Глава 18. Но, вместо того, чтобы извиниться, я снова хожу и проверяю все комнаты в укрытие

Дэй

Я НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ КРИЧАТЬ НА НЕЕ. ЭТО САМОЕ УЖАСНОЕ, что я мог сделать.

Но, вместо того, чтобы извиниться, я снова хожу и проверяю все комнаты в укрытие. Руки до сих пор дрожат; а тело пытается справиться с огромным выбросом адреналина. Я сказал это — слова, которые вертелись в голове неделями. Все сказано, и назад дороги нет. Ну и что? Я рад, что теперь она знает. Она должна была узнать. Сказать, что деньги ничего не значат, эти слова она произнесла так просто. В памяти всплывают воспоминания того времени, когда мы нуждались во многом, во всем чем угодно, независимо от качество, лишь от количества. Особенно ярко вспоминается один день, тогда была действительна плохая неделя, когда я вернулся домой и нашел четырехлетнего Идена, копающегося в холодильнике. Он пугается, увидев меня, заходящего в дом. В руках у него пустая консервная банка. Еще утром она была наполовину целая, бережно завернутая в фольгу мамиными руками и спрятанная до ужина. Когда Иден замечает мой взгляд на пустой банке, он бросает ее на пол и начинает громко плакать.

— Пожалуйста, не говори маме, — просит он.

Я подбегаю к нему и крепко прижимаю к себе. Он сжимают мою рубашку маленькими детскими ручками, пряча лицо у меня на груди.

— Не скажу, — шепчу я ему на ухо. — Обещаю.

Я до сих пор помню, какими худыми были его руки. Позже тем вечером, когда мама и Джон наконец вернулись домой, я сказал маме, что не смог удержаться и съел остатки еды. Она сильно ударила меня, сказав, что я уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что так нельзя поступать. Джон разочарованно посмотрел на меня. Но кому какое дело? Мне было все равно.

Я со злостью громко хлопаю дверью в коридоре. Приходилось ли Джун когда-нибудь беспокоиться об украденной полупустой банкой говядины? Если бы она жила в бедном районе, простила бы она так легко Республику?

Пистолет, который дали мне Патриоты сейчас ощущается слишком тяжелым. Убийство Электора дало бы Патриотам шанс уничтожить Республику. Мы стали бы той искрой, зажегшей пороховую бочку, но из-за нас, из-за Джун, все пошло прахом. И ради чего? Ради того, чтобы наблюдать, как этот Электор становиться копией своего отца? Мне хочется смеяться от мысли, что он действительно освободил Идена. Еще одна ложь Республики. И сейчас я не стал ближе к тому, чтобы спасти его, я потерял Тессу, и я снова на исходной точке. В бегах.

И это история моей жизни?

Когда я возвращаюсь на кухню полчаса спустя, Джун уже куда-то ушла. Наверное, сидит в одном из коридоров, пересчитывая в уме каждую чертову трещину в стене.

Я открываю кухонные ящики, развязываю один из пищевых мешков и начинаю закидывать в него различную еду. Рис. Кукуруза. Картофельные и грибные супы. Три коробки с крекерами. (Как мило, все летит к чертям, но зато я могу наесться до отвала.) Я беру несколько бутылок воды для нас и закрываю мешок. На первое время хватит. Вскоре нам придется продолжить путь, и кто знает насколько миль тянется этот туннель или как скоро мы наткнемся на еще один бункер. Мы должны отправиться в Колонии. Может быть, они помогут нам, если мы перейдем на их сторону. Хотя опять же, нам нужно быть осторожными. Ведь мы сорвали убийство, оплаченное Колониями. Я делаю глубокий вдох, жалея, что не смог еще больше расспросить Каэде о жизни там, на другой стороне фронта.

Как получилось так, что все наши планы провалились?

Я слышу слабый стук в дверь. Я поворачиваюсь и вижу Джун, стоящую там с руками сложенными перед собой. Она расстегнула свой плащ, рубашка и жилет под ним выглядят помятыми. Ее щеки горят, а глаза сильно покраснели, как будто она плакала.

— Электричество здесь поддерживается не за счет Республики, — говорит она. Если она и плакала, то никак не выдает это. — Кабели уходят в другой конец туннеля, там мы еще не были.

