НОВЫЕ РОДИТЕЛИ

 

– Дети, мне очень жаль, но химиотерапия не дала результатов.

Я собрала их за столом в кухне, всех, кроме Марго, которая играла с конструктором в гостиной. Предчувствуя что-то нехорошее, они молчали. Я поступила как обычно: сообщила им все напрямую. Я считаю, что детям необходимо говорить правду. Если бы я солгала, рано или поздно они узнали бы об этом. Я хотела, чтобы они как можно скорее свыклись с мыслью о моей смерти. Ведь именно их она касалась больше всего: речь шла об их будущем, об их жизни, которая вот-вот изменится. И я старалась говорить об этом, как о вещи совершенно естественной, скрывать что-то было бессмысленно.

– Ты уже говорила это раньше, мама. Ты попробуешь еще одно лечение?

– Нет, я не буду больше ничего пробовать. Это бесполезно.

– Что это значит, мама?

– Это значит, что я не выздоровею. Это значит, что уже поздно что-то предпринимать.

– Ты останешься больной на всю жизнь?

– Нет, я умру.

–…

– То есть я скоро умру.

– Завтра?

– Нет, не завтра, но через несколько месяцев. В лучшем случае.

– Ты еще будешь жива на мой день рождения?

Этот вопрос задала Жюли, которая родилась 7 мая. Ее голос дрогнул, и мне с трудом удалось выдержать ее взгляд, в котором явно читалась паника.

– Нет, крошка! Нет никакой надежды, что я буду жива на твой день рождения. Собственно говоря, я надеюсь еще продержаться, чтобы мы отпраздновали самое прекрасное Рождество в нашей жизни.

При этих словах Жюли, изо всех сил сдерживающая слезы, разрыдалась. Я не могла ее успокоить, поэтому только обняла и попыталась сама не расплакаться: не хотелось пугать остальных. Тибольт и Матье потрясенно молчали, не проявляя каких-то эмоций, но я знала, что мысль о моей смерти, которая была пока довольно абстрактной, встревожит и их, только чуть позже.

– Дети, вы знаете, что я люблю вас больше всего на свете…

– Мама, мы тоже тебя очень любим.

– Я вас люблю, но не хочу ничего от вас скрывать. Вы можете поговорить со мной о раке, когда захотите. Я отвечу на все ваши вопросы, даже если эти ответы вас опечалят.

На следующий день, вернувшись со школы, во время полдника они начали этот разговор. Жюли уже немного успокоилась, мальчишки были более любопытны. Первым заговорил Матье:

– Почему ты умрешь, мама?

– Потому что я больна.

– Ты сделала какую-то глупость?

– Я не делала глупостей, просто у меня рак, и никто в этом не виноват. Такое может случиться с кем угодно.

Жюли с упрямым видом выпалила:

– Почему всегда умирают самые лучшие?

– Ба, это давно известно.

– Почему это не произошло с папой?

– Так получилось, крошка. Тут ни у кого нет выбора.

Что касается Тибольта, то он хотел максимально все прояснить:

– Кто будет заботиться о нас, когда ты умрешь?

– Папа или приемные родители.

– Приемные родители? Это значит, что у нас будет вторая мама?

– Что-то вроде того. У вас только одна мама, и это я, но мы попытаемся найти того, кто станет для вас мамой, когда я умру.

– Мы должны будем называть ее мамой?

– Не обязательно. Как захотите.

– Ну, так что вам больше нравится?

– Приемные родители.

– Вы не хотите жить с папой?

– Нет, он не обращает на нас внимания.

Ответ был единогласным. Жюли, после острого приступа астмы, больше не доверяла отцу. У Матье не сложились с ним никакие отношения. Только Тибольт был привязан к Жилю, но и он дал тот же ответ, что остальные. Что касается Марго, то она была слишком мала, чтобы иметь собственное мнение.

– Хорошо, дети, решено. Я постараюсь подобрать вам родителей, которые о вас позаботятся. Я все сделаю, чтобы найти хороших людей, которые будут любить вас так же сильно, как я. Доверьтесь мне.

Мысль о приемных родителях пришла мне в голову довольно неожиданно, после того как я поняла, что вариант с детским поселком отпадает. Мне казалось вполне естественным, что я сама выберу приемных родителей для своих детей. Кто лучше меня может определить, с кем мои дети будут счастливы?

Получив одобрение детей, я принялась за поиски новой семьи для них. Я говорила об этом со знакомыми, а также с мамами, с которыми встречалась в школе.

Я даже не знала, есть ли в Пюизо приемные родители. Мне была известна одна женщина, но она оказалась пожилой, а если я хотела найти родителей, которые воспитают моих детей до достижения ими совершеннолетия, то они должны быть относительно молоды.

