его холодной отстраненностью. — Эта запись, гравюра из старинной книги, песня… И мельничные крылья кромсают облака… Что бы это ни было, оно входит в атмосферу, идет на бреющем над землей, и на земле…»

Что-то твердое толкнуло его повыше локтя — это принц протягивал полный стакан. Сварог одним духом хватил половину, а больше не стал, прокашлялся от ожога в горле, помотал головой, распорядился:

— Элкон, попробуйте увеличить эту… эту штуку до предела. Все сделайте, чтобы мы могли ее рассмотреть…

Махнув свободной рукой, он осушил стакан до донышка и вернул его принцу. Как это иногда случается, крепчайшее пойло ничуточки не подействовало, голова оставалась ясной. Вот, значит, как оно выглядело пять тысяч лет назад… И как это будет выглядеть уже через считанные недели, если не удастся ничего узнать, ничего придумать…

— Все, — сказал Элкон. — Больше ничего нельзя сделать, предел разрешения. С этим старинным форматом более точной реконструкции не получится… Будь это современная запись, еще имело бы смысл попытаться, а так…

Сварог посмотрел на экран. Багровый предмет теперь занимал его целиком, но особой ясности это не принесло. Удается рассмотреть лишь, что загадочные черные вкрапления, похожие друг на друга, будто горошины из одного стручка, словно бы протянулись правильными рядами, похожие то ли на растопыривших лапы паучков, то ли на некие шестеренки. Почти посередине — единственное пятно иных очертаний, гораздо больше. И все они не занимают равномерно багровое пространство, а лепятся к основанию. Словно продолговатое блюдо с сидящими на нем паучками накрыли стеклянным колпаком, а потом заполнили все пространство багровым дымом. Впрочем, само «блюдо» тоже выглядит прозрачным…

— Вот же погань! — с чувством произнес принц, наполняя стакан.

— Ничуть не похоже на природный объект, — медленно, ни к кому не обращаясь протянул Элкон. — Скорее уж что-то искусственное…

— Говорят же — Чертова Мельница… — откликнулся принц. — А мельница руками сделана…

Они еще долго сидели и молчали, глядя на огромное багряное пятно, как околдованные. Принц даже не притрагивался к баклаге. Сварог чувствовал себя прескверно: ни мыслей толковых в голове, ни догадок, одна тупая, тоскливая безнадежность.

— Ваше высочество, — сказал он, чтобы только не молчать. — Вы уверены, что это — все?

— Уверен, — угрюмо отозвался принц. — Говорю я, я их всех поставил на ноги, мы там перевернули все сверху донизу, вдоль и поперек… Ничего больше нет про эту погань.

— Пилот, конечно, уцелел, — сказал Элкон, тоже, очевидно, не в силах молчать. — Иначе запись сюда не попала бы.

— Да, конечно, — равнодушно сказал Сварог.

Покосился на свой стол — и понял, что зеленая лампочка мигает уже давно, только раньше было не до нее.

— Прошу прощения, господа, — сказал он, вставая. — Я сейчас вернусь. Да, вот что… Ваше высочество, наверное, следует показать запись Гаудину? Ему по должности положено знать такие вещи…

— В задницу его к лешему вместе с его департаментом! — угрюмо и сварливо отрезал его высочество. — Императорский архив — собственность фамилии, кому хочу, тому показываю. Все равно Гаудин со своим хваленым департаментом ничегошеньки не способен сделать, согласны? Столько лет занимался черт-те чем вместо настоящего дела… И наплевать ему, что будет там, на земле, а вот нам с вами как раз не наплевать…

Пожав плечами, Сварог вышел в прихожую. На двери, как он и распорядился, пылала алая надпись, гласившая, что внутри происходит важное совещание с участием членов фамилии, так что доступ не разрешен никому. В уголке навытяжку помещался комендант — а на небольшом бежевом диванчике сидел Канцлер собственной персоной. Явившийся без всякого предупреждения, что было в его стиле: в отличие от других сановников Империи Канцлер излишним чванством не страдал, при необходимости сплошь и рядом мог нагрянуть лично. Стряслось что-нибудь? Гаудин пожаловался? На него это не похоже, но в последнее время столь многое изменилось…

— Вот кстати, — непринужденно сказал Канцлер, вставая с таким видом, словно они разошлись пять минут назад. — Мне как раз нужно срочно с вами побеседовать, милорд Сварог. Или вы все еще заняты?

— Нет, мы закончили, — сказал Сварог. — Там сейчас принц Элвар…

— А! — с большим пониманием воскликнул Канцлер. — В таком случае, пройдемте в ваш кабинет? Вы наверняка успели устроить тут кабинет.

