Взгляды Павла Милюкова на политическую обстановку в России в начале XX в. 5 страница

Как будто не было войны.

Собственно, Локи знал, что самого города война не коснулась, так, оставила пару ран в опустевших домах, в осиротевших детских кроватках. Могло быть и хуже.

Битва была далеко за городом, на подходе к Бивресте, и там, как Локи уже знал, земля до сих пор не оправилась, весна туда не пришла.

 

Локи специально прокатился, чтобы посмотреть на выжженное пепелище, на огромные, отвратительно хрустящие кляксы – тут стояли лагерем ледяные великаны, которых он купил своим телом. Тут они погибали в бою, живым щитом обороняя Асгард. А там, где земля промерзла на ярд вниз, они умирали, истекая голубой, масляной кровью.

Над этим полем боя не летали птицы, и хищники не заходили туда, чтобы полакомиться. Собственно, кроме толстого, по щиколотку слоя пепла, лакомиться там было нечем. Локи побродил по краю, не рискуя заходить вглубь, и ушел.

 

Через два месяца после возвращения домой Локи понял, что с ним что-то не то, а через четыре – он уже явно знал, что унес из Йотунхейма больше, чем собирался.

Сначала это были только смутные подозрения – по утрам Локи начало подташнивать, особенно после ночного сытного пира. Локи списал это на то, что за полгода он привык к солонине и чертовым корешкам. Но вскоре его тошнило не только от уток, тушеных с крупными картофелинами, и запеченного целиком кабана с яблоками, но даже от невинного молочного супа. К тошноте добавилась необычная сонливость – Локи в жизни не спал столько, чтобы и ночью, и после обеда, и даже вечерком, за час до пира лечь подремать.

Локи дураком не был, и врать себе было бы не только бессмысленно, но и вредно. Он долго стоят перед большим зеркалом, крутился то туда, то сюда, однако так и не обнаружил ни малейшего признака живота. У него не могло быть никакого живота, потому что и вынашивать ему было нечем, однако когда он жадно запивал клипфикс перебродившим молоком, ловя на себе подозрительные взгляды матери, Локи уже усомнился в том, что видели его глаза. Наверное, была какая-нибудь маленькая выпуклость, а он не заметил.

Локи на всякий случай оставил чашку с молоком подальше и в упор уставился на Фригг.

 

Когда он только вернулся, ему показалось, что только мать ждала его домой, тоскливо и неустанно. Потом, конечно, когда отец снова начал хлопать его по плечам и усаживать рядом с собой, и Бальдур бегал к нему каждую минуту, рассказать о своих приключениях, неприятное чувство пропало.

И все же, когда замерзший Локи стоял перед лицом всего своего семейства, он остро и болезненно ощутил, что его не ждали. Им расплатились и забыли про него, лишь изредка вспоминая, что когда-нибудь Локи вернется. А может и не вернется, как знать.

Только мать приходила в его опустевшие покои и подолгу держала его подушку в руках – Локи это точно знал, он чувствовал запах ее цветочных духов, впитавшийся в ткань.

 

Конечно, Локи не собирался ни рыдать, ни жалеть о этом, ему было совершенно некогда предаваться рефлексии, однако иногда ночью, когда он не мог сразу заснуть и мучился от тошноты, он думал о том, что сказал ему Тор. Тот самый Тор, который совершенно не знал его семью, и никогда не был в Асгарде, но сразу угадал, что ждет Локи по возвращению. И не просто угадал – он это знал, и это было обидно. Даже примитивный ледяной великан, шаман с пуговицами в косичках, знал то, чего никогда не понимал Локи.

Для Бальдура поставили третье кресло в тронном зале, Бальдуру вышили золотом плащ, и из того, что младший брат ему рассказывал взахлеб о своих новых уроках, Локи понимал – Бальдура готовят к правлению. Его тоже готовили, точно так же натаскивали на дипломатию, однако для Локи это было в норме вещей – он был наследным принцем по праву рождения. Но он-то еще был жив, и не собирался отказывать от трона, а младшего готовили так, словно никакого Локи уже и не было.

