ЧАСТИЧНАЯ ЗАМЕНА

 

– Смотри! Вот люди, у которых я буду жить, когда мама умрет.

Это было ноябрьским вечером. Одобрение еще не получено. Пинье, которые постоянно заходили к нам выпить чашечку кофе, чтобы дети привыкали к ним, только что вошли. Дети пришли поздороваться с ними. Среди них был друг Жюли. Матье повернулся к нему, чтобы представить ему приемных родителей. Он говорил так, как будто это было самой естественной вещью в мире. Валери растерянно молчала. Жан-Марк тоже не знал, что делать: проигнорировать эти слова или вмешаться. В конце концов Валери заговорила:

– Не стоит так спешить, малыш. Еще не все решено.

– Да, да, я знаю.

Валери и Жан-Марк чувствовали себя неловко: когда пятилетний ребенок говорит о подобных вещах безразличным голосом и выглядит так, словно вся ситуация является абсолютно нормальной, это немного пугает. К счастью, Пинье хорошо понимали, что за напускным спокойствием скрывается огромное волнение. Для моих старших детей то, что произойдет с ними после моей смерти, все еще было малопонятным. Я думаю, что они никогда не говорили об этом между собой, что эта тема была для них запретной. Я и Пинье считали важным, чтобы дети начали как можно скорее свыкаться с мыслью о своей будущей жизни, чтобы этот переход был как можно более плавным. Поэтому мы решились на попытку – выходные.

– Дети, как вы смотрите на то, чтобы провести выходные у Валери и Жана-Марка?

– А что мы будем там делать?

– Осмотрите дом, в котором будете расти. Хотите увидеть свои комнаты?

– Да!

Это полный энтузиазма ответ Матье. У меня никогда не было проблем с младшим сыном: он немного непоседливый, но послушный. Когда я говорила «Сегодня ты ночуешь у Сесилии», то не успевала еще закончить фразу, как он уже шел за своими вещами. В то же время он – отшельник, который любит сидеть в уголке и разыгрывать истории со своими машинками. Он может три-четыре часа подряд играть с «Лего» или «Плеймобилем». А еще Матье обожает, когда ему читают вслух. Он живет как будто в собственном мире и многое держит в себе. Жюли отреагировала более пассивно, но не противилась: она знала, что это для их же блага. Больше всего я опасалась реакции Тибольта. Старший сын плохо переносил разлуку со мной и был более чувствительным, чем его сестры и брат. Время от времени он ночевал у своего друга Стивена, но б о льшую часть времени предпочитал проводить дома. Тибольт мягкий, но чувствительный. Он высказывает все, что чувствует: это и преимущество, и недостаток одновременно. Если ему что-то не нравится, он тут же, рассердившись, даст знать об этом. В школе из-за этого иногда возникали проблемы: он не видел никакого смысла в занятиях и не признавал авторитета учительницы. Поэтому я была уверена, что он ловко выкрутится, когда я объявлю о перспективе проведения выходных у Валери и Жана-Марка. Но я ошибалась. Он пожал плечами и сказал:

– Хорошо.

Когда в субботу, 15 ноября, я привезла их к Пинье, Тибольт и Матье страшно разволновались, узнав о праздновании дня рождения Валери. Прощаясь со мной, никто из них не расстроился. Мне не нужно было рассыпаться в советах: я полностью доверяла Валери и Жану-Марку. Я только передала им листок, на котором написала список того, что больше всего любит Тибольт, а именно: хлеб, сливочное масло, рубленые котлеты с полосками (если полосок не было, он говорил, что это есть нельзя), пюре, жареный картофель, зеленую фасоль, которую он обожал, и помидоры. Список был полным. Валери просила меня составить аналогичные списки для каждого из детей, но я предпочла, чтобы они с мужем сами придумали что-нибудь. В конце концов, со мной и с другими людьми дети ведут себя совершенно по-разному.

В воскресенье я позвонила, чтобы узнать новости.

– Ну как все проходит?

– Отлично! Мы веселимся и с детьми чувствуем себя помолодевшими!

– Они не требовали, чтобы я приехала?

– Представь себе, нет. Должно быть, ты с ними хорошо поработала.

– Вам не очень тяжело?

– Вовсе нет. Это чудесные дети, послушные. Жюли немного сдержанная, но она всем интересуется, Тибольт задает множество вопросов и очень откровенен с нами. Матье болтает за двоих.

– А Марго?