— Да, конечно, — сказал Сварог. — Пойдемте, герцог.

Они стали подниматься на третий этаж. По дороге неожиданно попалась Томи, в синем с серебряным шитьем мундире, с черно-золотой повязкой дежурного. Мундир смотрелся безукоризненно, а начищенные до немыслимого блеска сапоги отражали окружающее не хуже зеркала. На поясе красовалась причудливой формы коричневая кобура с одной из разновидностей здешних бластеров — оружие там лежало самое настоящее, заряженное должным образом. Сварогом это было придумано исключительно оттого, что оружие дисциплинирует и внушает нешуточное чувство ответственности — как и дежурства, пусть никому совершенно не нужные.

Вытянувшись в струночку не хуже, чем давеча комендант, Томи звонко отрапортовала:

— Дежурная по манору капрал Ролатон! Господин директор, за время моего дежурства никаких происшествий не случилось! Учреждение работает в обычном режиме!

— Вольно, — распорядился Сварог.

Ни муштре, ни шагистике он своих рябят не учил — правда, ходили слухи, что они, относясь к своей новехонькой форме со всей серьезностью, давно припрягли к этому делу коменданта — ну, а старому служаке такая просьба была только в радость. Вот только кое-какие манипуляции со своим мундиром Томи уже определенно проделала по собственной инициативе: он был обужен насколько возможно, так что фигурку обтягивал, будто кожура сосиску. Тут уж было собственное Сварогово упущение: разрабатывая устав, он как-то даже и не подумал о таких вещах, а юные проказницы не преминули воспользоваться…

— Как вам это удалось? — спросил Канцлер с некоторым удивлением, когда Томи осталась позади и слышать не могла. — Несколько месяцев назад это были обычные светские шалопаи и ветреницы, а теперь, мне докладывают, они работают, и работают всерьез…

— Им понравилось, — сказал Сварог. — Двоих, конечно, пришлось отсеять, но остальные девять работают на совесть. — Родители в восторге — из тех, что не цепляются за всевозможные замшелые традиции.

Канцлер продолжил задумчиво:

— Может быть, не помешает пересмотреть старую систему и уже сейчас понемногу пристраивать молодежь к делу… Сюда?

— Да, прошу вас.

Пройдя мимо вытянувшегося секретаря (как и все здесь, уже щеголявшего в мундире с нашивками штык-юнкера), они вошли в кабинет Сварога, не особенно и большой и уж никак не блиставший дурным великолепием — Сварог сам его обдумывал и обустраивал. Несколько книжных шкафов, стойка с оружием, портрет Яны, кое-какая необходимая аппаратура.

Канцлер уселся. Лицо у него было усталое, серое, не выспавшееся.

— Давайте без дежурных преамбул, — сказал он глухо. — Вот, извольте полюбоваться.

Он извлек из кармана золотистую палочку персонального компьютера, уставился на нее насуплено и хмуро, что-то пробормотал. Справа от стола возникло четкое изображение — словно бы внутренность роскошной убранной комнаты, но явно изуродованной каким-то внутренним катаклизмом: спинка высокого кресла косо срезана и ее часть испарилась в небытие, на стене, посередине высоченного, во всю стену гобелена на батальную тему зияет прожженная дыра, в которой виднеется синее небо с клочком белоснежного облака. Стол с золочеными углами косо стоит на полу, лишившись двух ножек и части столешницы. На взрыв это никак не походило — скорее уж по комнате метнулась волна мощной, все сжигающей энергии, и все, что оказалось на ее пути, бесследно исчезло, а все, что находилось в стороне, нисколечко не пострадало.

— Что это? — непонимающе спросил Сварог.

Канцлер отвел глаза:

— Это гостиная в маноре милорда Гаудина. Именно так она сейчас и выглядит. Дворецкий поднял тревогу, прибыли специалисты… Реконструировать события было нетрудно. Милорд Гаудин допустил ошибку, непростительную для человека его профессии и опыта: он просто-напросто нажал спуск югортана, отчего-то держа его дулом к себе. Уцелеть в такой ситуации невозможно. Это… было мгновенно. Видите, во что превратилась комната там, где прошел луч? Вон там, на столике, нашли конверт с завещанием и прочие бумаги, какие составляет человек, знающий, что его жизнь… вскоре оборвется.

— Вы хотите сказать… — едва выговорил Сварог, не в силах отыскать у себя какие-то мысли и чувства.