Я возвращаюсь к укладки банок в мешок.

— И?— бормочу я.

— Это значит, что питание поступает из Колоний, так?

— Полагаю так. В этом есть смысл, да? — Я поднимаюсь и крепко завязываю мешки с едой. — По крайней мере, этот туннель выведет нас на поверхность, надеюсь где-то на территории Колоний. Когда будем готовы идти, нужно будет просто следовать за кабелем. Думаю для начала нужно немного отдохнуть.

Я прохожу по кухне, собираясь выйти, проходя мимо Джун, когда она откашливается и снова начинает говорить.

— Эй…Патриоты рассказали тебе что-нибудь о технике боя, когда ты был с ними?

Я отрицательно качаю головой.

— Нет. Зачем?

Джун поворачивается ко мне лицом. Проход в кухню слишком узкий, поэтому поворачиваясь, она задевает меня плечом, вызывая дрожь по всему телу. Меня бесит, что я до сих пор так сильно на нее реагирую, не смотря ни на что.

— Когда мы бежали к туннелю, я заметила, что ты слишком сильно размахиваешь руками, сражаясь с Патриотами... но это совсем не эффективно. Ты должен больше работать корпусом и ногами.

Ее критика действует мне на нервы, не смотря на то, что она говорит это не похожим на нее робким голосом.

— Я не хочу говорить об этом сейчас.

— Если не сейчас, то когда? — Джун прислоняется к дверной раме, указывая на в ход в бункер. — Что если мы наткнемся на солдат?

Я вздыхаю и обессилено поднимаю перед собой руки.

— Если это твой способ извиниться, то ты полностью провалилась. Слушай. Мне жаль, что я разозлился. — Я замираю, вспоминая, что наговорил. Мне не жаль. Но говорить ей об этом сейчас не лучший выход. — Просто дай мне несколько минут прийти в себя.

— Ну же, Дэй. Что будет, когда ты найдешь Идена, и тебе придется защищать его? — Она пытается извиниться своим своеобразным методом. Чтож. По крайней мере, она старается, хоть у нее и хреново выходит. Я, не отрываясь, смотрю на нее несколько секунд.

— Хорошо, — наконец говорю я. — Покажите мне пару приемов, солдат. Какие еще сюрпризы ты скрываешь?

Джун слегка улыбается мне, затем ведет меня в центр главной комнаты. Она встает рядом со мной.

— Когда-нибудь читал Искусство Борьбы Дукэйна?

— Разве похоже, что у меня в жизни было много свободного времени на чтение?

Она игнорирует мои слова, и я сразу же жалею о том, что сказал.

— У тебя сильные ноги и безупречное чувство равновесия, — продолжает она. — Но ты не используешь свою силу в бою. Ты забываешь про свое преимущество в скорости и центре массы.

— Мой центр чего? — начинаю говорить я, но она просто слегка ударяет меня сапогом по внешней стороне ноги.

— В стойке опирайся на внешнюю сторону стопы и держи ноги на ширине плеч, — продолжает она. — Представь, что ты стоишь на путях, выставив одну ногу вперед.

Я немного удивлен. Джун пристально наблюдала за мной, не смотря на то, что каждый раз мы находились посреди хаоса. И она права. Я даже не замечал, что во время драки инстинктивно стараюсь сохранить равновесие. Я делаю, как она говорит.

— Хорошо. Что дальше?

— Опусти подбородок слегка вниз. — Она берет мою руку и поднимает их так, что один кулак оказывается рядом со щекой, а другая выставлена прямо перед лицом. Она проводит вдоль по моим рукой, проверяя правильность позиции. Там, где она прикасается, кожу начинает пощипывать. — Большинство людей откидывают спину назад и высоко задирают голову, — говорит она, ее лицо теперь так близко к моему. Она дотрагивается до моего подбородка. — Тоже самое и у тебя. Он так и напрашивается на удар.

Я стараюсь сосредоточиться на своей позиции, выставив вперед оба кулака.

— Как ты сама бьешь?

Джун нежно дотрагивается до краешка моего подбородка, затем края брови.

— Запомни, главное точность удара, а не сила. Ты сможешь победить кого- то даже больше себя, если ударишь в нужное место.