Естественно, воспитание не позволило Локи спросить прямо, он ходил кругами, посматривая на занятия Бальдура, на отца, который широко улыбался, но отводил взгляд, и на мать, которая как раз каждый раз глядела на него в упор, но молчала, сжимая тонкие губы.

 

Вот и сейчас она смотрела на него с непонятным интересом, и что-то в ее светлых голубых глазах было такое, что Локи устыдился и потупился. Живот у него забурчал, с трудом справляясь с той мешаниной еды, которой Локи напихался. Локи поглядел по сторонам, убедился, что все достаточно упились, схватил утиную ножку, и быстро выбрался из-за стола. Утиный жир быстро остывал на подбородке, но Локи не старался есть опрятно. Он снова был голоден – и это был третий признак, по которому он обреченно определил свое состояние. Голод мучал его практически все время, сосал под ложечкой, а Локи, наверное, мог за один присест уговорить крупную дичь или даже маленького поросенка, и все равно вскоре он снова хотел есть.

Однако ножка была сочная, большая, поэтому Локи обглодал ее, с хрустом расправляясь с маленькими косточками, отбросил гладкую, обсосанную ножку собакам, которые крутились под ногами, и зашел в свои покои, небрежно толкнув дверь.

На столе не оказалось ни одной салфетки, Локи покрутился и готов был утереть лицо одной из рубашек, как за его спиной кто-то тихо сказал:

- Возьми.

Локи охнул и всплеснул руками от неожиданности, повернулся всем телом и попятился, увидев у двери мать, протягивающую ему салфетку.

 

- Возьми, дорогой, - предложила она, едва заметно улыбаясь.

Локи кивнул, сжал теплый, пахнущий цветами лен и утер лицо и руки.

- Мама? – спросил он, догадываясь, что мать пришла вовсе не для того, чтобы заставить его вымыть уши, как в детстве.

- Локи, ты понес, правда? – спросил Фригг, заглядывая ему в глаза.

 

Конечно, это была правда, но это была очень робкая правда, которую Локи озвучил только сам себе, и то мысленно. Он был совершенно не готов к тому, что это прозвучит вслух, да еще и от матери.

- Разумеется, нет! – громко воскликнул он, размахивая руками. – О чем ты, мама! Я же мужчина, как же я могу…

- Я слышу, как стучит его сердце, - спокойно возразила Фригг, приложив ладонь к животу Локи, затянутому в стеганый жилет.

Локи поперхнулся, открыл рот, чтобы возразить, соврать что-нибудь, однако коварная утка настойчиво полезла обратно, поэтому Локи промычал что-то и кинулся к ночному горшку, куда вернул весь свой ужин, и даже часть обеда, судя по вареному и не до конца переваренному лососю. Локи сел, кашлянул и утер лицо совершенно мятой салфеткой, которую все еще сжимал в кулаке.

- Подними руки, дорогой, - спокойно сказала Фригг, а когда обессиленный и послушный Локи задрал руки, Фригг стащила с него жилет. – Вот, теперь тебе должно стать легче.

 

Локи в самом деле задышал свободнее, заполз на кровать и свернулся там, обхватив подушку, как змея обхватывает теплый камень.

- Мне так стыдно, - простонал он, спрятав лицо.

- Ничего страшного, - отозвалась Фригг, подпихнув кончиком туфли горшок под кровать. – С теми, кто в тягости, такое частенько бывает.

- Да нет же, - заскулил Локи, почувствовал, что мать села рядом, и схватился за ее платье, - мне вообще… вот за это стыдно! Как же так!

- Ох, Локи, - покачала головой Фригг, поглаживая его по волосам.

Они немного помолчали, а потом, когда Локи почти успокоился, она вдруг спросила:

- Это было насилие?

-… Нет, - сказал Локи после звенящей паузы. – Как посмотреть. Вообще, да. Наверное, да. Хотя я сам виноват. Так что, может, и нет. Сложно сказать. Я не знаю. Могло быть хуже. Надо было сопротивляться сильней…

- Не тарахти, - поморщившись, сказала Фригг. – Теперь уже, в общем-то, какая разница.

