ГЛАВА 1. Ольга Громыко Ведьма-хранительница

 

Ольга Громыко Ведьма-хранительница

...У любовной истории со счастливым концом нет шансов войти в легенды...

ГЛАВА 1

Надежды пессимистов на холодную, затяжную вес­ну развеялись уже в середине цветня. Чуть отзвенела капель — дохнули жаркие южные ветра, вытапливая из почек бутоны, а из земли — сочные молодые травы. Несколько удивленные внезапным теплом, птицы вили гнезда, звери линяли, а люди доставали из сун­дуков сапоги и куртки, на всякий случай, не пряча шуб и валенок. Всего три недели назад вниз по реке тянулись караваны льдин, а сегодня уже отцветали сливы и луга подернулись желтой дымкой одуван­чиков. Лесное озерцо, еще не успевшее зарасти кув­шинками, оторочили побегами камыши, припороши­ли сережками ивы. По водной ряби плясали солнечные блики, над раскаленным песком лениво колыхалось марево, стрекозы с треском вспарывали воздух, гоня­ясь за мошками. Сочная, по-весеннему яркая молодая листва зеленым пламенем трепетала на веточках, пти­чий оркестр исполнял залихватскую симфонию, в глу­бине леса томно куковала кукушка.

Все было настолько прекрасно и упоительно, что при взгляде на гору конспектов, пожелтевших свитков, расхлябанных гремуаров и прочей дряни у меня тем­нело в глазах и возникало непреодолимое желание утопиться в озере.

— Билет 127, вопрос 3,— неумолимо продолжал Лён.— «Самопроизвольный распад заклинаний и его причины».

— А... Э... Вот, например...

— Отлично, помнишь. Пошли дальше.

Я благодарно взглянула на вампира. Не будь его, я бы уже давно сбила язык и натрудила пассами руки, доказывая, что в закромах моей памяти еще не обросли пылью ценные сведения о непроизвольном распаде.

— Билет 128, вопрос 1. История развития магии.

— Может, пропустим?

— На экзамене тоже пропускать будешь?

— У-у-у... Я лучше семнадцать реакций конден­сации энергии напишу. Ну, какая разница, в каком году Рион Копыльский изобрел мультиполярную трансгрессию?

— Не Рион Копыльский, а Половья Белорская, твоя, между прочим, землячка.

— Давай повторим самое важное, а потом вернемся к истории.

— Отринь надежду, скудоумная отрочица. Нет тебе ни пощады, ни диплома.

— Ах ты, вампирюга! — Я бросилась на Лена, и мы, сцепившись, покатились по пляжу. Тщетная по­пытка отстоять мое доброе имя. Вампир очень быстро одержал верх и, довольный, пригладил растрепанные волосы правой рукой, левой без видимых усилий при­жимая меня к песку.

— Ну Лён! — чуть погодя заскулила я, отчаявшись вырваться.

— Проси пощады.

— Ни за что!

— Тогда лежи,— великодушно позволил вампир.

— Ну Лён! Мне повторять надо! У меня экзамен через три дня!

Вампир демонстративно зевнул, не убирая руки.

— Повторяй. Билет 128, вопрос 1. История разви­тия магии.

— Не знаю! — Я дернулась из последних сил, но стальная рука даже не шелохнулась.

— Ага! Учи давай.

— Не буду! Он мне не попадется!

— Так что, выходит, я зря послал в Школу запрос на молодого специалиста?

— Ты это сделал?!

— Да, и уже раскаиваюсь. Магичка из тебя, как из козла — дойная корова!

— Лён, ты прелесть! — восхищенно завизжала я.

— Знаю,— уныло согласился вампир.— А еще ду­рак, каких поискать. Казалось бы, я знаю тебя доста­точно долго и хорошо, чтобы не совершать подобной ошибки.

— Ну отпусти, я буду паинькой!

— Что-то не верится,— вздохнул Лён отодвигаясь.

Окрыленная радужной перспективой, я раскрыла конспект, но длинный столбик дат и имен живо привел меня в чувство. Я снова взбунтовалась:

— Ну почему я должна засорять мозги этой ерун­дой? Можно подумать, кладбищенские упыри и буе­рачные стрыги будут домогаться от меня фамилии изобретателя левитации или издохнут от страха при упоминании даты создания Межрасового Ковена Ма­гов!