Результат не заставил себя долго ждать. Однажды утром, в воскресенье, через несколько дней после моего звонка в Организацию по защите прав матери и ребенка, мне позвонили.

– Алло! Мари-Лора, это Агнесса.

– Привет, Агнесса. Как ты?

– Нормально. У меня отличная новость: я знаю людей, которые живут в Пюизо и являются приемными родителями.

– Великолепно! И кто они, эти люди?

– Собственно говоря, ты должна их знать. Помнишь Марион, малышку, которая часто бывает у нас? Так вот, речь идет о ее родителях, Валери и Жане-Марке Пинье. Я знаю, что у них есть разрешение на воспитание только троих приемных детей. Но стоит попытаться, как ты думаешь?

– Давай мне номер, я им позвоню.

Повесив трубку, я тотчас же набрала номер и попала на автоответчик.

– Здравствуйте, меня зовут Мари-Лора, я живу в Пюизо. Через месяц или два я умру от рака, поэтому ищу приемных родителей для своих четверых детей. Я бы хотела поговорить с вами. Оставляю вам свой номер. До свидания.

Я сразу же рассказала детям об этом звонке. У них не было другого выбора, кроме как согласиться: они знали, что их ожидает. Их обрадовало то, что я нашла людей, живущих в Пюизо. Этот город был их родным домом. Трое старших детей уже подходили ко мне, чтобы сказать, по существу, одно и то же.

Самым настойчивым оказался Тибольт:

– Мама, я не хочу менять школу! Я хочу остаться со Стивеном. И хочу продолжать занятия с Брагимом.

– Знаю, мой малыш.

Брагим был тренером по дзюдо троих моих детей еще с детского сада. Тибольт особенно был привязан к нему. Матье очень волновался при мысли о том, что придется заводить новых друзей. Что касается Жюли, то она дрожащим голосом говорила:

– Все, что у нас есть, находится здесь, мама, все! Нет никакого смысла в переезде!

Валери Пинье перезвонила мне в тот же вечер.

– Здравствуйте, это Валери Пинье. Вы оставили мне сообщение сегодня утром. Возможно, вы меня не запомнили, но мы с вами знакомы…

– Э-э…

– Я Валери, из аптеки…

Валери… Аптека… Конечно! Валери, фармацевт из аптеки Пюизо!

– Теперь, когда вы упомянули об этом, я вспомнила ваш голос. Итак, вы – мама Марион?

– Да.

– Ну что ж! Тогда, может, перейдем на «ты»?

– Без проблем.

– Ты получила мое сообщение?

– Да. Я думаю, будет лучше, если мы встретимся. Ты согласна?

– Было бы отлично, если бы мы увиделись прямо сейчас. У тебя есть время зайти?

– Да, я приду с Жаном-Марком. До встречи.

Я не люблю, когда что-то затягивается. Я никогда не откладываю на завтра то, что можно сделать сегодня. Валери Пинье, похоже, была такой же. Все началось отлично. Час спустя они постучались в дверь нашей квартиры. Пожимая руку Жану-Марку, я заметила, что его лицо мне тоже знакомо.

– Я вас знаю. Вы работаете в полиграфии, верно?

– Да, у Брюна.

– Именно там мы и встречались несколько лет назад. Отлично! Тогда мы тоже можем перейти на «ты».

Я почувствовала себя спокойно. Эти люди были из того же мира, что и я: они жили в Пюизо, у нас было кое-что общее, Валери знала моих детей. Это меня успокаивало. Но главное, мне сразу же понравилась эта пара. Валери была невысокого роста, худенькая, энергичная, немного импульсивная. Она была достаточно молода и исполнена энтузиазма – прямо как я! Ей было только сорок два года, а значит, воспитывать моих детей до достижения ими совершеннолетия не станет для них проблемой. Первое, что она сделала, после того как поздоровалась со мной, – поцеловала детей. Знакомство прошло успешно. Дети знали, зачем Валери и Жан-Марк пришли к нам. Они смотрели на них с любопытством, но не задержались в гостиной надолго. Все-таки все происходящее было для них малопонятно. Ласковая Марго тут же бросилась к Валери:

– На ручки! На ручки!

Валери подхватила ее и усадила к себе на колени. Мы разговаривали, а в это время Жюли, Тибольт и Матье играли в соседней комнате.

– Сколько лет твоим детям, Валери?

– Марион двадцать три года, а Хюберту восемнадцать. Они изучают электронику в интернате и приезжают домой только на выходные.

– А ты все так же работаешь в аптеке? Уже какое-то время я тебя там не видела.

– Последний раз я полгода подменяла другого фармацевта, пока она была в декрете.

