Письмо о «средневековье» Карла Юнга
Во Христе почитаемый брат!
Спасибо за привет и добрые пожелания. Пусть Господь даст тебе во много раз больше и лучше. Я рад, что тебе понравилась статья «Проповедник мертвым», где я постарался истолковать некоторые основные заблуждения Юнга. Теперь ты меня спрашиваешь, почему швейцарского психиатра настолько интересуют средние века, магия и мистика тех времен. Постараюсь ответить так, как смогу, потому что не могу до конца проникнуть в суть его мотивировки.
Так как нынешний мир стал пустым конформистско-гедоническим зверинцем, большинство модных интеллектуалов, которые хотели бы вернуться к своим корням, просто околдованы средневековым Западом и думают, что он (Запад) в корне отличался от нынешнего Запада, который живет по американскому образцу и подчиняется нигилизму, скрытому под пестрой ложью, В своем воображении они гуляют по коридорам средневековых замков и башен, благочес-тиво преклоняют голову перед готическими соборами, с наслажде-нием смотрят, как в сумрачных комнатах, наполненных книгами, алхимики размышляют о камне мудрецов... Для них средние века -это период мистического, где мистика всегда понимается как какой-то туман, где запах пергаментов смешивается с запахом ладана, а звуки келейных колокольчиков — со страстными разговорами о магни и каббале. Как дети в комнатах, наполненных игрушками и сластями, они перебегают от одной вещи к другой, перепрыгивают от знания к знанию и хлопают в ладоши, когда находят то, что тешит их гордое гностическое чувство. Они гордятся тем, что представляют «элиту мудрых», которой дано возвыситься над обычными людьми. Как говорят алхимики, «наше золото - не золото невежд». Эти алхи-мические средние века- пик Ренессанса, творений Джованни Пико де Мирандола и Марсилио Фичино, сновидений Да Винчи об уни-версальном человеке и мечтаний Бруно о множестве миров, где пре-бывают разумные существа... Этот увлекающийся романтичный За-пад! Какое большое желание постичь таинство, пир благородных и возвышенных душ! У современного исследователя традиций в уме все смешивается: легенда о Граале и трубадурская «мистика эроти-ческого», построение соборов итамплиерский синкретизм, месса на латинском языке и алхимические опыты, схоластика и каббала... Все это привлекает... Нам придется вникнуть в их взгляды, чтобы про-чувствовать их «опыт целостности».
Но до тех пор, пока эти писатели берут сладость за сладостью из средневековых домов, построенных из печенья, за их спиной над ними смеется ведьма. Ведьма - это дух обмана, который помрачает рассудок и волю людей. Поэтому они не видят, что в средних веках берут начало многие современные тенденции западного менталитета. Последователи папы исказили истинную веру - пра-вославное христианство. Если бы не было отпадения от древа Все-ленского Православия, не было бы схоластики, чье «Summae» (автор имеет в виду знаменитый трактат Фомы Аквинского «Сумма теологиа», который явился одним из основных источников католи-ческой догматики. - Прим. ред.) создало почву для сожжения на кострах. Если бы не было папских ошибочных догматов, не было бы крестовых походов против Византии; если бы не было номиналистическо-рационалистических разногласий, возможно, не обратились бы западные интеллектуалы к алхимии, каббале, магии... Если бы не было «триумфальной рассудочности», не было бы ате-изма... Если бы не было Ренессанса, не было бы и человека нового «сплава», и «светловолосого арийца»... Без инквизиции не было бы Освенцима (страшного лагеря немцев)...
Утопизм «святого» Римского царства породил все позднейшие утопии, в которых погибает современное человечество. Эти люди во имя свободы, равенства и братства идут по трупам своих ближ-них, и их дорогу к «свету будущего» озаряют сожженные дома. За-пад из-за впадения в папскую ересь не постиг подлинной традиции святости и, если хочешь, мистики... Но не мистики туманности, в значении мистики «сердца Иисусова» и каких-то «De imitatione Christi», а мистики святоотеческой, ведущей к жизни во Христе, как живой встрече с Богом Живым, Богом, Который есть Огонь, мистики трезвого поста и молитвы, приобщения Тела и Крови Гос-пода. Даже когда православные верующие на своем горизонте уви-дят зарю православного востока, западные традиционалисты будут взирать на нее сквозь темные очки своей истории и философии. Вместо св. Марка Эфесского их интересует Георгис Гемистос Пли-тон, а в диалоге между исихастом Григорием Паламой и Варлаамом Калабрийским они встанут на сторону Варлаама (ведь он был учителем Петрарки, разве нет?).
