Часть вторая ВОЙНА С ВОЛКАМИ

Глава четырнадцатая ЯРЛ

I

Ноги не слушались меня, но и не болели. В этом-то и таилась проблема, вот что делало это таким пугающим. Я ожидал боль. То, что совсем не ощущал ног, могло означать, что я больше не смогу ходить. Мне не хотелось ничего спрашивать в случае, если они согласятся.

В городе, превращенном в руины, все казалось одинаковым. Мы были среди обломков храма? Коммерции? Трудно сказать. Все было засыпано каменной крошкой, витавшей вокруг с того самого момента, как обрушилась последняя стена.

— Мне уже лучше, — сказал я. — Дайте минутку.

Лица моих друзей сказали все лучше всяких слов: они знали, что я лгу.

— Эй, — заговорил один из них.

+ Гиперион. +

II

Я укрылся в тени бронетранспортера «Химера», стараясь, хотя и безуспешно, не обращать внимания на дождь.

Холодный. Холодный, холодный, настолько холодный, что я бы занемел, если б мог. Он был болезненным, болезненным, будто ожог.

В архивных документах война никогда не описывалась подобным образом. В них ведь никогда не пишут обо всем том дерьме, которое предстоит пережить, ведь так? В них говорится только о страхе и отваге, погребальных кострах и победных парадах, тепле братства и друзьях, которых ты приобрел на всю жизнь.

В них никогда не упоминалась усталость. Вот из чего состояла война — настоящая война, а не череда случайных перестрелок между отделениями на улице. Черт подери, нет — в настоящей войне целые армии схлестывались друг с другом многие часы без перерыва, и тебе было попросту некуда бежать. Нельзя отступить в безопасное укрытие и дождаться очередного патруля.

Перед боем ты стоишь, сдерживая желание отлить, выдавливая из себя несмешные шутки сухим, словно сапожная кожа, языком. А после него ты устаешь до мозга костей, твои руки и ноги дрожат от напряжения. Когда умолкли звуки последней атаки, я повалился на землю вместе с сотнями бойцов своего полка, которые упали или присели там, где еще пару мгновений назад стояли или сражались. Слишком уставший, чтобы блевать, слишком охрипший, чтобы жаловаться. Война еще и воняет. Пот, кровь, дыхание — и это лишь начало. За эти месяцы мне пришлось повидать, как люди марали штаны, только чтобы согреться ночью, а после каждой битвы половина из нас понимали, что обделались, сами того не заметив, не из-за страха, а от естественной потребности. Мы мочились, словно дикие звери, и не важно, чем занимались в это время.

Яеса стянула противогаз с распухшего лица, и вместе с ним отстало три зуба, за которыми протянулись нити розоватой слюны. Тим с безумной медлительностью осел на влажную землю и положил голову на камень. Судя по тому, как он ложился, я понял, что он уже не поднимется. Шальвен и Кал Восточник смеялись или по крайней мере пытались. Они бессильно и гортанно хрипели, поражаясь тому, что все еще живы. Другие садились группками, вознося хвалу далекому Богу-Императору, пока их братья сотнями гибли на поле боя, продолжая кричать, продолжая вопить и задыхаться там, под дождем.

На мое плечо опустилась рука. Я учуял на пальцах теплую кровь, пока не обернулся и не увидел, что она заляпала мою форму.

— Насколько все плохо? — спросил Кион. Его лицо было таким же окровавленным, как и пальцы. Как рука. И грудь.

— Оно…

Святой Трон, он потерял глаз вместе с половиной лица. Даже половиной головы. Что я должен ему сказать?

— Болит, — сказал он.

Ага, еще бы. Почему он вообще еще жив?

— Кион… — попытался сказать я.

+ Гиперион. +

III

Поначалу я пытался объяснить то, что вижу, но не мог подобрать нужных слов. Нет, подождите, это не совсем верно.

Я не знал достаточно слов. Я больше не мог вспомнить их. Все, что я говорил, перестало иметь всяческий смысл, поэтому мне пришлось замолчать.