Валери проработала в аптеке Пюизо семь лет, а потом четыре года – в «скорой помощи», являясь также сотрудником Красного Креста. Параллельно она работала над дипломом и стала заведующей хирургическим отделением. Но семья требовала времени, поэтому она предпочла работу фармацевта в аптеке. Я должна отметить, что опыт работы в области медицины, а также то обстоятельство, что она была добровольным сотрудником, успокоили меня, в частности, относительно Жюли и Марго, у которых были постоянные проблемы со здоровьем. В отличие от сыновей, которые никогда не болели, мои дочери страдали от простуд и бронхитов. Как только наступала зима, они сразу же что-нибудь подхватывали. А с кем-то вроде Валери Жюли оказывалась в хороших руках.

– Я и не знала, что вы являетесь приемными родителями. Как долго вы этим занимаетесь?

– Все началось в 1991 году. Моя золовка уже некоторое время занималась подростками, и мы тоже решили попробовать. Мы выбрали самые тяжелые случаи – несовершеннолетних правонарушителей. Нам их присылала Организация юридической защиты молодежи. Мы начали с подростков. С ними были тяжело, но они уважительно относились к нашей семье. Они много занимались Хюбертом, которому был тогда только год: они учили его ходить, потом ездить на велосипеде… Между нашими детьми и приемными, которых мы брали и позже, никогда не возникало проблем. Хотя подростки попадались тяжелые: одни воровали, другие отличались некоторой жестокостью. Изредка бывали еще те выдумщики, иногда – даже психически больные. Они редко были сиротами, но это ничего не меняло. Родители одной девочки, например, болели гепатитом С, выпивали и кололись. В другой семье проблемой являлся инцест. Мы перестали брать приемных детей, когда Марион исполнилось четырнадцать лет. Среди них было много мальчиков, и ей это не нравилось. Ограниченность пространства тоже стесняла нас, и мы решили сделать перерыв. И только год назад мы снова стали брать к себе детей. Сейчас у нас живут мальчик и девочка, но они уедут в конце месяца.

– С подростками тяжело, но нам всегда нравилось заботиться о них. Сложность заключается в том, что каждый случай – исключительный.

Жан-Марк, мужчина среднего роста, с легким нервным тиком, в отличие от энергичной Валери, разговаривал более спокойно. Он внушал доверие. Если такой мужчина говорил, что каждый случай «исключительный», значит, так оно и было на самом деле: похоже, Валери и Жану-Марку приходилось прилично вкалывать.

– Честно говоря, мы немного устали. Именно поэтому, когда ты сказала, что твои дети маленькие, мы подумали, что это возможность немного изменить ситуацию.

– Увидев детей, вы не передумали?

– Нет, они нам понравились еще больше!

Валери и Жан-Марк расцеловали детей и уехали, пригласив нас на следующий день к себе, чтобы показать дом. Я тут же собрала детей.

– Ну, что вы скажете?

– Неплохо.

– И это все?

– Да, они кажутся хорошими.

Ответ был сдержанным, но говорил о многом. Я и не ожидала, что моя «четверка» полюбит их с первого же дня. Но контакт был налажен. Если бы это было не так, дети не преминули бы сообщить мне об этом.

Жан-Марк и Валери жили в километре от нас, в симпатичном каменном доме как раз напротив большого поля. Мы, как и договаривались, отправились к ним на следующий день. Как только я припарковала машину, дети повытягивали шеи, пытались рассмотреть что-нибудь сквозь решетку, огораживающую сад. Все было чудесно. Я нажала кнопку звонка, нам открыли, и мы поднялись по каменным ступенькам, ведущим к входной двери. Откуда-то появилась черная собака и, отчаянно лая, принялась прыгать вокруг ликующих детей.

– Вау! Ты видела, мама? Это собака!

– Да, я вижу.

– Круто! Валери, как ее зовут?

– Анка.

Присутствие собаки стало приятным сюрпризом. Потом появился кот по кличке Киска. В моем доме тоже жили два кота, Тигру и Микки. По крайней мере, дети не будут скучать. Не стоит и говорить, что они повеселели…

Дом со всеми своими балками и камином был таким же привлекательным, как и сад. Я сразу же почувствовала себя уютно. Дети тоже. На первом этаже было три комнаты: Хюберта, Валери и Жана-Марка и еще одна, средних размеров. Лестница вела в полуподвал, где Жан-Марк собирался оборудовать еще одну комнату.

– Смотри, в углу можно сделать душевую кабинку.

– Им будет здесь хорошо.

Для меня все было очевидно: Валери и Жан-Марк – милые, энергичные, спокойные и сведущие люди. Мои дети будут счастливы с ними.

– Итак, вы согласны позаботиться о моих детях?

– Конечно, надо хорошо подумать, но, по правде говоря, твои крошки просто очаровали нас. И мне становится горько при мысли, что их могут разлучить.

