Отлучение и анафема

 

Отлучение от церкви как церковное наказание в средние века часто применялось католической церковью. Отлучение (интердикт) налагалось главой католической церкви на целые области и государства, правители которых не желали подчиняться произволу папских сборщиков или отказывались признать папу «главой всего мира». В областях, попавших под интердикт, закрывались церкви, не совершались церковные обряды, жители освобождались от присяги своим правителям.

Православная церковь практиковала отлучение довольно широко, в зависимости от характера и суровости его последствий, оно называлось еще «анафемой», «извержением», «неблагословением», «клятвой». Православная церковь также применяла отлучение не только к отдельным лицам, но и к целым городам и областям. Это был один из способов борьбы за свои привилегии, за церковную и монастырскую собственность, за власть московских князей над феодальными князьями. Посредством отлучения церковь и правительство расправлялись с антицерковными движениями, принимавшими форму ересей и раскола и являвшимися одной из форм социального протеста. Церковное отлучение было орудием борьбы с народно-освободительным движением, а также с Советской властью.

В феодальный период некоторые церковные иерархи активно выступали на стороне московских князей против феодальных княжеств и отлучали от церкви князей, не желавших подчиниться власти Москвы. Так, борясь с псковским князем Александром, митрополит Феогност отлучил его и всех псковичей от церкви до тех пор, пока те не выдадут своего князя на расправу князю московскому. Во время вражды Василия Темного с князем Дмитрием Шемякой митрополит Иона, защищая интересы Василия, обратился в 1448 г. к населению с посланием, в котором он освобождал его от присяги Шемяке. За неподчинение он обещал отлучить от церкви, закрыть все храмы и прекратить совершение церковных обрядов. В том же году митрополит Геронтий «в последний раз» угрожал отлучением вятичам за нежелание подчиниться московскому князю. «Если не послушаете нас, - писал разгневанный владыка, - и мы вашим игуменам и попам приказали, чтобы они не благословляли вас и церкви бы все затворили и от вас пошли бы из земли всей вон». Геронтий предупреждал жителей, что он затворит все церкви и отзовет из их земли всех священников ¹.

В 1537 г., в малолетство Ивана IV, князь Андрей Старицкий хотел оставить Москву и уехать во враждебную Москве Литву. Митрополит Даниил послал к князю Андрею своих посланцев с угрозой, что если он выполнит свое намерение, то на него и на жителей его земли будет наложено церковное проклятие. Князю Андрею пришлось смириться.

Последователи новгородско-московской ереси конца XV - начала XVI в., представшие перед церковным судом, в 1490 г. были также отлучены от церкви и преданы церковному проклятию. После разгрома этого антицерковного движения на соборе 1504 г. руководителей ереси Ивана Волка, Курицына, Ивана Максимова, Митю Пустоселова и Некраса Рукавова вместе со всеми сторонниками предали анафеме. Затем их сожгли.

В борьбе с расколом, кроме светского меча, использовалось также отлучение. Церковный собор 1667 г. отлучил от церкви раскольников и предал их проклятию не только в этой жизни, но и в будущей как «еретиков и непокорников». Особо были преданы анафеме расколоучители - протопоп Аввакум, поп Лазарь, дьякон Федор и др. Анафеме подвергались раскольники и при Петре I - их обвиняли при этом в возмущении против гражданского и церковного правительства и поругании церкви.

Отлучение от церкви было также одним из средств защиты церковных привилегий, ее недвижимых имений. Митрополит Киприян в своей грамоте 1395 г., угрожая проклятием «за невнимание и нерадение», уговаривал псковичей не отнимать от церкви земли и села. Игумен киевского Михайловского Златоверхового монастыря Макарий в 1562 г. устрашал своих «обидчиков-разорителей», пытавшихся захватить монастырские земли, церковным проклятием не только в этот век, но и в будущий, «вместе с родом своим».

В период острой борьбы за церковные и монастырские земли, развернувшейся в XV-XVII вв., отлучение от церкви - частая кара. Проклятие с ссылкой на соборные решения надолго вошло в церковный обиход и было включено в «Чин православия».

В XVII в. церковное и монастырское землевладение стало сильно ограничиваться, а в 1764 г. под влиянием массового крестьянского движения церковные имения вместе с населявшими их крестьянами были отобраны.

