На что открылись очи Адама и Евы.
40. И ядоста, и отверзошася очи обема (Быт. III, 6-7). На что? Не на что иное, как на взаимное похотствование — это, порожденное смертью, наказание самой плоти за грех; так что их тело было уже не душевным (I Кор, XV, 44), которое, если бы они сохранили послушание, могло и без смерти измениться в лучшее и духовное свойство, а телом смерти, в котором закон, сущий в членах, противовоюет закону ума (Рам. VII, 23). Ведь не были же они сотворены с закрытыми глазами, и в раю сладостей не оставались же слепыми и не ощупывали дороги, чтобы дойти, не зная пути, до запрещенного дерева и ощупью сорвать запрещенный плод. Как же приведены были бы к Адаму животные и птицы видети, что наречет я (Быт. II, 19), если он не видел? И как приведена была бы к мужу жена, когда была сотворена, чтобы он, не видя её, сказал о ней: се ныне кость от костей моих, и плоть от плоти моея (Быт. II, 23), и пр.? Наконец, как бы разглядела жена, яко добро древо в снедь и яко угодно очима видети, и красно есть еже разумети (Быт. III, 6), если очи их были закрыты?
41. Однако из-за переносного значения одного слова ни в каком случае не следует принимать в иносказательном смысле все. Не мое дело, в каком смысле сказал змий: отверзутся очи ваши; что он сказал так, об этом рассказывает писатель книги, а в каком значении сказал, это предоставлено обсуждению читателя. Но написано: и отверзошася очи обема, и разумеша, яко нази беша, написано в том же смысле, в каком повествуется о всех совершившихся тогда событиях, и не должно вести нас к аллегорическому повествованию. Ибо и Евангелист-повествователь не чьи-нибудь иносказательные изречения приводит от чужого лица, а рассказывает от своего лица о том, что случилось, когда говорит о двух учениках, из коих один был Клеопа, что в то время, как Господь преломлял им хлеб, у них отверзосшася очи, и познаста Его, Кого не узнали в продолжение пути (Лук. XXIV, 13-31): без сомнения, они шли с глазами не закрытыми, а такими, которые не могли узнать Его. Таким образом, как там, так и в этом месте повествование иносказательное, хотя Писание в настоящем случае пользуется переносным выражением для того, чтобы назвать отверстыми глаза, которые и раньше были открыты, — отверстыми конечно для созерцания и познания чего-нибудь такого, чего они дотоле не замечали. Ибо там возникло жадное любопытство к преступлению заповеди, страстно желавшее испытать неизвестное, именно — что последует за запрещенным вкушением, и услаждавшееся вредною свободою сбросить узы запрещения, в вероятном предположении, что не последует смерти, которой они боялись. Действительно, яблоко на запрещенном дереве, надобно думать, было таким же, какое на других деревах они по опыту знали как безвредное; отсюда, они скорее думали, что Бог легко простит их, когда они согрешат, нежели терпеливо могли сносить незнание чего-нибудь, даже и того, почему Бог запретил им брать с этого дерева плод. Поэтому сейчас же вслед за преступлением заповеди, они, лишившись внутренне оставившей их благодати, которую они оскорбили надмением и гордою любовью к собственной власти, остановили взоры на своих членах и почувствовали в них похоть, какой раньше не знали. Итак, их глаза открылись на то, на что раньше они не были открыты, хотя на все другое и были открыты.