Для меня Юнгдин из западных традиционалистов, один из тех, кто заблудился в лесу, как Ивица и Марица, и начал поедать дом из печенья до тех пор, пока не появилась ведьма оккультизма и не завлекла его в духовную тьму... И еще: Юнг был поздним язычни-ком. Духовное язычество проделало путь через много периодов, на-чав от героев Гомера, у которого люди смеются и кричат от страсти и гнева, до равновесия «периода Аполлона», когда некоторые античные мыслители пытались освободить мир от призраков и заткнуть уши воском, чтобы не слышать крика божественных и человеческих страстей, чтобы в конце концов в царстве идей отдыхать на постели понятного, классически выстроенного. И в более позднее время, когда центром всего становится библиотека, тленный гностицизм пытается уловить верховное Божество в сеть интеллектуальной квазимистики. В Александрийский период все устали от ложных божеств и пустых мудрствований. Мифы давно выдохлись, оставив после себя шелуху серых, безжизненных значений. Аполлона заменил волшебник Гермес Трисмегистос. Эпос становится сатирой, а на престоле мира-Римская империя. После Августа приходят такие исторические лица, как Нерон, который сжег свою столицу, Калигула, сделавший коня сенатором...
Религия, которой следует Юнг, есть обновленное язычество. Писание трактуется на основе уже существующего тленного мира.
И вот Юнг, верный последователь Гермеса, - типичный мистик по-зднего язычества. Интересно, что же будет, когда все откроется? Где здесь можно найти Христа? А без Христа этот мир, как сказал архи-мандрит Иустин Попович, «большой космический сумасшедший дом»'...
А теперь об архетипах... У Юнга это учение приводит к язычеству, и я думаю, что ты это понял. Архетипов, которые проявляются в личности, много, все они «автономные животные», которые, если им не покориться, нападают на человека. Сущность архетипов без-рассудочна, стихийна. В Православии все по-другому. Через челове-ка вся тварь стремится к Богу, но соединение с Ним возможно только в Церкви, которая есть Тело Христово. Личность - это образ Божий, отражение Христа, Солнца Правды, в человеке. Но разумный человек не станет ловить тени на воде, а направит свой взгляд к Солнцу. Без высокой психологии, которая в сущности есть пневматология, то есть откровение Святого Духа, глубинная психология бродит в лабиринтах «человеческого горизонтализма».
Жаль, действительно жаль, что такие великие умы, как, например, Юнг, не приняли Православия с его чувством прекрасного и Истиной в нем. Я глубоко убежден, что в этом случае их талант не был бы зарыт в землю ересей и духовных иллюзий, а сами они и их талант были бы приумножены и внесены в сокровищницу Царства Божиего. А нам остается с Божией помощью справляться и приум-ножать то, что у нас есть. Ибо кто много знает и согрешает, будет много бит, говорит Господь...
Помяни меня. Твой В.Д.
Продолжая тему архетипов, затронутую в письме, хотелось бы более подробно рассмотреть ее с позиций православного учения о человеке.
Человек создан как образ Божий: это основная истина право-славной антропологии. Святые отцы без намерения исчерпать все значения образа Божия в человеке приводят несколько наших осо-бенностей, по которым можно определить, что мы созданы с обра-зом Божиим в себе:
1. Человек разумен, так как он сотворен как икона (образ) Христа, Логоса Отца, который есть Божия Премудрость.
2. Первый человек создан как царь природы (земной), так как Христос есть всемогущий Господь и Царь.
3. Человек свободен, так как он есть икона абсолютно свободного Сына Божиего.
4. Человек ответствен за тварь и ее соединение с Богом, но так как человек пал, то эту миссию выполняет за него Христос, вопло-щенная Премудрость Божия, Бог Слово.
5. Человек стоит в центре всего созданного, так как в нем, как в микрокосме, соединяются мир видимый и невидимый, духовный и вещественный (душа и тело).
Первозданный человек создан был Богом таким, что все чувства его были устремлены к Богу, к Его любви, к союзу с Ним.
Как проповедует свт. Григорий Нисский, человек велик потому, что он - микрокосм и микротеос (Бог в миниатюре, «сотворенный по иконе Творца»). Поскольку сущность Божию „определить нельзя, она остается таинственной, то и сущность человека как образа Божия остается неопределимой и таинственной. Как икона не может восприниматься лишь как краски и дерево, без связи с тем, кто на ней изображается, так и человек не может быть личностью, познава-емой лишь физиологией, наукой о теле, или психологией, наукой о душевных процессах, так как он - не только тело и Душа, но и лич-ность. Истину о человеке нам может дать лишь богооткровенное учение Православной Церкви. Человек сотворен Богом единым и цельным.