Я не замечаю времени, а проходит уже полчаса. Джун учит меня одной тактике, затем другой — держать плечо приподнятым, чтобы защитить подбородок, застать противника врасплох ложным выпадом, верхний удар, нижний удар, уклоны назад и удары ногой, быстрые прыжки в сторону. Целиться в уязвимые места, глаза, шея и так далее. Я выкладываюсь на все сто процентов. Когда я пытаюсь застать ее врасплох, она выскальзывает у меня из рук, как вода, скользящая между скал, быстрая и подвижная, а если я моргаю, она тут же оказывается позади меня, заводя мне руку за спину.

Наконец Джун сбивает меня с ног и придавливает к полу. Ее руки крепко держат мои запястья.

— Видишь? — говорит она. — Я обманула тебя. Ты всегда смотришь противнику в глаза, но это перекрывает периферическое зрение. Если ты хочешь всегда видеть мои руки и ноги, ты должен сфокусировать взгляд на груди.

Я с вызовом поднимаю одну бровь.

— Больше ничего не говори. — Я опускаю взгляд чуть ниже.

Джун смеется и слегка краснеет. На мгновение мы замираем, ее руки все еще держат мои, ее ноги между моими, оба тяжело дышим. Теперь я понимаю, почему она предложила этот импровизированный спарринг — я устал, и все эти упражнения развеяли мой гнев. Хоть она и не говорит этого, я вижу желание извиниться в ее взгляде, слегка виновато опущенные брови и невысказанные слова на сомкнутых губах. Этот образ немного смягчает меня. Я все еще не жалею о том, что сказал, но я был несправедлив. Все что я потерял, Джун потеряла не меньше. Она привыкла быть богатой, но бросила все, чтобы спасти мою жизнь. Она сыграла свою роль в смерти моей семьи, но.... я провожу рукой по волосам, чувствуя себя виноватым. Я не могу винить ее во всем. И я не могу остаться один в такое время, без союзников, без кого-то рядом, к кому бы смог обратиться за помощью.

Она слегка раскачивается из стороны в сторону.

Я приподнимаюсь на локтях.

— Ты в порядке?

Она трясет головой, хмурится, стараясь восстановить равновесие.

— Все в порядке. Кажется, я подхватила какую-то простуду. Ничего особенного.

Я внимательно осматриваю ее в искусственном свете. Теперь, когда я более пристально смотрю на ее лицо, я замечаю, что она бледнее, чем обычно, и что ее щеки покраснели, потому что ей жарко. Я приподнимаюсь выше, так, что она слегка откланяется назад. Я кладу руку ей на лоб и сразу же убираю.

— Боже, ты вся горишь.

Джун начинает протестовать, но наша тренировка полностью вымотала ее и она снова покачивается, приложив руку ко лбу, пытаясь сфокусироваться.

— Я буду в порядке, — бормочет она. — Так или иначе, нам пора уходить.

Теперь я снова злюсь на нее, забыв все, через что она прошла. Идиотка года. Я кладу одну руку ей на спину, другой беру ее под коленями и поднимаю. Она прижимается к моей груди, ее лоб, кажется, просто пылает по сравнению с моей прохладной кожей.

— Тебе нужно отдохнуть.

Я заношу ее в одну из комнат бункера, аккуратно кладу на кровать и накрываю одеялом. Она смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц.

— То, что я сказала, я не это имела ввиду. — Ее взгляд затуманивается, но чувство вины в нем остается. — О деньгах. И..... Я не…

— Тебя нельзя много разговаривать. — Я убираю мягкие волосы с ее лба, если она подхватила что-то серьезное, когда была под арестом? Чуму?.... Но она ведь из высшего класса. У нее должна быть прививка. Надеюсь. — Я найду для тебя каких-нибудь лекарств, хорошо? Просто закрой глаза. Джун качает головой, но не спорит.

Перевернув все в бункере, я, наконец нахожу небольшой пузырек с аспирином и возвращаюсь в Джун. Она выпивает несколько таблеток. Когда она начинает дрожать, я беру еще несколько одеял с соседних кроватей и укрываю ее, но это не помогает.