– Вас не пугает перспектива воспитания их до восемнадцати лет?

– Нет. Нам, конечно, придется приспособиться к новому образу жизни, но не думаю, что с ними будет сложнее, чем с подростками!

– И вы сможете взять четверых детей?

– Проблема заключается в том, что у нас есть разрешение на размещение только троих. Я знаю семьи, у которых есть разрешение на четверых детей, но они живут в другом регионе. В Луаре же – максимум на троих.

– Кто выдает разрешение? Организация социальной помощи детям?

– Нет, Организация по защите прав матери и ребенка. Первая лишь размещает детей.

– Значит, чтобы получить разрешение, мне нужно обратиться в Организацию по защите прав матери и ребенка, а чтобы разместить детей здесь, нужно связаться с Организацией социальной помощи детям?

– Именно. До этого времени мы сотрудничали с отделением Организации социальной помощи детям в Париже, но достаточно сделать запрос в отделение в Луаре.

– Отлично!

– Но есть одна проблема…

– Какая?

– Ты не можешь самостоятельно выбрать приемных родителей. Этот вопрос решает суд. В вашем случае подобная процедура должна начаться после твоей смерти.

– Ты хочешь сказать, что отец или мать, которые скоро умрут, не могут выбрать приемных родителей для своих детей?

– Точно не знаю, но я о таком никогда не слышала.

– Ну что ж, все когда-то происходит впервые!

Я решила, что приемными родителями моих детей будут Валери и Жан-Марк, и точка. Дети согласились, и все сомнения были отброшены. На следующий день после визита к Пинье я позвонила в Организацию по защите прав матери и ребенка и объяснила ситуацию, уточнив, что нашла отличных приемных родителей. На том конце провода женщина, консультировавшая меня, похоже, не поняла, в чем заключается проблема, и ответила, что «пока моей просьбе ничего не препятствует». Я повесила трубку, радуясь, что так легко отделалась. В конце концов, эти чиновники не такие уж тупые! Но я радовалась рано. На следующий день раздался звонок.

– Мадам Мезоннио, это из Организации по защите прав матери и ребенка по поводу вашей просьбы относительно размещения детей.

– И что?

– Я просмотрела дело Пинье. Мне очень жаль, но мы не можем дать своего согласия.

– Вы шутите?

– К сожалению, нет. Я все проверила: у Пинье есть разрешение на размещение только троих детей.

– Я знаю. Но ведь получить разрешение на размещение четвертого не так уж сложно, верно?

– Это решает Организация социальной помощи детям. Кроме того, даже если Пинье получат это разрешение, я вынуждена напомнить вам, что у них уже проживают двое детей.

– Но они скоро уедут.

– Сожалею, но руководитель отклонила вашу просьбу.

– Я не понимаю, почему со мной никто даже не связался, чтобы посоветоваться?

– Мне жаль, мадам Мезоннио, но мы найдем вашим детям приемных родителей в Амилли – детском поселке поблизости Монтагри. Там могут принять четверых детей.

– Я не хочу, чтобы мои дети оказались в детском поселке.

– Я могу вас заверить, что их не разлучат.

– Вы можете дать мне гарантию, что они будут расти вместе до достижения совершеннолетия?

– Нет, должна признаться, не могу. Ведь ситуация может со временем измениться.

Я пришла в ярость. Неужели эта дама ничего не поняла? Монтагри находится слишком далеко. И я против временного решения проблемы! Почему они отказываются от решения, которое нашла я? Просто абсурд! Я сухо сказала в трубку:

– Послушайте меня: даже не думайте, что вы будете определять будущее моих детей! Пока я жива, я сама решу, что для них лучше.

Вне себя от злости я позвонила Валери, которая подтвердила мои опасения: никто не удосужился позвонить, чтобы спросить ее мнение. В Организации по защите прав матери и ребенка ограничились лишь тем, что взглянули на их разрешение. Подобные действия помощницы, с которой я разговаривала, привели меня в бешенство. Эти люди не соизволили посоветоваться с Валери и Жаном-Марком, даже не попытались ничего понять! Не было и мысли о том, чтобы опустить руки. Я сама выбрала своим детям приемных родителей. Жюли, Тибольт, Матье и Марго будут жить с ними, или меня зовут не Мари-Лора! Решительно настроенная бороться, я снова взялась за телефон.

– Валери, это опять я.

– Да?

– Эту проблему нужно срочно решать. У меня нет времени. Я рассчитываю на тебя, без твоей помощи я ничего не добьюсь.

– Хорошо. Что нужно сделать?

– Подать запрос на получение разрешения в отделение Организации социальной помощи детям в Луаре.

– Считай, что это уже сделано: я завтра же свяжусь с ними. А ты что будешь делать?

