Минидрама почти по Шекспиру
Эта кроха-пьеска была (в слегка укороченном виде) разыграна один-единственный раз на сцене одного из Народных театров города П., доживавших тогда последние годки (разделив судьбу с прочими очагами художественной самодеятельности совмасс), в году, кажется, 1994–95-м, то есть ближе к концу первого ельцинского срока, еще до Путина-I… И автор напрочь забыл давний текст. Но, оказывается, его сохранил – последний экземпляр! – один из участников того хулиганства. Шекспир же – воистину «наше всё» на все времена, какое бы из них ни было на дворе. Вот и показалось, что давний капустник мог бы лечь, даже без швов, и на день нынешний. Разве что автор рискнул где-то добавить всего-то пят о к-два строк, кое-какие ремарки, да по паре имен, реалий и терминов-цитат, время коим было еще впереди… ***
Режиссер: – Во! Нет повести печальнее на свете – добавлю, и актуальней! – чем это вечно-российское: быть или не быть, блин! Народ! Наш театр просто обязан замахнуться на Вильяма нашего Шекспира. Отдайте Гамлета славянам, как сказал поэт! Срочно ставим «Гамлета»! Народ: – Ни хрена себе! – Не потянем! – Я Гамлет? Холодеет кровь… – Чашу енту мимо пронеси! Если можно… Режиссер: – Не трусить! Объясняю задачу. Ставим современно. То есть полу-умно, эротично, криминально, смешно и с песнями. Всё, как в жизни. Берем по пунктам. Полу-умно. Значит, без Гамлета нельзя. Гамлет есть – Сергей! (Тот неуверенно улыбается.) Эротично. Значит, нельзя без Офелии. Офелия – Женя! (Та улыбается женственно.) Ну, тебе будет просто. Главное – коронная фраза: «Принц, я от вас подарочек ношу!». Дашь всю глубь и всю драму. Это тебе не колечко там, – тут подтекст! Можешь подложить чего-нибудь, чтоб слегка выпирало, не портя фигуры. Подарочек носишь (жест) от, так сказать, любимого, понимэ? Дальше. Смешно и с песнями. Смех Шекспира – наш смех. Народный. Мы сейчас на каком моменте? Мы с вами расстались с прошлым. Отрясли прах проклятого социализма, с ног, с рук и с прочего… Схоронили, так сказать. А кто-то умный сказал: с прошлым расстаются смеясь. Не над социализмом, конечно, – давно проехали уже, не актуально. Смеясь – вообще. Стёбная жизнь пошла, бляха-муха! Пляска на костях, это клёво и эпатажно. Значит, носитель смеха – кто? Тот, кто хоронит! Значит, нельзя без Могильщика. Он – представитель и символ народа. Но, несмотря на это, должен быть как бы обаятельным. Значит – что? Голоса: – Винокура пригласим… – Петросяна… – Нашли обаятельных из народа… Уж тогда Бульдога Харламова. – Митьку Соколова из «Уральских пельменей»! – Жирика, Жирика, Жирика! Режиссер: – Ерунда! Кто самая обаятельная-привлекательная часть народа? Голоса: – Воры в законе! – Кандидаты в депутаты! Режиссер: – Добавлю: вызывает улыбку. Доброе такое хе-хе. На душе легчает, словом. Голоса: – Опять же депутаты. Губернаторы. Премьеры тоже. – Подымай выше – президенты. – Ничего себе – вызвало добрую улыбку! Это кто у нас такой добряк? – Смех сквозь видимые миру слезы… – Зато на душе лолегче… – Смейся, паяц, над разбитым корытом. Ужо тебе! Режиссер: – Не смешно! Я серьезно. Голос: – Тогда – бабы… Режиссер: – Во! Подчеркиваю: не гламурихи, не девочки с Тверской, не бесполые «Мисс Чего-то там», не бизнесвуменши. Наши милые безвестные труженицы – школ, офисов, прилавков, скромного домашнего секса. Значит, могильщик – Рита. Могильщик: – А что! Я согласная. Жизнь такая – всех бы мужиков закопала! Режиссер: – Решено. Только с песнями – не просто абы как, а увязать с сюжетом и идеей. Чего знаешь подходящего? Желательно – фольклор. И с криминальной