ГЛАВА XII

Теперь ситуация начала немного проясняться. Я установил, что «феномен» обнаруживается только при целенаправленном наблюдении и именно по этой причине он не привлекал внимания людей. Однако грубый метод, изобретенный мной для восприятия «феномена», похоже, сработал. Первоначальная гипотеза о моей исключительной ненормальности была полностью отвергнута. Кроме того, эксперимент доказал, что я, по-видимому, даже не обладаю какой-то особенно развитой способностью к наблюдению «феномена». Другие люди не только добивались убедительных результатов быстрее меня; в большинстве случаев их примеры были гораздо нагляднее.

Результаты экспериментов позволяли предположить, что количество людей, способных воспринимать «феномен», настолько велико, что, по крайней мере, делает абсурдной всякую мысль о групповой ненормальности, ибо коллективная ненормальность — явное противоречие. К тому же практически у каждого из нас порой возникает странное ощущение, будто происходящее в данный конкретный момент «уже происходило», и очень многие люди способны неожиданно припомнить, казалось бы, забытый сон только по той (и ни по какой иной) причине, что реальное событие намекнуло им о нем (то есть обнаружило свою ассоциативную связь с ним). Приняв во внимание вышесказанное, становится абсолютно ясно, что если кому и свойственна ненормальность, то, вероятно, тем людям — если, конечно, таковые вообще имеются, — чей ум противится наблюдению «феномена». Однако соответствующие статистические данные можно получить только при проведении широкомасштабных экспериментов после публикации книги.

Как бы то ни было, объяснение «феномена» по-прежнему оставалось загадкой.

Трудность заключалась в его предельной конкретности. Он не принадлежал к тому разряду явлений, которые в силу своей непределенности охватываются каким-нибудь одним сметающим все различия обобщением (например, теорией относительности или теорией двухмерного времени). Напротив, он изобиловал особенностями. Он то и дело давал подсказки, словно маяки, высвечивавшие полдюжину решений

— по большей части противоречивых. Легко было придумать объяснение отдельным фактам, но трудно

— всеобъемлющее объяснение.

Я вновь начал проводить на себе эксперимент в надежде получить дополнительные данные, а говоря точнее, с целью выяснить, имеются ли какие-либо доступные наблюдению различия между образами, относящимися к будущему, и образами, относящимися к прошлому. В результате оказалось, что даже при самом тщательном наблюдении невозможно заметить такого рода отличительные черты.

Однако в ходе эксперимента мне приснилось три особенно впечатляющих сна, которые лучше вкратце описать.

Первый из них служит ярким примером ассоциативной цепи, протянувшейся из «прошлого» в «будущее». Связующим звеном стал образ пролитых чернил. Он фигурировал сразу в двух реальных эпизодах.

Реальное событие (1) перед сновидением. Наблюдая за своим другом, заправлявшим на столе авторучку, я думал о том, что он прольет чернила.

Реальное событие (2) после сновидения. Я читал французский детектив. Сыщик против обыкновения казался крайне некомпетентным, и с приближением сюжета к развязке я начал спрашивать себя, когда же, наконец, он обнаружит хоть какой-нибудь признак мастерства, чтобы оправдать доверие читателей.

И вот в момент denouement он, намеренно споткнувшись, пролил чернила на стол, за которым сидел негодяй. Тот в страхе запачкать одежду отпрянул назад, вскинув вверх руки. Сыщик тут же схватил его за руку. обмакнул его ладонь в чернила и прижал ее к листу промокательной бумаги, заполучив таким образом отпечатки пальцев. Затем с торжествующим видом он изобличил преступника.

Сновидение между двумя реальными событиями. Знаменитый сыщик вознамерился продемонстрировать нам свое мастерство. Мы ждали уже довольно долго, а он все не спешил развеять иллюзию своей некомпетентности. Затем он притворно споткнулся и чернилами из авторучки облил преступника, которого затем торжественно изобличил.

Второй сон также дает пример ассоциативной цепи, но на этот раз связующее звено — охота с револьвером на опасного зверя — проступило еще рельефнее.

