Наталья Чердак

«Кочевники»

Воздушные вафли на светлой, увитой вычурными розами тарелке – кадр из детства. Гора сладкого наслаждения, возвышающаяся над поверхностью грубого деревянного стола. Свет колит пространство кухни, с меткостью опытного стрелка попадая на миниатюрные тумбочки, холодильник с приросшими навсегда магнитиками, немного запятнанную жиром плиту и прочие предметы нехитрого интерьера.

-Ты заметил, что мне нравятся эти конфеты?

-Еще бы, - донеслось из коридора.

Девушка задумалась, сжала чашку чая чуть крепче и закрыла глаза.

-А ещё, ты знаешь, что я обожаю молоко, может поэтому каждый день приносишь новую коробку. – разговор с самой собой, фразы в никуда, - он этого не слышал, он вообще никогда не слушал то, что она говорит, по крайней мере так считала Карина. Внешне примерная дочь с горой комплексов и подавленных эмоций. Топтать в себе ростки грубых, животных, малопонятных ей самой страстей, чтобы дышать свободней. Одурманенная свежестью весны лань.

-А ещё я всегда мечтала, чтобы ты подарил мне свою рубашку. – отчаяние. Быть услышанной – всё, что она хотела сейчас. - Была у моего парня рубашка, да только маленькая какая-то и скрюченная.

Тишина.

-Да и секс у нас был ни о чем, - нейтральный тон; адресат – она сама.

***

Впервые он увидел в ней женщину, когда дочь стояла на балконе и, повернувшись к нему спиной, разворачивала конфеты. Плавные изгибы тела, упругие ягодицы и длинная, нежная шея. Сквозь неприлично короткую мужскую, чуть просвечивающую рубашку, он чётко видел тонкую полоску черных стринг, змеёй обвивающую её ласковые бёдра. Тогда он ничего не толком понял. Сама мысль, что эта девочка уже выросла не укладывалась в голове. Однако он своими глазами четко видел какими по-женски привлекательными стали еще недавно детские бедра, какой тонкой сделалась талия, а животик был плоским и гладким, таким непохожим на дряблые животы рожавших женщин, с которыми он спал. Длинные сильные ноги с точеными ступнями - нимфа! Зачем я позволил заниматься ей на пилоне? Танцы танцами, но что-то в ней явно изменилось… - промелькнула запоздалая мысль.

***

-Ходи босиком, ответил он, поцеловав её на прощание и сжав Карину чуть крепче обычного. Устыдивших своих мыслей отец быстрым, нервным шагом вышел вон.

***

Сквозь пелену дождя неспешно двигалась машина. В ней сидел грустный человек и понимал, что пора разрывать реальность, в которую он, по своей ошибке открыл дверь.

***

Когда до конца книги остаётся всего несколько страниц, её охватывает лёгкое чувство грусти. К людям она старалась не привязываться: любые связи оставляли рубцы. Поначалу всё замечательно - полная идиллия и гармония у незнакомцев, пытающихся стать друг другу родными. Спустя несколько дней или месяцев они уже неизбежно далёкие и чужие. Связь в прошлом, но часы искренности и предельного откровения каждый раз оставались с ней. Вся она в тонких белых шрамах, образующих гладкую паутину. Мужчины приходили в её внешне спокойную жизнь, говорили о театре, беспардонно рассуждали о сексе, затаскивали в кафешки, смотрели в глаза и покидали.

«В твоей жизни мне нет места. Слишком тесный у тебя мир, слишком замкнутая ты сама» звучало каждый раз приговором.

Розы от случайных людей и бывших любовников оставались с ней, пока она не топила их в ванной, наслаждаясь ароматом увядающих цветов.

С книгами всё обстояло иначе. Девушка не боялась привязываться, ведь каждая из книг, которой удавалось разбудить её душу, оставалась с ней навсегда. Безболезненное эмоциональное вживление, затем процедура постепенного угасания памяти, размывание деталей, сюжетных линий, имён. Как приговоренный на скорое увядание цветок, как изначально обреченная на забвение любовь. Тем не менее, последние страницы она отпускать не хотела, поэтому иногда до последнего оттягивала момент неизбежного.

Так было и в этот раз. Она почти дочитала очередную историю и решила напоследок ненадолго вернуться в реальный мир. Подняв глаза осмотрелась. Первое, что удалось зацепить взглядом, был он: красивый высокий брюнет с сединой на висках, в летнем светло-бежевом костюме. Сидел, повернувшись спиной, и даже не подозревал о той бури, что терзала её сейчас.

