Каменоломни

Надо ли говорить, что обнаруженный подземный ход взбудоражил воображение. В ближайшие пару месяцев Гуго де Пейен с графом и слугами неоднократно спускался в недра Храмовой горы. Сначала – чуть ли не каждый день, потом – все реже и реже. Они исследовали несколько галерей, но почти все оканчивались тупиками. Ходы переплетались между собой, уходя глубже в гору. Кое-где попадались забутовки – кто-то замуровывал ходы. Потратив на разборку, немало времени, за одной из забутовок нашли пустую пещеру, за второй – нависающий свод, грозящий вот-вот рухнуть. Вероятно, каменотесы специально закладывали опасные ходы, чтобы избежать обвалов. В одном ответвлении был недоделанный мельничный жернов, в другой пещере нашли полуистлевший человеческий труп. Кто это был: хранитель пещер, раб-каменщик, надсмотрщик или беглый преступник и сколько пролежал здесь – десять лет или десять столетий, оставалось только гадать. Трупы в известняковых пещерах не гниют, а порастают плесенью, как Дор Блю или Сент-Агюр. Серебристый мох густо покрывал остатки одежды, как шуба. Почему-то Гуго, видевший за свою жизнь тысячи трупов, впервые почувствовал страх.

Был еще обвальный зал, за размер его прозвали Королевским, и засыпанные камнями проходы. На то, чтобы разобрать их, потребовались бы усилия многих людей, а обследовать все – годы. В целом, увиденные каменоломни вряд ли отличались от других, скажем, под Парижем.

– Что ж, король мог бы разместить здесь винные погреба или делать голубой сыр. – Граф Гуго попробовал отшутиться, когда за очередной забутовкой оказалась пустота. – Мы сейчас как каменщики из Мерь-сюра-Уазы.

– Или кладбища, как в Париже и Риме.

Гораздо интереснее была стена фундамента. Сложенные из идеально отшлифованных блоков по восемь-десять футов длины, они могли скрывать за собой сокровища и тайны, неподвластные воображению. В двух местах были еще двери, но открыть их не получилось. На одной из них было изображено растение, похожее на чертополох, на второй – странный большой цветок с широкой серединкой. Цветок был как две капли похож на тот, что неизвестный автор тщательно изобразил в манускрипте. Даже середка была в многочисленных ребристых насечках. Но ни ключ из тайника графа, ни ключ, найденный Гуго де Пейеном, к подземным дверям не подходили.

– Смотри, камни кто-то резал, как масло ножом. Двери словно впаяны в них, почти нет зазоров, – граф с тоской провел ладонью по металлическому косяку. – Я даже боюсь заглядывать в замочные скважины.

– Можно попытаться вырубить двери киркой. Главное, чтобы нас не услышали наверху в конюшнях.

– Что ж, благословляю вас этим заняться, мон шер.

– Мы находимся с восточной стороны Храма, позади нас – Кедрон. Нужно искать ходы на север, в центр Горы и на северо-запад, под Храм.

Поиски не приносили результатов, и интерес к ним стал пропадать. Первым стал остывать граф. Дела при дворе и строительство замка отнимали внимание и время, и Гуго Шампанский вовсе перестал спускаться под землю, поручив Гуго де Пейену продолжать поиски и незамедлительно сообщать о находках.

Что до шевалье де Пейена, то и ему приходилось смиряться. Зная чуть больше графа, Гуго понимал, что затея может оказаться провальной. Энтузиазм сменялся равнодушием и даже отчаяньем. Несколько раз рыцарь пытался брать с собой фигурки. Но ничего не менялось. Варан враждебно холодил руку, Орел тоже не принес удачи, лишь конюхи наверху, включая королевского конюшего, стали относиться с большим почтением. Храмовая Гора не давала себя раскрыть.

Но, имея приказ от сюзерена, Гуго де Пейен продолжал искать. Несколько раз он спускался в подземелье один, пока чуть не поплатился жизнью.

