Глава 5. Я положила визитку в карман и забралась вместе с Дейдрой в машину скорой помощи

 

Я положила визитку в карман и забралась вместе с Дейдрой в машину скорой помощи. Моя сестра была в хронической депрессии и лечилась алкоголем. Все мы знали об этом. Ее переместили с каталки скорой помощи. Врачи сняли жизненно важные показатели. Медсестра дала мне форму для медперсонала, чтобы я могла избавиться от испачканной рвотой одежды. Верх был с V-образным вырезом, имел широкие рукава, и одежда была украшена мишками Тедди в облаках. Мои нарядные туфли на каблуках были нелепы в сочетании с розовыми брюками, которые были мне на четыре размера больше.

 

Они вкололи Дейдре витамин В, и как только определили, что у нее нет никаких необратимых повреждений головного мозга, оставили меня с ней наедине. Моя вонючая испорченная одежда лежала в пластиковом мешке под стулом. Раньше я бы позвонила Даниэлю, однако в свете последних событий, мы с моей новой соседкой по квартире договорились, что я буду писать ей, раз уж этого мне больше всего не хватало.

 

"Я в госпитале с сестрой. Все в порядке. Дома не жди."

Ответ пришел моментально:

 

"Отправляюсь на съемки через три часа. Мне приехать?"

"Да. Госпиталь Секвойя"

Моя куртка была смятая в пластиковом мешке под стулом. Я переложила визитку адвоката в карман одежды для персонала по причинам, которые я не могла объяснить самой себе. Она весила будто сорок фунтов в моем кармане. Становилась теплее, когда парамедики начали расспрашивать о моей сестре: ее страховка, возраст, сколько она выпила и что. Визитка будто вибрировала и гудела, пока я ждала, когда сестра вернется в сознание.

 

"Ок. Которая из сестер?"

"Дейдра. Она была на Шри-Ланке. Ты никогда не видела ее."

"Любящая выпить с либеральными взглядами и борец за свободу?"

"ЛОЛ, да."

Я прошла в зал ожидания скорой помощи. "Секвойя" был хорошим госпиталем, но следующие несколько часов относились к разряду «реально тяжелого времени, о котором не интересно даже говорить». В зале ожидания, несмотря на позднюю ночь, еще кипела жизнь, но не так активно, как будто все ужасы Лос-Анджелеса сделали перерыв на несколько часов. Дети ссорились, а телевизоры кричали радостные новости. Я направилась к автомату, рассматривая разнообразные упаковки, не в состоянии решить, чего бы мне хотелось.

 

Ребенок около семи лет оттолкнул меня, и засунул доллар в прорезь. Стоя передо мной, он нажимал кнопки, как если бы это была его работа, машина загудела, но ничего не произошло. Ничего не появилось.

 

В своей голове я обдумывала предстоящий день. Катрине придется отвезти меня обратно к Фронтейну. Я заберу свой автомобиль, поеду домой, и…

 

Раздался громкий удар, как если бы пуля пробила стеклопластик, я подскочила, обалдевая, и не понимая, что происходит. Антонио Спинелли, по-прежнему в своем черном костюме, дотронулся до автомата и, найдя нужную точку, стукнул снова. Два пакетика чипсов выпали, и малыш прыгнул за ними. Адвокат ухмыльнулся, посмотрев на меня, и пожал плечами. Он выглядел еще шикарнее в комнате с люминесцентными лампами, чем на темной парковке.

 

— Ты хочешь что-нибудь? — спросил он.

 

Его глаза не отрывались от моего лица, и я чувствовала себя неловко в одежде медперсонала и этой обуви.

 

— Что ты здесь делаешь? — Голос мой был слабым и тихим, вероятно потому, что я говорила, затаив дыхание.

 

Он пожал плечами.

 

— Угощаю тебя поздним ужином, — он указал на ассортимент внутри автомата. - Будешь сырные чипсы?

 

Было ощущение, будто я один на один в клетке с кружащим вокруг меня гепардом.

 

— Ты ждал меня все это время?

 

— Я подумал, что тебе, возможно, надо будет на чем-то поехать домой, поэтому и последовал за скорой.