– О, это дама с характером! Если не уступать всем ее капризам, она начинает гневаться! Топает ногами, щипается… А так она очень славная, постоянно требует ласки…

– Подумать только, совсем как дома! А они играли?

– Они только этим и занимаются. Вчера здесь была куча детей, и они отлично повеселились. Тибольт и Матье подрались, но это нормально для мальчишек…

– Они хорошо спали?

– Да, очень хорошо, но устроились они не так, как ты предполагала. Тибольт и Матье решили, что будут спать внизу. Там укромное местечко, и они смогут пошуметь!

– Ну что же, если им так больше нравится… Когда ты привезешь их ко мне?

– Около пяти вечера пойдет?

– Хорошо. Поцелуй их за меня. До встречи.

Я чувствовала страшную усталость, поэтому в воскресенье позволила себе встать в половине девятого, а потом еще несколько раз ложилась подремать. Когда дети вернулись, я была немного разбитой, но с радостью их обняла. Все-таки мне их не хватало…

– Ну что, как прошли выходные?

– Классно!

– Тибольт, все было хорошо?

– Да. Мы с Жаном-Марком сделали кучу всякой всячины.

– Какой?

– По дому. Мы с Матье помогали ему ремонтировать стены. Мы держали планки, пока он забивал гвозди.

Глаза Тибольта горели. Пинье сделали ему подарок, которому он не мог не обрадоваться. Жиль никогда ничем не занимался с детьми, у него не хватало терпения. Я почувствовала огромное облегчение оттого, что все прошло хорошо, но передышка была непродолжительной. Вечером они разошлись не на шутку.

– Матье, будь осторожен с ящиком для игрушек, ты его перевернешь!

Он тут же схватил голубой ящик от «Пауэр Роджерс» и вывернул его передо мной, раскидав все игрушки по полу гостиной.

– Матье, Тибольт! Аккуратнее в душе, не надо расплескивать воду!

Естественно, они затопили ванную комнату. Даже Жюли разговаривала со мной вызывающим тоном. Обычно я укладывала их спать в девять часов, но в тот день сделала это в семь: я валилась с ног от усталости, и они испортили вечер, которого я ждала все выходные. Думаю, они по-своему отомстили мне. На следующий день вечером к нам зашла Валери, и я рассказала ей о поведении детей. Когда Жюли, Тибольт и Матье вернулись из школы, Валери сделала им выговор, и они отлично все поняли. Видимо, им просто нужно было выразить свой протест против моей болезни и всего, что с этим связано. В тот вечер они отлично себя вели.

И это было счастьем, потому что неделя выдалась изнурительной. У меня очень болела спина, и доктор Пико выдал мне направление на повторное обследование.

– Мадам Мезоннио, метастазы в позвоночнике распространяются. Вам следует поберечь себя, а самое главное – вам больше нельзя поднимать тяжести.

Тяжести включали в себя Марго. Удрученная, я отправилась за советом к Кариму. Он высказался очень четко:

– Мари-Лора, если позвоночник не выдержит, ты не сможешь ходить… Пообещай мне, что больше не будешь носить Марго на руках.

Легче сказать, чем сделать! Моей крошке было всего два года, ее следовало постоянно брать на руки, кормить, купать, одевать… И потом, как я могу отказать своему ребенку в ласке? Она постоянно требовала, чтобы ее взяли на руки! Я поговорила с Валери, и она сделала единственно разумное предложение:

– Послушай, Мари-Лора. Пока мы ожидаем решение Организации, я могу взять Марго уже сейчас, добровольно.

– Хорошо.

Я обдумывала эту проблему неоднократно и пришла к выводу, что другого выхода нет. В тот же вечер, 22 ноября, Марго отправилась к Валери и Жану-Марку, насовсем. Все это казалось мне странным, но я знала, что приняла правильное решение. Тем более, что они жили недалеко от меня, а Сесилия постоянно ездила между моим домом и домом Пинье. К тому же они часто заходили по вечерам на чашечку кофе, чтобы я могла как можно чаще видеть дочь.

Две недели спустя контракт, подписанный Организацией по защите прав матери и ребенка, официально подтвердил, что Валери и Жан-Марк Пинье становятся приемными родителями моих детей. Контракт вступал в силу сразу же, а значит, если этого потребует состояние моего здоровья, дети отправятся к своим приемным родителям в любой момент. Сотрудники Организации социальной помощи детям наведались ко мне и к Валери, чтобы осмотреть дома и побеседовать с детьми. Вместе мы составили график визитов, чтобы дети постепенно привыкали к новой обстановке. Было решено, что два дня в неделю Жюли, Тибольт и Матье будут проводить у Пинье: с вечера воскресенья до утра среды. Я не посчитала нужным советоваться с ними: если бы я их послушала, они остались бы со мной до конца. Я просто сделала то, что казалось мне лучше для них.

