ОТВАЖНЫЙ КВАРТЕТ ГОРЦЕВ НА СЛУЖБЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУКИ

По поручению Императорского Русского Географического общества в августе 1898 года в Пятигорск прибыл Николай Васильевич Поггенполь. 11-го числа он отправился в Приэльбрусье с целью осмотреть склоны Минги-тау для того, чтобы подобрать надлежащее место, где можно было бы поставить горную метеорологическую станцию. В 1897 г. эту задачу Поггенполь выполнить не смог из-за непогоды, а потому на сей раз он был настроен весьма решительно, и почти маршевым броском в 6 часов вечера того же дня он прибыл в сел. Кёделен (Гундулен), где ему отвели довольно порядочную комнату в сельском правлении. К нему немедленно прибыл староста, с которым он должен был условиться насчет найма лошадей для достаточно тяжелого вьюка.

"От него я узнал, - пишет путешественник, - что по долине Баксана снесен мост около Урусбиевской сыроварни и поэтому нужно было делать большой круг по горам, над левым берегом Баксана. На следующий день 12-го августа в 7 часов утра лошади были готовы, и мы втроем, т. е. я, повар-француз (Эмиль - И. М.) и один проводник-татарин, покинули селение", - записал в дневнике Поггенполь.

В час дня путники доехали до Наурузовского хутора, а в пять часов вечера добрались до аула Герхожан, но не остановились в нем, с намерением до вечера добраться до аула Чалмас. Но в тот день до Чалмаса они не добрались и вынуждены были заночевать под открытым небом.

13-го августа в 3 часа дня группа Поггенполя прибыла в Урусбиево. "Князь Урусбиевский, Науруз Измаилович, которого я знал еще с прошлого года, предупрежденный о моем приезде, выехал мне навстречу и любезно предложил мне остановиться у него в доме, - писал путник. - Я с тем большим удовлетворением принял его приглашение, - продолжает он, - что хозяин дома был человеком в высшей степени приятным и симпатичным, во всех отношениях образованный, с которым можно было вести оживленный и разнообразный разговор на какую угодно тему. Вечером того же дня князь привел мне трех местных жителей, татар, охотников за турами, которые согласились меня сопровождать в ледники Эльбруса, их имена: Молай Терболатов, Аппай Ахкобеков и Исса Казаков", - свидетельствует Поггенполь.

Следующие три дня путешественник посвятил осмотру окружающей местности, поднимался к Сылтранскому озеру и одноименному небольшому леднику, посещал долину реки Адыр-су, любовался открывающимися оттуда картинами кавказской природы.

19-го августа при чудной погоде он решил отправиться к подножью Эльбруса, "Меня сопровождали, - пишет он, - князь Урусбиев, три татарина, Эмиль-повар и один любитель из Урус-биевского аула, некто Ахматов, пожелавший отправиться со мной в ледники".

В 12 часов дня путники сделали привал в одном из самых прекрасных мест долины Баксана, где в Баксан впадает Адыр-су и открывается живописное ущелье Адыр-су с целой плеядой ледников и высоких фирновых полей. В 4 часа пополудни они выехали в верхнюю часть долины, и тут в коше, у слияния Терскола с Баксаном, их сердечно приветствовал пастух, в семействе которого Поггенполь в прошлом году провел 5 дней, скрываясь от непогоды.

Проехав дальше, путники к вечеру добрались до нижних окраин Азауского ледника, где стояла сторожка казаков-стражников, занимавших здесь санитарный пост, для предупреждения перегона скота из Сванетии, где бывали случаи чумы на скот. Здесь у этой сторожки путники остановились на ночлег и стали готовиться к дальнейшему пути.

По описанию Поггенполя, "20-е августа началось с ясного, чистого утра, погода была чудная. В 8 часов утра все было готово, и мы покинули Азауский ледник. Князь Урусбиев со своими людьми отправился на охоту и обещал к вечеру придти на ночлег, а я с татарами и вьючными лошадьми двинулся к крутому уступу, отделяющему долину Баксана и Гара-баши. В первом часу мы сделали привал у ручья в верхней части долины ледника Гара-баши", - писал путешественник.

Отсюда группа прошла на Терскольский ледник, "где татары нашли удобное место для ночлега и стали втаскивать вещи. Пока они ставили палатку и разводили огонь, Поггенполь поднялся на вершину одного из хребтов и достиг той площадки за последним выступом гребня, который хотел осмотреть. Место это, расположенное на высоте 12300 футов, имеет в длину 100 саженей и ограничено с юга скалистым гребнем, с севера упирается в ледниковое поле, а с востока и запада, по словам Поггенполя, плавно спускается в долину к ледникам Гара-баши и Терскол Возведение здесь постройки, - пишет ученый, - не представляется трудным мероприятием, так как неглубокий снег легко может быть удален при постройке фундамента, для которого здесь же под рукой имеется превосходный материал - куски трахита и порфира. Именно на этой площадке предполагал Поггенполь построить метеорологическую станцию. Типом здания, по его мнению, могла быть деревянная постройка на каменном фундаменте, с двойными стенами. Обосновывая свое мнение о станции, он писал. "Минимальное требование - это чтобы в ней было три комнаты, одна для кухни и помещения для проводников, другая для путешественников, третья - холодная, для приборов. Инвентарь станции, кроме, конечно, самопишущих приборов и инструментов, должен состоять из двух железных переносных печей с вытяжными трубами, двух деревянных столов, нескольких стульев, деревянных нар с сеном и войлочными одеялами и кухонной посудой. Ключ от здания мог бы храниться у князя Науруза Урусбиева, весьма интересующегося постройкой станции и выражавшего полное желание всеми средствами содействовать осуществлению этого проекта".