Поскольку человек создан как икона Христа, Адаму нужно было возрасти и исполниться такой любовью к Господу, чтобы прийти к Нему и остаться с Ним. Логосу нужно было вступить в личностное единство с человеком. Оно произошло во Христе Богочеловеке. «Это блаженный конец, ради которого созданы все творения», - говорит прп. Максим Исповедник. По словам архиепископа Николая Кавасилы. Бог сотворил человеческую природу, чтобы, когда придет время, выбрать для Себя Мать и воспринять от Нее человеческое естество. (Имеется в виду рождение Господа Иисуса Христа от Пресвятой Девы Богородицы. - Ред.). Человек стремится ко Христу своими желаниями и мыслями не только потому, что он - Бог, но и потому, что это -Цель всей твари. Он исполнен нашей любви. Желать чего-либо, противного Ему, - значит бунтовать против своей природы. Поэтому нужно Его вспоминать в молитве каждый час. Обращаемся ко Христу и верим, что Он услышит нас и поможет нам. Пророк Исайя, узревший премудрость Промысла Божия, восклицал; «Господи, Ты еси Бог мой, величаю Тя, славлю Имя Твое, Творящий чудеса». Из этого можно заключить следующее:
1. Христос воплотился не только для того, чтобы дьявол был побежден, как полагают на Западе. Вечная Воля Божия предопреде-лила соединение в Личности Логоса Отчего Божественной и человеческой природы. Поэтому Христом человек не только спасается от греха, смерти и дьявола, но и соединяется с Небесным Отцом.
2. Обожение невозможно без воцерковления. Нет спасения без Церкви. В Церкви - спасение.
3. В Церкви все берет начало от Христа и возвращается к Нему. Вера, надежда, любовь, пост, молитва, милосердие -для Него, Им, в Нем.
4. Во Христе человек побеждает зло. Огромная глубина греха и падения не может уничтожить истинного замысла создания че-ловека.
5. С Христом герметический круг падения и греховности про-рывается в свободу Царства Божиего. Христос возрождает все со-творенное. Человеком, влюбленным в себя и в смерть, зачарован-ным и закрытым в своем кругу, благость Христова переносится бо-лезненно. Гордый ум богоотступничеством и ересью бунтует против Христа, гонит Его от себя, по-каиновски ненавидит целомудренней-шего Авеля, явившегося в роду человеческом.
Воплощенная Истина, полнота Божества в человеке - это залог истины и спасения. Это вечная несказанная радость. О слиянии противоположностей спор велся между древними и новыми язычниками. С приходом Спасителя мы получили много откровений, которые до этого человеческий ум самостоятельно постичь не мог. Мы осознали, что, как это ни парадоксально. Бог Един в Трех Ипостасях:
Отец, Сын и Дух Святой. А Христос Един в двух природах - боже-ственной и человеческой. Как Бог - Он Животворен, как человек -умирает на Кресте. Пресвятая Богородица - также преславное, вели-кое чудо: тварь, носившая в утробе Творца, родила Христа, остав-шись Пречистой Девственницей...
Какая огромная разница между православной точкой зрения и взглядом Юнга на обожение! В юнговском учении об архетипе про-рисовываются картины гностической ереси. Богословы заметили, что истинная религия теоцентрична, тогда как гностицизм - магичен. Подобно гностикам, Юнг настаивает на том, что кратчайшим путем от падения можно освободиться при помощи формул, которые под-чинят себе реальность.
Православный христианин, устремленный ко Христу, благословлен своим Спасителем истинным познанием действительности, к которому он стремится. Для этого ему не нужно мучительно ски-таться по пустыням заблуждений современного человечества, погрязшего во тьме богоотступничества. Это значит: к Отцам! К Святым и Боговдохновенным мужам, которые возродят нас для Царствия Бо-жия. Об этом говорит и современный богослов иеромонах Серафим (Роуз): «Среди них мы найдем своих истинных Отцов, которых в наши дни так мало, Отцов, чья единая цель - направить нас, своих детей, по пути к Богу и Его Небесному Царствию, где нас ожидает общение с ангелами в неизреченной вечной радости».