- Что со мной будет? – спросил Локи отчаянно, приподнимаясь на локте. – Меня изгонят? Убьют? Лишат права на трон?

- Локи, я не знаю, - слишком быстро ответила Фригг. – И это не та проблема, которая должна тебя волновать.

- А какая должна меня волновать? – спросил послушный сын Локи, устраиваясь головой на материнских коленях.

- Как ты собираешься разродиться? – поинтересовалась Фригг. – Ты для этого не предназначен.

- Никак, - буркнул Локи. – Я надеялся, что ты… ну…

- Ну «что»? – холодно спросила Фригг. – Не мямли, дорогой, ты же знаешь, как я этого не люблю.

- Ты в этом разбираешься, - выдохнул Локи. – Ты знаешь, как сделать, чтобы скинуть…

- Локи! – так зло сказала мать, что Локи бы даже уши прижал, если бы умел, - чтобы я больше ничего подобного не слышала!

Он виновато кивнул, а она, смягчившись, погладила его по шее.

- Я очень редко помогаю девушкам… с таким, - сказала она негромко. – Только в крайнем случае. Насилие, конечно, это ужасно, но даже оно может породить радость от маленькой детской ручки в твоей руке.

- Это тебе так девушки говорят? – уточнил Локи. – Как-то сомнительно звучит.

- Нет, конечно, - фыркнула Фригг, - ничего такого они не говорят, они клянут судьбу и свою короткую неудавшуюся жизнь. Это я сама вижу. Потом.

- Звучит неутешительно, - признался Локи.

- Локи, дорогой, - протянула Фригг, - ты даже сам не знаешь, было это насилием или нет. Скидывать тебе тоже, уж прости за откровенность, нечем. А самое главное…

Она задумалась на несколько секунд.

- Это ведь ребенок короля великанов, ведь так?

Локи молча кивнул, краснея до ушей.

- Не думаю, что ему понравится, когда он об этом узнает.

- Ничего он не узнает, - горячась, выдохнул Локи. – Мы ему не скажем, и никто не узнает.

Фригг смотрела на него с состраданием в голубых глазах.

- Локи, милый, я помогу тебе выносить, ты ведь совершенно ничего в этом не смыслишь. Я постараюсь придумать, как вытащить этого ребенка из тебя. Но о том, чтобы скинуть его - и думать не смей. Это очень ценный ребенок.

- Ребенок? – прошептал Локи. – А я? Я не ценный?

- Ты тоже очень ценный, - задумалась Фригг. – Я думаю, что скоро за тобой придут.

- Он ничего не знает, - с нажимом сказал Локи. – Он не должен ничего знать… и он не придет. Не пришел ведь до сих пор.

Фригг улыбнулась.

- Хорошо, как скажешь, дорогой. Ложись-ка спать, ты уже зеваешь.

***

 

- Куда мы идем? – простонал Локи, еле передвигая ноги.

 

Последние два дня он не мог встать с постели, придавленный невидимой тяжестью невидимого проклятого живота. Локи сам бы не отказался побыть невидимым, лишь бы его никто не трогал. Но нет, мать не вылезала из его покоев, замеряла ему температуру, касаясь холодными губами его полыхающего от жара лба, обтирала его прохладными, смоченными в травяном отваре тряпицами, но Локи было так плохо, как не было уже давно. На нем даже синяка не было, ни единой царапины, однако он чувствовал, что умирает – расплющенная печень ныла, низ живота был твердым насколько, что каждое прикосновение ощущалось болью. Однако Локи был уверен, что если какой-нибудь безумец его сейчас вскроет, то все равно не найдет ни единого отклонения. Это был невидимый ребенок, но проблемы от него были самые настоящие.

Локи забывался коротким, тревожным сном, насколько раз с криком вскакивал, ощущая биение внутри, но Фригг куда-то ушла, и долго не возвращалась, так что Локи снова падал на кровать, забивался под одеяла и дрожал там от лихорадки, проваливаясь в муторные сны.