После этого я пытался рисовать. То, что у меня в итоге получалось, оставалось непонятным для остальных. Гвардейским стилусом я делал наброски на стенах штаба, затем заголенным ножом на корпусах наших танков, а под конец на стенах камеры. Они отняли у меня нож. Мне пришлось пользоваться пальцами. Кровь была отличными чернилами.

— Война сломала его, — говорили они. После этого меня заперли, как будто правда была на их стороне. Война не сломала меня. Что это вообще значит? Я просто не мог их заставить понять то, что вижу сам.

Последний раз я говорил с другим человеком, когда меня тащили сюда.

— Если бы я только мог заставить вас увидеть, — сказал я. Они заперли дверь, оставив мне лишь ведро для испражнений и стены в качестве пергамента.

Затем началась атака. Я колотил в дверь, просил оружие, ругался и кричал, что могу помочь и хочу стоять с остальными.

Но я этого не сделал. Я забился в уголок камеры, боясь вдохнуть, ожидая, когда звуки прекратятся.

Первой стихла стрельба. Затем исчезли и крики. Вскоре вся база погрузилась в тишину.

Дверь оставалась запертой.

— Пить, — сказал я. Я даже не понимал, что говорю сам с собой, рисую рунические символы на языке, которого не знаю, и делаю наброски существ без души, которые даже никогда не рождались.

— Пить.

— Пить.

— Пить.

+ Гиперион. +

IV

Я сжалась во мраке, прислушиваясь к детскому плачу. Это уже не важно. Они найдут нас, даже если мы спрячемся. Они находят всех.

Нож в моей руке был на самом деле куском разбитого оконного стекла.

— Девочки, — сказала я. — Идите сюда.

+ Гиперион. +

V

Я открыл глаза среди строгого уюта комнаты для медитаций на борту «Карабелы».

Сознание Галео казалось дымкой на границе моего разума, настойчивым, как призрак.

+ Брат, + отправил он с другого конца корабля. + Хватит. Я же говорил тебе не лезть в их разумы. +

+ Прости, + пропульсировал я в ответ. + Дотягиваясь до них, я становлюсь сильнее. +

Я говорил правду, пусть и не всю. Достучаться до сознания людей на планете требовало огромной сосредоточенности и непрерывных усилий, но я жаждал увидеть мир глазами тех, кто оказался среди этого хаоса. Кое-кто мог бы счесть непозволительным жить чувствами других людей, но мое любопытстве не было низменным. Я хотел познать этот мир. Хотел ощутить его так, как никогда бы не ощутил, если бы ступил на него. Хотел почувствовать все, что мог дать этот мир, чью поверхность осквернял самый мерзкий из врагов.

В голосе Галео чувствовалось безграничное терпение.

+ Я понимаю это, а также твое искушение увидеть мир глазами смертных. Но ты нужен нам. Братство собирается. +

Я поднялся на ноги, сочленения доспехов мягко заурчали.

+ Великий Волк идет? +

+ Идет. И он не один. Мы встретим его на борту флагмана. +

Я потянулся за оружием и покинул комнату.

VI

Немногие души в Империуме вызывали такое же уважение, как магистр ордена Адептус Астартес. Их величие было не следствием поклонения масс, хотя многие магистры орденов получали благодарность целых миров, когда решали поведать о своих подвигах.

Нет, они обретали уважение в глазах братьев и право стоять впереди тысячи лучших воинов человечества, быть единственной душой, избранной остальными девятьюстами девяноста девятью воинами и достойной их возглавлять… Какие еще души могли удостоиться такого же почета и уважения?

Мы ждали его в главном ангаре флагмана нашего флота, боевой баржи Третьего братства «Правитель Черных Небес». Мы стояли, не соблюдая строя, объединенные только принадлежностью к отделениям. Юстикары стояли перед своими братьями, а впереди всех нас Великого Волка дожидался капитан Таремар Аврелиан — прозванный Таремаром Золотым за безумно длинный список благородных подвигов — Страж Третьего братства и мастер флагмана.