"Виктор Франкл об учении Карла Юнга
Австрийский психиатр Виктор Франкл, основатель логотерапии, создатель Венской психологический школы, - один из самых смелых критиков психоанализа Юнга как раз в той области, где эта психология касается человеческой религиозности. Сам Франкл име-ет библейский взгляд на мир и на Бога, Которого он воспринимает как Живого и Истинного Творца и Спасителя человечества, а не как абстракцию гностической мифологии. В труде «Бог подсознания» он решительно свидетельствует об истинности Божиего присутствия в нас: «С точки зрения психологии, отношения ребенок - отец пред-шествуют отношениям человек - Бог, но онтологически это не ори-гинал, а копия. С точки зрения онтологии, мой физический отец, ко-торый меня породил телесно, в некоторой степени - случайный пред-ставитель Другого, Который сотворил все».
Для Франкла человек - разумное, ответственное, наделенное совестью существо, парадоксальное на всех уровнях, даже на бес-сознательном. Он против того, что человеческое бессознательное якобы «всесознательно» или «божественно», и против того, что этобессознательное инстинктивно и что оно сильнее нашей свободы. В этом основная ошибка Юнга и его последователей. Они ошибочно локализовали «Бога подсознания», полагая Его источник во тьме прачеловеческого ИДа, с которым ЭГО (рассудок и подсознание) не имеет ничего общего. «Это значит, - говорит Франкл, опровергая Юнга, - религиозность нельзя отнести к коллективному бессозна-тельному, так как она заложена в самоопределении человека, осно-вана на решительном напряжении воли и сердца, то есть совокупно-го нашего существа». Последователь Юнга Бенцигер утверждал: «Мы можем говорить о религиозном инстинкте так же, как и о сексуаль-ном, и об агрессивном инстинкте». Франкл ответил на это следую-щим: «Какая же это религиозность, если она на инстинктивном уровне запрограммирована на сексуальность? Спасибо за такую религиозность!» Так как аутентичная религиозность имеет характер не инстинкта, а решения, его характером она устанавливается, а характером инстинкта падает. Религиозность может быть либо экзистенциальной, либо никакой. Для Юнга, как и для Фрейда, бессознательное - это нечто, что детерминирует (определяет) личность, а для нас подсознательная религиозность (как вообще все духовно подсознательное) - нечто подспудное, которое влияет на нас, но не решает за нас и не заставляет нас.
Франкл также решительно отбросил и идею Юнга об архетипах, которые якобы являются нашим архаическим наследием. «Надо признать, - говорит венский психиатр, - что религиозные «праобразы» существуют, но они не являются архетипами нашего культурного пространства. Этот мир рисунков и символов не дан нам изначально, мы лишь родились, окруженные им. Отсюда понятно, что эти праобразы - не архетипы, а молитвы наших отцов, обряды наших церквей, откровения наших пророков, образы наших святых. Аналитическая психология человека Юнга сводится к языческому существованию примитивного религиозного сознания. Франкл на основании своего врачебного опыта и на основании библейского взгляда на мир говорит: «Аутентичная (в этом контексте - первоначальная) религиозность не имеет никакой связи с «архаикой» (в этом смысле - примитивной) религиозности. Религиозность (которая ранее существовала, а потом была отвергнута) во многих людях осталась наивной, такой, какой она была во времена отрочества». Это подсознательная вера, которую можно назвать, в наилучшем смысле, детской. Возможно, она и детская (ив этом смысле наивная), но не примитивная и не архаичная, как ее трактует Юнг. В свете бес-пристрастного анализа здесь нет места никакой архаичной мифоло-гии, каковая встречается в толкованиях школы Юнга; поэтому если в экзистенциальном анализе иногда и можно увидеть такое подсоз-нательное религиозное содержание, то, скорее всего, оно просто со-впадает с любимыми старыми картинками из времен отрочества.
Для Франкла, человека библейского мироощущения, каждый из нас - существо, ищущее смысл. Но не любой гностический, манипулятивный «смысл», в котором мы сами себе боги, а Смысл с заглавной буквы «С» - в Боге, Который наш добрый и самый нежный Отец.
Письмо о Гессе, поэте Абраксасовом
Дорогой, в предварительном письме ты мне сообщил о своих впечатлениях от чтения «Степного волка», «Сидхархи» и «Демиана». Говоришь, что это невыразительно, посредственно. Ты употребил выражение (признаю, мне нравится) «метафизический сентимен-тализм». Я соглашаюсь с тобой и тогда, когда ты говоришь, что су-ществует гораздо больше писателей-героев, которые более смело (и более радикально) боролись с «проклятыми вопросами». Среди них -Кьеркегор, Кафка и Тракл, этот мученик экспрессионизма, и Камю... Но не это явилось темой твоего письма. Ты хотел узнать, что я думаю о Гессе с точки зрения православного христианина. Я отвечу кратко и, надеюсь, ясно.