– Я обращусь к прессе.

 

В 20–00!

 

Мы с Сесилией ломали голову весь день. Идея рассказать обо всем СМИ казалась нам наиболее удачным, если не единственным возможным решением проблемы. Кто, кроме прессы, мог бы оказать давление на генеральный совет и таким образом разрешить ситуацию? Убедиться в том, что дети не будут разлучены после моей смерти, стало для меня навязчивой идеей. Те, кто не мог понять моего упорства, были всего лишь кучкой кретинов! Тем хуже для них. Чтобы добиться своего, мне нужно было выступить против системы и сделать так, чтобы меня заметили, а это требовало немалых усилий.

В субботу утром я отправилась к Сесилии, и мы вместе составили список основных местных и национальных СМИ, телефоны которых отыскали в Интернете. Оценив масштабы задачи, я позвонила Валери, чтобы она помогла нам обзвонить журналистов. Ее сын Хюберт составил длинное письмо, в котором изложил всю ситуацию. В то время как Валери взяла на себя задачу разослать его представителям прессы, мы с Сесилией сосредоточились на телевидении и радио. В большинстве случаев мы попадали на автоответчики, что для субботы было вполне логично. Несколько раз трубку снимали люди, которые, выслушав нас, отвечали:

– Я всего лишь на дежурстве, но в понедельник я поговорю с журналистом, освещающим подобные темы.

Больше всего нам повезло с радио «Блу»: Сесилии удалось побеседовать с нужным человеком.

– Ваша история меня заинтересовала. Я встречусь с вами на следующей неделе.

Эта журналистка приехала к нам домой в следующую среду. Ее сюжет транслировали в четверг, 20 ноября. В пятницу мне позвонили из мэрии и назначили встречу на субботу. О цели ее мне не сообщили. Все, что я знала, – это то, что там будут присутствовать Кристиан Блюманфелд, генеральный советник департамента Луаре и бывший мэр Пюизо, Клод Узе, действующий мэр, и Кристина Эрбло, социальный помощник мэрии. Все эти люди соберутся ради нас, а это уже что-то! Я попросила Сесилию пойти со мной, тщательно оделась и даже немного подкрасилась по такому случаю. В мэрии нас усадили в зале. Прибыли все, кроме мэра, которого мы прождали с четверть часа, после чего решили начинать. Первой заговорила руководитель отдела социальной помощи:

– Мадам Мезоннио, мы хотели бы сообщить, что занимаемся рассмотрением вашего дела в первую очередь.

Месье Блюманфелд продолжил:

– Да, я лишь недавно ознакомился с ним. Очевидно, Организация по защите прав матери и ребенка не оценила важности данного дела. В понедельник я сделаю им выговор, поскольку очевидно, что ваш случай является чрезвычайно сложным. Можно даже сказать, что он связан с крайней срочностью.

– Вы полагаете, что моя просьба относительно размещения детей у Пинье имеет шансы на успех?

– Конечно, нужно только заняться этим вопросом. Организация по защите прав матери и ребенка не имела права дать подобный ответ, не посоветовавшись, по крайней мере, с заинтересованными в этом деле людьми. Решение было принято чересчур поспешно.

– Итак, мое дело пересмотрят?

– Его уже пересматривают, и могу вас заверить: оно в хороших руках. Все мы стремимся принять решение, которое будет самым лучшим для ваших детей. Поверьте мне: мы делаем все возможное, чтобы как можно быстрее получить разрешение для Пинье. Это лишь вопрос времени.

– Но у меня его очень мало!

– Не волнуйтесь, мы все сделаем.

– Спасибо, я вам очень признательна.

– Мы хотели бы также по мере возможности облегчить вам жизнь. Мы можем еще чем-нибудь вам помочь?

– Например?

– Например, мы можем частично оплачивать питание ваших сыновей в столовой.

– Спасибо, но я бы предпочла получить дополнительный день в яслях. У меня очень болит спина, и мне все тяжелее заботиться о малышке Марго. Мне было бы гораздо удобнее, если бы я могла оставлять ее в яслях еще на один день в неделю.

– Хорошо, мы посмотрим, что можно сделать.

Вот и все, помимо еще некоторых деталей. Но это и так было много.

Воодушевленные этими словами, мы с Сесилией ушли, полные надежд. Мы прекрасно сознавали, что если бы не радио «Блу», то мое дело никогда бы не оказалось на столе месье Блюманфелда и эта встреча не произошла бы. Тем не менее ничего конкретно решено не было, поэтому следовало продолжать натиск: о том, чтобы усыпить мною бдительность обещаниями, не могло быть и речи. Мой дом посетил Мурад Гишар, журналист газеты «Liberation». Это был приятный человек, к которому я сразу же прониклась симпатией. Его статья была опубликована во вторник, 25 ноября. В тот день мой телефон звонил не переставая: журналисты хотели встретиться со мной, и я никак не могла от них избавиться.