— Все в порядке. Я справлюсь, — шепчет она до того как я успеваю уйти, чтобы найти еще одеяла. — Не важно, какую кучу одеял ты найдешь мне просто нужно сбить лихорадку. — Она мгновение сомневается, затем берет меня за руку. — Можешь остаться со мной?

Ее слабый голос беспокоит меня больше всего остального. Я залезаю на кровать, ложусь рядом с ней на одеяло и прижимаю ее к себе. Джун слегка улыбается и закрывает глаза. Ощущение ее тела прижатого ко мне посылает волну тепла в каждую клеточку моего тела. Я никогда не думал описывать ее красоту как утонченную, потому что утонченная, не то слово которое подходит Джун... но сейчас, когда она слаба, я понимаю насколько хрупкой она может быть. Розовые щеки. Небольшие мягкие губы на фоне больших закрытых глаз, покрытых густыми черными ресницами. Я не хочу видеть ее такой уязвимой. Злость из-за нашего спора все еще витает где- то внутри, но сейчас я хочу забыть об этом. Споры только замедлят нас. Мы решим все проблемы между нами позже.

Медленно мы оба проваливаемся в сон.

* * *

Что-то выдергивает меня из сна. Какой-то пикающий звук. Я прислушиваюсь к нему некоторое время, прогоняя сонное головокружение, стараясь определить его место нахождения, затем тихо встаю с кровати, стараясь не разбудить Джун. Перед тем как уйти, я снова дотрагиваюсь до ее лба. Все еще небольшой жар. На лбу выступили бисеринки пота, а значит лихорадка начинает спадать.

Я иду на звук и захожу на кухню, затем замечаю небольшой мигающий маячок над дверью, ведущей в бункер. А затем чуть пониже него, вспыхивают ярко красные слова.

ПРИБЛИЖЕНИЕ —400 ФУТОВ

Меня пронизывает страх. Кто-то должно быть идет по туннелю в сторону бункера: Патриоты или солдаты Республики. Не могу решить, что хуже. Я разворачиваюсь и бегу к месту, где оставил мешки с едой и водой, затем достаю несколько банок из одного из них. Когда мешок становится достаточно легким, я продеваю руки в веревки, завязывающие мешки и вешаю их себе за спину как рюкзак и бегу к кровати Джун. Она шевелится, издавая тихий стон.

— Привет, — шепчу я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно. Я наклоняюсь и глажу ее по волосам. — Пора уходить. Иди ко мне. — Я убираю одеяло, оставляя одно, чтобы укутать ее, надеваю сапоги ей на ноги и беру на руки. На мгновение она напрягается, думая, что падает, но я лишь прижимаю ее крепче. — Успокойся, — шепчу я, прижимаясь к ее волосам. — Я держу тебя.

Она устраивается поудобней в моих объятиях в полубессознательном состоянии.

Мы выходим из бункера обратно в темноту туннеля, мои ботинки разбрызгивают под ногами воду и грязь. Дыхание Джун неглубокое и быстрое, горячее из-за лихорадки. Позади нас, тревожный сигнал становиться все громче, пока я несколько раз не заворачиваю за угол и так его уже почти неслышно. Я почти ожидаю услышать сзади приближающиеся шаги, но вскоре вой сирены пропадает, и мы идем в полной тишине. Мне кажется, что проходит несколько часов, хотя Джун бормочет, что «прошло сорок две минуты и тридцать три секунды». Мы медленно идем дальше.

Этот участок туннеля длиннее, чем первый и освещается тускло мерцающими лампами. В какой-то момент я останавливаюсь, сажусь на сухой участок земли и достаю из мешка воду и консервированный суп (по крайней мере, я думаю, что это суп, я плохо вижу в этой темноте, поэтому я просто открываю крышку первой попавшейся банки). Джун снова дрожит, хотя это неудивительно. Здесь холодно, даже от моего дыхание в воздух поднимаются облачка пара. Я крепче закутываю Джун в одеяло, еще раз проверяю ее температуру, а затем пытаюсь накормить ее супом. Но отказывается от него.

— Я не голодна, — бормочет она. Она прижимает голову к моей груди, и я чувствую ее жар даже через ткань рубашки.

