Отказ от материнства

Воплощением этого «долга перед родителями», о ко­тором говорит притча, становится ребенок, и особенно первенец - вот почему многие женщины передают его на воспитание своей матери, тогда как другие, чтобы «не расплачиваться», необдуманно или, напротив, осоз­нанно прерывают свою первую беременность, только бы не доводить ее до логического завершения - своеобраз­ный способ «убить мать в себе».

Психоаналитик Франсуа Перье в статье «Любовь» придумал весьма выразительное название «аматрид» или «антиматери» для этого типа женщин. Они не унас­ледовали тех идеализированных представлений о ма­теринстве, которые впитываются с молоком матери и содержатся в мифах и легендах. В греческой мифоло­гии Афина, рожденная не от матери (и неслучайно, что она - богиня таких специфически мужских качеств, как мудрость и воинственность), являет собой образец жен­ского фантазирования на тему избавления от долга за свое существование и от материнского чувства. В таких условиях даже на мгновение трудно вообразить, чтобы она сама была способна подарить жизнь ребенку. По­зиция таких «антиматерей» и приводит их к отказу от материнства, с тех пор, как отношение к материнству, то есть к природному предназначению женщины, стало восприниматься как недостаток, то есть как экстремаль­ное проявление ущербности. Разве не показательно, что исходящая от психоаналитика-мужчины мудрость оз­начает в точности то же самое, что и отсутствие мате­ринского чувства, тогда как противоположный случай, (а именно его избыток) воспринимается как несравнимо более обыденный. Вполне понятно, почему именно опыт таких отношений матери и дочери столь часто анали­зируют как в клинических случаях, так и в художест­венной литературе. Таких женщин можно назвать в противоположность первым «гиперматридами», то есть гиперматерями, их гораздо чаще описывают, чем ситуа­ции, в которых речь идет об отказе от материнства.

Вернемся к примеру дочерей, рожденных «матерью в большей степени, чем женщиной», проанализирован­ному нами в первой части. Представим себе, что герои­ня фильма по роману Эльфриды Елинек «Пианистка», чья мать злоупотребляет своей властью и одновремен­но создает ситуацию платонического инцеста, а также дочь из пьесы «До конца» Томаса Бернхарда, в свою очередь стали матерями. Предположение, по меньшей мере, маловероятное. Если в их семейных отношениях отсутствует место для третьего участника, как может появиться ребенок, который рождается от союза с муж­чиной? Он мог бы в определенных случаях фантасти­ческим образом стать ребенком собственной бабушки, повторив, таким образом, и подчинение, и зависимость дочери от матери. Первейшая забота таких дочерей, ро­дившихся у «матерей в большей степени, чем женщин», по достижении детородного возраста, состоит прежде всего в том, чтобы поскорее освободиться от матери, от­казавшись от становления матерью в свою очередь или рожая ребенка с исключительной целью - не позволить собственной матери захватить его и подтвердить таким образом, что сами они также способны не подчиняться этому захвату.

На самом деле такие матери более или менее охотно признают, что это в порядке вещей, - когда их дочери «отдают им своего ребенка». Они путают дар, помога­ющий им продлить взаимосвязь, которой они соедине­ны с дочерью и «долг благодарности», который состоит в том, чтобы получить ребенка от мужчины и вписать его сразу в две семейные линии, а не только в том, что­бы просто подарить ребенка своей матери. «Отдай мне своего ребенка!» или «Ты не дала мне ребенка!» - вот вечная жалоба, которую женщины, отказавшиеся под­чиниться этой материнской просьбе, будут вынуждены слышать всю свою жизнь, по крайней мере, пока не по­ложат этому решительный конец. В последнем случае дочь будет ограждена, как минимум, от двойного рис­ка. Во-первых, от того что, став матерью, она воспро­изведет ситуацию захвата, жертвой которого она сама была в положении дочери, а во-вторых, от того, что мать может отнять у нее ее ребенка, превратившись в злоупотребляющую своей властью бабушку. Не желать детей или думать, что хотелось бы иметь их, но вряд ли это удастся сделать, - в данном случае это равносильно отказу сделать вышеозначенный подарок матери.

Отказываясь стать матерью, женщина, которая ищет способ избежать материнского захватничества, добивает­ся своего освобождения от посягательств матери и отка­зывает ей сразу в двух подарках: не только в маленьком ребенке, которого можно присвоить, но и в подчинении, которое могло бы проявиться в том, чтобы стать, «как она». Радикальный отказ дочери от матери проявляет­ся и в отказе «быть матерью». В то же время женщина, выбирающая бездетность, рискует всю жизнь оставаться всего лишь «дочерью для своей матери», которая может до бесконечности продлевать с ней те же отношения, что существовали между ними, когда дочь была ребенком. Присутствие мужчины в жизни такой женщины практи­чески ничего не изменило бы в ее глазах, так как третий здесь исключен по определению. Такой дочери, которая стала женщиной без выбора в пользу материнства, трудно даже надеяться изменить свои отношения с матерью, если только между ними не будет установлена максимальная дистанция - и в географическом, и в социальном, и в пси­хическом смысле. Прошлое давит своим грузом, каким бы оно ни было, так как остается навсегда.