В то время, когда я еще не пришел к Церкви, я читал Гессе, как и большинство молодежи, - не как художественную литературу, а как жизненную философию. Я не читал, а просто глотал. Признаю: интересно написано, захватывает. Это типичная молодежная литература, и читается она в тот период, когда у молодежи возни-кают вопросы: «Кто я? Откуда я? Куда иду?» Здесь имеют место и возрастное чувство, недовольство собой и миром, бунт против ав-торитета отца и Бога Отца, неопределенное чувство, как сказал бы Зигмунд Фрейд. Кроме того, и желание магически подчинить себе мир, быть «сверхлюдьми», которых остальные, обыкновенные, люди в силу неимения таких «глубин» и «высот» знаний не воспринима-ли. Читая Германа Гессе, много молодежи стало увлекаться оккуль-тизмом и ориенталистскими (восточными) религиями. Особенно у нас, когда книги Гессе были настоящими бестселлерами среди мо-лодежи. Она искала в этих книгах глубокое, а не плоскостное по-нимание смысла жизни. Духовно голодные молодые люди питались прозой Гессе, они разговаривали о ней и верили ей. В «Степном волке» читатель встречался с попытками молодого героя самооп-ределиться и найти смысл жизни, которые могут быть отчаянными, если для него не существует Христос.
Главный герой романа, Гарри Галлер, - мятущийся «степной волк». Окружающие его не понимают. Своей подруге Гермин он говорит: «Демон-дух, а мы его несчастливые дети. Мы отпали от естества и висим в пустоте». Это ощущение современного ребенка причем очень эмоционального, в период возмужания. Чтобы окружающие не нанесли ему вреда, он хочет отстраниться, хочет надеть какую-то маску исключительности и иметь свой «имидж», чтобы его не узнали. В романе говорится о двух силах в душе - божественной и сатанинской, которые ощущает в себе каждый разумный и чувствительный человек. Знакомый Гарри Галлера, Пабло» «расширяет» пределы познаваемого употреблением наркотика» который дает и Галлеру... Все личности, о которых пишет Гессе» чувствуют этот мир, как «грязь», где они - «элита» чувствующих-Если хочешь достичь космической гармонии, как Гарри, надо уча-ствовать в оккультном танце, надо путешествовать через простор «за зеркалом», где человеку предлагаются «Камасутра» и восточная мудрость. «Я», личность Гарри, распадается на легионы, которые опять собираются, и т.д.
Но наиболее характерный труд Гессе - «Демиан». Ты уже знаешь, что в этом произведении описывается, как школьный друг мо-лодого Синклера, Макс Демиан, посвящает его в таинство «избран-ности». В своем чтении он говорит о том, что Каин и его последова-тели (духовные) были сильными людьми, т.к. боролись против «судь-бы» и Бога. А Каина осуждают как преступника только слабые люди. Затем он учит ненавидеть таких, как благоразумный разбойник, который был одесную Христа, и любить разбойника, который был распят по левую сторону. Демиан показывает Синклеру силу своей воли, свои парапсихические способности и от него требует, чтобы, кроме Бога, любил и демона, и зло. Молодой Синклер начинает пить, блудить, но душа его мечется. И наконец Синклер узнает от Демиана об Абраксасе. Абраксас представляет вместе «бога и демона», которо-му надо поклоняться вместо Христа.
Ты хорошо знаешь, что влияние таких идей на развращенную молодежь Запада очень велико (а сегодня весь мир является Запа-дом). Панк и рок-революция предлагают все попробовать, быть братьями и сестрами Каина, «степными волками». Они верили Абраксасу, который является воплощением «доброго и злого», осво-бождением от всех этических и общественных правил. Идеология Гессе ничем не отличается (кроме гуманистического «слоя») от идеологии английского сатаниста Кроули: «Делай что хочешь, и пусть это будет единственным законом». Гессе легко стал одним из гуру Нового Века, где идеалы христианства заменяются синкрети-ческой эпохой Водолея. Все веры во имя «всеобщего человека» -Абраксаса - объединяются...