На этот раз Тибольт не был таким сговорчивым и с недовольным видом объяснил, почему не хочет ехать к Валери и Жану-Марку. Основная его жалоба касалась купания:

– У них надо принимать душ каждый день!

Дома дети принимали душ через день. Эта деталь меня позабавила. Ведь самое главное, что контакт налажен: каждый раз, когда Валери и Жан-Марк заходили к нам вечером, Жюли охотно их целовала, да и мои сыновья радостно их приветствовали. Тибольт привыкнет к ежедневному душу, я в этом не сомневалась. Жюли тоже не захотела ехать к ним.

– Можно, я останусь ночевать у Сесилии?

– Почему?

– Просто мне так больше нравится…

У меня не хватило духу сказать «нет», так как я догадывалась о ее страхе, у которого не было имени, и в этот раз решила отправить только сыновей. В воскресенье вечером я отвезла Тибольта и Матье в их второй дом. Они шли туда без особой радости, но и не роптали. Вернувшись домой, я сразу почувствовала, что кухня слишком пустая. Не первый раз дети где-нибудь ночевали, но один или двое из них всегда оставались дома. На этот раз я была совсем одна, и мои дети ночевали в доме другой семьи, в километре от меня. К счастью, в тот вечер я была слишком уставшей, чтобы раздумывать над этим. Я рано легла в постель, и страх, сжимавший мне горло, исчез с первым же зевком перед телевизором. На следующее утро я вновь нашла то обстоятельство, что не нужно вставать на рассвете, очень приятным. Я прекрасно понимала, что мне действительно нужен отдых: малейшее действие утомляло меня, причем гораздо быстрее, чем раньше. Утром я спокойно пила кофе, когда зазвонил телефон. Это была Сесилия:

– Мари-Лора, мне позвонили из школы. Директор сообщила, что у Жюли болел живот и «где-то в районе сердца». Она попросила меня приехать и забрать ее.

– Ты привезла ее к себе?

– Да, я уложила ее в постель, все в порядке. Кажется, это просто приступ страха.

– Может быть.

– Хочешь, я привезу ее к тебе?

– Это невозможно: у меня консультация с врачом.

– Хорошо. Не волнуйся, я о ней позабочусь.

– Только держи меня в курсе дела.

– Конечно.

Моя Жужу… Такая спокойная и нежная. Скоро ей исполнится двенадцать лет, она уже меняется, но сама этого еще не замечает. Я вижу, как ей нравятся все эти девичьи штучки вроде прикольных нарядов и украшений. У нее уже проколоты уши, и я знаю, что она подумывает о косметике, хотя еще слишком юная для этого. Все дело в том, что у нее, как и у меня, очень чувствительная кожа. Как-то раз подружка ее накрасила, так Жюли стала красной, как вареный рак, и мне пришлось везти ее в неотложку!

Однажды, когда я, как обычно, выдала очередную дурацкую шутку, Карим сказал:

– Мари-Лора, ты просто фонтанируешь юмором! С тобой исчезнет целая династия.

– Нет! Я унаследую мамин талант к глупостям, – тут же вмешалась Жюли.

Хотя она редко делает глупости… Моя старшая дочь прилежная ученица, которая дома часами сидит перед компьютером, зависая в чате. Из четырех детей именно она, несомненно, лучше всего понимает, что произойдет. Благодаря ее рассудительности, «взрослым» размышлениям и искренности складывается впечатление, что она воспринимает сложившуюся ситуацию достаточно зрело. Думаю, она принимает близко к сердцу свою роль старшего ребенка и старается быть примером для подражания.

Я очень часто смотрю на записку на голубом картоне, прикрепленную у входа, которую она написала, когда узнала, что моя болезнь неизлечима:

 

«Мама, я тебя очень люблю. И это не просто слова, это правда. Я тебя люблю сильно-сильно-сильно, даже еще сильнее, мегасильно! I love you! Я всегда буду думать о тебе, всегда буду любить тебя, ты всегда будешь моей дорогой мамой, даже когда… Вот.

Целую. Жюли».