Равнодушие правит этим человеком… так казалось ей раньше. Но в какой-то момент дочь поняла, что он тоже любит её той странной, совсем неродственной любовью, хоть и давно похоронил в себе все сильные эмоции, чтобы избавиться от привязанностей, которые мешали жить. Ее отец был человеком страстей, находящим удовлетворение в вине и женщинах, но, чтобы не оставались шрамы, он убил в себе пылкого, жаждущего любить и быть любимым юношу, оставив только чувство наслаждения, которое со временем всё равно утратило первоначальную силу.

Женщинам не нужно было цветов, клятв и обещаний о светлом будущем. Карина вспомнила, как он любил её мать, как зимними вечерами она слушала рассказы о давно прошедших временах. Однажды, когда она ещё была невестой, он завязал ей глаза и, оставив в такси одну, вернулся со всеми розами, которые удалось донести, и осыпал её будто золотом. Несколько шипов, конечно, оставили следы, как от оспин, но то была минута наивысшего человеческого счастья.

Давным-давно жила-была пара и не было счастливей нее во всем свете… Теперь не нужно цветов, чтобы женщина была с тобой. Современные женщины не умеют любить. Чертовки растягивают губы в улыбке шакала, заглядывают прежде мужчине в кошелек, а уж только потом в брюки. Нынче только юные сердца умеют любить! Дамы с смотрят на моего отца и вспоминают о сказочном принце, ускакавшим неведомо куда лет двадцать назад. Седеющий мужчина редко приходил домой к женщинам, боясь, что атмосфера их дома станет привычной и однажды ему не захочется уходить. Он боялся боли, поэтому бежал от неё, каждый раз придумывая новые отговорки.

Когда Карина уходила, не считая нужным отчитываться, он оставался один и слышал голоса всех женщин, что когда-то были рядом. И тогда ему хотелось бежать, чтобы только не слышать этого заунывного или страшного хора. И он бежал. Они вместе собирали вещи и искали новый дом.

Она привыкла всё делать качественно, потому что знала: времени переделывать может уже не быть. Это относилось ко всему: даже к мужчинам. Входя в их жизнь, она не преподносила им себя как уникальную драгоценность, предпочитая умело исполнить то, что превратилось просто в акт с должной долей удовольствия для обоих, а затем просто исчезнуть. Не поднимать трубку, игнорировать сообщения. Мужчины не успевали привязаться, поэтому вскоре звонки смолкали.

Хотя бывали и ошибки. Иногда она отдавала тепло. Будучи натурой страстной вносила разнообразие в привычную схему, взрывая обоих от удовольствия. Такие связи заканчивались предложением быть вместе, предсказуемыми смс и звонками в домофон. И тогда она бежала, жалуясь отцу, что ей надоело насиженное место.

С ним тоже случалось такое, когда он переступал дозволенную черту и давал слабинку. Отец и дочь – они были похожи и одновременно далеки. Оба боялись близких связей, ведь каждая из них оставляла тонкий узкий порез, который со временем превращался в шрам.

***

Кари слушала шум стиральной машины и Па де де Чайковского. Совершенство, заглушаемое бытом. Девушка подошла к книжной полке и застыла в нерешительности. Звук воды в барабане машины заглушила финальная песня балета Лебединого озера. Музыка - самое прекрасное, что есть заключила девушка и отложила книгу, отдаваясь впечатлениям своей восприимчивой к великому молодой душе.

Сквозь опущенные веки она видела себя маленькой. На изнанке сознания появилась знакомая сцена. В центре огромной светлой комнаты, заставленной огромными игрушками, четырехлетняя девочка играет с любимым белоснежным котом. На обоях радостно резвящиеся на поляне медведи, в углу старинный немецкий рояль, душа ребенка безмятежна и спокойна, на лице девочки мягкая улыбка, но тут дверь открывается и появляется мать. Нерешительно, будто униженная, она с жалким выражением на лице спрашивает как прошёл день.

Ей не понять боль женщины, что сидит напротив, она не знает, почему её глаза блестят, а руки лихорадочно ищут поддержки. Девочка спрыгивает с ее коленей и выбегает из комнаты за котом.