 

— Адвокат в погоне за скорой...

 

Он усмехнулся, и я не была уверена, шутил ли он или это было внешним проявлением вежливости.

 

— Каким бы джентльменом я был?

 

— Еще раз. Что ты здесь делаешь? — я почувствовала во рту привкус, как если бы кусок недельного ростбифа был засунут в него. Я была одета в балахон, который мне не подходил, даже если бы он был правильного размера, а мои ноги на шпильках испытывали многочасовую пытку. Голова болела, сестра была в больнице с алкогольным отравлением, а божественно привлекательный мужчина хотел поделиться со мной сырыми чипсами.

 

Антонио достал купюру, и автомат заглотил ее.

 

— Я думаю, что произвел плохое впечатление на стоянке, — он нажал на большее количество кнопок, чем того требовалось для одного продукта.

 

— Твои намерения были хорошими. Спасибо тебе за это.

 

— Несмотря на мои методы?

 

Автомат выдал из себя упаковки. Чипсы, конфеты, печенье, крекеры: хлоп, хлоп, хлоп, хлоп. Он, должно быть, истратил двадцатку на все это.

 

— Я пытаюсь не думать об этом слишком много.

 

— Ты выглядела очень собранной, — он нагнулся, чтобы извлечь охапку пакетиков. — Я никогда не встречал такую женщину.

 

— Не считая того, что я выглядела очень возбужденной? — я скрестила руки.

 

— Это то, что я видел, — он вручил мне яблоко, единственную настоящую пищу, доступную в автомате госпиталя. Антонио окинул меня взглядом с головы до ног, и мне совершенно точно этот взгляд не понравился. Ни на одну секунду.

 

Кроме того, что он мне понравился. Я взяла яблоко. Мои губы были потрескавшимися, глаза отяжелели от слишком многих часов бодрствования. Возможно, это было и к лучшему. Вид меня свежей, как раннее утро, заставил бы его сексуальный взгляд стать еще более интенсивным.

 

Он зашагал назад к пластиковым неудобным креслам, приглашая меня сесть.

 

Я села, держа яблоко напротив груди. Он бросил нашу еду на кресло рядом со мной и сел напротив.

 

— Как твоя сестра? — спросил он.

 

Я вздохнула.

 

— Она будет в порядке. Я имею ввиду, что не будет, так как она сделает это снова. Но днем она уже будет бегать.

 

Он задумчиво смотрел куда-то, поднимая пакетик с орехами с кресла и опуская его назад.

 

— Невозможно изменить то, кем ты являешься. Ты будешь пить, пока не начнешь бороться с этим самостоятельно.

 

— Как же ты стал таким мудрым в этом вопросе?

 

— У меня был дядя.

 

Он открыл шоколадный батончик, а я проследила за его пальцами, скатывающими целлофан, и разделяющие его на слои. Для этого не требовалось ровно никаких усилий. Ребенок может сделать это. Но грация, с которой он делал эту простую вещь, была изысканной. Я сжала свои ноги вместе, потому что не могла прекратить представлять его руки, накрывающие внутреннюю сторону моих бедер.

 

— Это была моя работа, собирать его по утрам, — продолжил он. — Он поддерживал мою мать, поэтому был вынужден зарабатывать деньги. Каждое утро я должен был искать его. Находил его на улице, на площади, где бы то ни было. В отключке, с вином, залившим всю его рубашку. Я плескал ему на лицо воды и отправлял на работу в доки. Я имею в виду, он называл меня stronzo, но я получил работу.(прим.пер. stronzo — засранец, дерьмо)

 

Его рассказ вызвал у меня дальнейшие вопросы. Возможность проводить с ним часы в зале ожидания была слишком привлекательной. Я видела, что он хотел сделать с человеком, который пнул мою сестру, и чувствовала, что он не просто обычный адвокат. Мне было бы очень интересно узнать всю его историю.

 

— Что ты здесь делаешь? — спросила я. — В Лос-Анджелесе?

 

Он пожал плечами.

 

— Калифорния близко. И погода славная.

 

— Меня зовут Тереза.