Его избрание командующим прошло единогласно. Гроссмейстер Ваурманд как лорд-главнокомандующий Третьего братства был обязан оставаться в крепости-монастыре. Традиции диктовали его участь, независимо от того, как бы он ни возмущался из-за этого: на Титане всегда должен оставаться один из восьми гроссмейстеров, чтобы следить за ходом операций. Вместе с Ваурмандом в холодных залах нашего древнего замка остался лишь самый минимальный резерв воинов.

Сейчас на палубе стояло сто девять рыцарей. На Титане осталось только восемнадцать. Остальной орден, да благословит его Император, сражался в собственных битвах среди далеких звезд.

Вместе с нами находились также люди из Инквизиции, в зависимости от личных предпочтений разряженные в роскошные одежды и боевые доспехи. Анника была одним из тридцати инквизиторов, которые отправились с нами. Она заметила мое внимание и кивнула в ответ. Рядом с ней, всем своим видом изображая официоз, находились Дарфорд, Кхатан, Меррик, Василла и Кловон. И не один Дарфорд сейчас стоял навытяжку. Мимолетно просмотрев поверхностные мысли, я узнал об их полнейшей сосредоточенности, которая, к моему стыду, оказалась сильнее моей собственной.

Армагеддон вращался под нами со звездной неторопливостью, видимый через распахнутые врата ангарного отсека. Его поверхность представляла собой лоскутное одеяло синего, зеленого и желтого цветов, нарушаемых лишь черными пятнами горящих городов. Единственного проблеска психического чувства было достаточно, чтобы ощутить напряжение, исходящее от рыцарей. У нас не было желания стоять здесь, в безопасности на орбите, пока планете внизу наносили все новые раны.

Мы прибыли почти двенадцать часов назад, и первое же сообщение, которое поступило с поверхности, было от самого Волка.

— Ждите, — потребовал он. Всего одно слово.

И хотя мы путешествовали на разных кораблях, в нашем наспех созданном братстве довольно скоро поползли слухи. Говорили, Таремара возмутило то, что им помыкали, словно безоружным сервом. Юстикары реагировали по-разному — одни злились, тогда как другие неохотно признавали, что Великий Волк лучше знает, что за война идет внизу.

Галео был из последних.

+ Мы — оружие, которое лучше использовать лишь единожды, + сказал он нам спустя пару часов после прибытия, когда мы начали тревожно мерить шагами палубу. + Великий Волк достанет нас, словно клинок, и пронзит сердце Извечного Врага одним стремительным ударом. Никому не будет пользы, если мы раскроемся слишком рано и начнем наносить нескоординированные удары. +

Думенидон был не настолько оптимистичен.

— Разве тебя это не оскорбляет? Волк командует нами, будто мы у него на поводке.

+ Волки уже внизу, и были там многие месяцы. Пока я доверяю их глазам. Если вы не можете вытерпеть уколы попранной гордости, то вам предстоит узнать о самоконтроле не меньше Гипериона. +

Я знал, что получил по заслугам, но все равно мне не понравилось такое сравнение. Оно продолжало раздражать меня даже спустя несколько часов, когда мы уже стояли на ангарной палубе, ожидая боевой корабль Великого Волка.

— Почему они просто не телепортируются к нам? — провоксировал я остальным.

+ Фенрисийские суеверия, + ответил Галео. Я услышал в его беззвучном голосе насмешку. + Не знаю всех подробностей, поэтому не буду судить Волков слишком строго. +

Боевой корабль приближался медленно, и хотя посадочное шасси еще даже не успело коснуться усиленной стали палубы, рампа с гидравлическим воем уже начала открываться. В красном сумраке десантного отсека «Громового ястреба» ждала группа фигур — по моим подсчетам, тринадцать человек, — которая затем спустилась не соблюдающей порядка стаей.

