КРАЙ ВЕТРОВ: НЕКРОМАНС 12 страница. Камориль лихорадочно соображал

Камориль лихорадочно соображал. Итак, 'Богиня'. Богиня, которая переоценила сумасшествие Эрраты и недооценила ее 'любовь'. Или, поняла то и то неверно, превратно, в меру своего собственного безумия. И эта Богиня хотела его смерти. Камориль опустил взгляд вниз, на макушку Эрраты, самозабвенно облизывавшей его сосок.

- А я могу поговорить с этой Богиней? - спросил он.

Эррата отстранилась, скуксившись.

- Нет, конечно, ты ведь теперь только мой, Камориль!

Некромант стиснул зубы на секунду. Что ж. Похоже, иного пути нет.

- Ты была очень плохой девочкой, - сказал он вкрадчиво и бархатно, как умел иногда, и опрокинул Эррату на пол. Ногтем провел ей от выемки ключиц до пупка. Эррата выгнулась дугой, застонав. - Скажи мне, кто такая эта Богиня, и я награжу тебя, наказав.

Эррата замерла, почуяв некую несостыковку. Камориль понял, что сказал что-то не то, и быстро добавил:

- Впрочем, я выпорю тебя в любом случае. Ну, кто такая Богиня? Почему она хотела, чтобы я умер?

Эррата обхватила его талию ногами, а руками притянула к себе голову и быстро, жарко зашептала:

- Она пришла во сне, и приходила не один раз, а много, много раз, пока я не поверила, что это не сон. И она сказала, что ты должен умереть. И что если я тебя убью, и убью себя, то она тебя возродит. Возродит вместе со мной, как раньше, одним целым. Но я не поверила ей, хотя сказала, что поверила. Потому, что ей сложно противиться. И я сделала, как она велела, но тот полуживой никогда бы не убил тебя, ты же знаешь. И вот теперь мы вместе, и скоро станем одним целым, и для этого не нужно умирать.

Камориль заставил ее перевернуться на живот и нежно заломил ей руки. Ему нужно было немного подумать. Приметив невдалеке на полу наручники, он совсем не удивился находке, потянулся к ним, достал и зафиксировал на запястьях извивающейся Эрраты. Колдовать ей это, конечно, не помешает, но сейчас колдовать она не будет. 'Плохая девочка' смиренно ждет наказания.

Камориль встал, пододвинул стул ближе к Эррате. Сел и сложил на нее ноги. Так ей будет спокойней, пока он думает.

Да, Эррата больна. Более того, очевидно, что за те годы, что они не виделись, она двинулась еще более основательно. Она практически не контролирует себя. А эта ее идея провести 'Богиню'? Ну так, талант не пропьешь.

Камориль думал, что же ему делать теперь с этой непутевой родственницей. По-хорошему, ее бы надо бы убить. Прекратить, так сказать, эти напрасные страдания, слишком уж затянувшиеся. И берет же откуда-то деньги, и даже к какому-то целителю-нелегалу ходит... Да и самому Камориль морально стало б намного легче, знай он, что Эрраты больше нет. Но. Эррата состоит в гильдии. И Веритас не поймет. Веритас не простит, а он, хоть и дурак, но все равно дорог Камориль.

Некромант, наконец, принял решение.

Он встал и подошел к высушенным трупам в углу, коснулся их рукой и сотворил свое смертельное волшебство. Кости, вырвавшись из оков плоти, собрались в клеть. Камориль подошел к Эррате, поднял ее и почти за шкирку оттащил в клетку из костей. Эррата верещала и сопротивлялась. Но она все еще думала, что это игра, и что сейчас они 'соединятся', и что он ее 'накажет'. Камориль вытянул из трупов сухожилия, которыми привязал Эррату к кресту из тех же костей.

- Да, делай со мной все, что хочешь! - это было последнее, что она сказала перед тем, как Камориль заткнул ей рот черепом филина. Затем он наглухо запечатал костяную клеть еще несколькими чарами.