Это было двадцатое ноября, кажется, понедельник. Осенние дожди затопили улицы, дул холодный ветер. Гуго де Пейен вернулся из очередной поездки в Яффу. Шевалье Пэйн де Мондидье уехал вместе с графом, а Гуго с Годфруа де Сент Омером и Гундомаром провожали семерых монахов и аббата из итальянского монастыря в порт, как всегда, не беря платы. Единственное, что рыцари согласились взять – небольшое Евангелие, подарок и благословение аббата, два хлеба и дорожный плащ. Мысль дать обет нестяжания и, подобно монахам, жить на милостыню и пожертвования, все больше и больше раззадоривала сердца.

Конь под Гуго был другим. После потери Мистраля шевалье купил семилетнего берберийского жеребца, напоминавшего прежнего друга вороной мастью и густой длинной гривой. Кличку оставил прежней – Кобир. У Кобира был мягкий аллюр, и более спокойный нрав, чем у нервных арабских лошадей, но имелся и недостаток. Оказалось, бербериец боится темноты и шарахается от незнакомых предметов. Он мог испугаться на ночной дороге кустов или встречной телеги. Оставалось только ждать достойной замены и вспоминать Мистраля.

Гуго отвел нового жеребца в денник. Рыцарь, сам седлавший и чистивший коня, уже никого не удивлял. Частые посещения им конюшни сочли одним из проявлений смирения и не задавали лишних вопросов.

Гуго, сняв упряжь и поставив коня, огляделся и вынул ключ из кармана. Чтобы шлем не мешал, рыцарь спрятал его в соломе. Мягко скрипнув, дверь в который раз распахнулась перед Гуго. Промокшая под дождем одежда холодила. Наступающая зима охладила подземелья, в свете лампы было видно, как срывается с одежды и губ легкий пар. Сильно сквозило – вероятно, каменоломни открывались наружу, например, где-нибудь на обрывах Кедрона. А может, сквозняк давали обычные вентиляционные ходы.

Гуго де Пейен спустился до начала галереи, прошел с десятка два ярдов, как внимание его привлек странный знак на своде невысокого потолка. Копотью свечи было выведена не то буква, не то целое слово, и рядом находилось углубление размером с ладонь. Шевалье поставил лампу на пол. Ему подумалось, что если подтащить камень, то до углубления можно будет дотянуться рукой. Гуго сделал шаг назад и случайно зацепил лампу. Фитиль погас. Темнота.

Что такое темнота в пещере? Кромешный ад, не видно не зги. Ты не чувствуешь ни времени, ни пространства, не знаешь, куда идти. Час прошел, или минута. Сразу начинает окутывать холод, словно оживая в темноте. Все одинаковое и холодное – камни, стены... Спотыкаешься, ударяешься головой.

Гуго осторожно поднял бесполезную лампу и нащупал стену рукой. Вроде бы он сворачивал только один раз. Нужно было, придерживаясь за стену, вернуться, нащупать фундамент дворца и отыскать ступени наверх. При свете лампы он изучил ближайшие ходы и неплохо ориентировался среди них, но в темноте все казалось совершенно иным. Когда, по мнению Гуго, галерея должна была вывести его к монолитам фундамента, он уткнулся в тупик. Стало неприятно и очень тоскливо. Вспомнился покрытый плесенью труп, лежащий где-то в тоннелях. Может быть, его неупокоенный дух сейчас с усмешкой следил за Гуго. Вместе с холодом тело начал пронизывать страх. Рыцарь на ощупь стал пробираться обратно, отсчитывая каждый шаг. Снова стена. Где север, где юг – непонятно. Идет ли он к фундаменту или, наоборот, углубляется внутрь горы... Гуго сел, пытаясь успокоить нервы. Оставалось только молиться.

Внезапно до ушей рыцаря донесся звук чьих-то шагов. Галлюцинации? Бесы? Конюхи говорили, что за дверью иногда раздаются шаги. Сердце стало колотиться так, что казалось, его удары слышит все подземелье. Шарканье и перестук покатившегося камня раздались совсем рядом, и Гуго отчетливо услышал чью-то речь. Это были слова на французском. Шевалье закричал.

– Святая Клотильда! – раздалось в ответ: – Он здесь! Сеньор, дайте лампу.

– Гуго, это ты?

Свет раздвинул стены и в проходе показались Ролан и Годфруа де Сент Омер.

– Спасибо! – выдохнул Гуго. – У меня погасла лампа.

– Сеньор, простите, но я рассказал про дверь.