— Не засорять, а тренировать. Учи-учи, не отвле­кайся. И набрось рубашку, у тебя уже плечи обгорели.

— Серьезно? Пока не чувствую. Погоди, полежу в купальнике еще пару минут, пусть загар возьмется покрепче. Мало ли какое лето выдастся, в прошлом году хорошего солнца вообще не было, так и ходила бледная, как вампир... то есть немочь.

Бледным Лена не посмел бы назвать самый лютый недоброжелатель. Загар ложился на его кожу ровнее патоки, вампиру не приходилось прилагать для этого никаких усилий вроде многочасового лежания на пля­же с натиранием специальными кремами.

— Итак, начнем. Я буду называть дату, а ты — все­сторонне ее освещать,— предложил Лён, с книгой в руках переворачиваясь на спину и сладко потягиваясь, шурша крыльями по песку.— 147-й год до эн э.

— М-м-м... Теория овеществления желаний?

— Да. Ты подсматриваешь. Закрой конспект. О, леший бы его побрал!

Я бы не возражала, если бы леший побрал не только конспект, но и свитки, гремуары, экзамены, Школу, да и Лена в придачу.

— Кайел идет,— пояснил вампир, вскакивая на ноги и торопливо отряхивая песок с груди и штанов.— Меня здесь нет! Не было и не будет.

— Ладно,— проворчала я, втайне радуясь неждан­ной передышке. Впрочем, довольно сомнительной пе­редышке. Кайел был нашей общей головной болью. Во-первых, он считал Лена чем-то вроде своей запис­ной книжки и консультанта по жизненно неважным вопросам, преследуя Повелителя, как голодный сле­пень. Во-вторых, твердо верил, что умирает от страшной болезни, вот только никак не мог определиться от какой. Разочаровавшись в Келле (несдержанная Травница, доведенная нытьем профессионального бо­льного до белого каления, высказала симулянту все, что о нем думает, смертельно оскорбив несчастного страдальца), Кайел переключился на меня. Все свои каникулы и преддипломную практику я просидела в Догеве, собирая материал по свойствам уникального природно-магического явления, так называемого «эф­фекта черновика», попутно совершенствуясь во вра­чевании на страждущих добровольцах (с ведома Лена и Келлы; последняя охотно поручала мне несложные операции вроде заговора прыщей и с еще большей радостью свалила на меня Кайела). Этот относи­тельно молодой вампир (лет сто восемьдесят — две­сти) выглядел на все тридцать и, по нашему общему с Келлой мнению, был здоров как бык. Тем не менее я добросовестно осматривала его по любому поводу, честно пытаясь отыскать в крепком, упитанном теле зловещие признаки надвигающейся кончины, но тщет­но. Брюшной тиф, чахотка, инфаркт, столбняк и ган­грена моментально отступали, стоило мне убедить Кайела, что они проявляются совсем иначе. Он ве­рил, но недолго. Уже через два-три дня он обнару­живал в себе новые симптомы и, стеная, бежал ко мне, твердо веря, что одна я могу спасти его от неминуемой гибели.

Лену приходилось еще хуже. Единственной официально признанной болезнью Кайела был склероз.

Самое удивительное, Кайел игнорировал диагноз и возмущенно отказывался от Келлиных эликсиров, улучшающих память.

Первое упоминание о Кайеле относилось к осени позапрошлого года, когда Лён, издалека почуяв очередного просителя, идущего к Дому Совещаний, под­хватился с кресла и совсем уж не по-повелительски выскочил в распахнутое окно.

— Надоел мне этот тип хуже горькой редьки,— жа­ловался потом Лён.— Дня без Повелителя прожить не может. Вчера тоже приходил... в расстроенных чув­ствах. Хомут у него пропал. Вернее, загулял парень вечерком и не помнит, где распрягал лошадь. А мне копайся в его подсознании, перерывай грязное белье. Тягается с разной ерундой, вместо того чтобы поискать получше... — раздраженно добавил он.