 

- Локи, вставай, - сказала Фригг, сдергивая с него одеяло.

Локи застонал и с трудом сел, привычно и все так же безрезультатно пытаясь огладить выпуклый живот с растянутым пупком. Лишь иногда, первую секунду после пробуждения, он видел – видел – своими глазами натянутую светло-синюю кожу, а потом, стоило моргнуть, морок рассеивался.

- Куда? Зачем? – спросил он, свешивая ноги с кровати. – Напали? Что такое?

- Потом объясню, - решительно сказала Фригг, - одевайся!

Локи вяло натянул чистую льняную рубаху, а мать сама надела на него жилет и застегнула у горла плащ.

- Пойдем.

Локи еле встал на ноги. Низ живота снова сжался, окаменел, у позвоночника резанула боль.

- Это оно? – слабо выговорил Локи, с трудом вышагивая и пытаясь держать перед стражей ровную спину. – Это уже оно?

- Нет, рано еще, - резковато ответила Фригг. – Пойдем, Локи, перебирай ногами.

- Мне трудно, - устало и капризно сказал он, однако поспешил.

Когда он вышли в парк, где никого не было, Локи позволил себе согнуться и засеменил уточкой, шумно дыша.

- Скоро тебе станет лучше, - пообещала Фригг. – Сворачивай сюда.

 

Аллея поросла высокими и довольно мрачными елями. Локи вздрогнул от пробежавшего сквозняка. Осмотрел широко раскрытыми от боли глазами темную аллею, где даже лавок не было, только вымощенная дорожка тянулась далеко-далеко вперед и заканчивалась, насколько он помнил, у фонтана.

- Зачем мы тут? – спросил он, переводя дыхание.

Фригг, запрокинула голову, изящно распустила прическу и вытащила из нее то, чего Локи никак не ждал увидеть – пронзительно синий гребень, выточенный из очень крепкого льда.

- Мама, - тихо проговорил Локи онемевшими губами.

- Это для твоего блага, - виновато ответила Фригг и со всей силы швырнула гребень на землю.

Тот раскололся на кучу осколков, словно был стеклянным, осколки засветились, замерцали, испаряясь густым белым дымком.

Локи приоткрыл рот, чтобы спросить, что же все это значит, а прямо перед его носом мгновенно развернулся переливчатый и круглый, как рыбья чешуйка, портал, от которого дохнуло морозом.

 

- Я приду, когда буду нужна тебе, - пообещала Фригг и толкнула Локи в спину.

Он пошатнулся, взмахнул руками, но не удержался и полетел в портал, который мгновенно за ним захлопнулся. Фригг перевела дыхание и побрела обратно к замку, надеясь, что поступила правильно.

 

Локи шлепнулся в сугроб так, что набрал снега не только в рот, уши и глаза, но даже за шиворот намело. Он сел, дуя на мгновенно замерзшие ладони, а кто-то схватил его за шкирку, встряхнул и поставил на ноги. Локи отмахнулся, не глядя, попал по чему-то неимоверно холодному, и зашипел. На его шее тут же защелкнулся ошейник. Локи даже подпрыгнул, чувствуя, что перестает мерзнуть, и обернулся, трусливо не смея поднять глаз.

 

Он и забыл, какая у Тора темная кожа, какая широкая грудь и узкие бедра. И какая у него интересная набедренная повязка с вышитыми узорами.

- В глаза мне посмотри, - ледяным тоном приказал Тор.

Локи выдохнул, поднял голову и посмотрел в широкоскулое, свирепое лицо. Тор несколько секунд метался взглядом по его лицу, наконец моргнул длинными, синими ресницами и приказал:

- Раздевайся. Все снимай.

Локи послушался с радостью, которая удивила его самого. Однако в плаще и жилете он взопрел, а ноги ныли в неудобных сапогах. Локи быстро разоблачился и выпрямился, с удовольствием ощущая, как его потное тело обдувает теплый ветерок, и как приятно зарыться босыми пальцами в мягкий снег.