Мигуэль Серано во время чтения романа «Демиан» чувствовал свою мощь и избранность. Здесь он нашел источник релятивизма, который его поразил. В Индии Бога «абсолютно не существует, а если бог такой немощный, тогда каков демон». Серано считает: если западный человек хочет быть целостным, тогда он должен принять Абраксаса, «Христа Атлантиды...» С такими мыслями и чувствами чилиец посетил старого Гессе. Гессе еще в первой встрече подтверждает, что «И-цзин» - книга, которая может изменить жизнь. Вера не нужна, продолжает автор «Демиана»:
«Если мы можем жить в мечтах, тогда нам не нужна религия, так как с помощью мечты можно понять, как человек после смерти воп-лощается в универсум». То, что для нас Бог, для Гессе - это приро-да, Космос, не личность. Без личности любовь нельзя представить, возражает автору Серано, хотя бы на Западе. Разве это погружение в Космос не отбрасывает личность? Гессе говорит: «Истина - для удовлетворения желания. Может быть, что на Западе идея личнос-ти является источником каких-то болезней, а может быть, и про-клятием нашего существования». Потом они разговаривали о Кундалини, змее индуистского тантризма, которая ведет человека «вдоль дорожки освобождения» и которая «свернута в клубок в глу-бине позвоночного столба и представляет райское древо...» Для Гессе Кундалини есть чистое сознание. Все-таки он считает, что западники как раз не могут успешно заниматься йогой: у них не' склонности к созерцательному познанию, которое есть в Индии...
Трагична была кончина Гессе: он примирился с тем, что «потерял себя» ради «перехода в чистую форму». В конце жизни он написал песнь «Шелест надломленной ветви», говоря о ветви, как о себе «без листьев, без коры, бесплодная и бледная».
Известно, что благовестие Христа — это благовестие о бесконечной ценности личности, о человеке, который приглашен, чтобы через Церковь Христову быть с Богом и чтобы, будучи созданным из праха земного, стать чадом Божиим. Я спрашиваю себя, почему нынешний человек так мало хочет и желает стать чадом и так сильно хочет стать богом для самого себя... И почему гордость скрывает, как и Гессе, так много «метафизического сентиментализма». Приветствую Вас во Христе... Ваш В.Д,
«Credo» («Верую») Гессе и Юнга и учение Православной Церкви
Завершая подробное рассмотрение философских взглядов Карла Юнга и Германа Гессе, подчеркнем те основные моменты, в кото-рых эти взгляды отличаются от учения Православной Церкви.
Несколько черт «Верую» Гессе и Юнга:
1. Вера в то, что Бог есть Естество, Универсум, безличный оке ан блаженства (Гессе), или Демиург, немощное существо, которому человек нужен, чтобы «осветить Божию тьму» (Юнг).
2. Вера в Абраксаса. Абраксас - божество, объединяющее добро и зло, истину и ложь. Абраксас есть Бог и демон.
3. Вера в то, что человек с принятием плода с древа познания добра и зла сделал что-то положительное и это его подтолкнуло к развитию сознания. Адамово падение Юнг истолковал как выход и первоначального единства растений, животных, человека и Бога, Приняв запретный плод, Адам якобы потерял рай несознательного Теперь он возвращается к первоначальной совокупности, но имее развитое сознание. Как уверяет Юнг, это сознание и «есть самый ценный плод древа познания, магическое оружие, которое принесло победу над землёй и которое, надеемся, принесет еще большую победу над собой». Для Иоланды Якоби, его коллеги, первородный грех есть «источник всего человеческого развития, он заставляет нас идти вперёд к еще большему развитию нашей психики и нашего мира, а также к освящению нашего отношения к Богу и Его воздействию на нашу душу через символ личного».
4. Одержимость Индией и ее языческим пантеизмом. И для Юнга, и для Гессе Индия есть «архетипная почва». Западный человек не может принять индийский способ мышления, но якобы может обогатить свой духовный опыт.
5. Придание исключительного значения змеиному энергетическому столбу (Кундалини), через воздействие на который в человеке как будто бы зарождается «третий глаз» и появляется способность к мистическому опыту.
6. Вера в действие алхимических и магических ритуалов для достижения человеком «личного идеала». Вера в реинкарнацию, ас-трологию, различные виды колдовства.
7. Равнодушие к Христу (Гессе) или отношение к нему как к человеку-герою, «вестнику» Святого Духа, который не является ис-тинным Богом (Юнг). Как учитель Христос подобен Будде, Конфу-цию, Кришне.
8. Вера в свои мечты, видения, сны. Гессе считал, что «мечта заменяет религию», а Юнг контактировал с неким «духом». (Две большие части его автобиографии посвящены описанию видения, в котором он имел контакт с «духом»),
9. Вера в то, что надо жить в согласии со своим естеством (сво-ей природой), т.е. «надо следовать личному пути и воле, к которым ты пришел в результате личного опыта».
10. Неверие в Истину и Надежду, открытые Богом.
Учение Православной Церкви разительно отличается от вышеописанного.