— Нашелся хомут?

— Нашелся. Он его под печь засунул.

— Вот уж где не подумала бы искать. Не ерунди, надо относиться к жизни проще, а не то к двумстам годам превратишься в настоящего упыря — ехидного, злющего, занудного и вредного. Если уж этот мужик... то есть вампир... набрался храбрости и пришел к тебе, значит, для него этот хомут как сын родной. Может, это тещин подарок на свадьбу. Пожалей бедолагу, пусть найдет свой хомут и возрадуется!

— Так он в следующий раз вконец обнаглеет и пошлет меня топор искать! — пуще того распалился Лён.

— Может, постыдится?

— Держи карман шире!

Ох, не знала я, за кого заступаюсь! Топор, портки, кадушка, странные звуки на чердаке, ночные отлучки старшей дочери, косой взгляд соседа, невсхожесть по­запрошлогодних семян огурцов, приснившийся гроб, утонувшая (или всплывшая) в колодце кадка, карканье вороны под окном, бульканье в левом подреберье при надавливании,— все это мы с Леном должны были осмотреть, истолковать, дать совет и так далее и тому подобное. Неудивительно, что Повелитель шарахался от ретивого подданного, как от моровой язвы.

Укрыться от Кайела в Догеве, как, впрочем, и от любого вампира, было невозможно. Он чуял меня за версту, как стервятник — павшую корову. Если Лён или Келла, вовремя приметив Кайела, могли (что и делали) шмыгнуть в кусты и затаиться, то мне оста­валось только скрипеть зубами, через силу выдавливая вежливое приветствие.

— Доброе утро, Кайел,— как можно небрежнее бросила я, делая вид, что всецело поглощена учебой.

— Кому доброе — кому, быть может, последнее,— уныло, в своем репертуаре протянул Кайел, останав­ливаясь возле меня и заслоняя солнце.— Ты Повели­теля не видела?

— Нет, не было и не будет,— заученно отбарабани­ла я, переворачивая страницу. Горький опыт подска­зывал мне — так просто от Кайела не отвязаться. Го­рький опыт был прав. Кайел не уходил, выразительно сопя над моим плечом. Ни в коем случае нельзя было задавать ему никаких вопросов, особенно интересова­ться здоровьем. В противном случае вы уже не смогли бы уклониться от подробного описания заполненного страданиями дня и такой же ночи.

— Что-то я себя неважно чувствую,— начал Кайел, так и не дождавшись от меня возобновления разговора.

Я ничуть не удивилась. Это была его дежурная фраза. Внутренне сжавшись от предчувствия неиз­бежного, я молчала, как гном на допросе. Сколько крови мне попортил этот «умирающий» вампир, не

передать.

— Голова что-то кружится... Сердце громко стучит. И в глазах темнеет... — продолжал Кайел, заметно воодушевляясь и делая неизменный логический вы­вод: — Видно, смерть моя пришла.

— По-моему, с прошлого лета она и не уходила.

— Как тебе не стыдно шутить над такими веща­ми! — неподдельно возмутился Кайел.— Бессердеч­ные вы, люди, безжалостные. Нет в вас сострадания к ближнему. Умри я у тебя на глазах — и то не за­плачешь.

— Не заплачу,— подтвердила я.— Кайел, вы меня переживете. Ну что вы опять выдумали? Сколько у вас голова кружится? Минут десять?

— Час,— гордо поправил меня вампир.— С утра нормально себя чувствовал, до обеда — тоже, а как закончил сажать картошку, разогнулся,— так и по­вело...

Я чуть не застонала от злости.

— Кайел, вы просто перегрелись на солнце. По­сидите в теньке, выпейте стакан воды, и ваша смерть уйдет несолоно хлебавши.

— Горячей или холодной? — дотошно уточнил вампир.

— Теплой, кипяченой!

— А это точно поможет?

— Точно, точно, только уходите отсюда, не стойте на солнце, а то хуже будет.

Лишь непосредственная угроза здоровью могла прогнать Кайела с пляжа. Просветлев лицом, вечный доходяга удалился бодрым шагом абсолютно здорового вампира.

