НЕЗАВИСИМОСТЬ

 

Я покинула отцовский дом сразу же после того, как мне исполнилось восемнадцать. Отец сам подвел меня к этому решению, и меня не пришлось долго уговаривать. Я переехала в Мелун к Пьеру, с которым познакомилась за несколько месяцев до этого на заводе по изготовлению картона, где я работала. Пьер был моим первым парнем. До этого мои отношения с молодыми людьми были напряженными: после пережитого насилия я чувствовала себя неловко, стеснялась своего тела и не доверяла мужчинам. До Пьера я никого еще не целовала. Поначалу близкие отношения меня смущали, но потом я привыкла. Пьер был славным парнем, и постепенно я свыклась с мыслью о сексе между мужчиной и женщиной. Я прожила с ним всего лишь несколько месяцев, но это позволило мне научиться доверять себе и стать независимой. Я также воспользовалась этим, чтобы прекратить всякие отношения с отцом. Время от времени мы встречались у Ричарда или Кристелль, в гости к которым я регулярно наведывалась. Этих коротких встреч было вполне достаточно – как для него, так и для меня. Когда мои отношения с Пьером прекратились, я вернулась к отцу, который тотчас выдвинул свои требования:

– Хорошо, ты будешь жить в этом доме, но не бесплатно, а на равных условиях со своим братом, который выплачивает мне небольшую компенсацию.

Жизнь в доме отца стоила добрую половину моей минимальной зарплаты. У меня оставалось не так много денег, и меня это огорчало, поскольку я только-только начала входить во вкус молодежных развлечений. До достижения совершеннолетия я ни разу не была в клубе и открыла для себя эту ночную вселенную гораздо позже, чем другие молодые люди. К счастью, был еще Ричард. Мы неплохо с ним ладили; к тому же нас сблизило отношение отца.

Мое проживание в родном доме было непродолжительным. Несколько месяцев спустя я переехала в молодежное общежитие в Мелуне и прожила там два года. После завода меня взяли на работу в мэрию Мелуна, а оттуда распределили на работу в университетскую столовую. Там я познакомилась с Оливье, поваром в пиццерии с самообслуживанием. Мы встречались около года. Наша идиллия закончилась, когда я познакомилась с его родителями: они не хотели, чтобы я отняла у них единственного сына. Несколько месяцев спустя, в самый обычный день, чувствуя себя непривычно уставшей, я прилегла на кровать отдохнуть. Прикрыла глаза и вдруг почувствовала нечто странное: мой живот шевелился. Я встряхнула головой, чтобы отогнать дремоту, и уставилась на него. Нет, мне это не приснилось: живот слегка сместился в правую сторону. Я была одна в комнате, и у меня невольно вырвалось:

– Черт побери! Что это такое?

Конечно, у меня были некоторые подозрения. Два дня спустя эхография подтвердила мои предположения.

– Вы на шестом месяце беременности. Это мальчик, – сказал врач.

Шесть месяцев? Вот это да! Все это время я ни о чем не догадывалась. Я не набирала вес. Моя менструация немного запаздывала, но она была нерегулярной, поэтому я не придавала этому никакого значения. Я даже была счастлива, что она бывает раз в три месяца. Думаю, не стоит и говорить, что я не была готова к подобного рода событиям, а то обстоятельство, что это мальчик, никоим образом не упрощало ситуацию. Мне было двадцать лет, и мысль о том, что внутри меня находится живое существо, казалась странной. К счастью, до паники было очень далеко. Я не привыкла долго размышлять, поэтому сразу же принялась обдумывать все детали. Относительно одежды, кроватки, столика для пеленания и так далее я не особенно волновалась: у Кристелль уже был сын, Николя, и я знала, что она одолжит мне все необходимое. Но нужно было предупредить Оливье. Он отреагировал на известие довольно спокойно, но сразу же решил расставить точки над «i»:

– Если тебе понадобится помощь, можешь на меня рассчитывать. Но ничего не говори моим родителям.

Для себя я решила, что придется обходиться без Оливье. Я отправилась на встречу с социальным работником, чтобы узнать, на какую помощь могут рассчитывать матери-одиночки. Мне рассказали об общежитии для молодых мам, и я отправила туда запрос. Следующие два месяца пролетели невероятно быстро. Я по-прежнему жила в молодежном общежитии, но уже не работала и, пользуясь случаем, проводила много времени с Мари-Те, с которой мы виделись регулярно. Естественно, когда я узнала о беременности, то сразу же обратилась к ней. Я мало что знала, а она была матерью и помогла мне подготовиться к этому событию. Когда на девятом месяце я отправилась на эхографию, все было уже готово: в общежитии под кроватью в ожидании моего отъезда в роддом стояла сумка с бельем и детскими вещами, которые я понемногу собирала.