Наблюдая за тем, как начинает дергаться Эррата, понимая, что 'наказания' не будет, Камориль достал мобильный телефон, набрал номер и произнес:

- Здравствуйте. Это Камориль Тар-Йер, и я по поводу Эрраты Тар-Йер… Да, мы, наконец, приняли решения. Мы согласны, что Эррате необходимо срочное и долговременное лечение. Можете забирать. Да, семья все оплатит. Я говорю, как глава семьи. Приезжайте как можно скорее, и постарайтесь, чтобы... чтобы санитары были поопытней. Не менее шести человек. Записывайте адрес...

Он продиктовал, как добраться до заброшенного особняка.

А Эррата пыталась кричать и дергалась. Дергалась и ее не настоящая грудь, и нарощенные женские бедра. Камориль смотрел на свое изуродованное тело, измененное хирургией и магией до почти полной неузнаваемости. Эррата, как и Веритас, была его братом-близнецом. Единокровным братом-близнецом, с которым они втроем срослись воедино еще в утробе матери так, что имели каждый по позвоночному столбу, но один на всех изуродованный таз, и еще пять кривеньких ног. Медицина и сейчас мало что смогла бы сделать с таким... ребенком, а в те времена, когда появились на свет братья Тар-Йер, им и вовсе не светило ничего, кроме скорой мучительной смерти. И тогда отец обратился к целителям. А эти ребята оказались не без смекалки. Они придумали, как разделить троих детей так, чтобы те остались живы. Нужно было всего-то добыть каждому некую замену двух его братьев. Этой заменой для Камориль стали паук и черный кот. Эррате достались кролик и кукушка. Веритасу - кабан и пес. Операция прошла успешно, но сущность животных, конечно же, наложила некий отпечаток на личности братьев. И почему-то Камориль и Веритас лишились удушающей тоски по недостающим частям себя, а вот Эррата... он с этим не справился.

Камориль еще подумал зачем-то, что если бы Эррата не стал транссексуалом - были бы они с ним похожи? Наверняка, были бы, генотип-то один. Разве что, растолстевший непомерно Веритас с этими своими бакенбардами, хоть и не делал с собой ничего дурного, совсем на Камориль не похож. Хотя, конечно, глаза...

- Давно нужно было это сделать, - проговорил Камориль, вставая. – Незачем было с тобой нянчиться. И да... спасибо, что решил не убивать. Ты, конечно, сейчас этого не поймешь, но потом, может быть, до тебя дойдет. Мы квиты. Лучше бы нам больше не встречаться, брат.

И Камориль ушел из дома, в котором он вырос, теперь уже навсегда.

 

Я с любовью смотрел на море, а морю до меня, кажется, не было никакого дела. Оно все еще было холодным, и, по правде говоря, у меня в голове не умещалось, отчего оно теплеет каждый год, и как это вообще возможно. Эта лазоревая толщь, чернильно-черная у дна, как будто бы тает на поверхности, как шоколадная глазурь на мороженном. И ты ступаешь по берегу, утопая в песке по щиколотку, а море слизывает твои следы, и так ты навсегда остаешься в нем, а оно - в тебе. В твоей душе, если быть наиболее точным.

- Эй, дядька Зубоскал, хорош втыкать, ехать пора! - окрикнул меня Роман, очень уж, на мой взгляд, не деликатно. Я вздохнул и поплелся по берегу назад, к повороту дороги, где и дожидался меня пацан.

- Иду-иду, - заверил его я. - Эх, люблю море.

- Мне тоже оно нравится, - согласился со мной Ромка.

Мы шли вверх по узкой улочке. Через несколько поворотов будет дом и гараж Эль-Марко.

- Я бы хотел, чтобы, если умру, мой пепел развеяли над морем, - очень серьезно сообщил мальчик. - Или сделали из меня драгоценный камень и бросили в море, знаешь, делают сейчас такое?

- До чего цивилизация докатилась, - покачал головой я. - Но что-то в этом определенно есть. Что-то такое пубертатно-романтическое... Но мне, определенно, нравится. Хотя, чего это ты вдруг о смерти?

