ДНЕВНИК ДЖОНАТАНА ХАРКЕРА. 1 октября, вечером. Я застал Томаса Снелинга у себя в Бетнал Грине, но, к несчастью, он был не в состоянии что-либо вспомнить

1 октября, вечером. Я застал Томаса Снелинга у себя в Бетнал Грине, но, к несчастью, он был не в состоянии что-либо вспомнить. Перспектива выпить со мной стакан пива показалась столь привлекательной, что он слишком рано приступил к долгожданной пирушке. Все-таки я узнал от его жены, что он был только помощником Смоллета, который из двух помощников был главным, так что я решил поехать в Волворт. М-ра Джозефа Смоллета я застал дома. Он пил чай одетый, по-домашнему. Это очень скромный и умный малый, совершенный тип хорошего, добросовестного работника, очень при том толкового. Он ясно помнил весь эпизод с ящиками и, вынув откуда-то из штанов записную книжку – на страничках, углы которых загибались, оказались похожие на иероглифы полустершиеся карандашные пометки – сообщил мне, куда ящики доставлены. Их было шесть, сказал он, на той повозке, которую он принял в Карфаксе и сдал в доме номер 197, Чиксенд стрит, Мил Энд Нью Таун, и, кроме того, еще шесть штук, которые он сдал по адресу Джамайка Лейн, Бермондси. Если граф намеревался рассредоточить свои таинственные укрытия по всему Лондону, эти два места наверняка были выбраны им как перевалочные пункты, чтобы позднее иметь возможность обосноваться более тщательно. Он действовал по определенной системе, и я уверен, двумя районами Лондона он ограничиваться не собирался. Сейчас он обосновался на крайнем востоке северного берега, на востоке южного берега и на юге города. Едва ли он не учел в своей дьявольской схеме север и запад, не говоря о Сити и самых фешенебельных районах Лондона на западе и юго-западе.

Я дал Смоллету полсоверена и спросил, брали ли еще ящики из Карфакса.

Он ответил:

– Вы были так добры ко мне, и я вам расскажу все, что знаю. Несколько дней тому назад я слышал, как некий Блоксмен рассказывал, что он со своим помощником обделывал темное дельце в каком-то старом доме в Парфлите. Такие дела выпадают не столь часто и, возможно, Сэм Блоксмен вам расскажет кое-что интересное.

Я сказал, что если он достанет мне его адрес, то получит еще полсоверена. Тут он наскоро допил чай и встал, сказав, что пойдет разыскивать его повсюду. У дверей он остановился и сказал:

– Знаете, дяденька, вам нет никакого смысла тут оставаться. Скоро я найду Сэма или нет, сегодня, во всяком случае, он вам ничего не скажет. Сэм странноват, когда выпил. Если вы мне дадите конверт с маркой и надпишете на нем свой адрес, я отыщу Сэма и напишу вам сегодня же вечером. Но вам придется отправиться к нему, иначе вы его не поймаете, как Сэм встает очень рано и сразу уходит из дому, как бы ни был пьян вечером.

Я написал адрес, наклеил марку и, отдав конверт Смоллету, отправился домой. Как бы там ни было, а мы идем по следам. Я сегодня устал, и мне хочется спать. Мина крепко уснула, она что-то слишком бледна, и у нее такой вид, будто она плакала. Бедняжка, я убежден, ее терзает неведение, и она, должно быть, волнуется за меня и других. Но самое лучшее – так, как оно есть. В данном случае мне легче видеть ее разочарованной и обеспокоенной подобным образом, чем в будущем страдающей нервным расстройством. Врачи были правы, предупреждая, чтобы ее не вовлекали в это ужасное предприятие. Я должен с твердостью хранить обет молчания. Никогда ни при каких обстоятельствах не стану говорить с ней на эту тему. Возможно, это и не столь уж трудно. С тех пор, как мы объявили ей о своем решении, она сама избегает разговоров о графе и его делах.