Секуляризация, т. е. отчуждение церковных и монастырских имений, проводилась не без сопротивления группы церковных иерархов. Возглавлял эту борьбу ростовский митрополит Арсений Мациевич, считавший, что в результате секуляризации церковь «в конец истребится». В 1763 г., когда подготовлялась секуляризация, Арсений открыто выступил против попыток отобрать у церкви ее имения. В соборной церкви он подверг проклятию «обидящих церкви», имея в виду Екатерину II, по распоряжению которой проводилась секуляризация. У Арсения было даже желание наложить всеобщий интердикт. Но его не поддержали другие иерархи из-за боязни репрессий. За строптивость и неповиновение Арсений жестоко поплатился. Его лишили архиерейского сана и сослали в заключение в Николаевско-Корельский монастырь под «крепкое смотрение». Но и в далекой ссылке Арсений продолжал выступать против правительства, он сочинил особые молитвы о гонениях против церкви. В декабре 1767 г. Арсения расстригли и под именем Андрея Враля сослали на «вечное и безысходное содержание» в ревельский каземат, где он вскоре умер². «Вседомовное» отлучение применялось особенно часто начиная со второй половины XVII в., когда усилились покушения на церковные привилегии. Защищая свои богатства, церковь налагала запрещение на представителей гражданской власти, посягавших на них, а также на целые области, обвиненные в непослушании церкви. Так, в 1681 г. за «преобидение церковного притча» отлучили от церкви суздальского подьячего Толмачева. Ему не разрешалось посещать церковь, а священникам не велено было приходить к нему в дом с требами, а также иметь с ним какие-либо дела под угрозой отлучения³. В 1689 г. некоторые новгородские купцы и посадские люди хотели избавиться от подсудности митрополиту, связанной с уплатой пошлин, и с такой просьбой обратились в новгородский приказ. Новгородскиймитрополит Корнилий пожаловался московскому патриарху Иоакиму, и тот в гневе пригрозил новгородским купцам за непослушание и непокорство вечным проклятием и отлучением от церкви. Купцам пришлось смириться ⁴.

В конце XVII в. царский чиновник, боярский сын Яков Елагин стал судить лиц, которые были ранее подсудны сибирскому митрополиту Павлу. Митрополит усмотрел в этом для себя «ругательство» и отлучил Елагина от церкви. Под страхом проклятия гражданам запрещено было всякое общение с опальным Елагиным, что было равносильно гражданской смерти. Елагину пришлось смириться и пойти к митрополиту на поклон. Отлучению подвергались не только рядовые чиновники, но и служилая аристократия, если она посягала на привилегии церкви. Так, в 1697 г. властный сибирский митрополит Игнатий за попытку лишить церковь доходов от судебных пошлин отлучил от церкви царского воеводу Андрея Нарышкина с семьей и стольниками. Нарышкин жаловался царю, но, не найдя поддержки, вынужден был пойти к митрополиту с повинной ⁵.

Частые отлучения и запечатывание церквей вносило расстройство в церковную жизнь, поэтому светская властьбыла вынуждена ограничить право церковных иерархов прибегать к этой мере. По требованию Петра I в текст архиерейской присяги было введено обещание применять отлучение только в исключительных случаях к явным преступникам, «разорителям заповедей божьих или церковным еретикам»

Изданный при Петре I в 1720 г. Духовный регламент пытался определить меру вины, требовавшей церковного проклятия. Анафему и отлучение разрешалось применять за выступления против церкви, ее обрядов и таинств, за «презрение к церкви и безбожие, явное ругателвство и посмеяние закона божьего». В дополнение к этому церковному наказанию Духовный регламент ввел еще гражданские последствия отлучения, усилив этим его значение как устрашающего акта. Лица, подвергшиеся отлучению, лишались некоторых гражданских прав, не допускались к торговым делам, они были «словно арестованные». Еще большим ограничениям подвергались лица, преданные анафеме. Духовный регламент сравнивал их с «убиенными», т. е. они лишались всех гражданских прав.

Широко использовалось отлучение и анафема в борьбе с народно-освободительным движением, с восстаниями против феодально-крепостнического гнета и самодержавия.

