Вернуться к матери

«Я возвращаюсь к моей матери», - вырывается от­чаянный крик у женщин, которые неудачно вышли за­муж, или «не до конца отнятых дочерей», у них просто нет иного выхода, кроме как из объятий мужа вернуть­ся в объятия матери, если все складывается из рук вон плохо. Жорж Оне в романе «Серж Панин» (1881) рас­сказывает о Жанне де Серией, которая вышла замуж из одного только упрямства, хотя не любила своего будущего мужа. И в первый же вечер после свадьбы она про­сит, чтобы он не принуждал ее жить с ним и позволил ей вернуться к своей матери: «Вы сможете приходить к нам, мы будем видеться, да хоть с завтрашнего же дня, например». Но он, настаивая на своих супружеских пра­вах, не желает уступать ей в этом: «Нет, ни за что! Вы - моя жена, а жена должна следовать за мужем - так гласит закон!» По крайней мере, так было в традици­онных обществах, в которых порядок смены «состояний женщины» не позволял, чтобы женщина жила «сама по себе», то есть была независима и в материальном и в сексуальном отношении и при этом не считалась бы опо­роченной. В наши дни развод служит для того, чтобы позволить тем женщинам, которые больше не желают состоять в браке и отказались от материального и мо­рального статуса замужних женщин, не возвращаться к прежнему положению «дочери».

«Верните мне мою дочь!» - это уже крик материн­ской души, которая болезненно переживает разлуку с дочерью, воображая ее в объятиях мужа, особенно, когда она подозревает, что супружеская жизнь дочери складывается не слишком удачно и счастливо. Так, в мифологии Деметра упрашивает Зевса, отца своей доче­ри Персефоны, чтобы та оставалась в царстве Аида - у своего похитителя, а заодно и мужа, только три месяца в году, а все оставшееся время года проводила вместе с матерью. История умалчивает, была ли согласна на это сама Персефона, что только подтверждает двойствен­ное отношение дочери к этому решению или же прямо указывает лишь на материнскую одержимость.

Аналогичная ситуация прекрасно проиллюстрирова­на в романе «Серж Панин» не только на примере Жан­ны - приемной дочери мадам Деварен, но и историей Мишлин, ее родной дочери. Эта весьма предприимчи­вая дама после смерти мужа, над которым имела боль­шую власть, сумела добиться немалого успеха в жизни. («Нельзя сказать, чтобы с уходом Мишеля в доме об­разовалась пустота. Да, мы носили по нему траур. Но вряд ли кто-то особенно заметил, что его больше нет. Его и при жизни-то редко кто замечал»). Потеряв мужа, мадам Деварен переносит всю свою любовь на дочку, которую она родила очень поздно. Мы находим в ро­мане типичный портрет «в большей степени женщины, чем матери», которая с годами превратилась в «мать в большей степени, чем женщину»: «Мадам Деварен, как бы ни было грустно в этом признаться, когда стала вдо­вой, почувствовала себя кем-то вроде любовницы своей дочери, а не ее матерью. Она очень ревниво относилась к любым эмоциональным проявлениям Мишлин, каж­дому поцелую, которым ребенок одаривал своего отца при жизни. Ей казалось, что их обоих похищали у нее. Дляэтой исключительной и непримиримой нежнос­ти требовалось, чтобы ее столь драгоценное создание принадлежало полностью и только ей». Разве могла она перенести свадьбу дочери с принцем Паниным не как разрыв? Несколько месяцев спустя после свадьбы она устроила дочери настоящую сцену:

«- Как я могу привыкнуть жить без тебя, если целых двад­цать лет все мое существование было полностью посвящено твоему? Разве можно смириться с тем, что у меня отняли мое единственное счастье?

- Прекрати, мама! Неужели ты никогда не успокоишься? Неужели всю жизнь будешь ревновать? Ты же прекрасно знаешь, что все женщины покидают своих матерей, когда вы­ходят замуж. Это заложено в них от природы.

- Тебя холили и лелеяли целых двадцать лет. И достаточ­но было появиться мужчине, которого ты знаешь едва боль­ше полугода, чтобы ты обо всем забыла.

- Я ничего не забыла, - сказала Мишлин, взволнованная страстной горячностью матери, и в моем сердце длятебя всег­да останется место.