Канцлер холодно произнес:

— Я хочу сказать, что официальное сообщение будет гласить: милорд Гаудин трагически погиб при испытаниях нового образца оружия. Настоятельно прошу и вас не показывать, что знаете более остальных. Кто бы что ни думал — а пересуды пойдут скоро — официальное сообщение именно таким и останется. Вам понятно?

— Разумеется, — сказал Сварог.

— Вы в последнее время не замечали за ним ничего такого, что могло бы прояснить…

— Нет, — сказал Сварог, чувствуя себя крайне неуютно под испытующим взглядом Канцлера.

— И никто не замечал, я в том числе… Печальная, трагическая случайность… Но человеческая душа — потемки… Похороны будут, разумеется, проведены со всей торжественностью, учитывая занимаемый покойным пост и его заслуги перед империей… Расследование завершено, все, как на ладони. Внезапная депрессия, любовная неудача… да какой теперь смысл докапываться до причин? Что произошло, то и произошло. Ну, а поскольку ситуация, сами знаете, очень и очень непростая, оставим дежурное сочувствие и перейдем к делам практическим. Вам предстоит принять восьмой департамент… — он поднял ладонь, увидев движение Сварога. — Это не повод для дискуссий. Императрица только что подписала указ, глава Канцелярии земных дел наложил согласительную резолюцию. Так что вам следует в кратчайшие сроки принять департамент. Не оставляя руководства девятым столом.

— Но у меня множество дел…

— Никто от вас не требует их бросать, — отрезал Канцлер. — Занимайтесь ими и дальше, только установите побыстрее контроль над департаментом.

— Операция «Журавлиный клин»…

— Вот она вас волновать не должна, — сказал Канцлер. — Ею все равно занимается Императорский кабинет, участие восьмого департамента было едва ли не символическим, так что поручить заниматься этим тому, кто сейчас и занимается. Вы что-то хотите спросить?

— Вы против моего назначения?

— Никоим образом, — сказал Канцлер. — Еще год назад был бы против.

— Значит, вы теперь не подозреваете меня в попытках угнездиться на здешнем престоле?

— Вы никогда не сделаете ничего во вред Яне, — сказал Канцлер. — И этого мне достаточно, — он небрежно усмехнулся: — Ну, а рассуждая со свойственным государственным деятелям здоровым цинизмом, у вас все равно ничего не получилось бы. Две спецслужбы в одних руках — в общем, ничего страшного, особенно если учесть, как слаб и плохо стоит на ногах девятый стол. И если учесть, что существует еще статс-секретариат Императорского кабинета и еще пара-тройка крайне серьезных контор, способных неплохо себя показать в системе сдержек и противовесов… — он улыбнулся почти весело. — Знаете, я тоже живой человек и верю в чудеса. И иногда меня подзуживает мысль… собственно, это не мысль подзуживает, а оба их высочества… а что, если у вас получится? Вам уже удавались иные рискованнейшие и вроде бы безнадежные предприятия. Вдруг да и на сей раз случится чудо? Вдруг вы да отыщете что-то, что упустил Гаудин? — он поморщился. — Возможно, вам трудно поверить, но я не столь уж законченный бюрократ. Мне бы тоже не хотелось, чтобы планета пережила очередную Вьюгу, Шторм… — его глаза похолодели. — И все-таки в первую очередь я — сановник Империи, ее Канцлер. Поэтому… Можете вы дать мне слово: если все же ничего не удастся сделать, и дела пойдут плохо, вы не натворите никаких… глупостей?

— Мое слово, — сказал Сварог. — Любые глупости здесь бесполезны. Именно потому, что они — глупости…

— Ох, как мне хотелось бы никогда в вас не разочароваться, — холодно усмехнулся Канцлер. — У вас будут еще вопросы?

— И не один, — сказал Сварог. — Вот только они не имеют никакого отношения к тому, что сейчас происходит. Быть может, я их задам в другой раз… У меня будет такая возможность?

— Отчего же нет? Но сейчас давайте лучше обсудим кое-какие организационные вопросы. Это тоже нужно сделать, не откладывая.

