Купала лета 2005 от н.х.л.

 

 

Личные впечатления от Купальского обряда, проведённого Содружеством Общин «Велесов Круг» на берегу реки Лужи под Малоярославцем в червене/июне 2005 г.

 

 

Перевалило Солнечное Коло через свой становой хребет, — иначе сие называется Летним Солнцеворотом, — и пошёл год по-новому. По-иному заговорили леса, иной дух поднимается от трав на луговинах, иным цветом изукрашены воды, жаром пышет небо, по-летнему... Набрала за весну Русская Земля силы ярой — пора настала силу сию приложити к тому действу каждогоднему, что не даёт погибнуть ей в веках, что самим Родом в нас и во всём сущем заложено. Время юности младой да яри удалой уступает место своё зрелости рождающей и силе крепкой — основе всего Рода Земного. Округ сего времени собирается-съезжается народ со всей Руси способствовать пройти сие коренное время. Съезжаются с разных краёв разные люди, но объединённые общей целью. Съезжаются на празднование Купалы — к единому великому Купальскому костру, что в сие время, по древним традициям, зажигается на Руси...

 

...Тако мыслил я, убаюканный мерным стуком колёс поезда и мелькавшими за окном картинами русской Природы. Из сонного оцепенения меня вывела древняя песня, кою затянули соседи по вагону — люди из Костромской общины «Хоровод» во главе с Боричем. Слова песни, знакомые с детства, родные, наполнили душу мою и окончательно заставили открыть глаза и сесть прямо. Какая-то старушка, сидевшая напротив, также заслышав песню, начала причитать скороговоркой: «Под Малоярославец едут. Молодёжь... Небось, на Красный луг...».

Красный луг — местность, большая луговина меж лесом и рекой Лужей, что несёт свои воды по северу Калужской области, в окрестностях города Малоярославца. Народ здешний о сих местах вельми наслышан — в старые годы именно здесь сходилась местная молодёжь на празднования Купалы. Несколько лет назад, в 2000 г., древняя традиция была возобновлена силами радарей из «Велесова Круга» и в особенности — из Московского «Родолюбия» и Обнинской Общины «Триглав». Посреди поляны было возрождено Капище с Ликами Родных Богов да Требище для люда честного. И вновь на священной луговине в заповедные ночи взмывает к небу огонь Купальского костра, а тягучие воды реки очищают дух последователей народной традиции...

И в сей год кинули Родолюбцы клич — и стёкся народ со всей Руси широкой продолжить то, что нам от Предков заповедовано. По краю леса вырос лагерь, более схожий с малым городком, бо раскинулся он на полверсты. Всего же на сию Купалу, по примерным подсчётам, собралось до 500 Родноверов. Малые огни Общинных костров замкнули священную луговину от края до края.

 

Посередь дня, закончивши обустройство лагеря да расправивши общинные стяги, загудели в рога, ударили в бубны, понеслось эхо над луговиной — начал стекаться народ к месту будущего Купальца, знакомиться, сговариваться да уряды рядить. Стали в коло. Поклонились тогда волхвы по старой Правде всему честному собранию, представились, аще кто не знал, да Общины свои представили, да уряды назначили. С того времени пошёл народ к действу место готовить: добрые мужи по дрова в лес направились, девки да жёны своё затеяли — венки себе и суженым плести, да чучелко Ярилы из трав вязать. Заурчали в лесах пилы, отозвались весело звонкие топоры — начали молодцы сухостой лесной сводить да на Купалец нести. О ту пору в лесу со всеми добрыми мужами и перездоровался — отлынивающих от сего благодатного дела мало было, да и тех, кто отлынивал, свои же на смех поднимали: экий мол, невегласый, калека, Роду неугодный, не ведает, что всякое благодатное дело с доброго труда начинается.

Долго ли, коротко ли, а сложили Купалец превеликий — есть у Общины «Родолюбие» добрая традиция: Купальский костёр год от года всё выше становится. И в сей раз постарались на славу, хоть и утомились малость, да традицию не нарушили — стоит Купалец до небес самых. С конца лагеря ежели поглядеть, он аж над окрестными деревами возвышается — хорош!

Как у девок да жён добрых ихняя потвора проходила — того не ведаю, не было меня там. А токмо пока наши мужи добрые древеса из лесу носили, издаля подзадоривали они нашего брата разлюбезной песней.

Как окончили потвору действу творить — разошёлся народ опять каждый к своему костру, братчивали со своими Родичами и Общинниками, дела обговаривали, о чём и спорили, о чём и мирились. Было и торжище, на коем купчины свой товар предлагали — всё по обыкновению.