Я сжимаю ее руку. Мои руки сильно онемели, что даже такое движение дается мне с трудом.

— Хорошо. Но ты должна немного попить, ладно?

— Хорошо. — Джун прислоняется ближе ко мне и кладет голову на мое колено. Как же мне сделать так, чтобы ей было тепло. — Они все еще идут за нами?

Я всматриваюсь в черную даль, из которой мы пришли.

— Нет, — лгу я. — Мы давно оторвались от них. Просто отдыхай и не волнуйся, но постарайся оставаться в сознании.

Джун кивает. Она что-то перебирает пальцами в руке, и, присмотревшись, я понимаю, что это кольцо из скрепок для бумаги. Она так сильно сжимает его, как будто оно придает ей силы. — Помоги мне. Расскажи мне историю. — Ее глаза наполовину закрыты, хотя я вижу, что она с трудом борется с тем, чтобы не закрыть их. Она говорит так тихо, что мне приходится наклониться к ее губам, чтобы слышать ее.

— Какую именно историю? — отвечаю я, решительно стараясь сделать так, чтобы она оставалась в сознании.

— Не знаю. — Джун слегка наклоняет голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Через несколько секунд она продолжает сонно, — Расскажи о своем первом поцелуе. Как это было?

Сначала ее вопрос смущает меня — всем девушкам, которых я знал,раньше не нравилось, когда я рассказывал о других девушках. Но потом я понимаю, что это Джун и скорей всего она специально хочет вызвать в себе ревность, чтобы не отключиться. Я улыбаюсь в темноту. Всегда такая умная.

— Мне было двенадцать, — бормочу я. — Девушке было шестнадцать.

Теперь Джун внимательно смотрит на меня.

— Наверное, ты был еще тем обольстителем.

Я пожимаю плечами.

—Возможно. Тогда я был беспечным…почти давал убить себя пару раз. Она работала на пристани в Озерном вместе с отцом, и она поймала меня, когда я пытался украсть у них еду. Я уговорил ее не сдавать меня и частью нашей сделки было соглашение, что она отведет меня к задней аллее у воды.

Джун пытается смеяться, но у нее это получается похоже на приступ кашля.

— И она поцеловала тебя там?

Я ухмыляюсь.

— Можно сказать и так.

Она удивленно поднимает одну бровь на мой короткий ответ, и я решаю, что это хороший знак. По крайней мере, она не спит. Я наклоняюсь к ней ближе и прижимаю губы к ее уху. От моего дыхание у нее слегка развивается прядь волос.

— В первый раз, когда я увидел тебя, там, на боях Скиз, когда ты вошла в круг, чтобы сразиться с Каэде, я решил, что ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. Я мог бы наблюдать за тобой вечно. Первый раз, когда я поцеловал тебя.... — Воспоминания захватывают, заставая врасплох. Я помню каждую деталь, и этого почти достаточно, чтобы стереть из памяти образ Электора, притягивающего к себе Джун. — Можно считать, что с тобой был мой первый поцелуй.

Даже в темноте я вижу легкий намек на улыбку на ее губах.

— Да. Ты настоящий обольститель.

Я изображаю удивление.

— Милая, разве я когда-нибудь обманывал тебя?

— И не пытайся. Я точно это пойму.

Я тихо смеюсь.

— Справедливо.

Мы разговариваем легко и непринужденно, но оба чувствуем напряжение. Попытка забыть то, что отдалило нас. Результат того, что ни один из нас не сможет вернуть обратно.

Мы еще несколько минут сидим на месте. Затем я собираю наши вещи, нежно беру ее на руки и продолжаю идти по туннелю. Мои руки трясутся, и каждый вдох дается с трудом. Впереди нет никакого намека на бункер. Несмотря на влажность и холод в туннеля, я весь вспотел, как будто нахожусь в Лос-Анджелесе в разгаре лета — делаю передышку все чаще, пока, наконец, не останавливаюсь на очередном сухом клочке земли и прислоняюсь к стене.

— Только быстро передохну, — стараюсь я убедить Джун, давая ей немного воды. — Думаю, мы почти пришли.

Точно как она и сказала, она легко видит, когда я вру.

— Мы не можем идти дальше, — говорит она слабо. — Давай отдохнем. Ты так не продержишься и часа.