Роман смотрел на дорогу перед собой, держа руки в карманах. Полуденное солнце уже слегка припекало.

- Да я о Камориль думаю. Как он там?

- Хм... может, позвони ему?

Ромка покачал головой:

- Нет, не буду. Вдруг, отвлеку от чего-то важного?

Я пожал плечами.

- Как хочешь.

Мы, наконец, подобрались к дому Эль-Марко. Гараж был открыт и смотрелся черными вратами в бездну из-за того, что там было темно, а все стены вокруг были белые и многократно отражали полуденное солнце.

Железный конь Эль-Марко, начищенный до блеска и без единой царапинки, отчаянно бликовал. Сам его хозяин возился с чем-то в гараже.

Я оглядел 'коня'. Понял, что он мне нравится. Понял, что не разбираюсь в марках мотоциклов и в мотоциклах вообще. Предположил, что втроем на этом агрегате нам будет... не слишком комфортно.

- Эй, Кападастер, - позвал я, - ты долго еще? А нас же оштрафуют, да, если мы на него втроем влезем? И это, наверное, опасно, да?

- Привет! - прозвучал, вместо ответа, звонкий чужой голосок.

Из тьмы гаража, прикрывая глаза от яркого света, к нам вышла девочка, одетая в промасленный комбинезон и синюю футболку с закатанными рукавами. Она была невысокой (ростом примерно с Ромку), но казалась постарше. Я бы дал ей, на вид, лет пятнадцать.

- Меня Никола зовут, - представилась она.

- Привет, Никола, - улыбнулся я. - А где это ты так испачкалась?

Она без особого энтузиазма глянула на свой комбинезон:

- Помогала Марко. Я люблю с ним в гараже возиться. Много чему научиться можно.

Я краем глаза отметил, что Ромка, делающий всеми силами бесстрастный вид, отчаянно краснеет. Это ж что должно твориться в голове, чтобы такой ответ девчонки тебя смутил! Ай-яй. Никола на это внимания не обратила вообще. Она отбросила с лица рыжую челку и глянула на меня чуток исподлобья:

- Вы со мной поедете.

- А? - удивился я.

- Марко попросил меня помочь, - она выплюнула жвачку куда-то в пыль.

- Понятно, - протянул я - А на чем?

- А пойдемте со мной, тут по лестнице вверх и за угол повернуть. Там я вам мою прелесть покажу.

- А сколько тебе лет? - решил уточнить я. - Права есть?

- Обижаете! - скривилась девочка. - Права у меня были еще раньше паспорта!

- Вот как, - протянул я. - Значит, тебе, как минимум, шестнадцать?

Она нахмурилась и никак не подтвердила моей догадки, но и не опровергла, кивнула в сторону куда-то, развернулась и пошла. Я двинул следом.

Никола, значит… Так вот ты какая – загадочная воспитанница Эль-Марко. Я о девчонке слышал раньше, но ни разу ее не видел. Как-то не случалось.

Мы быстро поднялись вверх по каменным ступенькам между домов и оказались на параллельной улице. Никола уверенно свернула налево, к закрытым дверям примерно такого же, как у Эль-Марко, гаража. Двери были выкрашены в бордовый цвет и отбрасывали яркий рефлекс на лицо и одежду девочки, возящейся с тяжелым навесным замком.

Наконец она сняла замок с петель и стала разводить створки дверей, в чем я ей немного помог, как умел. В темном зеве гаража смутно поблескивал лакированный бок какого-то неимоверно выдраенного и явно кем-то очень любимого агрегата типа "мотоцикл - машина для самоубийств".

Я залюбовался бликами, как и Никола. Ну, она-то наверняка не бликами любовалась, а просто своим сокровищем, или думала, можно ли что в нем улучшить - кто их, этих маньяков, знает, о чем там они думают, глядя на свои объекты страсти.

- Эй, девочка, - послышался голос откуда-то сзади.

Никола обернулась:

- А? Кто тут "девочка"?