 

Уже зачал свою вечернюю песню луговой коростель, к закату катится Огневое — и вновь взвыли рога, забили бубны-кудесы, зажурчали малые дудочки — начал вновь сходиться народ со всего лагеря, на сей раз к уже готовому Купальцу, недалече от Капища. Вновь поклонились волхвы да пригласили честной народ взойти на Капище, дабы Богов Родных почтить и положить зачин тому действу, кое от века свершается в сии ночи. Под звук Велеславова бубна да под песню дев из «Белого камня» стали входить людины, преклонившись пред зелеными воротами, на Святище. Вновь в коло встали — на сей раз опоясывало коло круг, в центре которого находились Чуры Боговы и жертвенное кострище. Взвились к небу восемь малых костров, окружающих Капище, — у каждого стоял жрец и рёк славления до Родных Богов, от каждой из сторон Земли Русской. Зажгли затем жрецы — каждый от своего малого костра — факелы и сошлись на Капище да зажгли от них костёр общий, жертвенный. Славы да кощуны реклись...

Как впоследствии мне рассказывал Родомир, лад был меж всеми участниками, и каждый знал до конца, что в сей момент творити, и каждый отдал за свою общину Богам сполна...

Народ же возложил руки на коровай Божий да испил из доброй братины — того, что всех стоящих в коло воистину единит, да не даёт прерваться обычаю.

В сём году с зачинным обрядом затянули — Огневое уже уступило место своё ночному светилу: взошла Луна над краем леса и лишь после того зачинное обрядиво завершилось. Вслед за Луной опустились на священную луговину седые туманы, повеяло ночным холодком — народ меж тем в последних лучах догорающей зари братчивал за общим столом, накрытым сообща девами со всех общин. И ломился тот стол яствами — меды да пиво, да задушевная беседа расслабляли, веселили душу и тело, готовя к действу будущему, ночному. Пей-гуляй, да Правду не забывай!

 

Вспыхнули на ясном небе звёзды — в третий раз заухали бубны, затянули свою раскатистую песнь рога — зачались Купальские действа. Ярила[288], столь бережно охраняемый дозором жён и девиц, умер, не уберегли: бо проходит время его и настаёт пора занять свое место в Кологоде Богам зрелости и крепкой силы. Подхватили его добрые мужи да понесли на Краду — в светлое Небо отправлять. Жёны же да девицы с громким воем да причитаниями следовали за ними и долго ещё рыдали над вздымающимся к небу яруном[289] уходящего от нас Бога, пока занимался погребальный огонь. Бутровцы[290] же затянули разухабистую Купальскую песню, слов которой я здесь приводить не буду, бо её и так все хорошо знают... Закружились-завертелись хороводы вкруг пылающей Крады, замыкая уходящую ступень Кологодного времени.

Остался у девиц последний оплот — лентами увитое младое дерево юности, берёзка. Незаметно как-то пропали они из общего гуляния и стеклись ручейками к ней, начали там свои хороводы заводить да песни чаровные петь. Парней, что по неосторожности мимо проходили, пытались девицы поймать да без штанов оставить, однако в сём году не вышло у них ничего, научены были удальцы прошлогодним опытом, позору не дались.

Меж тем мужи добрые, обнаруживши пропажу девиц да заслышавши песни чаровные, собрались на совет да порешили: берёзку девичью завоевать! По наущению волхвов сняли они с себя оружие всякое да сапоги, строй утвердили... Громом по замирающей к ночи луговине — раздались удары кудесного бубуна — двинулся строй, поначалу мерным шагом с громогласным «Го-о-ой!», потом же всё ярее развивая свой разбег, с диким криком — на штурм берёзки.

Как могучий ураган рвёт кроны лиственных рощ, налетел мужской строй на стойких защитниц весеннего дерева, затряслась округа, но вдруг мужи отпрянули, не смогши прорвать кольцо девичье[291]. По-новому построились, пошли на второй приступ — и вновь отпрянули в разные стороны. Лишь на третий раз пересилила крепость летняя весеннюю свежесть — дотекли мужи до берёзки, подхватили её заодно с наиболее ярыми защитницами да пошли топить к реке. Зашвырнули на самую быстрину — хорошо хоть защитниц оторвать успели...

Могучий Купалец взвился к небу, рождая снопы искр — и будто звёзд от них на небе прибавилось. Вновь заярились круг него общие хороводы и началось время иное — рождающее, дарующее, летнее. Всё на заповедном лугу было — и принимали холодные воды реки ярых Родноверов, и летели с крутых берегов в поток огненные колёса. Что же было, когда тьма короткой ночи окончательно укрыла луговину, о том говорить не буду — темно было...

 

 

Слава Роду!

 

[2005]