красочкой. Могильщик: – Вот ходит-бродит Гамлет с пистолетом… Режиссер: – Годится! Итак, Гамлет, Офелия, Могильщик. Там еще у Шекспира Король с Королевой. Это – политика. А политика нам всем – что? Народ: – Обрыдла! Режиссер: – Точно! Значит, Короля с Королевой мараем. Пенсионера этого, Полония, чтоб под ногами не путался, убьем до начала спектакля. А вот Папу, ну, эту… тень Отца, – оставим. Во-первых – уже покойник, нет проблем. Если увидят скользкий намек на бедняг-ветеранов… Отмажемся. Мистика бессмертна! Тут и застава Ильича, и ночной дозор с пятой стражей… Во-вторых – отцы и дети, вечный конфликт поколений, предки заварили кашу, потомкам – расхлебывать. Всех остальных – в хор. Как у древних греков: давать комментарий и создавать атмосферу. У хора был Корифей – вроде запевалы и дирижера. Татьяна, будешь Корифеем! Задача элементарная. Берем какую-нибудь знаменитую фразу из пьесы, например: – О ужас, ужас, ужас! – и даем хору. Отлично создает атмосферу. Попробуй. Корифей: – А ну, глас народа! На митинг! («Хор» сбился в кучу.) Равняйсь! Смирно! По отмашке! (Дирижирует. Хор, кто в лес, кто по дрова: «О ужас, ужас, ужас…») Режиссер: – Ужас. Ничего, споетесь. Главное – не тянуть. Энергичней. Громче! Жутче! Корифей: – Народ, сплотись! Настройсь! Чётко по команде! Хор (гаркает): – О! Ужас! Ужас!! Ужас!!! Режиссер: – Вот. Голос молвы – голос бога, как сказал древний грек Гесиод. Теперь костюмы. Это не проблема. Кстати, где завпост? Завпост (выдвигаясь из-за спин): – А чего? А чего? Как что – сразу завпост! Костюмы? Еще про декорации вспомните! А деньги где, это вам не совковые времена с господкормкой, рынок на дворе, самодеятельность – вот сами и делайтесь, пожалте на подножный корм. [1] А уж это министерство, извините за выражение, культуры… Режиссер: – Тихо! Без политики! И сказал же: ноу пр о блем! Офелия – и так годится, без всех ты, любушка, нарядов хороша. Для Папы – кстати, Папа, по всем статьям, ты, Толик! – что-нибудь историческое, из домашнего подбора. Для хора – тогу сварганить, одну на всех, и дешево, и модерново. Могильщику – что-то народное, попроще, и – чтоб трудовой атрибут. Главное – Гамлет. Все-таки – принц. Белогвардеец ихний. То есть теперь для нас – хороший человек. И – наш белогвардеец, в четвертом поколении, то есть свой, родимый, с родимыми, так сказать, пятнами патриотизма. Но – чтоб гены читались. Элементы благородства. Ясно? Давай, Саша, – чтоб через минуту костюмы были. (Завпост убегает, бормоча: «Кой черт занес меня на эту галеру…») А мы – начнем. Главное – коротко. Ударим, так сказать, сестрой по таланту. За основу берем самое знаменитое: монолог «Быть или не быть», и – по его канве… Папа: – А мне что делать? Так, по сцене ходить? Режиссер: – М-да… Значит, так. Папа – больная совесть старых поколений, дошедших и доведших сыновей и внуков до жизни такой. Дадим ему фразу-рефрен, чтоб сразу видна была вся трагедия нации, но и чем-то напоминала по стилю о сыне… Из хора: – А если так: «Ту дринк о нот ту дринк»? Режиссер: – Ёмко! Глубоко! Попробуй. Папа: – В ту дрынк ё…но ты дрынк? Режиссер: – Примерно так. Ну, где костюмы! Завпост (вбегает, нагружен): – Вот: для тени папы, гробаря и хора, чего мог – достал самое лучшее. С принцем пока проблема. Режиссер: – Решай быстрей. Одеваться! (Одеваются. Папе – старая шинель, Могильщику – клеенчатый фартук санитара из морга, лыжная шапочка с помпоном, детская лопатка. Хор, тесной кучкой, – закинут простыней или скатертью. Больше всех суетится завпост, приговаривая: «Я тебя слепила из того, что было, а чего слепила, то и