2 октября, вечером. Долгий, томительный, тревожный день. С первой же почтой я получил адресованное мне письмо, в конверт был вложен грязный клочок бумаги, на котором карандашом нетвердой рукой было написано:

«Сэм Блоксем, Коркранс, 4, Потерс Корт, Бартел стрит, Волворт. Спросить перевозчика».

Письмо принесли, когда еще лежал в постели, и я поднялся, не будя Мину. Она казалась усталой, сонной, бледной и не совсем здоровой. Я решил не будить ее, а, вернувшись после очередных поисков, отправить ее в Эксетер. Мне кажется, дома, занимаясь повседневными делами, она будет чувствовать себя лучше, чем здесь, среди нас, да еще пребывая в полном неведении, что происходит. Я встретил д-ра Сьюарда и сообщил ему, куда иду, пообещав вскоре вернуться и рассказать ему и остальным, если что-нибудь разузнаю. Я поехал в Волворт и с некоторыми затруднениями нашел Потерс Корт. Когда я спросил человека, открывшего дверь, где живет перевозчик, то всего за полсоверена узнал, что м-р Блоксем, проспавшись после выпитого накануне в Коркрансе пива, уже в пять часов утра отправился на работу в Поплар. Он не знал точно, где его искать, но, насколько он помнил, это какой-то новый товарный склад. С такими жалкими сведениями я и отправился в Поплар. Было около двенадцати часов, когда, ничего не найдя, я зашел в кофейню, где обедали несколько рабочих. Один из них утверждал, что на Крос Энжел стрит возводят новый холодный склад. Это вполне могло оказаться «новым товарным складом». И я туда немедленно отправился. Беседа со сторожем и десятником – я наградил обоих звонкой монетой – навела меня на след Блоксема; я обещал ему уплатить его поденную плату, и он пошел к начальнику за разрешением побеседовать со мною. Он был довольно сообразительный малый, хотя грубоватый и в разговоре, и в обхождении. Когда я ему дал задаток, пообещав заплатить за полученные сведения, он сказал, что дважды ездил из Карфакса в какой-то дом на Пиккадилли и отвез туда девять больших ящиков – «страшно тяжелых», на специально нанятой подводе. Я спросил его номер дома на Пиккадилли, на что он мне ответил:

– Номер-то, дяденька, я позабыл, но это всего в нескольких шагах от большой, недавно выстроенной белой церкви или чего-то вроде того. Дом старый и пыльный, хотя, в сравнении с тем проклятым домом, откуда ящики взяты, это царский дворец.

– Как же вы попадали в эти дома, раз они пустые?

– В доме в Парфлите меня встретил старый господин, он и ящики помог мне поднять и поставить на подводу. Черт его подери, это самый здоровый парень, какого я встречал, а ведь старый, усы седые, и такой тощий, что и тени не отбрасывал.

Его слова ужасно меня поразили.

– Представляете, он поднял свой конец ящика с такой легкостью, точно фунтик чая, когда я, задыхаясь и обливаясь потом, с трудом поднял свой, а ведь я тоже не цыпленок.

– Как же вы вошли в дом на Пиккадилли? – спросил я.

– А он и там был. Он, должно быть, вышел и пришел туда раньше и сам открыл мне дверь и помог внести ящики в переднюю.

– Все девять? – спросил я.

– Да, на первой повозке пять, а на второй четыре. Тяжкий труд, и я даже не помню, как я домой попал.

– И что же, ящики вы оставили в передней?

– Да, большая передняя, совершенно пустая.

Я предпринял еще одну попытку разузнать, что происходило дальше.

– А никаких ключей у вас не было?

– Мне не нужно было ни ключей, ни чего другого, старик сам открыл дверь и сам закрыл ее за мной, когда я перенес все на место. Точнее не помню – все это проклятое пиво!

– И не можете вспомнить номер дома?