***

Сегодня у Карины ужасно болел живот, он уехал на три дня, оставив дочь одну. С самого детства она любила оставаться одна, более того – Кари нуждалась в одиночестве. Противясь обществу запиралась дома, отгораживаясь от того, что так ненавидела и даже боялась. Паническая боязнь метро, которую она смогла преодолеть, никтофобия, с которой она справилась. Кари поборола даже клаустрофобию, но с необъяснимым отвращением к людям, которых так много, что кажется, они живут в метро, заполняя пространство целого подземного города, она так и не справилась.

Автобусы, маршрутки, трамваи - непереносимо. Особенно летом. В один из солнечных, душных дней ей пришлось забраться в троллейбус. Наблюдая за потными, отталкивающими, красными лицами, источающими каждый свой индивидуально отвратительный запах, который кому-то кажется сексуальным, она прижимала платок к лицу и кашляла, чтобы все думали, будто у неё приступ. Однако, под колючим взглядом и подростковой одеждой ей не удалось скрыть красоту. Сама того не понимая девушка излучала некую энергию, такую сладкую и необычайно сильную, что к ней постоянно кто-то клеился. И вот, когда Кари стояла, прижавшись к окну спиной и, симулируя кашель, с нетерпением ждала своей остановки, в который раз к ней подошёл парень и заговорил.

Она открыто ненавидела людей и конкретно это тело в первую очередь за то, что оно подошло и осмелилось завести беседу. Слова-заклинания и девушка, будто заколдованная, прилежно выводит цифры своего номера. Чудеса.

***

Сегодня совсем не солнечно. Лёжа на диване и презирая всё на свете, Кари нажала на нужные кнопки и добилась, чтобы его голос сказал «еду». Впрочем, это было не так сложно, достаточно сказать правду.

«Мне паршиво и одиноко. Приезжай и привези с собой хоть грамм тепла».

Мама рассказывала ей, как ещё в младенчестве она просыпалась и молчала. Не издавая не единого звука, смотрела на игрушки и, улыбаясь, тянулась к ним руками. Ребенком она редко улыбалась. Чаще наедине с собой или когда ей нужна была конфета.

При отце Кари была девочка-пай, хотя, конечно, он догадывался что это не так. Повзрослевшая девушка лениво полулежала на диване и стряхивала пепел в шикарную пепельницу с полуобнажённой бронзовой нимфой – это всё, что осталось ей от её деда за исключением редких, по большей части, чёрно-белых фотографий.

В последнее время появилось странное желание – хоть иногда нарушать своё одиночество. Потребность оставаться наедине с собой присутствовала в ней с самого начала и с годами только возросла. Дозированное общение с подругами, которым не верила, считая слишком завистливыми и помешанными на собственных проблемах и четкие временные рамки для любовников. Ни единой лишней минуты на то, что не важно. Поверхностное общение с внешним миром ровно настолько, чтобы не сойти с ума.

Организм требовал дозы никотина. В нижнем белье на балкон выходить было немного стыдно, девушка небрежно накинула на плечи рубашку «одного из», выскользнула за стеклянную дверь. Привычное движение и сигарета красной точкой алеет в утреннем тумане. Перед девушкой раскинулась Москва - величественная, огромная, капризная. Всматриваясь в неровные очертания города Карина разрешила себе запеть. Те два месяца, что она занималась вокалом принесли свои результаты, но учительница, к которой она искренне привязалась, переехала в другую страну, не оставив контактов. Кари перенесла это тяжело, хоть виду и не подала. С тех пор пела одна, когда никто не слышал. Вот теперь, стоя на балконе, она отпустила себя, и город услышал её грустную нигде не записанную песню.

Замороженные, почти забытые чувства молодой девушки. Неразумная ровесница, испугавшись своего непонятного ей самой поступка, разорвала связь и больше не разговаривала с подругой. Юные, неопытные дети, будто слепые котята, живут на свете и двигаются наощупь. Полгода в одной квартире: стыдливые ласки, пустые обещания в темноте, угрызение совести, давление родственников и разрыв. Мыльный пузырь, лопнувший от одного прикосновения. Больше Кари ни к кому не привязывалась, она ушла и своему отцу, страсть к которому подавляла с тех пор, как обнаружила красное пятно на своей простыне.