Таким образом, главная задача, которую преследовал Поггенполь, была выполнена, он подобрал подходящее место для постройки высокогорной метеорологической станции на ледниках Эльбруса. Но желание выяснить, нельзя ли еще выше, под самой вершиной горы устроить такую же станцию, побудило его предпринять восхождение на Эльбрус.

Ночь накануне была тихая, термометр показывал 15 градусов, на ясном небе горели яркие звезды, и нигде не было видно ни единого облачка. Все предсказывало хорошую погоду, - писал исследователь. - Один только Аппай помотал головой и сказал, что "слишком спокойно!". Вероятно, опытный охотник за турами предчувствовал что-то неладное с погодой назавтра.

Николай Васильевич писал в своем отчете: "В 12 часов ночи мои три охотника, некий Хаджи Ахматов из Урусбиевского аула и я, сердечно простившись с князем и его людьми, двинулись в путь... Развернули веревку и перевязались ею в следующем порядке: впереди шел Молай Терболатов, наиболее опытный охотник, вооруженный одним из моих топоров, за ним я, двое других татар и в конце Хаджи Ахматов. На одном из участков в трещину глубоко провалился шедший впереди Молай Терболатов. Только благодаря соединявшей нас веревке его Удалось сейчас же вытащить из темной пасти трещины. В общем, мы поднимались довольно спокойно".

Путники, ведомые Молаем, тщательно осматривали все трещины, осторожно, со страховкой преодолевали их и продвигались все выше и выше. Но вскоре "на крайнем зубце восточной вершины Эльбруса появилось маленькое облачко. Татары сейчас же заявили, что это является предвестником жестоких снежных бурь, и предложили вернуться обратно... Тем временем совсем рассвело, снега окрасились вокруг нас ярким розовым светом восходящего солнца", - отмечает Поггенполь.

В 6 часов утра они достигли первой группы скал на подступах к вершине, а уже к 7 часам погода заметно стала портиться. Ветер становился сильнее. Над вершиной Эльбруса крутилось густое молочное облако, через перевалы главного хребта приближались свинцово-серые массы тумана. Все предвещало ужасную непогоду. По словам Поггенполя, путники "с величайшим трудом пробирались к восточной вершине, ветер буквально срывал их с места и пронизывал насквозь, покрывал с ног до головы ледяной пылью. Из губ сочилась кровь, а дыхание примерзало к усам и бороде. Теперь уже восхождение становилось настоящим мучением, - пишет автор заметок. - На высоте 15700 футов мы нашли разрушенную скалу лавы с правильно сложенными кусками ее, положенными один на другой, в виде стены. Как я впоследствии узнал, - продолжает путешественник, - стену эту в 1891 году сложил топограф Пастухов для защиты от ветра. Положение наше было незавидное, снежный буран разрастался все с большей и большей силой, и по всему было видно, что буря могла принять угрожающий характер. Сколько оставалось до седла Эльбруса, этого никто из нас не мог определить. Терболатов уверял - три часа, а Аппай покачивал головой, давая понять этим, что, может быть, нам совсем не удастся взобраться в это седло...

Буря становилась страшной. До самой высокой точки Эльбруса, по моим расчетам, оставалось не более 40 минут подъема, так как высота достигнутых мною скал определяется приблизительно в 18200 футов, а вершина имеет высоту 18470 ф. над уровнем моря. Если бы мы продолжали восхождение, то ночь настигла бы нас на обратном пути высоко в ледниках, что могло иметь весьма грустные последствия", - огорчался Поггенполь.

Несмотря на огромные трудности и страшную непогоду, группа Поггенполя смогла определить, что на седловине Эльбруса также возможно построить небольшую метеорологическую станцию. В 3 часа 30 минут путники начали спускаться вниз. Терболатов предложил обойти ледяной вал и повел своих товарищей по очень крутому спуску к верхнему снежному покрытию ледника Азау с целью выкроить время засветло вернуться к месту своего первого ночлега. Ведомые опытным Молаем Терболатовым, они сравнительно благополучно спустились с седловины Эльбруса.

...Пробыв в ауле Урусбиево еще два дня, 28-го августа Н. В. Поггенполь вернулся в Пятигорск. Не может быть никакого сомнения или преувеличения, если мы скажем, что Молай Терболатов, Аппай Ахкобеков, Исса Казаков, Хаджи Ахматов оказали русскому ученому, а в его лице и всему Русскому Географическому обществу большую помощь и способствовали Поггенполю в выполнении возложенной на него правительством и Географическим обществом большой научной задачи.