– Нет, сэр, но вы и так легко его найдете. Такой высокий дом с каменным фасадом и аркой наверху и с высокими ступенями перед дверью. Ступени я хорошо помню, я по ним таскал наверх ящики вместе с тремя бродягами, мечтавшими получить на чай. Старик дал им по шиллингу; они увидели, что им так много дают, и стали требовать еще больше, тогда старик схватил одного из них за плечо и хотел спустить его с лестницы, только тогда они и ушли, ругаясь.

Я решил, что узнал достаточно, чтобы найти дом и, заплатив своему приятелю за его сведения, поехал на Пиккадилли. Тут мне пришла в голову новая мысль: ведь граф сам мог убрать ящики. Если так, то время дорого, теперь он в достаточной степени рассредоточил ящики и, оставаясь незамеченным, в любое время способен выполнить свое намерение.

У площади Пиккадилли я отпустил свой кеб и пошел пешком. Недалеко от белой церкви я увидел дом, похожий на тот, что описывал Блоксем, и убедился – передо мной очередное логово Дракулы. У дома был такой запущенный вид, словно здесь давно никто не жил. Ставни были распахнуты, и окна покрыты толстым слоем пыли. Балки почернели от старости, а с железа облупилась краска. До недавнего времени на передней части балкона, по-видимому, располагалась большая доска для объявлений, но потом ее грубо сорвали, сохранились только подпорки. За балконной решеткой я разглядел несколько досок с еще не потемневшими торцами. Я бы многое дал, чтобы увидеть эту доску объявлений целой: ведь она могла привести к владельцу дома. Мой опыт расследования в Карфаксе подсказывал, что если отыскать прежнего владельца, возможно, найдутся и способы проникнуть в дом.

Сейчас на Пиккадилли мне больше нечего было делать, так что я обошел дом с обратной стороны, прикидывая, не узнаю ли чего-нибудь. Там были извозчичьи дворы. На Пиккадилли я расспрашивал бывших поблизости конюхов и их помощников, не могут ли они мне что-нибудь рассказать о пустом доме. Один из них сказал, что слышал, будто его недавно заняли, но неизвестно кто. Он сказал еще, что раньше тут висела доска с объявлением о продаже дома, и, может быть, «Митчел, С-вья и Кенди», агенты, которым была поручена продажа дома, что-нибудь и смогут сказать по этому поводу, так как, насколько он помнит, он, кажется, видел название этой фирмы на объявлении. Я старался не показывать виду, что мне это очень важно; и затем, поблагодарив его, как обычно, дав полсоверена, я отправился дальше. Сгущались сумерки, близился осенний вечер, так что я не хотел терять времени. Разыскав адрес фирмы «Митчел, С-вья и Кенди» в адресной книге, я немедленно отправился в их контору на Секвилл стрит.

Господин, встретивший меня, был невероятно любезен, но столь же и необщителен. Сказав мне, что дом на Пиккадилли продан, он считал вопрос исчерпанным. Когда я спросил, кто его купил, он широко раскрыл глаза и, немного помолчав, ответил:

– Он продан, сэр.

– Прошу прощения, – сказал я так же любезно, – по исключительно важным причинам мне необходимо знать, кто купил этот дом.

Он снова помолчал, затем, подняв брови еще выше, лаконично повторил:

– Он продан, сэр.

– Неужели, – сказал я, – вы больше ничего не скажете?

– Ничего, – ответил он. – Дела клиентов фирмы «Митчел, С-вья и Кенди» находятся в надежных руках.

Он меня как холодной водой окатил, и спорить с ним не было никакого смысла, так что, решив все же разойтись по-хорошему, я сказал:

– Счастливы клиенты, у которых такой хороший поверенный, столь ревностно стоящий на страже их интересов. Я сам юрист. – Тут я ему подал свою визитную карточку. – В данном случае я действую не из простого любопытства, а по поручению лорда Годалминга, желающего узнать кое-какие подробности относительно имущества, которое, как ему казалось, недавно продавалось.