К счастью, рядом постоянно была Сесилия. Узнав, что я скоро умру, она ни на шаг не отходила от меня. Настоящая «липучка»! Она даже уволилась с работы (она ухаживала за пожилыми людьми), чтобы посвятить все свое время мне. Каждое утро, отведя в школу Стивена и Эмми, она заходила к нам и оставалась у меня все утро. В 11.30 она забирала детей, приводила их на обед и снова отводила в школу к 13.30. После обеда она занималась своими делами, а потом забирала детей из школы, по пути прихватывая и моих, и приводила их всех на полдник. По вечерам она часто забирала Матье, который дружил со Стивеном, ночевать к себе. После вмешательства прессы Сесилия стала моим секретарем: отвечала на телефонные звонки и назначала встречи. Сама я не смогла бы со всем этим справиться. Сесилия не только заполняла мой «ежедневник» и назначала многочисленные интервью, но и занялась страховкой и подготовкой к похоронам. Я склоняюсь перед ней в глубоком поклоне: я уверена, что только единицы личных секретарей смогли бы вести дела так, как это делала она.

– Сесилия, напомни, чтобы я написала тебе рекомендательное письмо, перед тем как умру.

Это замечание стало нашей шуткой. Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем помочь ей, порекомендовав кому-нибудь. Итак, я повторяю на случай, если кого-то из читателей это заинтересует: Сесилия – великолепный секретарь!

Но сейчас я точно уверена в одном: Сесилии необходимо отвлечься от всего этого. Вот уже несколько месяцев ей некогда вздохнуть, она постоянно занимается всевозможнейшими делами. Следует также отметить, что она всегда весела. Тем не менее меня трудно одурачить: я знаю, что за всем этим скрывается глубокий страх. И когда я умру, Сесилия будет очень страдать.

В тот вторник мы вместе хлопотали на кухне, когда позвонили из мэрии.

– Мадам Мезоннио, это Клод Узе из мэрии Пюизо.

– Здравствуйте. Я надеюсь, вы звоните с хорошими новостями?

– Послушайте, мадам Мезоннио, я попросил бы вас успокоиться в отношении СМИ, поскольку, если вы перегнете палку, мы не сможем вам помочь. До свидания, мадам.

Клац! Он повесил трубку. Мягко говоря, ничего хуже быть не могло. Я оцепенела, хотя и догадывалась о причине его раздражения: с самого утра журналисты, не зная, где меня найти, звонили в мэрию, чтобы уточнить мои координаты. Должно быть, заодно они интересовались, почему мое дело еще не завершилось успехом. Короче говоря, все это, несомненно, наделало много шума. Я первая удивилась масштабам распространения своей истории: я не ожидала, что все зайдет так далеко. В тот день я даже отменила несколько интервью.

Но давление дало свои результаты.

Организация по защите прав матери и ребенка наведалась к Валери. Социальные работники отправились к ней, чтобы взглянуть на дом.

Жиля тоже вызвали, встреча была назначена на понедельник. В пятницу накануне он без предупреждения явился ко мне.

– Привет, Мари-Лора!

– Привет!

– Меня вызывает Организация по защите прав матери и ребенка. Встреча в понедельник.

– И?

– Они хотят знать, что я намереваюсь делать с детьми, действительно ли я согласен на размещение их у приемных родителей.

– И что? Мы уже все обсудили, разве не так?

– Не знаю. Может быть, я сам стану их опекуном.

– Не поняла.

– А почему нет? Это мои дети, в конце концов.

– Что? Теперь ты хочешь получить право опеки над ними?

– В Организации сказали, что помогут мне.

Я даже не заметила, как заговорила пронзительным голосом. Я была в такой ярости, что меня затрясло. Я заорала:

– Что ты о себе возомнил, в конце-то концов? Ты проснулся сегодня утром и подумал: «А что? Я ведь отец семейства!» Вот уже семь месяцев, как мы расстались, Жиль, и за это время ты один-единственный раз видел своих детей! Ты много лет не обращал на них внимания. Ты не менял им подгузники и не давал бутылочку с соской, дочь чуть было не умерла у тебя на глазах, ты не водил их в школу, ты даже не знаешь имен их учителей! И вдруг ты решил, что можешь их вырастить! Да с чего ты это взял?