Тор протянул ему руку и сказал зло:

- Обращайся.

Локи несколько секунд смотрел на него непонимающе, однако ребенок внутри резко дернулся, и Локи наконец понял, чего от него хотят. Он уперся обеими руками Тору в предплечье, закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться, несмотря на злой взгляд и копошение в животе, и потащил на себя личину.

Ему сразу же стало так легко, что Локи едва не рассмеялся. Тяжесть осталась, однако ощущал он ее так правильно и безболезненно, что даже вес ребенка не приносил дискомфорта. Локи открыл глаза и уставился на свой большой, выпуклый живот. Как он и думал, ультрамариновая кожа немножко растянулась, пупок стал широким и плоским. Локи огладил живот обеими ладонями и неожиданно для себя радостно заурчал, чувствуя ответное прикосновение изнутри. Он в жизни не урчал, он не думал, что урчать умеет, однако звук сам рвался из горла. Родовые схватки моментально прошли, как не бывало, Локи снова полностью владел своим телом.

 

Он успокоился и шагнул к Тору, не зная, как поздороваться, а тот снял с плеча намотанную цепь из серого, масляного металла, защелкнул карабин на ошейнике, а другой конец накинул на рог своей белой зверюги, которая паслась неподалеку.

- Что ты делаешь? – спросил Локи, у которого мгновенно во рту пересохло.

- Закрой рот, - со злостью сказал тот, запрыгивая на спину кодоя.

Локи растерянно потрогал цепь, оглянулся и увидел, что они даже не во дворце, а посреди чистого поля, поросшего короткой и недозрелой рассадой корешков.

- Тор! – повторил он с паникой в голосе, когда кодой медленно, неспешно тронулся, натянув цепь.

Тор не обернулся, а Локи невольно пришлось идти за ним. Животное не спешило, но Локи представил что будет, когда кодой помчится во весь дух. Ребенок, который было успокоился, почувствовал его тревогу, и начал ворочаться.

- Тор! – кивнул с отчаянием Локи в прямую темно-лиловую спину.

Тор даже не повернулся, а Локи обхватил обеими руками живот, пытаясь успокоить хоть одного безумца.

 

Когда дворец, больше похожий на нагромождение скал, показался на горизонте, Локи уже мало что соображал. Он отвык так много ходить, стер ноги в кровь, и один раз запнулся за камень и упал. Кодой тут же остановился, моментально, но Локи успел ободрать себе колени и проколол острой льдинкой ладонь.

Сначала Локи ждал пощады и с надеждой смотрел в спину Тора. Однако поля медленно сменялись другими полями, а каменные гряды сменялись другими грядами, но кодой не останавливался, да и Тор не оборачивался. Локи поначалу даже пытался наслаждаться ветерком и дорогими его глазу скучными, пустыми и одинаковыми пейзажами Йотунхейма. Потом он устал и шел на чистом упрямстве, не желая просить Тора остановиться. Однако колени начали подкашиваться, а ребенок в животе требовал отдыха и еды, и тогда Локи начал просить, потом умолять, а потом просто плакал, еле передвигая ногами. Кодой двигался, как не в чем ни бывало, Тор не повернулся к нему, так что Локи отупел и машинально переставлял ноги, держась обеими руками за исходящий негодованием живот. Он очень хорошо чувствовал этого ребенка, а ребенок чувствовал его тоскливую усталость, поэтому требовал покоя для них обоих. Локи сначала даже боялся остановиться, боялся удариться животом о заснеженную землю, но потом просто забыл, зачем шагает и шагает, только помнил, что надо идти.

Когда кодой остановился, Локи прошел дальше, пока не ударился плечом о шерстяной, жесткий круп животного. Цепь натянулась, и Локи остановился и посмотрел мутно на Тора, а тот снял стальное кольцо с рога кодоя и повел Локи по коридорам. Локи настолько устал, что совершенно равнодушно смотрел на йотунов, которые столпились кучками и провожали его взглядом и шепотами. Локи, несмотря на синюю кожу, оставлял за собой отчетливую красную цепочку следов, и, кажется, великаны, жадно шевелящие ноздрями, готовы были слизать его кровь прямо с пола.