 

— Я знаю, — он улыбнулся в ответ на мое потрясенное выражение лица. — Я видел тебя пару раз по телевизору, во время кампании по выбору Даниэля Брауэра на пост мэра. Я думаю, что он может победить.

 

Я, должно быть, стала красной, как помидор, хотя мое выражение лица не изменилось, и мои плечи остались расправленными.

 

Он виновато опустил взгляд, словно сказал слишком много.

 

— Это не мое дело, конечно.

 

— Очевидно, тот факт, что мой жених спал со своим спичрайтером, дело всего Лос-Анджелеса. Ты пропустил какие-то подробности в статье и хочешь выяснить их у меня?

 

Я напрочь отгородилась от эмоций. Даже его полные губы или дуги его бровей не могли проникнуть через мою оборону.

 

— Вот почему ты смотрел на меня в ту первую ночь. Пытался узнать о человеке с такой историей за плечами.

 

— Нет.

 

— Я не заинтересована в твоей жалости, и не собираюсь что-то доказывать тебе, или еще кому-нибудь по этому вопросу, — я встала. Я итак уже погрузилась в достаточно глубокую яму отчаяния. — Спасибо за ужин.

 

Я развернулась на каблуках и подошла к ближайшей двери, что вела наружу. Мне следует направиться обратно к Дейдре. Мне следует пойти в дамскую комнату. Мне следует подойти на ресепшн. Но улица выглядела такой неприметной, как будто бы я могла, выйдя туда, исчезнуть в темноте. Как только я выбралась наружу, то поняла, что идти мне было некуда и не на чем. В любом случае, я не могла уйти далеко. Дейдра нуждалась во мне.

 

Я целеустремленно направилась прочь. Я была глупой. Я хотела бы, чтобы у нас с ним было все с чистого листа, но он уже знал, кто я. Я не могла сбежать от того, что случилось с Даниэлем. Все знали об этом, и любые мои отношения с кем-либо будут омрачены тенью унижения. Я почувствовала сильную руку на своем локте, но часть моего тела продолжала двигаться вперед, несмотря на усилия его хватки.

 

— Подожди, — сказал он, — ты даже не дала мне закончить.

 

— Я не хочу, чтобы ты… — начала я, позволяя ему держать меня за локоть, пока пыталась найти баланс.

 

— Я наблюдал за тобой, потому что да, я хотел посмотреть, кем ты являешься на самом деле, — я начала возражать, но он приложил палец к моим губам и продолжил:

 

— И когда я это понял, я был... Как тебе сказать? — он прищурился, словно пытаясь найти слова. — Охвачен благоговением. — Я попыталась вырваться, и он меня отпустил. — Постой! Это не то, что ты думаешь. Да, я видел тебя по телевизору с Брауэром. Ты всегда стояла так прямо, когда на тебя нападали с одной стороны машины, а с другой стороны твои собственные люди. И ты ни разу не надломилась. Потом сегодня вечером ты сказала мне, чтобы я перестал бить мужчину, будто бы это было твоим долгом перед Богом сделать это. Ты могла отвернуться от мира. Ты понимаешь?

 

Я ничего не сказала. Я ненавидела то, что он следил за моим скандалом с Даниэлем так внимательно, что это походило на одностороннюю интимную близость.

 

— Позволь мне пригласить тебя куда-нибудь, — сказал он. — Мое внимание не причинит тебе вреда.

 

— Послушай, я сожалею. Ты достаточно хорош. И, честно говоря, ты красавчик. Очень привлекательный, — я не могла смотреть на него, произнося это. — Но ты испытываешь любопытство ко мне, а для меня это до сих пор все очень реально.

 

Я скрестила руки на груди, и ему пришлось отпустить мой локоть. Автобус, пронесшийся мимо нас с оглушительным ревом, всколыхнул наши волосы теплым ветерком.

 

— Я просто не готова.

 

— Позволь мне пригласить тебя в любом случае.

 

— ТиДрей!

 

Я развернулась. Катрина бежала ко мне с парковки, неся огромную сумку, одетая в угги с леггинсами. Она была ранней пташкой.