1. Бог не есть ни природа, ни Космос, ни Универсум, ни Демиург, который, борясь против хаоса, нуждается в помощи. Он есть Святая Троица в триединстве (Отец, Сын и Дух Святой), Творец, Спаситель и Утешитель. Господь из небытия в бытие привел мир Своей волей (мира могло и не быть); существование мира поддер-живается Его любовью. Бог хочет, чтобы человек стал через Христа Его усыновленным чадом, но человек после грехопадения сам по себе и сам для себя существо тленное, на смерть осужденное. Он не' может просветить свою тьму, пока в нём не засияет светлый огонь Духа Святого. Наш Бог, как свидетельствует Апостол, есть свет, и нет в Нем никакой тьмы.
2. Бог не может быть в одно и то же время добрым и злым, так же как истина одновременно не может быть ложью, а жизнь - смер-тью. Бог не сотворил зло, оно есть результат злоупотребления разум-ными существами своей свободной волей: сначала - ангелы света восстали против Творца и стали бесами, а потом через Адама грех отравил Bte сотворенное... А Абраксас - «бог-демон» - есть не что иное, как демон. Еще св.мч.Ириней Лионский в своем сочинении «Против ереси» писал об этом.
3. Бог сотворил человека, чтобы человек Его познал и чтобы, живя в союзе с Ним, получил вечное блаженство. Что касается древа познания добра и зла, то, как говорит святой Феофил Антиохийский, оно было прекрасно, и плод его был прекрасен. И оно не было смертоносным, как некоторые думают; вкушение его плода было несоблюдением заповеди. В плоде не было ничего другого, кроме познания. А познание прекрасно, если мы им хорошо пользуемся.
Когда Господь сотворил Адама, он еще был духовным младенцем, и для него не была полезна твердая пища познания добра и зла, а полезно было молоко смирения. И именно поэтому, а не из зависти, Господь ему запретил есть плод; он желал испытать его послуша-ние, сохранив Адама в простоте и невинности. Но демон обманул прародителей, и они захотели неблагодарно, магически, стать бога-ми. Этим они лишились общения с Жизнию - Господом и впали в грех и смерть.
Очевидно, что вкушение плода познания добра и зла не при-несло никакого «просветления», а, напротив, явилось входом во тьму. Человек был облечен Богом в «кожаные одежды»: рождение от плотского сношения, как у животных, взросление, старение, необходимость кормиться тленной пищей. Его первоначальное любовное познание разбилось на множество частей: религия, наука, искусство, ремесло. А животные начали восставать на человека, так его изменил грех. Роды в муках, жизненные несчастья, болезни, разбушевавшиеся стихии природы, наводнения и землетрясения, да и сама смерть, такая страшная смерть - всё это пришло в мир по причине грехопадения. А гностики - и древние, и новые, такие, как Гессе и Юнг, -верили в силу знания, которое автоматически обожествляет обладающих им; поэтому бунт Адама против Бога они считали «прогрессом». Сам гностицизм склоняется к обожествлению зла, как «равносильного божественному», как необходимого элемента в процессе освобождения души от материальных оков. Чтобы освободить себя от этого мира, гностик воздерживается от всего чувственного, с отвращением его отбрасывает (через запрещение брака, измождение, постами, приводящими иногда к смерти) - или предается блуду, чтобы разрушить свое тело, в котором «обитает разнузданная душа» (это путь и «степного волка», и молодого Синклера в романе «Демиан»),
4. Индия, страна, в которой был распят св. Апостол Фома, не захотела принять Евангелие и осталась в аду своих «33 миллионов богов» (среди них есть и людоедка Кали, которой до недавнего вре-мени приносили в жертву детей и девушек). В Индии считают, что природа есть иллюзия (Майя), рождение - проклятье, а душа - капля божественной субстанции, которая через реинкарнацию возвраща-ется в океан Брахмана или в «ничто» нирваны. Индия, по словам епископа Николая Велимировича, - это страна «стеклянных глаз» и несогретого Христовой любовью сердца, страна, где много людей, которые разочаровались в жизни и нуждаются в том, чтобы в их стране благовестили Бога - воплотившегося Логоса Христа. Индии необходимо новое рождение - Крещением, упразднение страшной зависимости от кармы, омовения ее глаз блестящей росой Воскресе-ния.
Что касается обогащения духовным опытом Индии, посмотрим, что говорит русский мыслитель Николай Трубецкой: «Можно ли со-здать синтез христианства и Мистики Индии? Можно ли совместить христианство с религией Индии, чтобы от их совместной общественной жизни произошла какая-то новая, обоюдно принятая «высшая» религия? Никак невозможно. Христианство всегда подчеркивало существование метафизического зла, противопоставленного и противного Богу, а религиозная мысль Индии никогда не знала проблем борьбы добра и зла - это два исключающих мировоззрения».