Лён выбрался из кустов, и мы возобновили катор­жные работы в гранитных рудниках науки. Выучить, то есть логически уложить в памяти, историю развития магии я так и не смогла — задолбила, как скворец, не вникая в смысл слов. С сожалением убедившись,

что на большее я не способна, Лён объявил десяти­минутный перерыв.

Спина у меня сгорела окончательно; по мнению Лена, ее радикальный красный цвет свидетельствовал скорее о готовности вареного рака, нежели намертво взявшемся загаре. Как ни манил меня теплый песочек, пришлось накинуть рубашку и перебраться в тень под ивы. Мартовский ураган повалил одно из деревьев, вывернув с комлем, и оно медленно, мучительно уми­рало на земле, поникнув едва развернувшимися лис­тиками.

— Лён, помоги, а?

Вампир, казалось, дремал, растянувшись в редком теньке, но охотно поднялся и подошел к дереву. Я еще раз подумала, как удобно общаться с телепатом — не задав ни единого вопроса, Лён рывком приподнял иву и установил комлем в яму.

— Чуть левее... теперь на меня... хорошо, вот так и держи.— Опустившись на четвереньки, я с энтузи­азмом подгребала и утаптывала землю вокруг ствола. Лесопосадочные работы близились к завершению, когда в кустах снова зашебуршали шаги и оттуда вы­нырнула Келла с букетом молодой крапивы, от це­лебных укусов коей Травницу защищали толстые хол­щовые перчатки.

Увидев Лена, вампирка ахнула от возмущения.

— Повелитель! Что вы тут делаете?!

— Держу дерево,— вежливо, но малопонятно объ­яснил Лён, избегая глаз Травницы, мечущих молнии.

— Вас по всей Догеве разыскивают!

— Зачем?

— И вы еще спрашиваете!? Через полчаса прибы­вает посольство из Арлисса!

— Келла, я вчера ясно дал понять: я не хочу и не буду его принимать. Разбирайтесь сами.

— «Не хочу» и «не буду» — две разные вещи. А ну, немедленно собирайся, и идем в Дом Совещаний!

— Келла, с кем ты разговариваешь? — вкрадчиво поинтересовался Повелитель. Травница немного сбавила тон:

— Повелитель, вы обязаны там присутствовать.

— Ничего подобного.

— Будет скандал!

— Будет,— равнодушно согласился Лён.

— Повелитель!

— Травница?

— Умоляю вас, примите их.

— Нет.

— Лён!

— Нет.

— Ваше непонятное упрямство поражает меня в самое сердце!

— Если бы у тебя было сердце, ты бы меня поняла.

Келла как-то странно примолкла, бросила косой взгляд в мою сторону.

— Лён, я тебя от чего-то отрываю? — робко спро­сила я, почуяв неладное.— Иди, я сама повторю, мне уже немного осталось.

— Ни от чего ты меня не отрываешь. Уходи, Келла. Не стоит продолжать этот бессмысленный разговор.

На побледневшем лице Травницы явственно отра­зилось желание отхлестать Лена крапивой.

— Ты, паршивый мальчишка! — вспылила она, от­бросив приличия.— Хватит с меня твоих дурацких вы­ходок, и без того ославил себя, а заодно и Догеву хуже некуда! Повелевать легко, поди-ка подчинись разок, наступи на горло своей гордости, зарвавшийся щенок!

Последовала немая пауза, во время которой Келла, осознав, на кого повысила голос, медленно покрыва­лась пятнами. Ее расширенные зрачки подрагивали, словно в предсмертной агонии.

— Aek’vill kress,— тихо и зло сказал Повелитель, вспарывая напряженную, страшную тишину.— К'еrе-еll, Кie-Lanna.

Это прозвучало как пощечина.

Травница пошатнулась. Швырнув крапиву Лену под ноги, Келла закрыла лицо руками и, спотыкаясь, как подстреленная, помчалась прочь, не разбирая до­роги.

— Лён... — осторожно начала я.

— Помолчи, ладно?

— Может...

— Знаю. Я погорячился. Она тоже.— Вампир от­ступил на шаг, критическим взглядом окидывая прикопанное дерево.— И хватит об этом, давай готовиться к экзамену.