Я увидела, как изменилось лицо врача, и у меня сразу же появилось дурное предчувствие.

– Сожалею, но похоже, что у нас проблема.

– Проблема?

– Сердце ребенка не бьется.

– Это значит, что он мертв?

– Боюсь, что да. Мне очень жаль.

Мой сын умер, даже не родившись… Я оторопела. Как будто мир обрушился! Покинутая матерью и изнасилованная отцом, я привыкла сжимать зубы, но никогда еще жизнь не наносила мне такой удар. Я только начала свыкаться с мыслью о том, что у меня будет ребенок, как его у меня жестоко забрали. В тот же вечер меня госпитализировали. Роды были проведены на следующий день. Мне дали подержать крошечное тельце, чтобы я могла проститься с ним. Вскрытие показало, что плацента была губчатой, а это значит, что уже какое-то время ребенок не получал питания. Он умер минимум две недели назад.

У меня началась депрессия. Мне выписали таблетки, но я отказывалась их принимать. Чувствуя себя в молодежном общежитии очень одиноко, я много времени проводила с Мари-Те. Именно она разбудила во мне желание действовать и сменить обстановку: я уволилась из университетской столовой и отправилась в Париж, где устроилась на работу в другой мэрии, но по-прежнему в столовой. Я поселилась в небольшой комнате на авеню Ниель, 17 округ. Я прожила в этом городе несколько месяцев и поняла, что столичная жизнь с ее роскошными магазинами и постоянными стрессами не для меня. У меня начали появляться нездоровые мысли. Не то чтобы у меня было в провинции счастливое детство, но, по крайней мере, там был мой дом. Поэтому я вернулась назад.

 

ЖИЛЬ

 

Вернувшись, я поселилась в Ронсево, где провела самые счастливые дни своей жизни. Моя тетя Жинетт одолжила мне свой «дом на колесах», в котором жила лишь несколько дней в неделю. Я устроилась на временную работу, выполняя поручения, касающиеся торговли книгами в Малешербе. Работы было предостаточно. Каждый вечер я отправлялась в бистро купить сигареты и выпить чашечку кофе. В Ронсево было одно-единственное бистро – своего рода штаб-квартира этого захолустья. Именно там я и встретилась с Жилем. Он работал шофером и свободное время тоже проводил в бистро. Поскольку мы постоянно сталкивались там, то вскоре познакомились. Он был человеком не особенно разговорчивым, но при этом уверенным в себе. Однажды вечером он пригласил меня в ресторан. Впервые мы встретились где-то кроме бистро. Он был на пятнадцать лет старше меня, но эта разница в возрасте не была заметна. А все потому, что мы с ним находились «на одной волне»: он, как и я, был симпатичным и слегка ненормальным, иными словами, раскованным, всегда готовым повеселиться и выпить с друзьями. На следующей неделе он познакомил меня со своими родителями, совершенно очаровательными людьми. Его отец был очень веселым, а с матерью можно было болтать о чем угодно. Все остальное произошло без промедлений: через несколько дней я переехала в небольшую квартирку Жиля в Ронсево.

Несколько месяцев спустя я забеременела. Впоследствии я поняла, что, как и в первый раз, потребовалось несколько месяцев, чтобы понять, что я жду ребенка. Моя беременность не была запланированной, но поскольку мы не предохранялись, то можно сказать, что мы хотели малыша. Жиль был очень рад, а что касается меня, то после выкидыша я поняла, что хочу много детей, поэтому была безмерно счастлива. Мы сразу же начали искать дом неподалеку и нашли его в Бромее, крошечном городке департамента Луаре. Это был старый дом площадью девяносто квадратных метров, за который мы заплатили триста пятьдесят тысяч франков. В перспективе в доме было много работы, но мы были очень рады возможности жить здесь. Все складывалось хорошо, и только горькие воспоминания о предыдущей беременности продолжали меня преследовать. Чем больше становился срок, тем страшнее мне было. Напряжение росло, и в конце восьмого месяца мой гинеколог решил ускорить роды. Мы с Жилем еще даже не выбрали имя для ребенка. Он хотел назвать нашу дочь Леа, мне же нравилось имя Хлоя. В конце концов Кристелль решила все наши споры:

– Хватит, вы как дети! Может, пора уже выбрать ребенку имя?

– Я знаю, но мы не можем прийти к согласию.

– Почему бы не назвать ее Жюли?