Крестьянская война 1667-1671 гг. под предводительством Степана Разина была стихийным протестом народных масс против феодально-крепостнической эксплуатации. В восстании принимали активное участие не только русские, но и другие народы - башкиры, татары, чуваши, мари, мордва, стонавшие под двойным гнетом, крепостным и национальным. По призыву Разина восставшие убивали помещиков и их приказчиков, «сажали в воду» царских воевод, заковывали в «железа» ненавистных им дворян, громили их имения, уничтожали крепостные акты, убивали священников. Разгромив восстание и предав его вождей «злой казни» - четвертованию, царь и патриарх шумно отпраздновали победу над восставшими. По словам К. Маркса, «царь был вне себя от радости, и по его приказу агнец божий, московский патриарх предал анафеме Стеньку (бунт его был направлен и против попов)»⁶. В московском Успенском соборе в присутствии царя и духовенства отслужили благодарственный молебен по случаю разгрома восстания: «Покорал господь бог врагов и крестопреступников». Торжественные молебствия были проведены повсеместно. Они должны были убедить народ, что на борьбу с восставшими мобилизованы не только царские войска, но и силы небесные. Чтобы внушить народу мысль о Разине как о злейшем враге царя и церкви, Разин - «пагубный волк, страх бога презревший, церковь возмутивший, крестное целование обругавший» - был предан церковной анафеме⁷. Однаконесмотря на агитацию церкви и правительства народ сохранил память о Разине и его соратниках как о защитниках народа и борцах против феодального гнета:

И хотя каждый год по церквам на Руси

Человека того проклинают,

Но приволжский народ о нем песни поет

И с почетом его вспоминает⁸.

Во второй половине XVIII в. крестьянское движение получило еще больший размах. Крестьяне выступали против феодальной эксплуатации, против помещиков и священников, оправдывающих феодальный гнет. Это движение проходило часто под царистскими лозунгами. Вожаки восстания, как «воры и клятвопреступники», призывавшие к неподчинению царской власти, предавались «великому отлучению».

Царскому проклятию подвергли и руководителя крестьянской войны 1773-1775 гг. Емельяна Пугачева. В разгар восстания, в августе 1774 г., Синод распространил по церквам особое «увещевание», в котором Пугачев был назван орудием дьявола, поправшим веру и закон, последователем антихриста, ниспровергателем алтарей, разорителем церквей. Казанский архиепископ Вениамин Пуцек-Григорович, призывая крестьян соблюдать верность престолу и помещикам, предал Пугачева церковному проклятию как «нарушителя веры, хулителя и похитителя власти царской». После разгрома восстаниям церковные инквизиторы приняли участие в суде над его руководителем. Членами суда были епископ Крутицкий Самуил, суздальский епископ Геннадий, архимандрит московского Новоспасского монастыря Иоанн и протоиерей московского Архангельского собора Петр Алексев известный своим доносом на русского просветители Н. И. Новикова. В приговор суда были включены тексты из Священного писания, посредством которых церковники стремились доказать, что царская власть установлена богом и что восстание против нее - тягчайшее преступление против религии. Пугачев и его соратники по этому приговору, освященному авторитетом церкви, были казнены четвертованием, а Синод особым определением предал их церковному проклятию⁹.

Анафема применялась также для защиты установленного при Петре I порядка престолонаследия и для утверждения якобы божественного происхождения царской власти. Тех, кто выступал против самодержавия, помимо сурового наказания подвергали еще царскому проклятию. В 1718 г. майор Степан Глебов выступил против Петра I и его реформ и распространял против Петра и церкви «подметные письма». Глебова пытали горячими угольями и раскаленным железом, били кнутом, а затем посадили на кол на Красной площади. Глебов умер в страшных мучениях лишь через два дня; уже после смерти ему отрубили голову. Через три года Петр вновь вспомнил о своем враге. По его приказанию Синод предал Глебова проклятию, «яко лютейшего благочестия преступника и презирателя и богоненавистника»¹⁰.

Анафема участникам революционных движений, направленных против царизма, сохранилась в «Чине православия» вплоть до Октябрьской революции. Читалась эта анафема так: «Помышляющим, яко православные государи возводятся на престолы не по особливому о, них божьему благоволению: а также дерзающим против них на бунт и измену - анафема!»¹² Защищая царскую власть и предавая церковным проклятиям участников революционных движений, церковь стремилась отвлечь массы от классовой борьбы и освятить кровавый режим Романовых сказками о якобы божественном происхождении монархии.