Локи совершенно не помнил, как дошел до королевской спальни и как лег на коврик на полу. Он совершенно отчетливо помнил, как шел, но потом был абсолютный провал в памяти, и очнулся Локи уже на коврике.

Ступни жирно блестели от мази, Локи тупо поморгал, потер масляное пятно пальцем, понюхал его, однако не учуял никакого запаха.

- Это китовый жир, - хмуро сказал Тор за его спиной.

Локи медленно повернулся на спину и едва не зарыдал от спазма, прошившего все его тело от макушки до припухших, натруженных ног. Тор сидел на краю кровати и что-то шил костяной иголкой. Судя по тому, что мех был очень мягким, это была вещичка для ребенка. Локи рассеянно положил руку на горячий живот и попытался сесть.

- Лежи, - равнодушно сказал Тор.

- Достойное наказание, - тихо ответил Локи, глядя в потолок.

- Какое заслужил, - буркнул Тор.

Локи отвернулся от него в другую сторону, скорчился, стараясь и ноги не потревожить, и живот не задеть. Ребенок был голоден, но спал – Локи слышал это.

Он поморгал, слыша шуршание иголки, а когда открыл глаза в очередной раз, то с изумлением понял, что лежит в постели, накрытый шкурами. Локи резко сел, пытаясь понять, что с ним происходит. Только же он валялся вон там на полу – даже шкура там осталась лежать, испачканная жиром. Он только на секунду глаза закрыл…

- Ты голоден? – спросил Тор, сидящий спиной к нему с тем же шитьем.

- Как ты это делаешь? – требовательно спросил Локи, глядя между его широких лопаток.

- Делаю что? – с раздраженной ноткой спросил Тор.

- Как я тут оказался? – спросил Локи.

- Я тебя перенес, - не удивляясь отозвался Тор. – Часа три назад. Ты не помнишь?

- Нет, - отозвался Локи, подвинулся к Тору и протянул руку, чтобы прикоснуться к его теплому, твердому плечу.

- Не думай даже, - напряженно отозвался Тор, воткнул иглу в шерсть и резко развернулся.

 

Локи шарахнулся прочь, испугавшись злобного выражения лица Тора, а тот сверкнул алыми, как рябиновые ягоды, глазами и тихо, на удивление спокойно сказал:

- Недалеко ты убежал.

- Я… - пискнул Локи, толком не зная, как будет оправдываться.

- Я бы для тебя звезду с неба достал, - проговорил Тор. – Любое сокровище бы раздобыл, а ты от меня сбежал.

- Тор, - жалобно сказал Локи, попытался положить ладонь Тору на плечо, но тот дернулся и зло сказал:

- Попробуй только прикоснуться – я тебе руку оторву. Она тебе для деторождения не нужна.

Локи сунул ладони в подмышки и замер, исподлобья глядя на Тора, а тот немного успокоился и продолжил:

- Сбежал от меня с моим ребенком… за такое убивают вообще-то. И я такое прощать не собираюсь.

- Ты меня убьешь? – зеленея от страха, спросил Локи, заползая обратно под шкуры.

- Была такая мысль, - кровожадно сверкнул глазами Тор. – Накормить моего новорожденного сына твоим лживым сердцем, здоровее будет.

Локи всхлипнул, поджимая ноги, но Тор с сожалением вздохнул и сказал:

- Но я обещал твоей матери вернуть тебя обратно, поэтому я тебя не убью.

Локи уже было расслабился, но Тор поглядел на него серьезно:

- Тебя будут кормить, и никто не тронет, но ты будешь жить только в моей спальне, открывать свой подлый рот, только если тебя спросят, и не вздумай ко мне прикасаться.

- Но! – возмутился Локи.

- Иначе я тебе язык вырву, - пообещал Тор. – Он тебе тоже не нужен.