будет мило…». Убегает.) Режиссер: – (Папе) Есть историзм! (Могильщику) Есть трудовой колорит! И народно. И трогательно. Вызовет добрую улыбку. (Хору) Ничего, скульптурно. Принцу – ждать не будем. Принесут, – переоденем на ходу. По местам! Начинаем! Хор! Корифей и Хор: – О ужас! Ужас! Ужас! Режиссер: – Пошел Могильщик! Могильщик: – Я еще загримироваться не успел! Режиссер: – По ходу домажешь! Давай! Могильщик (крася губы, лихо поет): – Вот ходит-бродит Гамлет с пистолетом И думает, кого бы-то убить. Он, Гамлет, недоволен целым светом, И думает он, быть или не быть! Хор: – О ужас, ужас, ужас! (Режиссер дает знак Гамлету.) Гамлет (скороговоркой): – Быть или не быть – вот, блин, вопрос… Режиссер: – Стоп! Что ты верещишь? Это же Шекспир! Глубину дай! Густо! Мудро! (показывает) Что благородней духом? Покоряться Пращам и стрелам яростной судьбы, Иль, ополчась на море смут, сразить их?.. Понял? Давай. Гамлет: – Быть! Или – НЕ быть!.. Завпост (врываясь): – Достал! Режиссер: – Сто-оп! Репетиция – это святое! Театр – храм! А ты – по живому Вильяму сапогами! (Видит у того красные женские танцевальные сапожки. Пауза.) Это – что?! Завпост: – А чего? А чего? Где я вам дворянское от Версаче возьму? На один каблук денег не хватит. Одолжил в своей бывшей школе, в танцкружке. Сами говорили – чтоб с элементами благородства. Режиссер: – А там что? Завпост: – Вот! (Показывает: это камуфляжная военкуртка, с налепленными там и сям бантами-триколорами.) А чего? Сами говорили – наш принц. Свой. С патриотизмом. Но чтоб современно и круто. Ленты, между прочим, на свои покупал. Режиссер: – Ч-чёрт! А в этом что-то есть! (Неожиданно целует завпоста.) Молодец! Заслужил: становись к народу, в хор! Завпост (растрогался): – Спасибо! Режиссер: – Оденьте его! (Принцу напялили куртку, засучили штанины – примерить сапоги.) Гамлет: – Смеетесь, да? Да мне в эти сапожки и большой палец не всунуть! Могильщик (ее осенило): – Тогда – босой! И современно, и круто! Режиссер: – Ну… Надо посмотреть, не будет ли перебора... (Того сообща разули. Он стоит в носках – драных, торчат пальцы. Все смотрят. Пауза.) Режиссер: – Это… лучше снять, может? Так сказать, поставить точку, раз уж в ногу со временем… (Ему стягивают носки.) Э-э… Неплохо, но… Как-то не очень благородно, гены не чувствуются… Офелия: – Я знаю! (Кидается к сумочке.) Режиссер: – Ну-ну?.. (Офелия достала наборчик, присела перед Гамлетом.) Ты что это удумала? Офелия (быстро малюя красным): – Простенький благородный педикюр. (Гамлет смущенно хихикает, голос из народа: – Во дает!..) Режиссер: – Смело! Свежо! Ладно, успеешь докрасить, не будем терять времени. По местам! Принц, а ну – страстный монолог! Гамлет (в камуфляжке с бантиками, штаны засучены, алеет пара ногтей на босых ногах; напыщенно): – Быть или не быть – таков вопрос!.. Режиссер: – Стоп! Не пойдет! Образ и текст не совпадают. Просится как-то ядрёней, по-нашенски. Ощути! Вскочи в образ! Настройся! (Гамлет пыхтит – настраивается.) А теперь – давай! Импровизуху! Чтоб всё – по Шекспиру, но всё – по-нашему! (Гамлет вытаращил глаза, открыл рот. Вмешивается Офелия.) Офелия: – А как же я? Если он текст изменит, – когда мне вступать? Как я пойму? Режиссер: – По смыслу! Интуицией работай! Внимание! Начали! Хор: – О ужас, ужас, ужас! Гамлет ( ядрено): – Быть – или к ляду эту «быть»? Вот ребус… Режиссер: – Молодец! В десятку! Клёво! Гамлет (подхватил): – Что клёвей тут? Дыхалку подставлять Под вилы и дубьё бухой судьбины, Иль с ломом попереть на море злобств, Сшибиться – и кранты. И отключиться. И точка. Дескать, выруб – и хана Трясучке и свербенью нутряному, Симптомам СПИДа… Офелия: – Принц! Я от вас подарочек ношу! Режиссер: – Куда?! Рано! Офелия: – Вы же говорили – по смыслу!.. Режиссер: – Не тот смысл! (Гамлету) Не расслабляться! Не рвать нерв! Дальше! Гамлет: – …Это не лафа ли? Уйти в отключку… Режиссер: – Пошел Папа! Гамлет: – …И балдеть? Папа (с бутылкой): – Дрынк о нот в ту дрынк? Гамлет: – …Балдеть! (Пьют.) Режиссер: – Долго! Долго пьете! Не по-русски! Держать нерв! Ну! «И видеть сны, быть может»! Гамлет: – И добалдеть до шиза? Вот где ступор! Режиссер: – Хорошо! Хор: – О ужас, ужас, ужас! Гамлет: – Какой бредняк придет в последний кайф, Когда от ёрза плоти мы в отрубе? Офелия: – Принц, у меня подарочек от вас! Режиссер: – Цыц! Офелия: – Так ведь по смыслу! Режиссер: – Уберите ее! Держи нерв! (Гамлет потерял мысль, лихорадочно ищет.) Папа (утешая расстроенную Офелию): – Дрынк о нот ты дрынк? Офелия (всхлипывая): – Дрынк… (Пьют.) Режиссер: – Где наш лапушка-гробокопатель? Ну-ка, вдохнови принца, видишь – зажим у него. Могильщик (поет, приплясывая): – Офелия, евонная девчонка, Спятила маненечко с ума, Эх, потому как Датская сторонка Да для народа хуже, чем тюрьма! (Гамлет вдохновился, видно – готов. Режиссер дает знак хору.) Хор: – О ужас, ужас, ужас! Гамлет (вошел в градус): – Сказал еще Некрасов: было время И похужей, да не было подлей! Кто снёс бы стёб и вонь продажной прессы, Брехню вождей, чиновный беспредел, Трудящим – кукиш, богатеям – масло, Культуре – гроб, образованью – кол, А на закуску и для оптимизма – Попсовый ор осточертевших звезд И споров дурь о прошлом и грядущем! Чтоб я так жил!.. Режиссер: – Ты это… не переходи на личность. Пятый пункт отменен, не забывайся. Гамлет: – Чтоб кто другой так жил! Не гордый внук славян в Руси великой, А всяк незваный сущий в ней язык, Хоть пришлый друг степей, хоть ныне дикий Торгаш с югов... Режиссер: – Кончай, сказал! Не сей нацрознь! К сути! Интернациональной! Гамлет: – …Да кто бы упирался Под гирей жизни, нищим и в соплях, Когда бы когти рвать не забоялся: А вдруг не лучше нашего – тот свет, Откуда эмигрант уж не вернется? Вот так мы труса празднуем, скулим, В своих углах забившись, а смелеем – Ну, разве только выбравшись на митинг Да в интернетах. Тут-то всяк из нас – Брут, Пестель, Жириновский и Задорнов, Всех кроем всласть – соседа, Думу, власть, ГАИ, законы, суд и матерь нашу – Державу!.. Режиссер: – Эй, увлекся! Договорились же – о политике не будем. Спустись на землю! Гамлет: – …Не щадим и тещ, и жен!.. Режиссер: – Мелковато. Хотя… от великого до смешного… Как интермедия – годится. Да и к Вильяму пора вернуться, вечные вопросы, мужчина и женщина… Валяй. Гамлет: – …Вот взять больную, бля, альтернативу: Любовь и секс! (Пауза.) Режиссер: – Ну! Вот когда ее выход, – ее нету! Офелия (ее развезло): – Прынц! Баксы на подарочек! О’кей? (Режиссер хватается за голову.) Хор: – О ужас, ужас, ужас… (Гамлет молча свирепеет.) Офелия: – Эй, принц, не жмись! Гамлет: – Пошла ты! В монастырь! Офелия: – Мущина, не грубите! Гамлет: – Вся страна Прогнила н а хрен скрозь, а вам – подарки?! Могильщик (пробует загородить Офелию): – Спятила и в воду сиганула, Не снимая траурный наряд… Гамлет (отмахнул ее, навис над Офелией): – Подарки вам?! Так я – не олигарх! Не взяточник, не мастер по откатам! Не страж орднунга, оборотень в лычках! Я вам, путанье племя, честный бомж! Их бин дас новый русский пролетарий И зуб даю – мне нечего терять, Опричь иллюзий предка-декабриста, Гнилой гуманитарщины цепей! Шекспира вам?! Да на своей Рублёвке Его вы на растопочку – в