Пожав плечами, я подобрала с земли конспект, но процесс обучения застопорился и постепенно сошел на нет. Лён заметно охладел к практической магии, стал рассеян и почти не слушал моих ответов.

Мне быстро надоело слушать свой запинающийся голос и равнодушное поддакивание вампира. Звучно захлопнув конспект и тем временно вырвав Лена из состояния отрешенной меланхолии, я объявила, что на сегодня хватит и вообще я хочу есть, а Крина обе­щала испечь на ужин пирог с потрохами. Окажет ли Повелитель нам честь, присоединившись к трапезе? Нет, не окажет — отчасти из-за нехватки времени, отчасти из-за отвращения к потрохам. Возможно, заглянет попозже, ближе к ночи... не захвачу ли я с собой его штаны? В волчьей пасти они могут потерять товарный вид. Я заверила Лена, что обладание шта­нами Повелителя доставит мне огромную, ни с чем не сравнимую радость.

На сей раз мой сарказм не достиг цели. Повелитель скомандовал «Отвернись!», а когда мне позволили оглянуться, аккуратно сложенные штаны лежали на песке. Рядом встряхивался, приводя в порядок лох­матую шубу, белый волк.

На том мы и расстались. Волк исчез в чаще, при­нюхиваясь к Келлиным следам, я же, перекинув шта­ны через плечо, пошла к ближайшей пространствен­ной перемычке — за время работы над дипломом я досконально изучила сетку портов и туннелей «чер­новика».

Как и следовало ожидать, почти сразу же я на­ткнулась на Келлу, старательно поливающую слезами жасминовый куст. Куст не проявлял должного вос­торга. У догевской Травницы был просто феноме­нальный талант попадаться на глаза жаждущим уеди­нения догевцам и исчезать, когда позарез требовалась ее помощь.

Подойдя к рыдающей девушке, я села рядом. По правде говоря, «девушка» была старше меня раз эдак в десять, но внешне казалась моим погодком. Келла частенько задавалась по этому поводу, снисходительно ₄ называя меня «малышкой», но разве я виновата, что вампиры живут в пять раз дольше? При всем своем желании я вряд ли доживу до того возраста, когда разница в годах уже не будет иметь значения. А посему я давно махнула рукой на этикет и упорно называла Келлу на «ты». Не сказать, чтобы ей это нравилось, но открытого недовольства она не выказывала.

— Эй,— я легонько коснулась ее локтя,— да что случилось-то?

Вместо ответа вампирка порывисто уткнулась мне в плечо, обняв руками за шею. Я растерянно погладила Келлу по вздрагивающей от рыданий спине. Утешать я никогда не умела и не любила.

— Ладно тебе убиваться... Подумаешь, с Повели­телем поругалась... вы с ним по десять раз на дню цапаетесь...

— Он... он обозвал меня... сводницей! — горестно всхлипнула Келла в мое и без того насквозь промокшее плечо.

— За что?!

Но вампирка возрыдала пуще прежнего, явно не желая отвечать на вопрос, и я поспешила сменить тему:

— На каком языке вы говорили?

— На алладаре,— невнятно буркнула Травница.— Это наш древний исконный язык...

— Неужели? А я думала, вампиры говорят на Все­общем.— Я изобразила глубокую заинтересованность.

Сработало. Травница оторвалась от моего плеча, достала из кармана платок и звучно высморкалась.

— На алладаре мы общаемся только между собой, и то не всегда. Это Всеобщий как лесной пожар — охватывает одну расу за другой. Через пару-тройку столетий никто даже не будет догадываться о суще­ствовании иных языков. Зачем семь лет изучать алладар, если уже через полгода можно свободно болтать на Всеобщем? — Келла звучно потянула носом.

Я почесала маковку. Все Разумные расы, разумеется за исключением человеческой, находили во Всеобщем свои недостатки. Гномам не нравилось обилие глас­ных, эльфам — грубое звучание, троллей не устраивала скудость ненормативной лексики, теперь вот еще вам­пиры сокрушаются по поводу неравноценной замены. По мне, все их языки годились только на заклина­ния — такие же замысловатые и зубодробительные. Поделиться этим нелестным для вампирки сообра­жением я не успела — на поляну выскочил белый волк.