Мы не стояли по стойке смирно, и они тоже. Мы наблюдали за новоприбывшими, не признавая над собой власти и не требуя покорности, мы встретились с ними, как с равными. Возможно, они считали это своим правом, хотя на самом деле Серые Рыцари оказывали им великую честь. Волки считались полукровками — их генетическое семя было создано из плоти и крови сына Императора, Лемана Русса. Мы же получили свое генетическое семя из более чистого источника. Ведь мы не просто так называли его Даром Императора.

При ходьбе об их броню бились различные талисманы: брелоки и фетиши из бечевок, янтаря, кости и камня. У них были серые доспехи — не блеклой чистоты отполированного керамита, но тусклого серого цвета зимних небес, в которых бушевали бури. Поверх доспехов были наброшены плащи и набедренные повязки из волчьей кожи, оттенки которых разнились от угольно-черного до грязного, покрытого темными пятнами белого цвета, напомнившего мне кровь на снегу.

Логан Гримнар повел свою стаю прямиком к капитану Таремару, с плеч которого также свисал плащ королевского белого цвета, окантованный традиционным серым. Великий Волк был без шлема, демонстрируя нам покрытое шрамами лицо, его косматая грива, в которую были вплетены костяшки и звериные клыки, была такой грязной, что местами свалялась в дреды. Возможно, когда-то волосы были темно-коричневыми, цвета дуба, но зима просолила их первыми седыми прядями. Гримнар командовал Волками уже больше века, он заслужил это право своими шрамами. Его шаги отдавались гулким эхом и сопровождались прерывистым сухим рыком сочленений терминаторской брони.

Когда он ухмыльнулся, впрочем, без всякого веселья, у него во рту сверкнули клыки, свидетельствовавшие о неприкрытых генетических отклонениях его ордена. Инквизиция никогда не относилась к Волкам с благосклонностью, и его улыбка красноречиво говорила почему.

Я заметил все эти детали за один краткий взгляд, но в них было нечто еще, что нельзя было просто игнорировать. Все тринадцать Волков были с ног до головы покрыты красным и черным — на их доспехах остались пятна засохшей крови и следы от огнеметных струй. От воинов несло скотобойней, ареной, полем боя, над которым теперь кружилось воронье. Когда эти лязгающие оружием опаленные воины подошли ближе, мне стало стыдно за свои чистенькие доспехи. Они сражались уже много недель, пока мы находились в пути, готовясь к неизбежному прибытию.

Странный миг неуверенности. Мне нечего стыдится, но все же стыд меня гложет.

Приветствие Гримнара было таким же грубоватым, как все остальное в нем. Он взглянул на капитана Таремара — из-за терминаторской брони они оба не уступали друг другу в размерах — и шумно втянул носом воздух, прежде чем сплюнуть кровавую слюну на нашу палубу. Я ожидал официального приветствия, но он произнес лишь три слова:

— И кто ты?

Никакого неуважения. Без нетерпения и намека на гнев. Он словно обращался к безобидному путнику, который вошел в чьи-то владения. Сам его голос был резким, словно звук танковых гусениц, крошащих щебень.

Брат-капитан Таремар склонил голову перед командующим, учитывая разницу между их званиями.

— Я — Таремар Аврелиан, капитан Третьего братства, хозяин «Повелителя Черных Небес» и рыцарь Титана.

Один из Волков фыркнул.

— Звучит грозно, — хохотнул он. К нему добавилась еще пара смешков.

Глаза Таремара были цвета чистого железа, теплой синевы, граничащей с серым. Какой-то миг они неотрывно смотрели на Волка, достаточно долго, чтобы запомнить его лицо, а затем резко перепрыгнули на Гримнара.

— Я сказал что-то, развеселившее твоего родича? — спросил он.

В этот момент Великий Волк зарычал, буквально зарычал. Рык сорвался с его губ утробным рокотом.

— Прости моих людей. У них туго с хорошими шутками, — он бросил взгляд через плечо. — Хриплая Глотка. Следи за словами.