- Девочка, а где мальчик?

Незнакомая мне девушка в розовом пляжном бикини держала Николу за локоть, который та попыталась вырвать, но не тут-то было.

- Какой, напрочь, мальчик? - возмутилась Никола.

- Дамочка, отойдите-ка, - решил вмешаться я, поняв, что барышня какая-то странная. В тот же миг до меня дошло, что если странная барышня при мне спрашивает мальчика, то есть большая вероятность, что барышня - та самая. Такая же, как тогда. И плевать, что в этот раз - блондинка с вьющимися спутанными космами.

На мою реплику она не отреагировала вообще.

- Дамочка, отпустите девочку, - я положил ей руку на плечо, но она даже не посмотрела на меня.

- Где мальчик? - повторила она вкрадчиво.

Никола была явно не из робкого десятка, так что такой подход ее, очевидно, только разозлил.

- Марьян, или как вас там, сделайте что-нибудь! - она переводила гневный взгляд с меня на странную блондинку и обратно. - Ну, что стоите? Эта тетка - бродяжка какая-то непонятная! Я ее не знаю!

Когда Никола обратилась ко мне, женщина тоже глянула в мою сторону, но куда-то мимо, совсем не в глаза и даже не в лицо.

- Просто скажи, где мальчик, - проговорила она, снова сосредоточившись на Николе, чуть тише и немного шипя.

- Да чтоб тебя, какой мальчик? Кого тебе надо, кошелка ты старая? Да отпусти ты меня! - Никола, наконец, с силой вырвала свой локоть у незнакомки. - Я сейчас… я сейчас опекуна позову! Или охрану!

Блондинка не стала снова хватать Николу за руку, а как бы замерла, прислушиваясь. И медленно повернула голову к морю.

- Никола, это она за Ромкой пришла, - сказал я, пригибаясь. - Она... сумасшедшая. Лучше спрячься где-то.

- Ага, - бросила девочка, явно пропустив мой совет мимо ушей.

Но я ее уже не слушал. Я пытался понять, как именно поступить, и все еще сомневался, а не ошибся ли я. Но когда барышня рванула крадущимся шагом, как бы бегом и как бы на цыпочках, вниз по лестнице (а смотрелось это крайне странно и совсем не по-человечески) я понял, что сомневался зря. Сиганув за ней, я в два прыжка перемахнул лестницу, оказался рядом и повалил ее на дорогу. Мы снова сцепились и покатились кубарем куда-то вбок, по наклону земли. Я отпустил ее и отпрыгнул в сторону, она прокатилась еще несколько раз кувырком и застыла в пыли на четвереньках. По-змеиному поведя головой, она уставилась вправо, на выкаченный из гаража мотоцикл Эль-Марко и восседающего на нем Романа.

- Судьбоплет! - радостно воскликнула девушка, поднимаясь на обе ноги. Протянула к Ромке руку и начала медленно идти к нему. - Вот же он!

- Рома, прячься в гараже, закрывай двери! - на бегу проорал я, снова сбивая девушку с ног в прыжке. Эта была не такой тяжелой, как прошлая, но для своей внешности имела тоже очевидный перевес.

В первый раз, когда мы катились по дороге, она как будто бы не замечала меня, и была в недоумении, отчего это ей не удается подобраться к мальчишке. В этот раз она, кажется, начала что-то понимать и отвесила мне пару неплохих затрещин, хоть и явно - наугад. Барышня не была слепой. Отчего же она меня не видит?..

Я, наконец, зафиксировал ее на асфальте, но держать ее мне стоило больших трудов. Мне, казалось, банально не хватает массы. Я глянул влево: Ромки видно не было, а из гаража вышел Эль-Марко со своим несменным цилиндром, но не на голове, а в правой руке.

- Мйар, отпускай ее, - крикнул он. - Отпускай и беги сюда!

Я не стал спорить и отпрыгнул в сторону, позволяя тем самым девушке встать.