Карина помнила то ужасное лето в деталях. Родители подруги уехали, и девочки должны были остаться одни на целых три дня. Однако, утром первого дня свободы у девочки заболел живот. Невыносимая мука. Она ползала по лестнице от одной комнаты к другой, её тошнило, казалось, будто еще немного и наступит обморок. Ночью металась по кровати - не могла заснуть. Сквозь полусон она увидела отца – высокого, плечистого, необъятного…

Вечер – самое непереносимое время суток. Отец наверняка у очередной пассии, а дочь наедине с книгами. Разбить свое одиночество, вырваться из плена тишины…

Звонок в дверь. Кто это? У неё уже вылетело из головы, что она сама просила его приехать.

В растерянности накинула рубашку и завязала волосы в кичку. Посмотрела в глазок: всё верно, он приехал. Сегодня она, наконец, почувствует себя нужной.

***

Однажды он отправился в командировку и оставил ее одну. Нарастающее чувство одиночества, случайная встреча, теплые слова, приглашение в постель. Кокетство, желание, стыдливость, разочарование и боль, сковавшая бедра. На рассвете молодая женщина вернулась в квартиру, не оставив мужчине ни завтрака, ни записки, ни обещания о новой встрече.

Отец представлялся ей целым миром, потому когда он уезжал девушка ощущала пустоту. И тогда она бежала из дома к очередному ухажеру, чтобы только спастись от предательского чувства одиночества.

В такие моменты казалось, что ничего вечного нет. Что всё разрушено. Люди по большей части мутировали в новых существ, лишённых привязанностей и обязательств перед кем бы то ни было, даже перед своими детьми. Не чувствовать ни ответственности, ни долга – девиз современности.

Однако, новый знакомый, не походил на других мужчин. Казалось, будто она не безразлична, словно в одном единственном в мире человеке Кари вызвала тихую, нежную, почти немую любовь. Согретая новым, неведомым ей чувством девушка возрождала внутри то, что было убито в самом зачатке. Теперь она, кажется, влюбилась. Почувствовала что-то кроме пустоты и решилась: воскреснуть.

Предстояла борьба двоих: привыкшей к праздности бессердечной королевы и кроткой принцессы, позволившей задушить себя в детстве.

И в борьбе победила сильнейшая по духу.

***

-Какая-то часть меня влюбилась. Я выбрала путь безболезненный и простой.

-Что же это за путь? – как обычно удивление в голосе.

-Никогда больше не брать трубку. Прощай. – холод и ничего лишнего. Актриса.

Борьба со своими демонами. Отец вернулся из командировки и поглотил все мысли дочери. Опять нужно было думать о завтраках, летних каникулах, совместных походах в кино, чтении книг, пока он на работе и ворвавшимся в ее тихую, упорядоченную жизнь мужчине. «Ему не разрушить наших отношений! Я люблю отца, а ты только желторотый мальчишка по сравнению с ним. А когда вырастишь, я уже превращусь в старуху – страшную бездушную старуху. Мне кажется, я так много уже видела жизни, что начинаю стареть. На лбу уже чётко прорезались три неглубокие морщинки, они появляются всё чаще, но иногда исчезают. Так происходит редко». – так думала юная, не смыслящая в жизни и не знавшая истинной любви Карина.

«Ты влюбилась, девочка. Напрасно. Этого не нужно было допускать. Чувства – роскошь, ты не можешь позволить нанести себе ещё одну рану. Это будет слишком больно, когда он вышвырнет тебя из своей жизни.

Выкинь его из головы, нечего мечтать и придумывать сказки о настоящих чувствах. Забудь и не звони. Зачем ты вспоминаешь его прекрасные, обманчивые глаза? Обожжёшься. Ведь это глупо не уметь контролировать свои эмоции... Сигареты уже не помогают. От них даже голова больше не кружится. А жаль…»

***

Через три дня затворнической жизни она поняла, что страдает. Ненавидеть человека за одно существование. Лучше бы я никогда не узнала этого. Любить, чтобы страдать. Зачем так заведено? Не хочу быть с ним, лучше с отцом – он не предаст. Самый лучший мужчина в жизни девушки – это её отец.

Вечером, когда девушка сидела на диване, подперев подбородок рукой, и читала очередную книгу, ключ в замке повернулся. На этот раз она не дрогнула и даже не оторвала глаз от текста. Вошёл отец, и дочь, вспорхнув со своего места, обвила руки вокруг его шеи, скрепив пальцы в замок. Поцеловав её в щёку, отец улыбнулся и сказал:

-Ну ладно тебе. Я тоже рад тебя видеть. Сядь и успокойся, у меня есть новость.