Эти слова изменили дело, он ответил еще любезнее:

– Если бы я мог, то охотно оказал бы услугу вам, а, в особенности, его светлости. Мы выполняли его поручения и, между прочим, сняли для него несколько комнат, когда он еще был достопочтенным Артуром Холмвудом. Если хотите, оставьте его адрес, я проконсультируюсь с представителями фирмы по этому поводу и при любом решении напишу лорду сегодня же. Если возможно, я с удовольствием отступлю от наших правил и сообщу сведения, необходимые его светлости.

Мне нужно было заручиться другом, а не врагом, так что я дал ему адрес д-ра Сьюарда и ушел. Было уже темно; я порядком устал и проголодался. В Эйрейе Брэд Компани я выпил чашку чаю и следующим поездом поехал в Парфлит.

Все были дома. Мина выглядела усталой и бледной, но старалась казаться веселой и ласковой; мне было больно, что приходится от нее все скрывать и тем причинять ей беспокойство. Слава Богу, это последняя ночь, когда она будет знать о наших совещаниях и чувствовать болезненные уколы из-за нашего недоверия. Мне потребовалась вся моя воля, чтобы вывести ее из-под удара. Кажется, она с этим уже примирилась, или, может быть, сам предмет наших усилий внушает ей отвращение, ибо, когда мы проговариваемся при ней о каких-то деталях дела, она содрогается. Я рад, что мы вовремя приняли наше решение, так как с подобными чувствами это было бы для нее пыткой.

Я не мог рассказать остальным о сегодняшнем открытии, приходилось ждать, пока уйдет Мина; после обеда мы немного музицировали, чтобы отвлечься от окружавшего нас ужаса, а затем я проводил Мину в спальню и попросил ее лечь спать. В этот вечер Мина была особенно ласкова и сердечна и ни за что не хотела меня отпускать, но мне следовало еще о многом переговорить с друзьями и я ушел. Слава Богу, наши отношения нисколько не изменились от того, что мы друг друга не во все посвящаем.

Вернувшись, я застал своих друзей у камина в кабинете. В поезде я все точно записал в дневник, так что мне пришлось только прочесть им запись; когда я кончил, Ван Хелсинг сказал:

– Немало, однако, вам пришлось потрудиться, дружище Джонатан. Но зато мы теперь почти наверняка напали на след пропавших ящиков. Если они все отыщутся в том доме, то и делу скоро конец. Но если части из них не окажется, придется снова отправляться на поиски, пока мы не найдем все ящики, после чего нам останется лишь одно – заставить негодяя умереть естественной смертью.

Все молчали, когда м-р Моррис вдруг спросил:

– Скажите, а как мы попадем в этот дом?

– Но ведь в первый мы попали, – быстро ответил лорд Годалминг.

– Нет, Артур, здесь большая разница. Мы взломали дом в Карфаксе, но ведь тогда мы находились под защитой ночи и обнесенного стеною парка. А на Пиккадилли будет гораздо труднее совершить взлом, безразлично днем или ночью. Я не уверен, что нам удастся туда попасть, если селезень-агент не достанет ключи; может быть, завтра мы получим от него письмо, тогда все разъяснится.

Лорд Годалминг насупился и мрачно зашагал по комнате. Затем, постепенно замедляя шаги, он остановился и, обращаясь к каждому из нас по очереди, сказал:

– Квинси рассуждает совершенно правильно. Взлом помещения – вещь слишком серьезная. Один раз все сошло великолепно, но в данном случае куда трудней, разве только мы найдем ключи от дома у графа.

Так как до утра мы ничего не могли предпринять и приходилось ждать письмо от Митчела, мы решили устроить передышку до завтрака; мы довольно долго сидели, курили, обсуждая проблему со всех сторон и, наконец, разошлись. Я воспользовался случаем и записал все в дневнике; теперь мне страшно хочется спать, пойду и лягу.

Еще несколько строк. Мина крепко спит, ровно дыша. Ее лоб слегка нахмурен, будто и во сне мысли не отпускают ее. Она немного бледна, но не выглядит уже такой изможденной, как сегодня утром. Завтрашний день все изменит, ей будет лучше дома в Эксетере. Но как же я хочу спать!