Только на первых порах можно впасть в заблуждение, приняв во внимание внешнее сходство проявлений религиозной жизни в индуизме и христианстве. «Умное деланье» в брахманизме, умерщвление плоти, всепрощение и самопожертвование в буддизме при
подробном рассмотрении оказываются направленными к цели, пря-мо противоположной христианской. Тот факт, что достижения, ко-торые всегда, как у индусов, так и у христиан, проявляются на выс-шем уровне духовного развития, у индусов используются ради «са-танинских» целей (обретения магических сил или духовного само-убийства), свидетельствует о том, что существует глубокая пропасть, еще больший разрыв между индуизмом и христианством. И любой ' компромисс невозможен. Не может быть компромисса между Богом и сатаной.
А между тем Индия с христианской точки зрения - самый сильный оплот сатаны. Благодаря индийскому учению о переселении душ и «аватаре» (воплощении бога Вишну) проповедь Евангелия в Индии очень непроста, так как представление о Сыне Божием, принявшем человеческое естество, у каждого индуса ассоциируется с воп-лощением бога Вишну (который воплощался в тела животных - льва, рыбы, дикой свиньи). Таким образом, воплощение Сына Божиего в представлении индусов теряет свое исключительное значение, не-сомненное для каждого христианина.
Индус может принять христианство только путем сильнейшего внутреннего переживания и убеждения, которые произвели бы сущностный переворот во всей его религиозной психологии, унаследованной от предков с материнским молоком, -только путем разрушения этой психологии до самого основания - так, чтобы не осталось камня на камне... До тех пор, пока не произойдет это обращение, христианин не сможет смотреть на индуса иначе как на несчастного заблудшего человека, пленника сатаны, лишенного истинной веры и спасения; любую мысль о синтезе христианства и одной из индийских религий необходимо отвергнуть.
5. Возведение в ранг божества змеи и «змеиной энергии» в любом смысле есть сатанизм, так как это тот змей, который обманул наших прародителей. Часто там, где не почитают Бога Живого, змей находится в центре языческого культа. В Индии есть Кундалини, в Китае поклоняются дракону, огромной змее с крыльями (в даосизме это символ «Логоса»); на короне египетского фараона изображены две змеи, означающие единство Верхнего и Нижнего Египта; ацтеки приносили.жертвы «крылатому змею» Кецалькоатлю. Это тоже плод языческого верования в то, что добро и зло принадлежат божественной сфере. Русский философ А.Ф. Лосев, говоря о демоническом начале в музыке Скрябина, пишет: «Только язычество может быть са-танинским, потому что в язычестве обожествляется мир с его несо-вершенством (пантеизм - В.Д.). Сатанизм есть обожествление мате-рии и зла... В действительности и христианство признает бесов - без них было бы непонятно появление зла в мире. Но христианство зна-ет, что демоны несут в себе зло, и для борьбы с ними существует действенное средство: все они падают перед лицом Божиим, креста достаточно, чтобы они потеряли силу. Язычество не чувствует зла в сатанизме. Язычники любят своих демонов, им молятся (вспомним хотя бы близкие отношения Юнга с Филемоном. - В.Д.У, они не могут допустить их сокрушения или лишить их силы. Напротив, в язычестве сатанизм есть принцип религии и красоты, и верующие находятся в сокровенном союзе с ним (поэтому Демиан Синклер советует обожествлять Абраксаса.— В.Д.)... Тогда зло больше не является злом, тогда оно есть божественная стихия»...
6. Для Серано, оккультиста-практика, без сомнения, психоанализ Юнга и узкая стезя инициации в оккультизме имеют одну духовную сущность: «Он сам участвовал в мистериях, как человек, который претворяет в жизнь дело гностика и алхимика, но возможно, что он (Юнг. - В.Д.) сначала хотел остаться в стороне». Гностики и алхимики создавали символы не для психического анализа, а для магии. Юнг, хотя и боролся с магией, был чародеем, который часто переходил границы науки как она понимается в последние триста лет. Мы думаем, он это знал, когда сказал, что «его понять могут только поэты». Конечно, Юнг это знал. Он сказал Ричарду Эвансу, что только гностики и алхимики до него занимались вопросом архетипов, а о Парацельсе он очень ясно говорит: «Уже давно мне ясно, что алхимия не только мать химии, а первая ступенька сегодняшнего психологического бессознательного». Целью гностико-алхимической практики было соединение сознания с бессознательным, создание цельной личности, что является задачей глубинной аналитической психологии. По мнению Юнга, архе