 

Проблема Жюли в том, что она хочет быть сильной, как мама, хотя ей только одиннадцать лет…

Поэтому этот приступ страха меня не удивил. Под давлением ситуации она просто не выдерживает. Но я знала, что моя дочь в хороших руках: Сесилия – это почти что семья. Я надеялась, что им удастся поговорить. Жюли пошло бы на пользу выговориться перед кем-то, кроме меня.

После обеда я позвонила Валери, чтобы справиться о мальчишках.

– Ну, как дела?

– Все хорошо. Тибольт с аппетитом поел вчера вечером и даже попросил добавки.

– Ничего себе! Дома его очень трудно заставить что-либо проглотить!

– Нет, все в порядке. Кстати, мы приготовили цыпленка и зеленую фасоль – то, что он любит. А вот Матье требовал тебя, когда ложился спать.

– И что ты ему сказала?

– Я объяснила ему, что он будет «баиньки» у нас. А в среду вернется домой. Он успокоился. Как ты?

– В порядке.

Повесив трубку, я поняла, что мне не хватает детей. Мне так хотелось немедленно отправиться к Валери и Жану-Марку и навестить их! Но я дала себе слово никогда этого не делать, чтобы не волновать их, а с этого момента решила еще и ограничить количество звонков Валери, когда дети будут у нее. Когда меня не станет, я не смогу проведывать их, поэтому пусть они привыкают к этому уже сейчас. Вечером мне позвонила Сесилия: с Жюли все было хорошо. Она сказала:

– Все, что ей необходимо, – это внимание. Когда ею занимаются, она прекрасно себя чувствует!

В среду утром я была просто счастлива забрать свое племя. Тибольт радовался, поскольку накануне Валери разрешила ему смотреть футбол по телевизору до половины одиннадцатого при условии, что он будет хорошо себя вести, а еще потому, что на следующий день не надо было идти в школу.

Похоже, правила семьи Пинье не особенно напрягали моих детей, они достаточно быстро к ним приспособились. С самого начала Валери все четко пояснила:

– В этом доме все просто: вы себя хорошо ведете – к вам хорошо относятся, вы себя плохо ведете – вас будут ругать. Если вы создаете беспорядок, то должны будете все убрать. Когда я говорю: «Мы садимся за стол», значит, мы садимся за стол, и никто не встает, пока мы не поедим.

В воскресенье вечером Матье, как обычно, поел быстрее других и молча встал из-за стола. Валери его остановила:

– Ты куда?

– Играть.

– Ты не доел картофель. Ты больше не хочешь есть?

– Да, но… э-э-э… нет.

– Если ты встал из-за стола, то больше ничего не получишь.

Матье посмотрел на Валери и отправился играть. Он вернулся, когда Тибольт заканчивал есть.

– Я хочу йогурт.

– Нет, я предупреждала: если ты встанешь из-за стола, то не получишь десерт. Раз ты не хочешь есть картофель, значит, не хочешь и все остальное.

Матье ничего не ответил и ушел. Тибольт, уплетая йогурт, сказал ему вслед:

– А он вкусный.

Думаю, такая размеренная жизнь успокаивала Тибольта и придавала ему уверенности: с Пинье он знал, чего ожидать. Он по-своему пытался создать свое второе гнездышко. Несколько дней спустя Валери рассказала мне другую историю:

– Вчера я хотела сесть рядом с Жаном-Марком, когда Тибольт сказал: «Нет, пожалуйста, можно я сяду между вами? Мне нравится место посредине, это мое любимое». И тут же с довольным видом уселся между нами.

Каждый из моих детей пытался найти свое место в новой семье. Марго захватила свою территорию самым естественным образом, протягивая ручки и топая ножками, настаивая, чтобы рядом был кто-то, кто позаботится о ней. Матье проверял, как далеко он может зайти, прежде чем кто-то отреагирует на происходящее. Что касается Жюли, то она еще держала многое в себе, но постепенно взрослела и начинала понемногу раскрываться. Пока что адаптация проходила спокойно, но я знала, что рано или поздно возникнут проблемы.

Уже три недели дети регулярно отправлялись к Пинье, когда мне позвонили из школы по поводу Тибольта: он, как и прежде, получал хорошие оценки, но постоянно ссорился и даже дрался на переменах. Это длилось уже неделю, но Тибольт, очевидно, не передал мне предупреждение учителя. В прошлом году мы обращались к психологу, и мне сказали, что мальчик страдает из-за отсутствия отца и выражается это в агрессии. Но сейчас Жиль был не при чем. Тибольта направили к школьному психологу, который посоветовал отвести его к специалисту. Карим дал мне координаты подходящего врача, и я договорилась о консультации на среду. Тибольт пошел очень неохотно.