Увидев меня, он попятился от неожиданности, но потом, досадливо чихнув и покрутив мордой, транс­формировался, помахал крыльями, разминая мышцы, и подошел к нам.

Два угрюмых взгляда снизу вверх слегка пошатнули его решимость. Вампир помялся на месте, смущенно кашлянул.

— Вольха, там тебя пирог ждет не дождется,— на­помнил он.

Я вложила в скептическое хмыканье все свое от­ношение к его дипломатическому такту.

— Согласен, это дурацкая отговорка. Пожалуйста, уйди — нам нужно серьезно поговорить. Я посмотрела на Келлу.

— Иди,— кивнула Травница,— мы сами разбе­ремся.

— А если вы поубиваете друг друга — можно, я возьму черепа для музея? — с надеждой поинтересо­валась я.— Эй, эй, я все поняла! Уже исчезаю!

— Штаны отдай! —наконец вспомнил Лён, и я мстительно запустила в него скомканными штанами.

Подслушивать за вампирами было бесполезно. Во-первых, Лён мгновенно выводил меня на чистую воду, во-вторых — они немедленно перешли на свой гор­танный язык. Пришлось уйти по-настоящему.

Пирог Крина обещать-то обещала, но так и не испекла. И вообще, с тех пор, как в ее доме поселился некий — надо заметить, довольно симпатичный и при­ятный в общении — вампир мужского пола по имени Ороен, моя домохозяйка стала уделять готовке воз­мутительно мало времени, целыми днями где-то про­падая со своим избранником. Можно было подумать, что они питаются воздухом. Последний месяц я ходила злая и голодная, подкармливаясь у своих пациентов да изредка на банкетах у Лена. Не то чтобы Повелитель редко меня приглашал — просто он терпеть не мог официальных приемов, сбегал оттуда под любыми предлогами, и мы голодали вместе.

Вот и сейчас — вместо тепленького, поджаристого пирога с хрустящей корочкой меня ожидали чугунок с холодной вареной картошкой, кринка с кислым мо­локом и ломоть черствого хлеба. Тяжело вздохнув, я зачерпнула простоквашу ложкой, подержала у рта и со страдальческой гримасой вылила обратно в кринку. Раньше она хоть для волка мясо покупала. Волк исчез незадолго до весны, в мое отсутствие — видать, издох от голода, мрачно подумала я, бросая ложку.

В окошко мне виден был уголок Дома Совеща­ний — там переминались с ноги на ногу гнедые кони в сине-золотых чепраках. Арлисская делегация как раз проходила в здание, только что покончив с при­ветственным церемониалом. Последними в Дом во­шли Догевские Старейшины. Я сглотнула слюну, представив длинный стол, накрытый белой скатертью и уставленный изысканными блюдами. Конечно, сто­ило мне пожаловаться Лену на вегетарианскую диету, и он подыскал бы мне более хлебосольную домохо­зяйку, но я не хотела обижать Крину и, что греха таить, надеялась хоть чуточку похудеть перед выпу­скным балом.

Один из коней заржал, и мое внимание снова пе­реключилось на Дом. В поле зрения появились Лён и Келла — оба при полном параде, он в белом, она в черном. Рука Травницы покоилась на галантно под­ставленном локте Повелителя. Сладкая парочка уси­ленно игнорировала друг друга, заключив временное перемирие на взаимоневыгодных условиях. Лён про­пустил Келлу вперед, вошел следом и закрыл дверь. Конь снова заржал, отмахивая мордой назойливого овода. Красивый, рослый верховой жеребец, но не той породы, что разводят в Догеве,— здешние кони несколько массивнее, с более густыми, но короткими гривами-щетками и длинными волнистыми хвостами. Вампиры называли их «к'яарды», утверждая, что луч­ших скакунов не сыскать. В Арлиссе, похоже, сыс­кали...

Я отвернулась от окна. Вид простокваши и конс­пектов наполнил мою душу неизбывной скорбью.