Видя, в каком я состоянии, Жиль сдержался, но я прекрасно понимала, что он полон надежд. Он ушел, так ничего мне и не ответив. Я сходила с ума от волнения. Перед этим, в воскресенье, мы устроили настоящий праздник в Бромее, на который пригласили около сорока человек, чтобы представить чету Пинье своим знакомым. Жиль, как обычно, ничего не делал, ограничившись тем, что принял всех у себя, но он добровольно пошел на это, никто его не заставлял. Почему же он вдруг так резко изменил свое решение? Пройдя такой путь, я боялась, как бы он все не испортил. К тому же я чувствовала, что он в растерянности, поскольку мы оба прекрасно знали, что он не способен позаботиться о детях. Они были бы несчастливы, если бы остались с отцом. Его следовало любым способом образумить! В тот же вечер Роже, муж Сесилии, позвонил ему и попытался разрядить обстановку. Десятью годами раньше он тоже потерял жену вследствие рака и остался один с тремя детьми. Но Жиль слишком нервничал, чтобы выслушать его. Роже предпочел дождаться следующего дня и еще раз попытать счастья. В воскресенье он отправился в Бромей в сопровождении Карима. Я надеялась, что Роже объяснит Жилю, что именно подразумевает опека, все ее преимущества и проблемы. Конечно, он получит право на финансовую поддержку и, несомненно, помощь по дому, но это было далеко не все, что нужно детям, особенно в сельской местности. Их нужно будет водить в школу, в различные секции, к врачу в случае болезни. Их нужно будет кормить, одевать, а Марго еще и менять подгузники… Роже и Карим рассказали все Жилю очень подробно. Похоже, он думал, что потеряет детей, что перестанет быть их отцом, что никогда больше их не увидит. Убедившись, что это не так, он успокоился. Успокоилась немного и я.

В понедельник перед встречей Жиль зашел к нам. Нужно было только видеть, как он был одет! На нем были ужасные серые брюки, голубой свитер весь в дырках и красная рабочая куртка. Как он решился появиться в таком виде на встрече, где должны были обсуждать будущее наших детей?! Я не знаю, что именно Жиль говорил там, но предполагаю, что он был честен и сказал то же, что и мне:

– Я все обдумал. В данной ситуации я не могу взять на себя воспитание четырех детей.

Сотрудники Организации по защите прав матери и ребенка, со своей стороны, заверили Жиля в том, что, подписав контракт, он не отказывается от своих отцовских прав и что его мнение будет учтено при решении всех важных вопросов касательно жизни детей. Это убедило его в правильности принятого решения. Хотя выбора у него не было: несколько дней спустя мадам Пойак, уполномоченная Организации, призналась мне, что, оценив его внешний вид, сразу же составила себе мнение и об этом мужчине, и его возможности позаботиться о детях.

 

В пятницу, 28 ноября, то есть три дня спустя после публикации статьи в «Liberation», мне позвонила ликующая Валери:

– Есть, Мари-Лора! Я его получила!

– Правда?

– Да, я только что получила заказное письмо: нам дают право на размещение четвертого ребенка.

– Отлично!

Это была хоть и небольшая, но победа. Ничего еще не было подписано, но я увидела, что мое дело продвигается. Оставалось добиться, чтобы Пинье были назначены приемными родителями моих детей, а потом подписать контракт. Я не могла успокоиться, не получив официальную бумагу, поэтому продолжала беседы с журналистами и, к неудовольствию господина мэра, провела все запланированные встречи. К настоящему времени все газеты, к которым я апеллировала, дали ответ, и мне предстояло перейти в нападение. Но это было не главное. Я поняла, что получила возможность привлечь внимание к подобным ситуациям, поскольку очевидно, что я не единственная, кто столкнулся с такой же проблемой. Есть множество родителей, которые знают, что скоро умрут и что их детям придется расти с другими людьми. Я не понимаю, почему закон не предвидел подобные случаи, почему родители не могут сами выбрать людей, которым предстоит заменить их. Неужели те, кто хочет высказать свое мнение, должны пройти через все то, что и я? Когда в Организации по защите прав матери и ребенка сказали «нет» и я увидела, как передо мной закрываются двери, я решила вышибить их, так как считала, что поступаю правильно по отношению к своим детям. Я еще не умерла, я могла действовать! Пока есть жизнь, есть и надежда, не так ли? И я хочу сказать всем, что нельзя опускать руки, нужно продолжать борьбу. Я надеюсь, что после всей этой шумихи правила размещения детей изменятся. Ведь это ненормально – бороться в такой момент: мать или отец, которые вскоре умрут, должны провести оставшееся время с детьми, а не тратить силы на противостояние с законом. Что касается меня, то я хотела лишь одного: чтобы вопрос о размещении моих детей был наконец улажен и я могла воспользоваться тем временем, которое у меня оставалось.