– Я не хочу туда идти.

– Почему?

– Потому что психологи – это для дебилов.

– Вовсе нет, Тибольт. Психологи помогают людям, которые не в состоянии справиться со своими проблемами самостоятельно.

– Я не хочу туда идти, я лучше поиграю.

В конце приема я тоже зашла в кабинет. Психолог отметила, что Тибольт с трудом понимает, что произойдет после моей смерти, а также предостерегла меня, что СМИ сильно повлияли на него, в результате чего он потерял свои жизненные ориентиры. На следующей неделе я решила отвести к психологу и Жюли. Она снова жаловалась на боль в животе и тяжесть в груди. Я попыталась поговорить с ней, но она ничего не хотела слушать.

– Знаешь, почему у тебя иногда болит живот и в груди?

– Почему?

– Так твой организм реагирует на страх.

– Чепуха! Что еще за страх?

– Страх из-за того, что я умираю. Тебя это пугает.

– Я не боюсь. Я прекрасно поняла, что произойдет.

– Ты боишься, хоть и поняла это. Это вполне нормальная реакция.

– Никакой это не страх, а твои выдумки.

Мысль о том, чтобы пойти к психологу, показалась Жюли нелепой, но все же она, пожав плечами, подчинилась моему решению. После первого сеанса психолог сказала мне:

– Она считает себя взрослой, а это не так. Жюли берет на себя слишком много, учитывая ее возраст. У нее есть склонность путать роль старшей сестры с ролью матери.

Детям нужно было время, чтобы усвоить некоторые вещи. По средам я продолжала водить Жюли и Тибольта к психологу. Каждый раз мне стоило огромных усилий уговорить их пойти туда, но я не сдавалась. Все, что я могла сделать, – это выслушать их и выказать им свою любовь. Каждый раз, когда дети ночевали у Валери, они требовали меня, задавая одни и те же вопросы, особенно Матье:

– Как мама?

– Хорошо. Не волнуйтесь.

– А когда мы поедем домой? Скоро?

– Вы же знаете, что в среду утром, как обычно.

– Да, и правда!

Как будто они боялись, что я забуду о них… Я, со своей стороны, часто хотела зайти к Пинье взглянуть на детей, но сдерживалась, убеждая себя в том, что переходный период должен пройти правильно, чтобы быть успешным. По вечерам мне особенно не хватало детей. Тишина, царившая в доме, была даже утомительной. Я привыкла, что в это время они кричали: «Не хочу делать домашнее задание! Мне это не нравится! Это невкусно!», или: «Фу! Что это за цвет? Я не буду это есть!», или: «Но это он начал!» Я удивлялась тому, что мне скучно, и с нетерпением ожидала очередной партии в «Скрабл» с Джо. К счастью, он заходил каждый вечер.

Самое забавное заключалось в том, что я никогда не бывала одна. Ко мне и раньше часто кто-нибудь заходил, а с тех пор как я заболела, визитеры сменяли друг друга. Первой появлялась Магали – очень рано, сразу после семи утра. Она помогала мне собрать детей, а после отвести их в школу и колледж. Пока я принимала душ, на смену ей приходила Сесилия, около девяти часов, и оставалась у меня весь день. Три раза в неделю меня навещала подруга Эвелин – добровольный социальный работник. Они вместе с Анн (еще одним социальным работником) помогали мне с уборкой и с детьми. Был еще Карим, который заходил каждый вечер. Моя сестра Кристелль, после того как переехала со своим спутником в Ронсево, появлялась два раза в неделю. Плюс Мари-Те, которая, хоть и жила в сорока пяти километрах, но заезжала хотя бы раз в неделю. А также Паскаль, Карина и Роза – мои соседи сверху, Жислен – водитель школьного автобуса, Агнесса, Валери, другие подруги и даже мать, которая дважды навестила меня вместе с женами моих сводных братьев. Как обычно, она ничего не сказала, и я до сих пор задаюсь вопросом, почему она вообще приехала.

Эти визиты мне не надоедали. Наоборот, они поднимали настроение. Кроме тех случаев, когда я хотела спать. Но и тогда я проявляла терпение. Я бы никогда не позволила себе попросить кого-то уйти под предлогом, что я устала: в моем доме такого не было, я была иначе воспитана. Я не могла сказать «нет» ни журналистам, ни кому-нибудь другому. В результате наш дом всегда был полон народу. Детям нравилось быть с друзьями и знакомыми, но я думаю, что иногда они бы предпочли тишину и спокойствие. Валери рассказала, что однажды Тибольт, ночуя у них, сказал:

– Мне нравится здесь. Тут спокойно, никого нет.