Анафема применялась православной церковью как средство борьбы с передовой общественной мыслью, с прогрессивным демократическим движением, с материалистической наукой, с атеизмом. «Отрицающим бытие божие и утверждающим, яко мир сей есть самобытен и вся в нем без промысла божия и по случаю бывает, - анафема!» Так возглашали священники ежегодно во всех церквах в неделю православия. «Чин православия» был вновь пересмотрен в 1869 г. Из «Чина православия», по которому совершалась анафема по политическим и религиозным преступлениям, исключены были имена церковных и государственных противников, которых церковь проклинала каждый год, и оставлена была лишь общая анафема всем борцам за политическую и религиозную свободу.

В начале XX в. православные иерархи вновь прибегли к этому средству борьбы со своими противниками, на этот раз выступая против Л. Н. Толстого и его учения. Толстой вел борьбу с Синодом и всем полицейским аппаратом господствующей церкви, но он не был противником всякой религии. Подновляя церковное учение, Толстой отвергал признанную казенной церковью обрядность, чем подрывал ее устои, но взаменпроповедовал новую, очищенную религию. Он звал рабочих и крестьян к «непротивлению злу насилием», т. е. к отказу от классовой, борьбы.

Синод усмотрел в деятельности Толстого «нарушение мира церковного» и отлучил его в 1901 г. от церкви ¹². Отлучение было Синодом подготовлено еще в 1890 г.,.когда Толстой отказался от казенной церкви и открыто выступал против нее. Но церковники не провели сразурешение в жизнь, опасаясь, что отлучение придаст Толстому ореол мученичества и тем увеличит число его сторонников.

Чествуя память Толстого в статье, опубликованной в газете «Социал-демократ», В. И. Ленин писал: в 1910 г., через несколько дней после смерти писателя «...святейшие отцы только что проделали особенно гнусную мерзость, подсылая попов к умирающему, чтобы надуть народ и сказать, что Толстой «раскаялся». Святейший Синод отлучил Толстого от церкви. Тем лучше. Этот подвиг зачтется ему в час народной расправы счиновинками в рясах, жандармами во Христе, с темными инквизиторами, которые поддерживали еврейски погромы и прочие подвиги черносотенной царской шайки»¹³.

Отлучение преследовало цель восстановить против Толстого все темные силы реакции, разжечь к нему ненависть и вражду. Однако злобные выпады духовенства и реакционных элементов не отразились на отношении к Толстому широких масс, как вынужден был признать обер-прокурор Синода Победоносцев, послание Синода вызвало лишь «тучу озлобления». Толстой с еще большей страстностью обличал церковь и духовенство. «Я убедился, - писал он, - что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения» ¹⁴.

Казенная церковь прибегала к отлучению и для борьбы с отдельными сектами. В 1910 г. Синод отлучилот церкви и предал анафеме основателя секты иоаннитов, «братца» Иоанна Колоскова, подвизавшегося в подмосковном районе, у которого было немало сторонников среди отсталых рабочих подмосковных фабрик. Этой мерой Синод хотел приостановить рост сектантства среди рабочих и крестьян-отходников. Но репрессии по отношению к «братцу» (он подвергся аресту за устройство религиозного собрания) и предание его анафеме вызвали обратный результат, о чем с сокрушением писали московские фабриканты во главе с А. И. Морозовым московскому генерал-губернатору, настаивая на прекращении гонений на сторонников «братца» в интересах успокоения рабочих-отходников.

В 1912 г. отлучению от церкви по собственному настоянию подвергся выдающийся русский математик академик А. А. Марков (1856-1922). Марков писал, что он не усматривает существенной разницы между иконами и идолами и не сочувствует религиям, которые, подобно православию, поддерживаются огнем и мечом. Смелое выступление академика Маркова против религии и церкви было отмечено большевистской «Правдой» ¹⁵. Духовные власти грозили анафемой всем «неправославномыелящим», о чем они не раз сообщали в церковной печати и с церковных амвонов. Защищая эту меру воздействия на массы, царское законодательство лишало лиц, подвергшихся отлучению, некоторых гражданских прав, в частности отлученных не допускали в качестве свидетелей на суде.