Интонация её встревожила, но она покорно села на диван, откинув ненужные мысли. Самый главный в ее жизни мужчина встал около окна, и, положив руку на стол, улыбался. Было в этой улыбке что-то вымученное, больное и неприятное. По телу пробежала дрожь, но, не придав этому должного значения, она подавила в себе ненужные мысли и нетерпеливо сказала:

-Ну, давай не томи.

-Я женюсь, - блестящие глаза, - скоро, - прибавил он.

Сердце её упало. Карина не верила, просто не верила, что такое возможно. Я же твоя единственная, я же живу для тебя! Почему ты так поступаешь! Какая женщина? Уже ненавижу её! Подавить злость было так же легко, как в одиночку затушить горящий дом. Спрятав руку за спиной она впилась в ладонь ногтями, чтобы отвлечься, но ничто не могло помочь: его глуповатая, как у шестнадцатилетнего мечтательного мальчишки улыбка, ранила ее в самое сердце. Бешенство охватило все ее существо. Не кричи, не кричи, не кричи!

-Что? – упавший голос, отсутствующее выражение лица, - кто эта женщина? – с яростью добавила она.

***

Он женился, и она уже больше не могла приходить к нему ночью и говорить как ей страшно. Теперь Карина не имела права лечь рядом, чтобы «случайно» заснуть с отцом. Отныне с ним спала другая женщина, которая не понравилась дочери с первого взгляда.

Плоская грудь, узкие бёдра, заостренный носик и бесформенная одежда. Коротышка! До плеча ему еле достаёт. Тусклые, жидкие, белобрысые волосы… разве идут они в сравнение с её - густыми каштановыми? Телосложение как у девочки. Хрупкая, хрупкая, дунешь – сломается. Как соломинка на две части. Это подобие на женщину рисовало картины, причем неплохо получалось. В искусстве, так же как во многих других областях, Карина разбиралась неплохо. Книги были для нее не только способом сбежать из реальности, но и ценнейшим источником знаний. Всё зря… сколько бы она не читала, они с отцом всё так же продолжали перебрасываться несколькими стандартными фразами.

Этой ночью девушка пришла к ним в спальню. Голубки лежали вместе, он заботливо обнимал её одной рукой, а она больше напоминала труп, чем живого человека с мыслями, эмоциями, душевной силой. Ну что это за рюшечки на ночнушке как у престарелой бабки в гробу? Лучше бы голая спала… От одной мысли о близости потекли слёзы: Боже, он спал с ней, а она отдавалась ему… Как же я тебя ненавижу, тварь! В сердцах обиженная девушка юркнула в свою комнату, не нарушив их покоя и, притворив за собой дверь, бросилась на кровать. Карину сотрясали рыдания. Тело как будто танцевало, билось в конвульсиях, протестовало. «НЕ-НА-ВИ-ЖУ».

В коридоре послышались шаги. Она прикусила язык, неужели кто-то слышал? Быстро надев рубашку, Кари взяла книгу и, повернувшись к двери спиной, сделала вид, что читает.

Дверь приоткрылась.

-Можно? – этот тонкий, как у больной голос. С неохотой девушка обернулась: серые тени под глазами, тонкие струи волос, свисающие до плеч. Макароны какие-то… И улыбка, такая же вымученная как у отца в тот вечер… призрак.

***

Они ходили оба как зомби. Отец сделался ручным зверьком. Таким послушным песиком, когда она, гладя его по тёмным волосам, кормила мужа с ложки мороженным.

А Карина превратилась в свою тень. Бродила по дому как привидение и наблюдала эти счастливые, но всё же какие-то вымученно-больные улыбки. И тогда, чтобы остановить всё это она решилась уйти. Убежать и не возвращаться. Уйти навсегда. Но куда? Выход был только один.

***

-Кари...- только и сказал он, когда она появилась на его пороге. -Просто будь со мной, ничего не требуй и обними, прошу, обними меня. – она бросилась в его объятия и заревела как девочка. Опять истерика. Вместо вопросов он так крепко сжал её, что вскоре она успокоилась. Положив возлюбленную на кровать, накрыл одеялом и прошептал то, что она всегда хотела слышать:

-Не плачь, девочка моя. Мы созданы друг для друга. Наконец-то ты это поняла.

***

Карина привыкла к своему новому дому, а при встрече с отцом сказала, чтобы он был счастлив.

 

2012 год