Реальное событие (1) перед сновидением. Я рассматривал картины, запечатлевшие львиную охоту. В то время мой брат намеревался присоединиться к экспедиции охотников, и я стал думать о том, какое огнестрельное оружие ему следовало бы взять с собой. Размышляя о достоинствах и недостатках различных видов оружия, я вспомнил об огромном семизарядном револьвере, который я видел в одном из оружейных магазинов Парижа. Считалось, что именно такого рода устройство должно быть неотъемлемой частью снаряжения современного охотника на львов. Я немного позабавился, представляя, каково охотиться на львов, имея такой револьвер.

Реальное событие (2) после сновидения. Читал книгу Ethel Sidgwick «Hatchways». В двух главах рассказывалось о леопарде, убежавшем из зверинца. Леопард появился в окрестностях загородного дома, где школьники устроили нечто вроде пикника, и задрал козу. По ходу сюжета главного героя спасает из лап хищника удалившийся от дел геологоразведчик: он подоспел как раз вовремя и двумя выстрелами из одолженного у кого-то револьвер убил зверя.

Сновидение между двумя реальными событиями. Из окна загородного дома я увидел голову и гриву мчавшегося по полю льва. В округе поговаривали, будто он сбежал из зверинца и задрал козу. Мне стало интересно узнать, смогу ли я из окна убить зверя с помощью револьвера. Но расстояние было слишком большим. Тогда я решил залечь вдоль дороги, ведущей через поле и ждать, пока зверь не пробежит мимо. Однако потом мне показалось, что следует вооружиться чем-нибудь получше револьвера, и я вышел из дома в надежде раздобыть ружье.

Третий пример дал архетип «интеграции», компоненты которой относились к впечатлениям, полученным до и после сновидения.

Реальное событие (1) до сновидения. В саду, прилегающем к гостинице, где я находился, я увидел дно — без бортов — старой маленькой плоскодонки.

Реальное событие (2) после сновидения. Моя сестра уговорила меня пойти с ней на одну из выставок мотоциклов «Олимпия». Ей хотелось знать мое мнение по поводу понравившегося ей небольшого скутера. Эта изящная вещица под названием «Юнибус» совершенно не походила на другие демонстрировавшиеся скутеры, так как была сконструирована по принципу легкового автомобиля и имела вал, коробку передач и прочие соответствующие приспособления, а также маленькое сиденье необычной формы (во всех скутерах, которые мы видели до этого, человеку приходилось стоять на платформе), снабженное щитом для прикрытия дамского платья. Я указал своей сестре на преимущества последней детали и добавил, что на обычном скутере ее ботинки насквозь промокнут и запачкаются грязью. Когда я делился с ней своими соображениями, у меня на мгновенье возникло давно знакомое мне странное ощущение: это уже когда-то было. Отлично понимая, что оно означает, я принялся за работу и вскоре вспомнил забытый образ. Он относился к сновидению, которое я, к счастью, записал. Вернувшись домой, я просмотрел свои записи и выяснил, что сделал их два года назад.

Сновидение между двумя реальными событиями. Мне приснилось, будто моя сестра едет по улице в очень необычном миниатюрном автомобиле. (Я зарисовал его — то была точная копия «Юнибуса», но без щита.) Я кричу ей что-то насчет опасности промочить ботинки и замечаю, что уровень воды на дороге достиг низкой овальной платформы автомобиля.

Судя по записям, платформа представляла собой кусок плоскодонки, которую я видел дней 9— 10 назад.

Раз уж мы перешли к теме связи между сновидениями и реальными событиями, разделенными большими промежутками времени, стоит поведать о самом удивительном случае, когда оказалось, что сновидение и реальное событие разделяет около 20 лет.

Реальное событие (1) до сновидения. В возрасте 12–14 лет я с огромным интересом прочел книгу Жюля Верна «Небесный корабль». Те, кто знаком с ней, вероятно, помнят иллюстрации к придуманному автором летающему аппарату. На них был изображен длинный темный корпус, по размерам и форме напоминающий современный «Дестройер», но в отличие от последнего он имел таранный нос. Эта штуковина, словно по ошибке вынырнувшая из воды и взмывшая в небо, поддерживалась лишь крошечными воздушными винтами, укрепленными на тонких металлических мачтах. Крыльев или чего-либо подобного у аппарата не было.