Она заметно ускорилась. Прямо на наших глазах у нее стали удлиняться голени и предплечья. Она шла к гаражу чуточку неуверенно, но очень целенаправленно. Когда она подошла к Эль-Марко почти вплотную, то уже заметно возвышалась над ним, а волосы ее подметали дорожную пыль.

Эль-Марко задрал голову, смотря на нее, но она на него не смотрела. Ее целью был Роман, который, как я ему и сказал, укрывался в гараже.

- Эль-Марко, блин, ты что задумал? - закричал я, подбегая. - Она же сейчас!..

- Тихо, - оборвал меня Кападастер. - Смотри.

Девушка с непропорционально длинными ногами, похожими теперь больше на задние лапы животного и такими же уродливо-длинными руками пыталась улыбаться Ромке. Она на самом деле пыталась приветливо улыбнуться мальчику, вот только это я понимал, что это у нее такая улыбка, а видел ли это Роман - еще вопрос, потому как по-звериному вытянулось и ее лицо, а улыбка обнажала теперь ряд острых желтоватых зубов.

- Ромочка, - различил я за невнятным полурыком и ужаснулся. Что же она такое? Может, это сам Роман призывает этих монстров? Неудачные попытки начинающего чародея создать... идеальную девушку?.. Бред!

- Я тебе не Ромочка, - угрюмо и зло ответил мальчик, отводя протянутую к нему длинную жилистую руку с желтыми неровными когтями.

Они недвижно стояли друг напротив друга в холодной темноте гаража, и пока никто не решался двинуться, откуда-то сверху раздался оглушительный рев мотора. Я инстинктивно повернулся на шум: Никола в прыжке преодолела лестницу на своем стальном "коне" и, тормозя, развернула его полукругом.

Дальше все происходило даже как-то слишком быстро, как во сне.

Плечи и так уже мало похожей на человека блондинки стали дергаться и морфироваться, из нее полезли дополнительные руки и шипы, позвоночник ощетинился острым гребнем и вытянулся в длинный узкий хвост. Она снова потянула все еще меняющуюся руку к Ромке, и в этот же миг со звуком выстрела ее откинуло вглубь гаража. Над ее левой грудью дымилась дыра от насквозь прошедшей пули. Не медля, Эль-Марко разрядил в нее еще половину обоймы. Я, повинуясь инстинкту, схватил опешившего Ромку и вытащил на улицу, и мы вместе с ним тут же закрыли двери гаража снаружи на большой железный засов.

Через две секунды тварь стала колотить в двери изнутри так, что, казалось, все здание трясется.

- Мйар, она вырвется оттуда очень скоро, так что нам нужно срочно зажать тебе струну, - Эль-Марко небрежно сунул парабеллум в за пояс сзади.

- Понял, - кивнул я. - Значит, я с ней. А вы?..

- Мы с Ромкой и Николой рванем, как и намеревались, к маяку. Камориль звонил. Там и встретимся.

- Ждите меня, если что, - попросил я перед тем, как Эль-Марко запечатлел у меня на лбу свой особенный поцелуй, открывающий во мне ранее сокрытые таланты. Я почувствовал, как его рука входит мне в живот где-то в районе солнечного сплетения, легко, как тесто, перестраивая что-то там, внутри. Затем он поцеловал меня в закрытые веки, прикасаясь очень легко, едва ощутимо.

- Достаточно, - порешил он, сграбастал в охапку пацана и усадил на свой мотоцикл.

И пока моторы ревели, никто не слышал моих криков. Потому что я, похоже, от той странной твари мало чем отличаюсь. Или она от меня. По крайней мере, по ней не скажешь, что ей больно... А вот меня трансформация скручивает так, что сознание затуманивается и я забываю, как дышать. И это хорошо, да, очень хорошо, что Ромка уехал и не увидит меня таким, в моей "боевой" форме.