Жюли родилась 7 мая 1997 года. Это было просто великолепно! Несмотря на преждевременные роды, она весила даже чуть больше трех килограммов и в результате кесарева сечения родилась без каких-либо осложнений. Мне не терпелось вернуться домой вместе с ней!

У меня не было матери, чтобы подсказать, как обращаться с ребенком. Мари-Те дала мне несколько советов, но в итоге я поступала так же, как и все: училась на практике. Когда Жиль забрал нас из роддома, я уже не боялась. Наоборот, я находила новую жизнь увлекательной. Даже слишком увлекательной… Приехав домой, я положила дочку на стол в столовой и быстро окинула взглядом содержимое шкафов.

– Жиль, нам не хватает еще многих вещей для малышки. Нужно съездить в «Карфур».

Я приготовила сумку для пеленания, и мы снова сели в машину. Жиль завел ее, а потом мы взглянули друг на друга и одновременно рассмеялись: мы забыли Жюли на столе в столовой! Я вернулась за ней, и мы наконец поехали. Этот случай здорово снял наше напряжение. Мы с Жилем веселились как дети. Первое время в основном Жиль вставал по ночам, чтобы дать Жюли бутылочку с соской, так как операционный шрам еще доставлял мне неприятности. Но мне хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать тяжелые ночи: уже через четыре дня Жюли отлично спала ночью. Это был чудесный ребенок, настоящий ангел: она плакала только в тех случаях, когда подгузник был полон или ей хотелось есть. Остальное время она спокойно лежала в своей колыбельке. Спустя три месяца я отдала малышку на вскармливание и вернулась к работе на заводе. В доме царила атмосфера счастья, Жиль обожал нянчиться с дочкой, и жизнь для меня вернулась в привычное русло. Глядя на Жюли, я думала о собственной матери и спрашивала себя, как можно было бы оставить такую малютку. Неужели человек способен на такое?

После рождения Жюли меня навестили сводные братья вместе с женами, но мать ни разу не пришла взглянуть на внучку. Иногда мне кажется, что моя связь с детьми настолько крепка именно в результате детства без матери. Отец тоже не интересовался моей жизнью. К счастью, у моих детей были еще бабушка и дедушка, сами как дети. Кстати, до сих пор у родителей Жиля были лишь внуки, поэтому Жюли стала их принцессой. Они готовы были взять ее к себе под малейшим предлогом, и это позволяло нам время от времени сходить развлечься.

Мари-Те тоже занималась моей дочерью. Я спросила, не хочет ли она выполнять роль бабушки, и она с радостью согласилась, став нашей любимой бабулей. Она жила в Ме-на-Сене, в сорока пяти километрах от нас, но регулярно приезжала в гости. Жюли не было еще и года, когда Мари-Те впервые взяла ее на каникулы в Сен-Мало. Ее сестру, Фанфан, я выбрала на роль крестной матери для дочери. Не имея никаких религиозных предпочтений, мы остановились на республиканской вере. Мне всегда нравилась мысль о том, что у каждого ребенка есть добрая фея, склонившаяся над его колыбелькой, которая оберегает его даже издалека.

Врачи посоветовали подождать около года, прежде чем снова задумываться о детях, чтобы у меня все вернулось на свои места. Вскоре после истечения этого срока мы с Жилем захотели расширить свою семью. С Жюли все было так же легко: она даже отказывалась, чтобы ее носили на руках. Все, что ее интересовало, – это поиграть в своем уголке.

После трех выкидышей 15 декабря 1999 года родился Тибольт. На этот раз кесарево сечение не потребовалось. Мне сказали тужиться, я тужилась, и все свершилось. Я даже не почувствовала боли… Но мне не стоило чересчур обольщаться! В отличие от Жюли, Тибольт хорошо спал лишь после шести месяцев. Кроме того, у него был раздражительный, прямо-таки свинский характер: если ему в чем-то отказывали, он хватал игрушку и яростно бил ею об пол, пока она не разлеталась на куски. Он мне надоедал, это правда, но он и забавлял меня.

Мы с Жилем решили официально зарегистрировать наш брак и сделали это 29 июля 2000 года. Почему только сейчас? Понятия не имею! У нас даже не было медового месяца. В чем я уверена, так это в том, что тогда мы были счастливы. Затем все постепенно начало ухудшаться. Дома Жиль все чаще занимался своими ламповыми радиоприемниками. Он собирал старые приемники, которыми была забита его мастерская, и тратил кучу времени, ремонтируя их. Конечно, он никогда не брал на себя все домашние обязанности, но, когда родилась Жюли, помогал мне. С рождением второго ребенка он делал это все реже и реже. Меня раздражало, что он такой ленивый, и ссоры вспыхивали все чаще.

