НЕПРОСТОЙ БУКЕТ ДЕЯТЕЛЕЙ

В сложном «букете» государственных деятелей США, входивших в администрацию Рузвельта, находились и такие, как военно-морской министр Джордж Форрестол и военный министр Генри Стимсон. Сотрудникам посольства, мне как послу, а ранее и моим предшественникам приходилось нередко встречаться с ними и обсуждать вопросы военного характера, да и некоторые вопросы политических отношений между СССР и США. Во время войны министры в администрации Рузвельта не только не чурались обсуж-

* Welles S. The Time for Decision. N. Y., 1944, p. 321.

дения общих вопросов политики, но даже сами проявляли в этом инициативу.

Форрестол мне запомнился сравнительно молодым, по натуре общительным, живым, энергичным. В каждом нашем разговоре он решительно высказывался за необходимость доведения войны до полной победы над гитлеровской Германией и не стеснялся прибегать к самым резким выражениям в адрес ее фюрера.

Форрестол отдавал предпочтение узким встречам. Он бывал у нас в посольстве, сам приглашал меня с женой к себе в гости. Обстановка на этих встречах царила в общем дружелюбная. Форрестол иногда довольно свободно рассказывал о нравах в среде американского большого бизнеса. Знакомым с ней он оказался не столько по собственному опыту, сколько по связям своей жены, которая происходила из богатой семьи.

Однажды Форрестол рассказал нам историю об ограблении его жены, у которой похитили много дорогих украшений во время одного из званых приемов. История эта — о ней, кстати, сообщалось в американской печати — оказалась весьма занятной, пожалуй, не уступающей по сложности сюжета детективным произведениям Агаты Кристи. Юмористические замечания, которыми Форрестол сопровождал свой рассказ, казались, однако, несколько искусственными, так как похищенные «вещицы» стоили немало.

Поскольку военно-морской министр отличался большой энергией и подвижностью, то во время бесед он, казалось, уставал сидеть на одном месте. Форрестолу сподручнее было расхаживать по комнате, размахивать руками, ругая Гитлера и его приспешников. Если же вблизи висела на стене географическая карта, то он обязательно подходил к ней и с учетом конкретной военной обстановки в данный момент делал несколько «стратегических» жестов, водя по карте карандашом. Его комментарии тяготели к морской тематике. Форрестол, однако, не только знал свое дело, но и умел мыслить категориями политики.

В высшей степени неожиданным и трагическим оказался конец Форрестола, который выбросился из окна госпиталя, где лечился. Это произошло уже в пятидесятые годы. Прежде чем совершить свой роковой прыжок, он закричал в исступлении:

— Русские танки!

Как в тайники его психики могли попасть бредовые мысли об опасности, якобы исходящей от Советского Союза, о котором в годы войны против гитлеровской Германии он говорил с восхищением?

От высказываний Форрестола в пользу советско-американского сотрудничества в военное и послевоенное время и до его прыжка

из окна прошло немало лет. Не приходится сомневаться и в том, что его сознание уродовалось политикой вражды по отношению к СССР, которую Вашингтон стал проводить после кончины Рузвельта.

Но изображать Форрестола просто жертвой было бы неправильно. Являясь таковой, он вместе с тем и сам выполнял роль одного из тех, кто после завершения войны приводил в движение огромный военный и политический механизм США. А работал этот механизм в направлении, обратном тому, на которое ориентировали страну союзнические договоренности. Справедливости ради стоит отметить, что в свое время к разработке этих договоренностей Форрестол имел непосредственное отношение.

Военный министр США Генри Стимсон — фигура не менее сложная, чем Форрестол. Однако здесь встречалась сложность другого порядка. Во времена президентства Калвина Кулиджа (1923—1929 гг.) Стимсон являлся государственным секретарем США. И потому, естественно, возникал вопрос: зачем Рузвельту, который ревниво следил за тем, чтобы демократическая партия, приведшая его к власти, не ослабляла своих позиций, привлекать в свой правительственный кабинет этого деятеля, занимавшего весьма видный пост в администрации, когда у власти находилась республиканская партия? Но Рузвельт был и политиком-стратегом, и политиком-тактиком. Он счел, что включение в состав кабинета республиканца может дать больше плюсов, чем минусов.