Я отмахиваюсь от ее слов.

— Туннель ведь должен где-то закончиться. Должно быть, мы сейчас проходим прямо под фронтом, а это значит, что мы находимся на землях Колоний. — Я делаю паузу — осознание этого наконец-то доходит до меня, когда я произношу эти слова. Земли Колоний.

И как по команде, откуда-то раздается глухой звук, откуда-то над нами. Я замолкаю. Какое-то время мы просто прислушиваемся, и вскоре снова слышим звук — жужжащий звук где-то на поверхности земли, исходящий от какого-то гигантского объекта.

— Может быть, там наверху воздушный корабль?— спрашивает Джун.

Звук пропадает, а вместо него в туннеле чувствуется легкий свежий ветерок. Я смотрю наверх. Я был слишком утомлен и не заметил раньше, но теперь я могу разглядеть небольшую полоску света. Выход на поверхность. На потолке несколько таких отверстий, повторяющихся через небольшой интервал; должно быть мы уже давно идем под ними. Я поднимаюсь на ноги и дотягиваюсь рукой до края отверстия. Гладкий замерзший металл. Я слегка надавливаю на него.

Он сдвигается. Я нажимаю сильнее и сдвигаю его в сторону. Я могу точно сказать, что снаружи ночь, но свет, проникающий в туннель, гораздо большее, что мы видели за последние несколько часов и я даже щурюсь, стараясь привыкнуть к нему. Через мгновение я понимаю, что что-то холодное и мягкое падает мне на лицо. Я хватаю это рукой, растерянный на мгновение и лишь потом понимаю, что это снежинки. Мое сердцебиение ускоряется. Сдвинув решетку, на сколько это возможно, я снимаю с себя военную куртку. Не слишком хорошая идея быть застреленным солдатами, когда мы только добрались до обетованной земли.

Я расстегиваю ворот рубашки и жилет, а затем подпрыгиваю, хватаюсь за открытый проход, руки дрожат, но я подтягиваюсь вверх, чтобы посмотреть, где мы оказались. Какой-то темный коридор. Вокруг никого. Я спрыгиваю обратно и беру Джун за руки, но она снова проваливается в сон.

— Оставайся со мной, — шепчу я, обнимая ее. — Ты сможешь сама подняться? — Джун снимает одеяло. Я встаю на колени и помогаю ей встать мне на плечи. Она раскачивается, тяжело дыша, но все же подтягивается на поверхность. Я следую за ней, свернув в руках ее одеяло.

Мы оказываемся в темной узкой аллее ничем не отличающейся от места, откуда мы пришли, и на секунду мне кажется, что проделали весь этот путь и вернулись обратно в Республику. Но через какое-то время я точно понимаю, что это не Республика. Земля покрыта толстым слоем снега, а на стенах плакаты с разноцветными фотографиями улыбающихся солдат и детей. В углу каждого плаката уже знакомый мне знак. Золотой мелкий сокол. С дрожью от волнения, я понимаю, как сильно этот знак похож на тот, который напечатан на моем кулоне.

Джун тоже замечает плакаты. Ее глаза широко открыты и взгляд, затуманенный из-за лихорадки, а от дыхания поднимаются облачка пара. Вокруг нас сооружения похожие на военные бараки, полностью покрытые такими же плакатами. По обе стороны дороги ровно стоят уличные фонари. Наверное, отсюда в туннель и бункер поступает электричество. Холодный ветер со снегом дует нам в лица.

Внезапно Джун хватает меня за руку. Мы одновременно задерживаем дыхание.

— Дэй.... вон там. — Она сильно дрожит, держась за меня, но я не могу сказать точно от холода это или от открывающего нам вида.

Прямо перед нами, сквозь расстояния между военными зданиями виднеется город: высокие светящиеся небоскребы, достающие до облаков и покрытые снегом, и каждое здание освещают красивые голубые огни, льющиеся из каждого окна на каждом этаже. Над небоскребами пролетают истребители. Все вокруг как будто пылает. Я крепче сжимаю руку Джун. Мы просто стоим там, неподвижно несколько секунд. Именно так мой отец описывал все это.

Мы наконец-то нашли сверкающий город Американских Колоний.