Я меняюсь не так значительно, как эти странные чудовища, но на себя обычного я мало похожу. У меня тоже искажаются пропорции, становятся не совсем человеческими. У меня отрастают прочные острые когти, я начинаю хотеть мяса и крови, все мышцы выступают рельефно и остро. Камориль говорит, что я похож на большую дикую кошку, которую не кормили с месяц, но он горазд приукрашивать. Голые кошки на редкость уродливы, а я при трансформации шерстью не обрастаю. Но все это - внешне. Главное - оно внутри. И это не только нестерпимое желание свежего мяса, сейчас же и побольше, нет. Меня самого более всего удивляет, что в таком измененном состоянии я воспринимаю любую поверхность, как горизонтальную, людей - медлительными и мягкими, а время и пространство - растяжимыми и не линейными. Пребывание с "зажатой струной" - это ни с чем не сравнимый опыт. И это Эль-Марко еще меня пощадил. Или - ту тварь пощадил... Потому как сейчас все эти эффекты не так остры, как могли бы быть, и мир, который я вижу, все еще более-менее похож на привычную реальность. Да и я более-менее похож на себя самого. И я все еще помню, что можно, а что нельзя.

И когда волшебство отпустило меня, будто бы собранного заново, мощный толчок выгнул металлические двери гаража, а следующие два вынесли их напрочь.

Разгоряченная и обезумевшая тварь смотрела на меня и теперь уже, кажется, видела. Хотя, нет. Она не видела меня, но она, наверное, научилась различать, где нет ничего вообще (там, стало быть, я), и где все - существует. Да, так и есть. Я понял это отчетливо.

И она, не разбирая пути, набросилась на эту пустоту, которой я ей виделся, со всей своей бесстрастной яростью и бездумной покорностью силам, которые ею руководят.

И я понял, что в этот раз мне незачем бежать, и что тут, хочешь или нет, а нужно... убить ее. И я не испытывал к ней ни ненависти, ни жалости, мне только было чуточку горько от того, что в мире есть такие чудовища, явно живые и наверняка уж сколько-нибудь разумные, которые не нужны никому, вообще никому.

И пока я думал о вечном, тварь нанесла удар. Я вовремя блокировал его рукой.

И - о чудо! - на моем предплечье не осталось ни следа от удара. А била тварь явно не слабо. Она тут же набросилась снова, а ее вытянутые челюсти щелкнули прямо у меня перед носом. Пахнуло гнилью и, почему-то, больницей. Я наотмашь ударил когтями, и по ее туловищу прошли полосы, начав сочиться алым. Тварь дернулась. Но, ежели её пулевые ранения не смутили, то, что ей те мои царапины? Она отпрянула, прогнулась, повела головой и, присев, прыгнула на меня, ощетинив все свои несчитанные руки, ручки, когти, шипы и зубы. И я бы мог ступить в сторону, но я решил встретить ее удар.

Она промахнулась. Как будто бы скользнула по мне, как по льду, не задев меня вовсе.

И вот тогда меня затрясло.

Меня что, не существует? Только для нее или... вообще?

Пока тварь вертела головой, разбирая, где же я теперь, я стоял недвижно и думал. Потом нагнулся и подобрал полутораметровый металлический засов, оторванный от дверей гаража. В таком состоянии я поднял его, как пушинку, но инерция никуда не делась и меня слегка повело, когда я размахивался им для удара. Металл вгрызся в плоть. Жуткое существо отшвырнуло к стене, и, судя по звуку, удар переломал ей пару костей. Пока она вставала, явно путаясь в множестве своих рук, я ударил с разбега еще раз. Тупой кусок железа в кровь калечил и так больное уродливое существо, а я бил и бил. Раз пять, а то и десять. У меня все руки уже были в крови, и меня все еще яростно трясло, но я остановился только когда тварь затихла.

Смотря на кровавое месиво, отвратно бликующее на полуденном солнце, я подумал, что где-то уже видел такое... много, много раз я видел такое. А когда я выпустил железный засов из рук и тот упал в дорожную пыль, капли чужой крови на моей коже стали дымиться. Они стали нагреваться и жечь меня! Они как будто бы вонзались мне в кожу, в мясо, в кости, а тварь, размазанная на дороге, стала собираться в целое, она стала регенерировать прямо на глазах.