Тот, кого назвали Хриплой Глоткой, опять хохотнул.

— Слушаюсь, ярл. Как скажешь.

Глаза Гримнара были карими, цвета мягкой глины, но взгляд не менее острый, чем лезвие меча.

— Хриплая Глотка ведет себя, как все Волки, — пояснил Гримнар. — Для Волка непривычно вначале называть свои титулы, а не деяния, — Таремар набрал в грудь воздуха, но Великий Волк предупреждающе поднял руку. — Я не ставлю под сомнение твои подвиги, капитан, как не волнует меня и то, какими они были. Я позвал. Вы ответили, и у вас те самые доспехи. Этого мне достаточно.

Он не коснулся наших традиций, не проявил к ним неуважения, не насаживал свои собственные, и к тому же поблагодарил за прибытие. Галео явственно ощутил мои мысли.

+ Этого Волка сложно не уважать. +

Я кивнул в ответ.

Собравшиеся инквизиторы восприняли этот момент как возможность представиться. Присутствие Волков возымело на Аннику эффект, который оказалось несложно предугадать: она глядела на них широко открытыми глазами, словно потерявшаяся девочка, но гордо, как родившая мать. Тем не менее шанс назваться ей представится еще нескоро. Она стояла в середине группы, не так сильно желая внимания, как некоторые другие.

Гримнар заставил первого же из них замолчать, опять подняв руку.

— Эти… мелочи… могут подождать.

Таремар кивнул.

— Согласен. Нам еще нужно выиграть войну.

Гримнар окинул группу инквизиторов кратким взглядом. Мне даже представить трудно, при каких обстоятельствах он мог сойти за приветствие.

— Я — ярл Гримнар, а это моя Волчья гвардия. Вот. Теперь мы все братья, — он указал на одного из своих людей. — Хриплая Глотка.

Названный Волк активировал переносной гололитический проектор. Устройство отбросило широкое изображение на палубу ангара, показывая континент, именуемый Армагеддон Прайм. Целые области были покрыты болезненным, мерцающим красным, города же отмечались потоками угловатых фенрисийских рун. Гримнар обошел карту.

— Вы двигались с хорошей скоростью, раз прибыли так быстро, но все равно многое пропустили. Первую кровь пролили месяцы назад, во время восстания. Разрастались культы. Проповедовали бунтари. Целые городские районы плевали на имя Всеотца.

— Восстание было широко распространившейся, но обычной ересью. — Гримнар снова обогнул карту. Он напоминал мне гончую, которая ищет, где бы ей усесться. — Вскоре на планету обрушилась варп-буря. Астропатия умерла в разумах тех, кому следовало отсылать сообщения. Мир замолчал. Всеобщий Враг скрыл свое приближение. А затем появился Пожиратель Звезд.

Пока он говорил, еще один участок карты окрасился красным.

— Стальные легионы и защитники Армагеддона отступают с Армагеддона Прайм. Весь континент обращен в пустыню. Люди, которые еще обитают в павших городах, наверняка жалеют, что не умерли.

Все новые и новые территории сдавались перед расползающимся пятном, неумолимым, будто прилив.

— Мы вступили в бой после того, как пали ульи Вулкан, Гиблая Топь и Темпестора.

Я увидел, как от упомянутых им городов растекается красный цвет.

— Они потеряны, хотя после тех ночей мы замедлили продвижение врагов. Б о льшая часть их населения служила Извечному Врагу еще до нашей высадки.

Гололит сместился на другой континент, Армагеддон Секундус. Гримнар указал на полосу тьмы на границе изображения.

— Здесь экваториальные джунгли. Наши силы отступали перед натиском врага, надеясь оказать сопротивление на каждом участке пути. Этого не случилось. Враг остановился. Мои скауты твердят одно и то же, независимо от того, куда я отправлял их: враг остановил продвижение армии, чтобы гордо царствовать над руинами, которые создал из костей павших городов. Горы черепов высятся там, где когда-то стояли дома и мануфактории. Отвоевание континента будет войной на возвращение, а не на покорение.