 

— Я сожалею, — сказала я, пятясь в сторону Катрины. — Я не могу. — сказала я, чувствуя ее тяжелое дыхание за спиной.

 

— Привет, — сказала она.

 

Я обернулась и поняла, что она обращается не ко мне.

 

— Катрина, это Антонио.

 

— Ciao, — ответил он, кивнув ей, переведя свой взгляд обратно на меня. — У тебя есть моя визитка, Contessa. (прим.пер. Ciao — пока, до свидания).

 

— Да, есть.

 

— Ciao, — он улыбнулся, кивнув, и пошел в сторону парковки.

Катрина повернулась, смотря, как он обернулся и помахал рукой.

 

— Боже, какой сексуальный горячий самец!

 

— Да, сексуальный и горячий.

 

— Это тот парень, да? — спросила она.

 

— Точно.

 

— Он что, актер? Я могла бы его использовать. Черт, я могла бы в будущем снять фильм о пути, который он прошел.

 

— Адвокат. Итальянец. Ты рано, кстати.

 

— Мы закончили уже со всем дерьмом. — Мы направились в сторону больницы. — Майкл был задирой, он спрашивал о тебе, — сказала она.

 

— Меня это не интересует.

 

— Как твоя сестра?

 

— Должно быть, просыпается сейчас. Ты можешь подождать меня?

 

— Час. Затем тебе придется самостоятельно ехать домой, — сказала она, как если бы именно это и имела в виду. Она обняла меня за плечи и пошла рядом.

 

Глава 6

— Если ты хочешь, они пришлют священника, — сказала я, сидя у постели Дейдры.

 

— Я не нуждаюсь в наставничестве, — моя сестра выглядела расцветшей, здоровой и энергичной, несмотря на то, что по пояс была в простынях. Оказывается, ничего так не способствует выздоровлению, как капельницы витаминов группы В.

 

— Они не могут выписать тебя без этого. И мне очень жаль, но я согласна с их политикой. Ты могла умереть.

 

— Я взрослая женщина, — она отбросила простыни, обнажая синий больничный халат, который сочетался с моей одеждой для персонала.

 

Я положила руку на ее плечо.

 

— Ди, пожалуйста. Вся моя одежда была в твоей рвоте. Мы можем позвать доктора Вайнштейна, если ты хочешь.

 

Она заправляла рыжий локон за ухо, где он продержится следующие три секунды, прежде чем опять упасть на лицо. Ее взгляд переметнулся снова на меня.

 

— Я хочу пойти на работу.

 

— Тебе нужно отдохнуть от этой работы. Это превращает тебя в брюзгу.

 

— Я не могу заниматься ничем другим, — сказала она. — Я не знаю, как.

 

Одним из недостатков быть невероятно богатым, была легкость, с которой можно идти по жизни, не обладая котирующимися профессиональными знаниями. Была бы возможность, она бы развила и сострадание к людям, которые не имели то, что имела она, и презрение к тем, кто имел все. Ненависть к себе становилась глубокой — это характерная черта товарного знака Дрезен.

 

— Там Профессиональное училище за углом, — сказала я. — Ты могла бы научиться ремонтировать автомобили.

 

— Ты думаешь, папа купил бы мне магазин в Беверли-Хиллз?

 

— Все, что угодно, чтобы вытянуть тебя с социальной работы. Черт побери, я куплю тебе магазин.

 

Она зарылась лицом в ладони.

 

— Я хочу заниматься Божьим делом.

 

Я удерживала ее за запястья.

 

— Бог не заставлял тебя видеть то, что ты видишь каждый день. Ты слишком чувствительная.

 

Она убрала руки от лица.

 

— Ты можешь сходить с Джоном сегодня вечером? В музей? Я не думаю, что в состоянии сделать это.

 

Чтобы вернуть свою бывшую жену, Джонатан показывался на публике исключительно со своими сестрами.

 

— Если ты согласишься на беседу со священником, то я схожу.

 

Она откинулась обратно на спинку кровати.

 

— Хорошо.

 

— Спасибо.

 

— Ты пахнешь, как рвотная фабрика.

 

Я поцеловала ее макушку и обняла мою сумасшедшую чрезвычайно чувствительную сестренку.