Следовало признать, что все зашло чересчур далеко. Журналисты были не единственными, кто не оставлял меня в покое. Были и совершенно незнакомые люди, время от времени стучавшие в мою дверь.

Как-то в пятницу некая дама открыла садовую калитку и подошла к дому. Вместо того чтобы подняться по ступенькам и позвонить во входную дверь, она постучала в окно кухни: вероятно, увидела меня через стекло. Я открыла окно, и мы принялись разговаривать. Она была очень вежливой, представилась, сообщила, что она англичанка по происхождению, и объяснила, что привело ее сюда.

– Я была в Орлеане и ехала в машине, когда Господь тронул меня за плечо и сказал мне выехать за город и отправиться в Пюизо. Господь указал мне путь к вашему дому. Я должна положить руку вам на плечо, и Господь вылечит вас. Он сказал мне, что ваш час еще не настал.

Эта дама меня развеселила. Она стояла на газоне, в то время как я сидела на краю подоконника и смотрела на нее свысока (в прямом и переносном значении этого слова): ситуация была достаточно комичной. Я не подставила ей плечо, но она и не настаивала, однако, прежде чем уйти, написала на бумажке свой номер телефона.

– Позвоните мне, если у вас окажется немного свободного времени. Я буду рада возможности пообщаться с вами. До свидания, мадам.

– Спасибо. До свидания.

Эта дама не была приставучей, и я легко отделалась. Троица Блеков, засевшая в моем доме на следующий день, была более настойчивой. В то утро Жюли долго спала, мальчишки были у Пинье, а я отправилась за покупками. Около половины двенадцатого мне на мобильный позвонила Сесилия:

– Привет, Мари-Лора. Представь себе: я заехала к тебе, а там три монахини. Ждут тебя в кухне.

– Да? И что они делают там?

– Молятся за тебя. По крайней мере, они так сказали.

– А Жюли?

– Она приготовила им горячий шоколад и оставила их в кухне.

Подобные визиты были настоящим бедствием. Я не могу выпроваживать людей из своего дома, даже если речь идет о посторонних. Я решила затянуть шопинг в надежде, что они отчаются и уйдут. Несколько раз обойдя супермаркет «Интермарше», я позвонила домой. Трубку взял Джо.

– Джо, что ты там делаешь?

– Мне позвонила Сесилия. Попросила прийти на помощь.

– А! Отлично. Они все еще там?

– Да. Их невозможно выпроводить. Они приехали из Парижа и добирались автостопом с вокзала в Малешербе. Короче говоря, эти женщины настроены решительно!

– Хорошо. Попроси Жюли одеться и выйти из дома через пять минут. Я заеду за ней. И скажи этой троице, что меня весь день не будет дома.

Через пять минут я забрала дочь, и мы отправились поесть в центр Пюизо. Хотя эти женщины и выставили меня из собственного дома, я не могла позволить им испортить нам субботний день. Жюли чувствовала себя неловко.

– Почему вдруг ты открыла им дверь?

– Не знаю. Они показались мне милыми и очень вежливыми.

– Но ты не должна была приглашать их войти. Сколько раз я просила тебя не впускать в дом незнакомых людей!

– Знаю, но ты бы их тоже впустила…

Она была права. Зная себя, я понимала, что открыла бы им дверь…

Жюли вдруг дернула меня за руку:

– Смотри, кто здесь…

Это была троица Блеков, приехавшая на центральную площадь Пюизо. Кошмар! Я сразу же накинула плащ и опустила налицо капюшон: скорее всего, эти женщины знали, как я выгляжу, так как видели меня по телевизору или на фото в газете. К счастью, мы сидели в глубине бистро.

Мы с Жюли ели не торопясь: очевидно, монахини коротали время, ожидая моего возвращения домой, чтобы еще раз попытать счастья. Через час они наконец-то ушли. Мы тоже. Подъехав к дому, я пулей вылетела из машины (капюшон я так и не сняла), добежала до калитки, промчалась по лестнице, вставила ключ в замочную скважину и заскочила внутрь, а Жюли – за мной по пятам. Я боялась, что эти дамы притаились где-то рядом и ждут моего возвращения! Не представляю, что обо всем этом подумала Жюли, одно я знаю наверняка: очень хорошо, что Тибольт и Матье не видели всего этого!