7 июня 2004 года я вдруг получила две новости. В половине двенадцатого я вышла из лаборатории с результатами анализов крови, которые подтвердили мои опасения: я снова была беременна. Два часа спустя мне позвонили из больницы и сообщили, что от инсульта умер мой отец. Как мне объяснили, у него в мозгу образовался сгусток крови, тромб. Мне кажется, все произошло по его глупости. В тот день я сильно плакала, но это были слезы радости. Только Тибольт, которому исполнилось уже пять лет, расстроился: дедушка, никогда не интересовавшийся Жюли, любил своего внука. Он заходил к нам раз в месяц, чтобы поиграть с ним, при этом полностью игнорируя внучку.

У отца, по сути, ничего не было, но благодаря каким-то его сбережениям я купила компьютер. Жиль вдруг стал его большим поклонником и проводил перед монитором все свободное время. Новость о моей беременности вывела его из себя: по его мнению, двух детей нам вполне достаточно. Будучи значительно старше меня, он, несомненно, хотел покончить с подгузниками раз и навсегда. Но проблема заключалась в том, что я была на четвертом месяце и что-то делать было уже поздно. И меня это вполне устраивало, поскольку, если даже я и не планировала этого ребенка, то сильно хотела его. С каждым днем присутствие Жиля становилось все более условным. И не потому, что его не бывало дома: работая водителем, он лишь изредка не ночевал дома. Ездил он в округе Парижа, и каждый вечер возвращался домой, иногда перед ужином, а иногда даже днем. Но он и пальцем не хотел пошевелить, чтобы помочь мне. Придя домой, он бросал куртку на стул и шел наверх, к компьютеру. Он спускался к нам только для того, чтобы быстренько поужинать. Время от времени я пыталась поймать Жиля, прежде чем он устроится перед компьютером.

– Не мог бы ты протереть пол в кухне? Дети намусорили.

–…

– Жиль!

– Что?

– Я проверяю у детей домашние задания, у меня всего две руки!

– Я занят.

– С мышью?

– Я занимаюсь исследованиями.

Вот так… Домашние задания, готовка, уборка, утюжка – я занималась всем, тогда как он не делал ничего. Он даже не утруждал себя тем, чтобы поиграть с детьми. К Тибольту он был привязан уже гораздо меньше, чем к Жюли, и даже не пытался скрыть свое безразличие. Срок беременности увеличивался, а я по-прежнему все делала одна, без его помощи. Если Жиль отрывался от компьютера, то сразу же шел к своим радиоприемникам. По утрам в воскресенье он отправлялся к торговцам подержанными вещами, чтобы пополнить свою коллекцию. Поначалу я ходила вместе с ним, но теперь, когда у нас появились дети, у меня не было на это времени. Но Жиль не отказывал себе в этом удовольствии.

Я научилась обходиться без него, у меня просто не было другого выбора. К счастью, я могла рассчитывать на подруг, не отказывавшихся помочь мне: они, например, могли посидеть с детьми или сходить за покупками. Моей самой близкой подругой стала Сесилия. Ее сын, Стивен, был одного возраста с Тибольтом. Мы познакомились, когда наши дети второй год ходили в детский сад. В тот день мы с Магали, еще одной моей подругой, дочь которой была одного возраста с Жюли, только вышли со школы. Машина Магали была припаркована у обочины. Когда она попыталась завести ее, то поняла, что пробила колесо. Проблема заключалась в том, что ни Магали, ни я не умели менять колеса. Я начала громко ругаться, как вдруг к нам подошла незнакомая женщина.

– Вам помочь?

Она была невысокого роста, довольно худая, улыбчивая. Я нашла ее симпатичной.

– Мы бы не отказались, потому что не знаем, что делать.

– Меня научил муж. Можете открыть багажник?

Она хотела снять колесо, но болт был затянут, и усилия Сесилии привели к тому, что он сломался. Мы рассмеялись и сразу же почувствовали расположение друг к другу. Впоследствии мы часто встречались с ней при выходе из школы. Хотя она была на восемь лет моложе меня, мы во многом были похожи: Сесилия была такой же веселой и озорной, как и я. Кроме того, она была очень толковой. Следует сказать, что с раннего детства жизнь ее не баловала. Когда ей было одиннадцать лет, ее мать умерла от аневризма. Сесилии не было еще и восемнадцати, когда она влюбилась в Роже, своего будущего мужа. Роже было тридцать пять, и у него было трое детей. Его жена умерла от рака молочной железы несколькими месяцами ранее. Роже работал в мэрии Ри-Оранжи. Сесилия, в то время не работавшая, оказалась с тремя детьми тринадцати, девяти и шести лет, которые еще носили траур по своей матери. А потом у нее появились и свои дети, Эми и Стивен. Здорово, что с таким количеством людей в доме у нее оставались силы на что-то еще!