– Не бойся, Ролан, я дал слово. – Годфруа протянул руку: – Пойдем... мы нашли тебя. Слава Богу!

Оказалось, уже рассвело. Годфруа с вечера зашел навестить Гуго, который по всем расчетам, давно должен был отдыхать дома. Они прождали шевалье де Пейена до глубокой ночи, и забеспокоившийся Годфруа послал Ролана на конюшню. Но там был лишь оставленный шлем в деннике, а дверь же в подземелье оказалась открытой. Заподозрив неладное, оруженосец взял слово рыцаря с Годфруа де Сент Омера не спрашивать ничего и хранить тайну.

– Я позвал на помощь сеньора Годфруа.

– Ты все правильно сделал, Ролан. Похоже, я заблудился, – Гуго де Пейен поднял взгляд на своих спасителей. – Я обязан вам жизнью. Ролан, тебе уже есть двадцать один год, за этот поступок я буду ходатайствовать к грандсеньору о посвящении тебя в рыцари на Рождество.

Ролан поклонился. Годфруа, в свою очередь, не спрашивал ничего и искренне радовался, что перед лицом Божьим свершил еще одно доброе дело. Дверь заперли, ключ спрятали в карман, оруженосца отпустили совершать благодарственные молитвы, а рыцари направились к Храму Господню.

– Я должен тебе объяснить, Годфруа. Мы с графом смогли открыть эту дверь в деннике. Она ведет в катакомбы. Мы думаем, в глубине Храмовой Горы могут быть сокровища и артефакты. Вот, пожалуй, и все. Можешь задавать вопросы.

– Друг, это ваше с графом дело. Но если нужна моя помощь, позовите и я приду.

С тех пор Гуго не спускался в подземелья в одиночку. С Роланом или Годфруа, оставив слугу Жюрдена в конюшне.

Прошло Рождество Христово. Прошел пост. Торжественно и радостно отпраздновали Пасху Господню. Солнце уже по-летнему припекало, на рынке появились свежие бобы и ячмень. Вскоре должны были жать пшеницу. В Северной Франции в это время только-только зазеленели поля.

Граф Гуго Шампанский, прибывший на Пасху в Иерусалим, вновь давал званые вечера и сам выезжал в гости. Последнее время рыцари, Гуго де Пейен и новообращенный Ролан, все чаще жили у него в особняке. Дом Роже стал слишком шумным и тесным. Смех и крики детей отвлекали шевалье де Пейена от молитвы, а Ролан медлил с оммажем. Вассальный договор принес бы ему собственный феод и позволил обзавестись семьей, но юноша все больше отдалялся от мира.

Вернувшись со званого вечера, граф Шампанский в большом волнении вызвал к себе Гуго.

– Гуго, мон шер, мы нашли еще одну фреску!

– Святые угодники! Где?

– Совсем недалеко, возле сожженной синагоги. Некий Жоффруа Бизо, рыцарь, воевавший в отряде Раймунда.

– Будет ли он согласен говорить?

– Я не знаю, но послал к нему слугу.

Слуга вернулся через час. Жоффруа Бизо находился дома и был согласен принять незваных гостей.

Лачуга Жоффруа Бизо находилась между улицей Сионской горы и немецкой церковью. Похоже, что раньше в ней жила семья иудеев. После захвата Иерусалима католики-крестоносцы изгнали всех иудеев и православных христиан.

– Чем могу помочь, господа? – Дверь открыл худой высокий человек в льняной тунике до пят и сильно отросшими небрежными волосами. Борода также давно не знала ножниц и гребня.

Признаться, рыцари приняли его за слугу.

– Граф Гуго Шампанский и шевалье Гуго де Пейен, – представился граф: – Мы к сеньору Жоффруа Бизо.

– Рад служить, господа, – поклонился незнакомец. Сильный южный акцент выдавал в нем провансальца. – Шевалье Жоффруа Бизо к вашим услугам.

Хозяин низко поклонился и жестом предложил войти. Аскетизм жилья удивил. Стол, грубо сколоченный табурет, соломенный тюфяк без постельного белья, брошенный прямо на пол и единственное украшение – фреска. У Гуго перехватило дыхание. Все тот же великолепный пир во дворце сына Давида, придворные в пышных одеждах, эфиопы с опахалами в руках, танцовщицы и Суламифь, юная и стройная, как серна. Нежная девичья рука тянулась за огромным цветком с широкой темной середкой.