Мать посмотрела на дочь, а затем задумчиво произнесла: - Но уже не первое!»

Переживаямуки ревности, какие испытывает по­кинутый любовник, мать постарается разлучить суп­ругов: «Измена мужа дочери стала бы ее безусловной победой». Та дверь, через которую ушел бы Серж, пос­лужила бы ей входом, и она смогла бы вернуться. [...] Предоставив ему возможность широко пользоваться ее кредитом, мать потворствовала его порокам. И она бы в конце концов добилась того, что разлучила бы Сержа и Мишлин». Но в итоге ей это не удалось, и она решила совсем не замечать своего зятя, чтобы вновь завоевать любовь дочери.

Вернуться к матери: что это значит? Если речь идет о неудачном замужестве, это нарушает природный ход вещей, так как дочь ломает свою судьбу и вновь перехо­дит из состояния женщины в состояние дочери. Это на­рушение естественного порядка - порядка супружества, и в том числе - порядка смены состояний женщины, и оно происходит на нескольких уровнях: от индивидуаль­ного - ко все более коллективному, и от материального - ко все более символическому. Такая предрасположен­ность к подобным переходам особенно интересна как психоаналитикам, так и антропологам. Схожую психо­логическую ситуацию описывает роман Исмаила Ка­даре «Кто вернул Дорунтину?» (1980), в котором юная героиня почти сразу после возвращения к матери в со­ответствии с обещанием, которое она дала своему брату во время своей свадьбы, умирает, о чем мы узнаем из первых же страниц романа.

В албанской деревне, где проживает эта семья, сущес­твует давняя традиция заключать близкородственные внутриклановые, то есть эндогамные браки. Но есть и сторонники нововведений, один из них - брат Дорунтины, Константин, который борется за право на экзогамные, то есть внешние, за пределами границ клана, союзы. С этим он связывает все надежды на обновление и амбициозные мечты. Вот почему Константин настаивает на том, чтобы выдать сестру замуж на сторону, подальше от дома. Что­бы компенсировать нарушение обычая, он дает матери обещание вернуть сестру, как только мать выразит такое пожелание. Таким образом, он рассчитывает сохранить связь между близким и далеким, между традицией и нововведением, между замкнутостью клана и широтой межнационального пространства.

Повествование начинается с того, что Дорунтина воз­вращается домой после более чем трех лет отсутствия. Но это трагическое возвращение, потому что оно завер­шается смертью и дочери, и матери. Двойная смерть усугубляется некоей тайной: почему и как Дорунтина вернулась к матери? Перед смертью Дорунтина утверж­дала, что это ее брат Константин привез ее на своей ло­шади, но загадка в том, что прошло уже много времени с тех пор, как он умер. Неужели это сама смерть вышла из могилы, чтобы выполнить обещание, данное матери, и уничтожить границу между миром живых и мертвых, как уничтожил Константин клановые и географичес­кие границы, когда увез сестру за пределы родины? Но если это не Константин, кто же тогда выполнил его обе­щание, которое обеспечивало связь между матерью и дочерью, между традицией близкородственного брака и нововведением - браком на стороне?

В округе поговаривают и другое: об измене мужу. Дорунтину якобы привез ее любовник, которого она хотела выдать за брата. Некоторые подозревают еще более страшное преступление - инцест. Запретная лю­бовь между братом и сестрой могла в данном случае подтолкнуть брата к тому, чтобы, спасаясь от искуше­ния, удалить свою возлюбленную сестру благодаря бра­ку подальше от дома. Но это же преступное желание подтолкнуло его к тому, чтобы нарушить сразу три закона: сексуальный - в своей преступной любви к сестре, пространственный - заставив ее вернуться в страну, и человеческий - возвратившись из царства мертвых, чтобы вмешаться в дела живых. Возникает вопрос: не расплата ли это за экзогамный брак, за это нарушение, в результате которого стирается граница между миром живых и мертвых? Или смерть брата - это расплата за обещание вернуть дочь матери, которое оказалось вы­полненным, вопреки всем препятствиям, и позволило сохранить в неприкосновенности границы и законы со­общества, несмотря на их нарушения отдельными его членами?

Так или иначе, но Дорунтина после трех лет брака вернулась к матери. И обе они умерли.