Что же касается партийной принадлежности Стимсона, то это не могло послужить в глазах Рузвельта препятствием, так как формального членства в республиканской и демократической партиях не существует, да и вообще в США не считается таким уж большим грехопадением, когда тот или иной деятель переходит из одной партии в другую. Поступающие таким образом обычно исходят из того, что обе они выражают интересы одного класса — буржуазии, а все остальное, в чем партии расходятся, не имеет существенного значения.

Стимсон запомнился как человек уже преклонного возраста, намного старше Форрестола. Его отличали специфическая англосаксонская уравновешенность, спокойствие, хотя чаще внешнее. Речь и голос его были невыразительными, монотонными. Раньше о таких людях говорили: похож на дьячка. Но слова Стимсона ложились плотно, выглядели обдуманными. Он хотя и скупо, но все же вполне определенно высказывался за развитие американо-советского сотрудничества и после завершения войны.

Если добавить к этому, что начальник штаба армии США

Джордж Маршалл тоже многократно высказывался в пользу добрых отношений между СССР и США, то становилось ясным, что верхушка американских вооруженных сил тогда, в период войны, относилась к нашей стране совсем не плохо. Последующие изменения в подходе Вашингтона к Советскому Союзу являлись следствием решений, принятых на высоком политическом уровне, а за ними стоял всемогущий крупный капитал, монополии, военный бизнес. Менялась официальная политика, а с нею и взгляды американских военных деятелей.

Джордж Маршалл был крупным военным и государственным деятелем в период войны. Его знали еще в тридцатые годы как человека реакционных взглядов, тесно связанного с крупными монополиями. В 1939 году он одно время исполнял обязанности начальника генерального штаба, а в 1939—1945 годах являлся начальником штаба сухопутных сил США. Встречался я с ним в Вашингтоне во время его кратковременных визитов из Европы в столицу.

Заслуживает внимания наша беседа в день вручения советских орденов американским военным высокого ранга. Советское государство наградило тогда генерала Маршалла орденом Суворова I степени. В указе Президиума Верховного Совета СССР за подписями М. И. Калинина и А. Ф. Горкина говорилось, что это была награда за выдающуюся военную деятельность и заслуги в деле руководства американскими вооруженными силами в борьбе против общего врага Советского Союза и Соединенных Штатов Америки — гитлеровской Германии.

...Торжественная церемония в роскошной гостинице Вашингтона «Мэйфлауэр». Как обычно в таких случаях, толпа журналистов, фотокорреспондентов и кинооператоров. Много представителей вооруженных сил США в парадной военной форме. Все подтянуты.

Вручаю ордена и поздравляю награжденных, в том числе старшего по званию среди них Маршалла. Нас тоже поздравляют с успехами на фронтах. Война еще не закончена, но всем ясно, что победа не за горами.

После вручения наград у меня с Маршаллом происходит разговор. Он заявляет:

— И я лично, и мои подчиненные — штабные работники — восхищаемся не только мужеством ваших солдат, но и тем искусством побеждать, которое проявляют ваши военачальники. В целом Красная Армия заслужила, чтобы ее называли непобедимой. И это говорю я — человек, скупой на комплименты...

Маршалл в той беседе тщательно избегал обращения к полити-

ческим вопросам, относящимся к будущему Европы, и в частности к тому, как быть с поверженной Германией.

О том, насколько выделялся Маршалл как важная фигура на американском политическом горизонте, свидетельствует хотя бы то, что администрация США привлекала его к работе всех крупнейших международных конференций и встреч времен второй мировой войны, в том числе в Тегеране, Ялте и Потсдаме.

Авторитет генерала-штабиста и впоследствии был принят во внимание администрацией. В 1947—1949 годах Маршалл стал государственным секретарем США. Его именем окрестили план, рассчитанный на проведение в жизнь «доктрины» Трумэна в отношении Западной Германии и некоторых других стран Западной Европы. Цель «плана Маршалла» состояла в том, чтобы укрепить позиции капитализма в Западной Европе и воспрепятствовать там прогрессивным социальным преобразованиям.

Впоследствии он стал одним из апологетов «холодной войны» и создания НАТО, а свою политическую карьеру закончил на посту министра обороны США. Дипломатический фрак и военный мундир оказались как бы слиты воедино у Джорджа Маршалла.