— Да, конечно, — кивнул Сварог. — В первую очередь…

…Я его убил, подумал когда за Канцлером затворилась дверь. Можно сказать и так. Я ему высказал ту правду о нем, которую он боялся знать, но наверняка держал где-то далеко в уголке сознания. А правда заключалась в том, что он проиграл. Сейчас он оказался бесполезен, беспомощен, даже никчемен. Конечно, не во мне одном дело, не надо себя виноватить сверх меры. Ручаться можно, он еще и маялся потаенно тем, что ничего не в состоянии поделать с Багряной Звездой. И это все, вместе взятое… По крайней мере, мужской поступок, ага…

Он открыл шкафчик, налил себе до краев келимаса из лучшей бутылки — пузатой, черной, с узенькой ало-голубой этикеткой. Поднял к губам стакан великолепного марранского стекла с радужными цветными прожилками, сплетавшимися в изумительно красивую сеть. Медленно выцедил, как лекарство, долго сидел, чувствуя, как живой огонь разбегается по всем жилочкам — а голова, вот тоска, остается ясной. Повторил процедуру — и вот теперь его достало, его чуточку выбило в измененное сознание, и наконец-то пришла настоящая тоска.

Он печалился о том Гаудине, которого узнал сначала, в первые здешние месяцы — загадочный, ироничный, державший, казалось, в карманах все тайны мира. Ничуть не похожий на того, недавнего, которому пришлось бросить в лицо горькие истины.

Он печалился о своей юности. Только сейчас ему пришло в голову, что все случившееся с ним поначалу, было, если подумать, его юностью — лихой, отчаянной, мушкетерской, с обретением новых друзей, опасными странствиями, головокружительными приключениями и совершеннейшей неизвестностью впереди. Вот только юности свойственно проходить. И, надевши на голову первую свою корону из нынешнего множества, Сварог — далеко не сразу это сообразив — с юностью расстался навсегда. Началось другое — важное, полезное, чертовски нужное, напрочь взрослое, но уже ничего общего не имевшее с грохотом копыт по пыльной дороге, с грубоватыми прибаутками друзей… С лихой юностью.

Он не знал, долго ли так сидел, тоскуя о том, что никогда уже не вернется. В конце концов открыл ящичек стола, достал склянку с освежительным зельем — и через две секунды был трезвехонек. И по коридорам шагал уже взрослый человек, обладатель превеликого множества титулов и званий, холодный и собранный. Только взрослым людям достаются игры, где ставкой — вся планета…

Они там так и сидели — Элкон с превеликим терпением пытался посредством своих компьютеров выжать еще хоть что-то из образа Багряной Звезды — а Элвар тихонечко пристроился в уголке и прихлебывал свое зелье.

— Ничего нового, командир, — уныло доложил Элкон. — Беда с этим старинным форматом…

— И хватит, — сказал Сварог. — Неожиданно обнаружились более срочные дела. Ага, даже так. Мне нужно лететь в восьмой департамент, принимать начальство над этой почтенной конторой.

— Здорово! — ухнул Элвар. — Давно пора. — Гаудина что, сняли?

— Он погиб, — сухо сказал Сварог. — Несчастный случай. Так вот, Элкон вы полетите со мной. Единственное, что меня по-настоящему интересует в этом опереточном заведении — их наблюдательная сеть. Вот вы ее и возглавите. Пять минут назад вам присвоен чин лейтенанта Яшмовых Мушкетеров — не вздумайте задирать нос, исключительно для поднятия авторитета у тамошней публики. Главное для нас — немедленно взять под контроль их наблюдательную сеть и сделать так, чтобы она работала исключительно на наши нужды. Справитесь?

— Буду стараться, — ответил Элкон тихо и серьезно. — А можно будет взять туда парочку наших ребят?

— Решайте сами, — сказал Сварог. — Я только что подписал распоряжение, теперь вы — начальник их управления «Филин». Можете принимать любые решения. Есть у меня одна идея, ее нужно в скором времени пустить в ход… — он усмехнулся: — Ну как, господин лейтенант, голова не кружится?

— Немножко, — серьезно сказал Элкон.

— Главное — не заноситесь, — сказал Сварог. — Вряд ли там к нам относятся откровенно враждебно, но уж настороженности безусловно не оберешься. Они слишком долго варились в собственном соку, они, как это водится, исполнены профессиональной гордыни… Одним словом, будете дипломатом.

— Может, и мне туда с вами? — спросил задумчиво принц Элвар. — Сейчас глотну отрезвительного, выберу мундир попышнее — и помогу там парнишке на первых порах. Дадите и мне какую-нибудь должностишку?

«А ведь это неплохая идея, — подумал Сварог. — Присутствие принца императорской фамилии многих усмирит и покажет, что власть переменилась кардинально и бесповоротно…»

— Должностишку я вам дать не могу, ваше высочество, — сказал он с ухмылкой. — Для человека вашего положения мелкую должностишку занимать негоже, а серьезные заняты все до одной. А вот статус неофициального куратора от Императорского кабинета — совсем другое дело… Вполне по-бюрократически, в рамках традиций. Пойдемте, господа? У меня сегодня столько дел…