Не стоит думать, что я получала удовольствие от всей этой шумихи. Однако были и забавные моменты: не каждый день толпа журналистов ходит за вами по пятам с видеокамерами! Я никогда не думала, что однажды попаду на телевидение…

В некотором смысле подобная пропаганда была довольно престижной. Я всего лишь простая гражданка, заурядный человек, а незнакомые люди заинтересовались мною, оказали поддержку. Как будто мне поручили выполнить некую миссию…

Люди стали здороваться со мной на улицах, и это было очень приятно. Журналисту из «Septa Huit», спросившему о моих чувствах, я искренне ответила:

– Мне повезло по сравнению с другими умирающими: я уйду знаменитой.

И это не было шуткой. Я хотела сказать, что, в отличие от других, я не умру просто так, что, даже обреченная, я скажу то, что хотели бы сказать другие. Возможно, мое послание послужит толчком к некоторым переменам. Собственно говоря, я надеюсь стать своего рода примером людям, которые окажутся в такой же ситуации, что и я.

Несколько дней спустя, в воскресенье, мэр Пюизо, ранее холодно разговаривавший со мной по телефону, зашел к нам домой. Его сопровождала мадам Эрбло, социальный работник. У обоих был слегка недовольный вид, тем не менее я пригласила их войти. Месье Узе, который, казалось, забыл, как совсем недавно говорил со мной, держал в руках кипу писем.

– Мадам Мезоннио, мы пришли передать вам почту. Она поступила на ваше имя, но была адресована в мэрию. Мы также получили чеки на ваше имя. Вот они.

Я не верила своим глазам. Я уже получила два или три письма от людей, прочитавших статью обо мне или увидевших меня по телевизору, но количество писем, переданных месье Узе, впечатляло. Я поблагодарила мэра, который удалился вместе с мадам Эрбло, предварительно убедившись, что я ни в чем не нуждаюсь. Мне потребовалось два дня, чтобы прочесть письма, которых было около двадцати. Они были отправлены из разных уголков Франции, и в них в основном пожилые люди, матери и отцы, высказывали свое одобрение и поддержку. В некоторых были детские рисунки.

Некая Изабелль прислала мне симпатичную открытку в форме сердца, на которой было написано:

 

«Я очень тронута, мадам. Вы настоящая мать. Ваши дети могут вами гордиться».

 

Другая, по имени Беатрис, написала почти то же самое:

 

«То, что вы намереваетесь сделать для своих детей, – лучшее наследство, какое вы могли бы им оставить: это урок храбрости, силы и величия души. Все это, безусловно, поможет им построить свою жизнь».

 

Я от всей души надеялась, что эти женщины говорили правду. Их понимание согрело мне сердце и придало храбрости. Осознание того, что люди одобряют мои действия, пошло мне на пользу. Странно, но на некоторых конвертах не было даже адреса. Рядом с маркой некая Анн написала: «Мари-Лоре, Пюизо… Полагаю, почтальон знает, куда его отнести. Спасибо». Внутри я нашла чудесную записку:

 

«Мари-Лора! Ваша решимость, трезвость ваших поступков – наиболее толковая, в моем понимании, реакция на происходящее в этом паршивом мире. Оставайтесь до конца веселой, такой, какой вы ощущаете себя сейчас, но самое главное – не страдайте. (…) Я вас обнимаю. В нашем доме за вас горит свеча.

Целую ваших детей, Анн».

 

Она написала еще небольшое стихотворение и даже предложила сопроводить меня в Диснейленд, рядом с которым живет.

Я уже не раз задумывалась над тем, чтобы перед смертью провести с семьей выходные в Евродиснее. Эта мысль появилась не сама по себе: ко многим письмам, которые я получала, прилагались чеки, а к некоторым – даже входные билеты на различные аттракционы. Я была приятно удивлена подобной щедростью совершенно незнакомых мне людей.

В последующие дни количество писем неуклонно росло. Писали в основном женщины, но особенно отчетливо я запомнила письмо отца семейства:

 

«Я – отец троих детей. Моя жена умерла от рака, и я воспитываю их один. Я знаю, что вы испытываете, и посылаю небольшую сумму в надежде хоть немного помочь вам в несчастье».

 

Его «небольшая сумма» представляла собой пятьсот евро. Это тронуло меня еще больше при мысли о том, что этот мужчина мог бы оказаться на месте Жиля…

Было несколько писем от ясновидящих. Например, «телезрительница, пожелавшая остаться неизвестной», прислала мне книжечку с рассказом о Леони Мартин, сестре Ордена Святой Терезы Дитя-Иисуса, чтобы я могла помолиться ей об уменьшении страданий. Другая дама предложила мне свои услуги по «генетическому восстановлению и достижению равновесия магнетизма». Для этого достаточно было всего лишь отправить ей фотографию. Некая любезная Колетт даже проинформировала меня обо всех автобусах, ид