В период борьбы с Советской властью церковные - иерархи вновь обратились к анафеме как испытанному средству борьбы с революцией. Октябрьскую революцию церковь встретила с непримиримой враждебностью. Происходивший в Москве в дни захвата большевиками власти поместный церковный собор встал на путь контрреволюции и призвал к этому все православное духовенство. Под флагом защиты религии и церкви от большевиков духовенство объединилось с контрреволюционными организациями, выступавшими против молодой Советской республики. Мобилизуя контрреволюционные и малосознательные элементы на борьбу с властью Советов, церковные иерархи стали предавать анафеме Советскую власть и всех, кто ее поддерживал. В послании от 19 января 1918 г. патриарх Тихон обвинил большевиков в том, что они будто бы организовали гонения на церковь. Он предал большевиков церковномупроклятию, назвав их «извергами рода человеческого». Тихон призывал верующих восстать против Советской власти, «на защиту оскорбляемой и угнетаемой церкви», и, если окажется нужным, «пострадать за дело Христово».

Обращаясь «к верным чадам православной церкви» и ссылаясь на власть, якобы предоставленную ему богом, Тихон запретил верующим и духовенству входить в какое-либо общение с представителями Советской власти. Церковный собор одобрил ослание Тихона. Церковный собор предлагал не подчиняться декрету об отделении церкви от государства и угрожал за непослушание интердиктом. В воззвании от 22 января 1918 к духовенству и верующим он уговаривал церковников и верующих не отдавать представителям Советской власти церковные ценности, рассматривать их как «грабителей и захватчиков», а имена их сообщать церковным властям для предания анафеме. Зная, что мероприятия Советов во многих местах встретят полное сочувствие трудящихся, собор предлагал в этих случаях отлучить от церкви всех местных жителей, закрыватьцеркви и не совершать никаких церковных треб. Для прекращения интердикта жители, поддерживавшие декрет, должны были «покаяться», а главное - добиться возвращения церкви изъятых ценностей. Церковный собор стремился организовать вооруженное сопротивление проведению декрета в жизнь. С этой целью вокруг церкви контрреволюционно настроенные элементы группировались в особые православные братства. 25 января 1918 г. церковный соборвновь принял решение об отлучении от церкви сторонников проведения декрета об отделении церквиот государства и школы отцеркви. Собор объявил декрет «злостным покушением на весь строй жизни православной церкви, актом открытогопротив нее гонения». «Всякое участие в издании сего враждебного церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь, - писал собор, - несовместимо с принадлежностью к православной церкви и навлечет на виновных кары вплоть до отлучения от церкви» ¹⁶.

В августе 1918 г. была издана инструкция по проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства. Инструкция эта вызвала бешеную злобу церковных иерархов. Требуя от Советского правительства отказа от проведения декрета, собор обратился к верующим с призывом выступать против Советской власти.

Проведение декрета в жизнь называлось собором «беззаконным захватом и насилием». Собор запретил верующим принимать участие в передаче церковных ценностей представителям Советской власти. В церквах, где такая передача была произведена, должны были презираться церковные службы. «Никто из православных христиан, - заканчивалось обращение собора, - под Страхом церковного отлучения не должен входить в соглашение с советскими властями о принятии от них храмов и священных предметов». Собор настаивал на проведении интердикта в тех деревнях и селах, где трудящиеся отказались от выступления против мероприятий Советской власти ¹⁷.

Некоторые иерархи, члены собора, опасались, что, зовя народ на «исповедание веры», они не встретят сочувствия широких масс. Мысль о всеобщем интердикте была оставлена. В отдельных местах, однако, интердикт проводился, но не дал тех результатов, которые ждали от него церковники, так как трудящиеся массы были на стороне Советской власти.

Таким образом, на протяжении многих столетий отлучение и анафема использовались православной церковью, как и католической инквизицией, для защиты самодержавия и привилегий церкви, для борьбы с прогрессивным и революционным движением. Отлучение и анафема были инструментом политики эксплуататорских классов против народа и освящали ее авторитетом бога и церкви.