- Да что ж ты за жесть такая, - тихо взмолился я, отступая на пару шагов. Так быстро никто на моей памяти не регенерировал. Даже в руках у целителя.

Все, куда попала кровь существа, было у меня теперь в болезненных ожогах, а собравшаяся воедино тварь стала еще меньше походить на человека, чем раньше. Это было что-то отдаленно напоминающее морского ската, только собранное из почти что людских рук и ног разных размеров, покрытое кровяной коркой вперемешку с изодранной кожей. Оно вспучилось, стало из плоского выпячиваться куда-то вверх, силясь, кажется, сложиться в человеческую фигуру. Это фантасмагорическое зрелище лишило меня способности соображать и двигаться. Что это вообще? Это надо убивать? Как это убивать? Как?

На, предположительно, голове существа открылось множество звериных зеленых глаз, из плечей снова полезли руки, многосуставчатые, с разным количеством пальцев, из разных мест стали расти волосы. Существо было похоже на бурлящий суп: из него все росло, очень быстро, и, кажется, совершенно хаотически.

А я стал чувствовать, как на меня наваливается холодная, отупляющая усталость, совсем не характерная состоянию "зажатой струны". Я посмотрел на свои руки в ожогах - и это были руки дряхлого старика.

- Да что ты такое вообще?! - уже громко прокричал я, снова хватаясь за железный засов.

Ответа мне не было, засов показался неподъемным, а бурлящая масса, видом своим повергающая меня в ужас, медленно двигалась ко мне, отращивая новые конечности одну за одной и, как будто, желая обнять меня.

И тут я услышал стук ее сердца. До этого сердца не было, - но вот оно появилось. Аритмичное, многокамерное, неясно как вообще работающее, оно звучало внутри головы этого существа, и именно поэтому каждый животный зеленый глаз ее слезоточил кровью. Вот оно что. Сердце - в голове. Нарочно не придумаешь!

Зачем тебе сердце в голове, чудовище? Это же так... непрактично.

И я собрал все силы вместе и прыгнул, налету вцепившись когтями в эту самую голову, стал резать тысячу ее глаз, рвать артерии и вены, а потом резким рывком сломал позвоночный столб и отпрыгнул, пока сотня ее когтей не вонзилась в меня.

Голова чудовища оторвалась и покатилась по дороге, зловонная масса стала оседать и дергаться в агонии.

Я оглянулся на дергающуюся бардовую массу.

- Мага бы... сюда... элементалиста, - прошептал я, дрожа, - сжег бы все это... напрочь.

Но мага не было. Мне же не хотелось трогать эту массу более ни одним пальцем. Мне даже смотреть на нее не хотелось. Я, пошатываясь, прошел пару шагов, а потом меня все-таки вырвало.

Потом... весь мир, как в тумане, хотя светит яркое солнце. Я иду, и я все еще не похож на себя самого, у меня все еще длинные острые когти и слишком широкие плечи, мое тело постепенно наполняется силой, которую дает, кажется, сама земля и воздух, но разум мой закрыт, я почти ничего перед собой не вижу. Я сажусь на камень, и постепенно начинаю видеть. Передо мной - море, что есть глаз, синее, хрустальное. Во всей физической силе этого тела я остаюсь маленьким испуганным зверьком. Я так боюсь того, чего не понимаю.

- Ну Мйар, ну полно те, ну ты же победил ее, - говорю я сам себе.

- Кого - ее? - спрашиваю сам у себя.

- Ну, эту... кровососущую тварь... кем бы она ни была. Все враги, в конечном итоге - мясо на костях, так какая разница, которое резать? Все равно, что курицу разделывать.

- Ты не понимаешь, - ответил я, - я слишком долго жил там, где не было никаких потрясений, и я открыл себя для того, чтобы лучше чувствовать эту тишину и различать оттенки этого покоя. И эта кровь - это как острый перец, имбирный чай - она меня обожгла.

- Не ной, - приказал я себе и замолк.