Когда родился мой третий ребенок, Матье, Сесилия стала еще одной хозяйкой нашего дома. В тот год мы запланировали все вместе отпраздновать Рождество в Броме: Жиль, мои дети, Роже, муж Сесилии, их дети, моя подруга Магали с мужем Сержем, а также Вероник и Натали, мои двоюродные сестры. 23 декабря мы купили все необходимое для королевского празднования. 24 декабря в пять часов утра я схватила телефон и позвонила Сесилии:

– Сесилия, это Мари-Лора.

– Уже?

– Да.

– Я сейчас буду.

Сесилия жила в Орвиле, в пяти километрах от нас. Когда она, вся взъерошенная, ворвалась к нам, Жюли и Тибольт еще спали. В ту ночь шел снег, как и в день рождения Тибольта. Жиль отвез меня в больницу Фонтенбло и, поскольку схватки затянулись, вернулся домой. Уже днем с помощью кесарева сечения я наконец-то родила Матье. Провести Рождество в больнице, без еды было чересчур даже для меня! До вечера Сесилия хозяйничала у меня дома, накрывая на стол. Я была в палате с Матье, а мой телефон звонил не переставая.

– Семгу положить на большое блюдо или на маленькое?

– Как хочешь, Сесилия.

– Это снова я. Улитки разморозить перед жаркой или сразу сунуть в духовку?

– Я не знаю, посмотри, что написано на упаковке.

– Мари-Лора, а…

– Сесилия, ты меня достала! Я умираю с голоду, а есть мне нельзя! Делай, что хочешь!

Я провела в роддоме три дня. Просто идеальный конец года! Жизнь Матье, которому повезло родиться с одним зубом, началась очень шумно: он постоянно плакал. Вернувшись домой, он продолжал горланить, и Роже, муж Сесилии, прозвал его Крикуном.

Что касается Жиля, то ничего не изменилось: он по-прежнему не хотел прислушиваться ко мне. Он стал очень нетерпимым и, если видел на полу игрушку, тут же отшвыривал ее в сторону. Каждый раз, когда я просила о помощи, Жиль находил себе какое-нибудь «важное» занятие. После компьютера он проникся идеей построить винный погреб. Он все делал сам, начиная от фундамента и заканчивая бетонными блоками, и в течение нескольких месяцев я его вообще не видела. Он вставал еще до рассвета и всегда находил время, чтобы поработать в погребе, прежде чем идти на работу. А когда возвращался, то снова принимался за погреб, занимаясь им до поздней ночи. Я взяла отпуск для ухода за ребенком, поскольку сама кормила Матье. Я также водила детей в школу, ходила с ними по врачам и в различные кружки. Иногда Жиль встречал их на автобусной остановке, но в большинстве случаев просто забывал об этом, и тогда моя подруга Жислан, водитель школьного автобуса, высаживала наших детей возле мэрии, откуда я их забирала.

У меня не было водительских прав, получение которых я считала слишком дорогим удовольствием. Чтобы добраться до школы, мне нужно было пройти пять километров с тремя детьми: Матье лежал в коляске, Тибольт сидел впереди, а Жюли устраивалась сзади, на подножке. И это при том, что Жиль был водителем! Однажды мне пришлось отправиться с ребенком к врачу в Пюизо, в пяти километрах от Бромея. Дойти туда было проще, поскольку дорога шла под уклон, но назад, когда нужно было идти наверх, она была просто изнурительной. В тот день шел проливной дождь. Промокшая, замерзшая, с растертыми ногами я почувствовала себя разбитой. Я остановилась и громко сказала, как клятву самой себе: «Хватит, я сдам на права».

Я получила права с первого же раза, и моя жизнь изменилась: наконец-то я ни от кого не зависела и могла свободно перемещаться! Детям тоже понравился этот новый способ передвижения, менее утомительный, чем коляска.

Но с тех пор как я получила права, Жиль стал просто невыносимым. Он считал, что я беру машину лишь для того, чтобы «пошататься». Ему и в голову не приходило, что у меня уйма дел и мне нужно, например, покупать продукты. Отношения между нами были полностью разрушены. Что касается детей, то он окончательно перестал выполнять роль отца.