– Прошу Вас, достопочтенный граф, извинить убогость жилища.

– Вы здесь с первых дней?

– Да, я прошел весь Поход под знаменами Раймунда Тулузского.

– Упокой Господь его душу!

Весть о гибели графа Тулузского только долетела до Иерусалима. Ненасытность довела его до стен Триполи, где граф, как неразумный богач, вдруг отдал свою душу. Эльвира Кастильская осталась безутешной молодой вдовой с маленьким сыном на руках.

– Граф был доблестным воином, но его сгубила алчность. Мы пришли сюда служить Гробу Господню, а не набивать карман. Воинство земное, презрев свой долг – заботу о людях и церкви перестало защищать и обратилось к грабежу и разбою.

Было видно, что Жоффруа не из тех, кто ищет компромисс между спасением и мамоной. Гуго, постоянно терзавший себя подобными мыслями, со времен бунта под Мааррой не слышал подобных речей. Тем более – из уст благородного человека.

Теперь стала объяснима крайняя убогость жизни провансальского рыцаря. Жоффруа пытался вести подвижнический образ жизни, подражая христианским аскетам.

– Раньше я жил недалеко отсюда, в Армянском квартале. Но прежний дом был слишком велик для меня и я его продал.

– А-а... э-э.. не желаете ли вы, сударь, продать и этот дом? – граф Гуго решил действовать без прелюдий.

– Я слышал, Вас интересуют фрески? – Жоффруа держался достаточно независимо, несмотря на бедность одежд, и в глазах его играли хитрые искры.

– Вас известили верно, – несколько растерялся граф. – Я бы заплатил тридцать безантов. Ваша цена?

– Видите ли, сеньор, меня не интересуют деньги. Всё что нужно, я приобрел – возможность молиться у Гроба Господня. А эта лачуга вдохновляет меня на смиренный ход мысли. Её мне оставил слуга, когда убежал в Европу.

– Вы бы могли приобрести дом рядом с храмом. Или потратить деньги на добрые дела... Или основать обитель.

– Полагаю, Вы заботитесь больше о доме, нежели о моей душе.

Жоффруа ставил в тупик. Его действительно не интересовало богатство. Как отшельник-анахорет, он сам мечтал жить в скудости и нищете. Предлагать же ему деньги, чтобы купить еще худший дом было бы абсурдом. Гуго де Пейен пожалел, что не взял с собой Орла. С ним бы переговоры пошли легче.

– Ваше предложение, сударь?

– Я слышал, фрески связаны с какой-то легендой.

Провансалец знал, что просить.

Гуго де Пейен переглянулся с сюзереном. Граф Гуго кивнул:

– Этим они и влекут нас.

– Разумеется, господа. Но я хотел бы присоединиться к Вам. Сеньор Гуго де Пейен, я много наслышан о Ваших добрых делах. Говорят, вы основали братство?

– Братство? Нет, это лестно для меня. Я и мои друзья служим паломникам, охраняя их путь от мусульман.

– О том же мечтает настоятель госпитальеров, но у них слишком много хлопот. Сеньор Гуго де Пейен, для меня было бы честью предложить Вам свои услуги и меч. А после решим вопрос с фреской.

Так, с озорством и южным напором, Жоффруа Бизо ворвался в их отряд – отряд, который в шутку или всерьез стали именовать «нищими рыцарями». Смешно, но оказалось, что ни у одного из них не было стоящего дома.

– Он сказал: «братство»! – с тоской в сердце повторил Гуго, когда они распрощались с провансальским отшельником.

– Я не хочу, чтобы ты становился монахом, – тут же возразил граф. – Подумай о жене и сыне... Впрочем, тебе решать. Король Балдуин нуждается в людях, думаю, он благословит ваш союз.

Как только стало ясно, что Жоффруа Бизо можно полностью доверять, ему поведали о тайне фрески. К слову, в тайнике Жоффруа Бизо, вскрытом через несколько дней, тоже оказался ключ. Ключ от двери, на которой был изображен подсолнух, тогда еще незнакомый европейцам.