камин! Да вы!.. Да я!.. Ужо вам! Показать Бессмысленный, как классик завещал, И, по его ж рецепту, беспощадный, Классический, короче, русский бунт?! Хор (визжит): – Ой, ужас, ужас, ужас! Могильщик (отчаянно): – И тут на кровь Гамлета потянуло, И начал он корёжить всех подряд! Гамлет (Офелии): – Молилась ли ты на ночь?! (Душит ее.) Офелия: – Караул! Режиссер (до того находился как бы в столбняке, ожил, пытается оторвать принца от Офелии): – Ты что творишь! Гамлет (тем временем додушил Офелию): – Заткнись, интеллигент! (Корёжит его.) Режиссер: – Не верю! (Озвучивает ремарку.) Умирает. (От себя.) Умираю. (Умирает.) Все остальные: – Ай, ужас, ужас, ужас, ужас, у… (оборвали) Один голосок (заканчивает): – …жас-с… Гамлет (всем, яростно): – А вы, немые зрители финала, Как Пастернаком сказано, в его Не очень, кстати, точном переводе! Вам – всё бы комментировать?! Вам всех Ху…лить бы – от министров до детсада?! У, вирус оппозиции! Страна Обильна, мол, да нету в ней порядка? А ну-ка, бандерлоги, все – ко мне! (Все, кто еще жив, – под гипнозом, шажком в рапиде, подходят. Кроме Папы: тот в уголке авансцены подстелил тем временем шинельку, помог удушенной Офелии перебраться и лечь – в прежней позе. Улегся сам. Гамлет, над затылками, влез на стул, с лопаткой, отобранной у Могильщика.) Порядок вам? Стабильность? Это – враз! По вертикали! (Мах лопаты. Все разом бухаются на колени.) И горизонтали! (Соответствующий мах лопаты. Все дружно легли ниц.) Кто-то из хора (тоненько завыл): – О у-у… Гамлет: – Умри! Клеветникам России – Каюк! Корифей (лежа): – Народ, безмолвствуем! Все: – Ага… (Пауза. Фонограмма – голосок акапелла выводит: «Поле, русское по-оле…». Стихает.) Гамлет (удовлетворенно ): – Всё – по Шекспиру: дальше – тишина.
(Немая сцена. Гамлет: вздета лопатка, поза мужика со скульптуры Мухиной.) (Ожил.) Аплодисменты! Трупы! На поклоны! (Все встают, кланяются.) Папа (жестом призвал к тишине; когда стихли аплодисменты, – к коллегам по сцене): – Ту дрынк о нот ту дрынк? Все: – Об чем вопрос! (Уходят, горланя песню: «Эх, потому что Датская сторонка да для народа хуже, чем тюрьма!..» Больше на поклоны не выходят, даже если будут овации публики.)
[1] Как ни покажется нынче странным, в советские времена организация, при коей существовала самодеятельность, обязана была в эту самодеятельность денежки, хоть и голодным пайком, а – вкладывать. Потому с концом тех времен кончился вскоре и разлив того творчества масс, не до него было в лихие девяностые – ни хозяевам жизни (ныне им-то тем более – до того ли?), ни самим массам. Сегодня тут, может быть, просится купюра в тексте (случись невозможное: выйди это безобразие где-то на сцену), но для любознательных сей исторический штришок пока здесь сохраняю. Завпост, кстати, кто не знает: зав. постановочной частью, отвечает за всю матоснастку, была такая должность и в НТ. – Примечание автора.
|
На сцене – вся труппа театра, кто сидит, кто лежит, кто стоит, прислонясь к дверному косяку. Молчат. Пригорюнились. Слушают голос знаменитой некогда певицы: «Сколько раз тебя пытали: быть России, иль не быть. Сколько раз в тебе пытались душу русскую убить…». Вскочил Режиссер, хлопнул в ладоши. Смолкла-оборвалась фонограмма песни.
Ну, президент, помянь мои грехи!
Автор рад случаю передать теплый и благодарный привет помянутым здесь былым друзьям-актерам того озорства: Сергею, Женечке, Рите, Танюше, папе и сыну – Анатолию и Саше (имена в тексте подлинные), и всем-всем, кого не назвал поименно. Удач вам, здравия, ну – и вообще хорошей и долгой бы жизни всем нам, мои хорошие!