Посмотрел на руки. Ожегов не было - уже затянулись. Но костяшки белели отчетливо, и очень явственно проступали вены на обтянутых кожей костях. Ничего... Когда музыка перестанет играть... когда мир успокоится... меня отпустит и я снова стану таким, как был. Пара тортов с вишней и пирогов с рыбой - и я есть я, никто не заметит подмены.

Я заставил себя встать и потащился по пыльной дороге на север. В двадцати минутах ходьбы ждет автобусная остановка, с которой я смогу уехать на маяк. А пока я иду по обочине, она пылит, меня обдает воздухом от проезжающих мимо фур, надо мной летают чайки и ласточки.

Я не уверен, убил ли я тварь во второй раз, ведь я не знаю точно, на что она способна. Может быть, она трижды оживет. А может быть, это та же самая, что и той ночью. Тогда - не страшно. Если мы с ней встретимся третий раз, быть может, я уже привыкну ее убивать.

 

Через двадцать минут Мйар и правда дошел до остановки, одиноко притаившейся среди песка и солончаков. Он сел на металлическую лавочку и стал ждать. Автобуса все не было и не было. Мимо остановки прошел старик с вяленой рыбой на проволочных кольцах, и, в меру своей сердобольности, сообщил Мйару, что на дворе выходной день, а это значит, что последний автобус на маяк был с час назад. Вероятно, симпатию старика Мйар заслужил крайне потрепанным видом и крайне печальным взглядом, а может, просто человек хороший попался.

Мйар, вздохнув, слез с лавки и поплелся пешком дальше. Так он шел часа два, по привычке размышляя о все том же пресловутом 'вечном', а так же о том, как забавно мозг интерпретирует любые выходящие за рамки обыденности инциденты, превращая их в простые сновидения. Ведь не раз и не два люди видели и его собственные сверхъестественные проявления, и никак не стереть из памяти человеческой былые времена, когда магов и чудовищ было куда как больше, а вот на тебе - все живут спокойно, и в ус не дуют. Толерантный век. Люди, как будто бы, не хотят видеть и вспоминать. Открещиваются от всего этого, как от бездомных, нищих и умалишенных. А если инаковость все же напомнит о себе, проявившись слишком ярко, то... Кто-то забывает об ужасе столкновения с необъяснимым тут же, кто-то воспринимает это как сон и шутки воображения, кто-то пишет об этом романы. И в то же время вера в чудеса присуща детенышам человеческим с самого рождения и лет этак до десяти. Она, бывало, и после остается, сплетенная неимоверно тесно с тоской по несуществующему и страхом избавления от этой тоски. Только вот тем, кто раскопал истину, - правдивую историю и действительное настоящее – им, пожалуй, не позавидуешь.

Мимо идущего по обочине Мйара несколько раз проезжали легковые автомобили, обдав его мелкой пылью, дорогу ему перешло уже не одно стадо кудлатых рыжих коров, а однажды мимо него, обогнув по бокам, с возгласами и улюлюканьем проскакали двое ребят на лоснящихся от пота гнедых лошадях. Ребята были тоже лоснящиеся, тощие, загорелые и на вид оба еще не разменяли и десяти.

Всю дорогу по правую руку дышало море, а солнце немилосердно припекало плечи и голову.

Когда на самом пределе зрения Мйар различил белое марево маяка, его обогнал раздолбанный автобус с пыльными мутными окнами, бывший некогда лазурным, а теперь - грязно-голубой. Он проехал немного вперед и зарулил на обочину. Мйар поравнялся с транспортным средством, даже не надеясь, что владелец оного как-то поможет ему добраться до места назначения.

- Ну, чего смотришь, залезай! - окрикнул Мйара водитель с пышными усами.

Мйар забрался на ступеньку и уточнил:

- До маяка довезете?

- Довезет, довезет, - послышался знакомый голос.

Мйар с удивлением опознал в самом конце автобуса рассевшегося на целых два сидения Камориль.

- Мйар, не тупи, заходи, мы и так человеку выходной испортили!