Гримнар оторвался от гололита и пристально посмотрел на Таремара.

— Но сейчас враг идет. Взгляни на реку Стикс, реку, которая несет жизнь Армагеддону Секундус. У них уйдет неделя на переправу, после чего они ворвутся в оставшиеся ульи.

— Мы покончим с ним, — голос Таремара был столь же глубоким, как и у Волчьего лорда, но не таким хриплым. Только один из них выкрикивал приказы каждый час каждого дня в течение многих недель.

— Да, покончите, — опаленное солнцем лицо Гримнара рассекла клыкастая улыбка. — И если бы это было все, о чем нам следовало переговорить, я бы оставил вас готовиться. Но есть кое-что еще. — Когда он обернулся, оглядев всех присутствующих на командной палубе, его невеселая усмешка ни у кого не оставила сомнений насчет могущества Великого Волка: — Ульи Хельсрич и Инфернус пока не ощутили настоящей угрозы. Их горожане оставались за высокими и безопасными стенами, вдали от войны, — его взгляд обратился на нашего капитана. — Я ясно выражаюсь?

— Полагаю, что так, — полуулыбка Таремара говорила скорее о подозрительности, чем о веселье. — Но все же удиви меня.

— Бунтарство в городах Секундуса было слабым и лишенным поддержки. Эти восстания быстро подавили и без нашей помощи, — Гримнар ударил кулаком по нагруднику, резко и громко, словно прозвенел храмовый колокол. От внезапного звона несколько инквизиторов вздрогнули. — Они невиновны, и, более того, они хорошие люди, которых оберегает вера и прекрасные солдаты — далеко от фронта. Их города остались нетронутыми, люди свободны от скверны, и их не «обработает» Инквизиция после окончания последнего дня. Все понятно?

Взгляд Таремара устремился на собравшихся инквизиторов. Он смотрел не дольше секунды, но этого хватило, чтобы Гримнар издал низкое, сухое рычание.

— Смотри на меня, будь ты проклят. Не на них. Ты понял, что я говорю?

— Верховный лорд… — начал Таремар.

— Хватит и ярла. — Гримнар опять посмотрел на гололит. — Положение достаточно опасное. Я не хочу, чтобы твои… пособники… в Инквизиции приложили руку тяжелее, чем необходимо. Ты понял?

Таремар устало кивнул.

— Да. Но недоверие, которое гложет тебя, не мне придется нести.

— Пусть так, но вы останетесь на орбите, пока вас не призовут. Я вызову вас для последнего удара, и люди на этой планете никогда не узнают о вашем существовании.

Таремар не был каким-то мелким лордом, чтобы им помыкали подобным образом. К своей чести, он лишь уважительно кивнул в ответ на слова Волчьего лорда, когда понял, что противостояние силы воли не принесет никому пользы.

— Я — Серый Рыцарь Титана, и меня обязывает долг. Впрочем, хочу предупредить: не думай, что будешь командовать мной, как сервитором. Мы делаем то, что д о лжно, и ни одно твое слово или действие не пошатнет эту истину, Волчий лорд.

Впервые Гримнар рассмеялся, его голос разнесся сухим рявканьем. Когда волчьи стражи услышали его хохот, то заметно расслабились.

— Мне известно, как работает ваша Инквизиция, капитан. Я знаю, как вращаются эти колесики, знаю, что целые полки Имперской Гвардии вырезают за то, что они узнали грязные секреты ордосов, что команды кораблей предают пустотным могилам лишь потому, что они мельком увидели корабль Серых Рыцарей. Я буду говорить без обиняков, сын Титана. Эти люди ничего не видели, и они не поддались скверне. Мои братья и я сражаемся за их жизни, орошая землю этого мира своей кровью, чтобы они смогли прожить еще один день в Империуме Всеотца. Поэтому ты не будешь здесь просто кивать и соглашаться, а дашь мне слово, что не появишься перед ними. Я не допущу, чтобы только одно твое присутствие обрекло их на преждевременную смерть. Теперь кивни и поклянись делать то, что д о лжно. Я все равно добьюсь твоего согласия, капитан Таремар.