Локи молча кивнул, а Тор сгреб свое шитье, встал и почти ушел, но замер на пороге и сказал, не оборачиваясь.

- Я думал, что ты мой йотун, Локи.

- Может, я и есть он? – шепотом спросил Локи, спрятавшись под шкурами.

- Нет, - с отвращением сказал Тор. – Ты просто беременное брюхо, которое принесет мне ребенка, вот и все.

И ушел.

***

 

В таких чудовищных условиях Локи еще никогда не жил. Даже когда он заключил самый глупый в своей жизни договор с йотунским королем и стал слугой, он жил лучше.

 

Никто, конечно, его не бил, и еду приносили вовремя, но жизнь была Локи не в радость. Когда ноги окончательно зажили, он хотел бы погулять по ледяным полям, проведать своего кодоя, посидеть на берегу океана, но каждый раз, когда он подходил к двери, она покрывалась такой коркой льда, что Локи обреченно отступал. Тор положил заклятие, которое Локи, может, и смог бы разбить, но не в ошейнике, который снова делал его беспомощным.

 

От еды, которой его кормили, он отвык и не наедался ни солониной, ни вязкими кашами из корешков. Правда, в его рацион добавили почти студенистую рыбу, но Локи воспринял это как оскорбление. Конечно, он ел и солонину, и каши и даже рыбу сжевал за милую душу, но всего этого было мало, а чего ему хотелось – он долго не понимал.

 

- Я не буду это есть, - решительно сказал Локи, укрытый мехами до пояса.

Перегнулся, придержав живот, и высокомерно опрокинул тонкий поднос на пол. Поднос раскололся, каша размазалась по полу неаппетитным пятном. Локи задрал нос и отвернулся.

Он ждал, что йотуны, который каждый день его кормили, возмутятся, однако они молча собрали осколки и ушли.

Локи пошевелил ноздрями и тоскливо проводил взглядом солонину. После такого представления стоило ждать, что его вообще больше не будут кормить, одна буквально через минуту в спальню стремительно вошел Тор и поглядел на пятно у кровати.

 

- Это что за выходка? – спросил он тихо и зло.

Тор – это была вторая проблема, с которой Локи не научился справляться. Того как будто подменили – прежний Тор любил с ним разговаривать и снисходительно смотрел на его проделки. Этот, новый Тор, душил его своей ненавистью – холодной и колкой, как вода в проруби.

Локи ужасно по нему соскучился, до слез, которые, конечно, были всего лишь признаком гормональной бури, но все-таки ему очень хотелось, чтобы Тор спал с ним, грея своим теплом. Или чтобы снова поговорил с ним. Положил руку на плечо. Посмотрел на него без этой стылой ярости во взгляде. Но Тор к нему не приходил, а когда приходил… лучше бы все-таки не приходил. Он смотрел злобно, цедил слова сквозь зубы едко и общался не столько с Локи, сколько с его животом.

 

- Я не хочу это есть, - ответил Локи так же зло. – Я хочу нормального мяса.

- Это какого же? – прищурился Тор.

- Жареного! – рявкнул Локи. – Вареного! Тушеного с грибами! С картофелем! С брынзой! Да хоть сырого! Сам жри свою солонину!

Тор на секунду опешил от такого напора, но тут же взял себя в руки и подошел к кровати, грозно нахмурившись.

- Локи, ты слишком много себе позволяешь.

Локи моргнул, глядя на него с ядовитым негодованием, моргнул еще раз, но все-таки не выдержал и швырнул в Тора шкурами, да и сам слез с кровати и принялся молотить кулаками его в грудь.

- Не смей так со мной обращаться! – заорал он, шалея от накативший на него волны дикой ярости. – Я не собака, чтоб ты так со мной!

Тор поймал его руки, чтобы Локи не навредил себе, чуть вздернул его на цыпочки и проговорил в скуластое лицо, едва сдерживаясь, чтобы не переломать Локи его кокетливые рога.

- Ты хуже. Собака своего хозяина никогда не предаст.