Реальное событие (2) после сновидения. Лет 20 спустя, в 1910 г., я совершал свой первый решающий полет на первом аэроплане, обладавшем полной собственной устойчивостью[4].

Событие было волнующим. Машина слишком быстро оторвалась от земли, подпрыгнула и, когда я наконец пришел в себя, с ревом равномерно начала набирать высоту уже за пределами аэродрома. Я предоставил машину самой себе; и так мы летели до тех пор, пока двигатель не заглох (в те времена на это уходило три минуты). Ощущение было в высшей степени необычным. Машина, подобно всем другим выполненным по моим проектам, не имела хвоста и по форме напоминала — если смотреть снизу — широкий наконечник, но без древка. Она двигалась острием вперед, а к острию было прикреплено нечто вроде открытого (беспалубного) челнока, сделанного из белой парусины, натянутой на легкий деревянный каркас. Я праздно сидел в машине и с высоты 300 футов обозревал резвящиеся внизу стада. Основная часть аэроплана находилась вне поля моего зрения, так что казалось, будто я лечу в открытом челноке через пустоту.

Сновидение между двумя реальными событиями. Через несколько дней после того, как я, еще будучи ребенком, прочел книгу Жюля Верна, мне приснилось, что я изобрел летательный аппарат и летал на нем. Надо отметить, что тогда я и не представлял себе иного летательного аппарата, кроме огромного металлического «небесного корабля», поддерживаемого воздушными винтами. Однако, в приснившемся мне сне я сидел в маленькой открытой лодке, сделанной из какой-то беловатой материи, прикрепленной к деревянному каркасу.

Здесь, по-видимому, следует оговориться, что характерный для биплана «Данн» лодкообразный дирижабль появился не из-за смутного воспоминания об этом сне. Мои ранние летательные аппараты не имели подобного устройства. Оно было результатом дальнейших раздумий и предназначалось для уменьшения «лобового сопротивления», поскольку считалось, что именно в этом месте сопротивление оказывает отрицательное воздействие на стабильность аппарата.

О приснившемся мне в детстве сне я никогда не забывал и не без забавы вспомнил о нем в 1901 г., когда, получив отпуск по болезни, я всерьез занялся изобретением приспособления, которое было бы «тяжелее воздуха» и помогло бы решить важную военную проблему — проблему разведки. Но так как сон казался мне вполне естественным для маленького мальчика, я тогда не придал никакого значения внешнему облику приснившегося аппарата, подтверждением чему служит тот факт, что соответствующее конструкторское решение было найдено только десять лет спустя. И я отогнал от себя мысль о сновидении как несущественную. Лишь недавно я осознал, что подтверждающая деталь — маленькая, белая, открытая лодка — дает основания считать сон предвосхищением будущего события.

* * *

Если внимание сновидца странствует по ассоциативной сети, полностью игнорируя «настоящее», то неудивительно, что оно неожиданно наталкивается на какой-нибудь образ, отстоящий от нас на много лет «вперед». Действительно, именно этого и следовало бы ожидать, поскольку в своем «обратном движении» внимание часто натыкается на образы, отстоящие от нас на много лет «назад».

Однако, когда речь заходит о количественном соотношении образов из прошлого и образов из будущего в определенном ряду сновидений, легко попасть впросак. Ибо образы, относящиеся к событиям, которые отодвинуты от нас далеко «назад», можно опознать и подсчитать, тогда как образы, относящиеся к событиям, которые отодвинуты от нас на такое же расстояние «вперед», не поддаются идентификации. Поэтому единственный способ подвести итог — ограничиться при подсчетах несколькими днями в обоих направлениях. Следует исключить из подсчетов такие образы (неважно, касаются ли они будущего или прошлого), как образы друзей и бытовых сцен. А образы, предположительно относящиеся к прошлому, необходимо подвергнуть столь же тщательному изучению, как и образы, предположительно относящиеся к будущему. Тогда совпадения в обоих направлениях приобретут одинаковую весомость.

Ведя подсчеты описанным выше способом, я обнаружил, что количество образов, неоспоримо относящихся к ближайшему будущему, практически равно количеству образов, столь же неоспоримо относящихся к недавнему прошлому.