Таремар кивнул. Казалось, даже это слабое движение стоило ему значительного усилия.

— Хорошо, — сказал Гримнар. — Конечно, дело не только в боевом духе. Ты и твои воины — последнее оружие, капитан. Мы не можем допустить, чтобы враг узнал о вашем прибытии.

Один из инквизиторов откашлялся.

— Что с Пожирателем Звезд?

Я заметил, что ярл Гримнар никогда не поворачивался спиной к представителям Инквизиции. Его недоверие зашло далеко — наверное, оно было глубоким, как старая рана. Мне стало интересно узнать об истории их ордена и о том, был ли у Анники доступ к нужным архивам.

— А что с ним? — спросил он у женщины с резкими чертами лица. В красных бархатных одеяниях она походила скорее на экклезиарха, чем на инквизитора.

Она вздохнула, словно уже устала от общения с Волками и их лордом.

— Где он?

Пару ударов сердца Гримнар просто смотрел на нее. Несколько волчьих стражей проследили за его взглядом. Один даже стянул шлем и уставился на нее, как на глупого ребенка.

— Мы уничтожили его, — медленно проговорил Гримнар, словно объясняя глупцу что-то до боли очевидное. — Взорвали его. Чего, во имя Всеотца, ты ждала?

И снова вздох.

— Где, — с подчеркнутой терпеливостью спросила она, — обломки?

Гримнар обернулся к ней всем телом. Рычание сочленений его брони утонуло в рыке, вырвавшемся из горла ярла.

— Мы… — низким хрипом он спародировал ее голос, — их также уничтожили.

— Они имели огромную ценность как объект для изучения, а…

— Заткнись, ведьма. Не заставляй меня убивать тебя, — Гримнар отвернулся, утратив к ней интерес. — Капитан.

— Ярл, — отозвался Таремар.

Волк снова указал на гололитический дисплей.

— Я собираю силы планеты — армии с последнего континента, — чтобы задержать врага у Стикса.

Таремар проследил за рукой лорда. Раздражение, которое он чувствовал, испарилось в тот же миг, сменившись усталым, мертвым спокойствием. Он — печальный герой, как выразился Дарфорд о капитане Аврелиане по пути на Армагеддон. Я не мог с этим поспорить, хотя не понимал, почему мордианец считал это важным.

— Потери будут катастрофическими, — ответил Таремар.

— Я не слепой, Рыцарь.

— Оборона городов предоставит нам куда больше преимуществ, — два лидера опять обменялись взглядами. — Но люди увидят врага, — закончил Таремар. — Зачем спасать мир, если всех его жителей предадут смерти за знание об Извечном Зле?

Гримнар шумно втянул воздух. Я не понял, было ли это смешком или фырканьем.

— Быстро учишься. Взгляни на Стикс, капитан Таремар. Вот где вы мне понадобитесь. Я отправлю сигнал, и твои люди ударят туда всеми силами.

— Будет сделано.

— У нас есть день. Самое большее — два. Авангард красной орды уже прощупывает нашу оборону. Ты ведь знаешь, с чем столкнешься? Знаешь, чего я прошу от тебя, и куда вам придется телепортироваться?

В ответ Таремар лишь указал на сотню Рыцарей, которые стояли рядом с ним. В наших разумах полыхнул импульс, намек от капитана, и мы тут же отдали честь, слаженно приложив руки к нагрудникам в символе аквилы.

— Знаем.

Гримнар также отдал честь, как и его Волчья гвардия. Другой лидер мог бы сказать напутственные слова нашему командиру, но Гримнар поочередно заглянул нам в глаза, прежде чем заговорить.

— Взирайте с небес, братья. Придите, когда мы завоем.