- Ты мне не хозяин! – взревел Локи, тыча Тора худыми коленями, локтями, наклонил голову и попытался боднуть.

Локи был такой трогательный: беспомощный, драчливый и округло пузатый, ну прямо пародия какая-то. Тор подтянул его выше, заставляя взвиться на цыпочки, и от души треснул лбом в лоб. Локи охнул и обмяк, повис, с трудом водя по сторонам вишневыми глазами. Тор уложил его на кровать, а Локи облизнул нижнюю губу и без всякого предупреждения задремал, сложив руки на животе. Тор покачал головой, рассматривая сверху вниз, и вышел.

 

Локи проснулся от вкусного, сочного запаха и даже ноздрями пошевелил. Рядом с ним, на кровати, стоял большой поднос. Локи жадно кинулся к нему, рассматривая кучки: жареное мясо немного подгорело, но Локи не стал привередничать, а принялся обеими руками запихивать его в рот, схватил еще теплое и сочное вареное, пачкая пальцы и подбородок соками. Потянулся было к тушеному мясу с кореньями, но вдруг увидел то, от чего у него дух перехватило. Отдельно лежали тонко наструганные пластинки сырого мяса в лужице натекшей крови. Локи еще думал – попробовать бы или нет, а его руки уже запихивали резиновое, но необыкновенно вкусное мясо в рот. Он жевал торопливо и чувствовал, что наконец-то его ребенок не голоден. Наверное, это что-то да значило, но Локи ел так торопливо, что и не подумал разбираться в своих внезапно изменившихся вкусах. Он даже вылизал ледяную мисочку с кровью и рухнул в постель совершенно довольный и сытый. Тор подошел к нему, отодвинув поднос, но дремавший Локи даже ухом не повел, только довольно облизнулся. Тор убрал его ладонь с живота, положил обе руки на горячую кожу и медленно огладил. Локи блаженно зажмурился, вытянулся как струна и начал тихонько урчать, ластясь животом к ладоням Тора. Его совсем разморило, он расставил ноги и выгнулся на лопатках, молча требуя ласки, но Тор гладил только круглый, как сыр, живот, обрисовывая пальцами круги и какие-то фигуры.

Локи расставил ноги еще шире и вскинул бедра, настойчиво пытаясь прикоснуться окрепшим, тяжелым членом к руке Тора. Тор на секунду остановился, взял в горсть его мошонку и медленно приласкал. Локи заворчал еще громче, вытянул руку к Тору, пытаясь достать кончиками пальцев до широкой груди. Тор сверкнул глазами и с силой сжал пальцы на прохладной мошонке. Локи охнул, его ладонь скрючилась, как лапа у хищной птицы, и поджалась обратно, однако он закусил губу и только дышал медленно, с трудом, всхлипывая через раз.

Тор разжал ладонь и отступил, а Локи молча перекатился на бок, спиной к нему, и свернулся, как эмбрион – защищался, закрылся, пряча живот и голову. Тор отошел от кровати, но Локи больше никак на него не реагировал, только острые лопатки торчали на синей, судорожно вздрагивающей спине.

 

- Где мой кодой? – спросил Локи сипло, когда Тор пришел в следующий раз.

- Сдох, - равнодушно ответил Тор, ткнул Локи в грудь, укладывая спиной вниз, и принялся водить пальцами по выпуклости живота.

- Как сдох? – обалдело переспросил Локи.

Он был сыт и напился крови, однако все это подступило к горлу и дрожало там вязким киселем.

- Ты же его бросил, - безмятежно ответил Тор, - он и сдох. Им нужен хозяин рядом.

- Ты мне не говорил, - пробормотал совершенно подавленный Локи.

- А ты не спрашивал, - ответил Тор. – И заткнись, ты мне мешаешь.

Локи замолчал, заложил руки за голову и уставился в потолок. Пальцы Тора вычерчивали какие-то круги на его коже, но сейчас эти прикосновения были неприятны и противны, и даже ребенок недовольно пошевелился, чувствуя его раздражение.