ПОЛЯРИЗАЦИЯ В ЭМИГРАЦИИ

Работа в посольстве сводила меня с самыми различными людьми — по происхождению, по убеждениям, по профессии. Запомнились встречи с выходцами из нашей страны, которых жизнь занесла в свое время в Америку. К тому же весть о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз, подобно мощному электри-

ческому разряду, пронеслась по всему миру. Эта весть вызвала и резкую поляризацию в среде русской эмиграции.

Те, кто отказался признать Советскую власть, а то и шел по пути борьбы с ней, оставались в большинстве на прежних позициях или выжидали: что же случится дальше? Но та часть эмигрантов, которая покинула нашу страну, не разобравшись в ситуации, поддавшись скорее инерции движения, чем логике убеждений, или уехала по каким-то соображениям материального порядка,— эта часть раскололась. Многие ее представители перешли на подлинно патриотические позиции, стали активно поддерживать политику СССР. А было много и таких, которые после войны захотели возвратиться на родину, получили такую возможность и с радостью уехали в родные края.

Во время войны, пожалуй, ни одного приема в советском посольстве не пропускал Давид Бурлюк. Помню его первое появление: приблизился ко мне человек среднего роста, с пышной шевелюрой уже седых волос. Протянул руку и поздоровался настолько энергично, что, казалось, перед тобой стоял незаурядной силы тяжелоатлет. Да, здоровался он от души.

Поэт Бурлюк в свое время принадлежал к числу близких друзей и единомышленников Сергея Есенина. Мне было известно о творческой дружбе, которая связывала Бурлюка с В. В. Маяковским. Корни этой дружбы проросли на русской почве. В дореволюционной России Бурлюк пользовался авторитетом среди поэтов. И сам Маяковский называл его своим учителем.

Не обрывалось творческое и чисто человеческое общение между этими двумя поэтами и после Октябрьской революции. Маяковский в 1927 году отправился в поездку по США и, останавливаясь в Нью-Йорке, жил в семье Бурлюка.

Как истинный патриот России, Бурлюк понимал, какую большую ценность представляют его переписка с Маяковским и другие материалы о жизни великого поэта, которыми он располагал. Большое количество писем и документов он после войны передал в Государственную публичную библиотеку имени В. И. Ленина в качестве дара советскому народу.

К американским берегам Бурлюка прибило одной из волн русской эмиграции. Почему его занесло туда, он и сам не мог толком объяснить. Но нашел ли Бурлюк удовлетворение в Соединенных Штатах?

Ведь даже и сейчас, в восьмидесятые годы, средний американец имеет в общем-то смутное представление о русской культуре, ее истории. Исключение составляет разве что наиболее пытливая часть интеллигенции, в определенной степени знакомая с неувядаемыми

произведениями Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова. Меньше знают в США о бессмертных творениях А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя. Из писателей и поэтов советского времени американской общественности были известны такие имена: А. М. Горький, В. В. Маяковский, М. А. Шолохов, А. Н. Толстой, К. А. Федин, Л. М. Леонов и ограниченное число других. Книги советских литераторов просто очень мало издают в США.

И совсем слабое представление имеют рядовые американцы о футуристах, имажинистах и представителях различных других литературных течений в нашей стране в первый послереволюционный период. И это в то время, когда популярность некоторых из них вовсе не увяла, а, наоборот, сейчас даже разрослась и у нас, и за рубежом.

К ним относится, например, Сергей Есенин. Дружба с ним в значительной степени способствовала и росту известности Давида Бурлюка, чье имя знакомо ныне советскому читателю.

В США Бурлюка как поэта просто не знали, да и не могли знать. Определенное признание там получило другое направление его творчества. Поначалу увлекшись живописью как любитель, он проявил затем в этой области недюжинный талант. Особенно хорошо у него получались портреты.

Когда я познакомился с этим общительным человеком, он собирался отмечать свое шестидесятилетие. От тех времен, когда он и некоторые другие друзья Есенина паясничали, у него ничего не осталось. Бурлюк уже занимал по отношению к американскому образу жизни и общественному строю четкие негативные позиции.

У советских товарищей, которые встречались с ним в США, сложилось твердое убеждение, что это человек, которого социальная буря перенесла на чуждую ему почву. И мне понятно, почему глаза Бурлюка стали влажными, когда он заговорил со мной о Москве.

— Мне нелегко ее вспоминать,— откровенно признался он. Бурлюк активно включился в работу по мобилизации американского общественного мнения на оказание помощи советскому народу в борьбе против фашистских агрессоров. Он стал одним из деятельных участников «Комитета помощи русским в войне», члены которого собирали в США деньги, одежду, обувь, медикаменты и затем все это пересылали в Советский Союз. Проникнутые симпатией к СССР выступления Бурлюка в прогрессивной печати, и прежде всего в газете «Русский голос», его патриотическая деятельность — это самое лучшее, что он мог сделать для своей родины, находясь в отрыве от нее.

После второй мировой войны исполнилась мечта Бурлюка побывать в Советском Союзе. В 1955 году он провел несколько месяцев как гость Министерства культуры СССР. Ему предоставили возможность совершить поездку в Крым, во время которой он написал портрет видного советского артиста Н. Черкасова. Эту работу художник подарил Волгоградской картинной галерее, где портрет находится и сейчас.

Вторая поездка Бурлюка в СССР состоялась через десять лет — в 1965 году. Он приехал с женой и около двух недель жил в гостинице «Москва». Бурлюк специально попросил, чтобы ему предоставили номер с видом на Красную площадь и Кремль, так как хотел запечатлеть их на холсте. Его просьбу удовлетворили.

Нет, определенно не стоит потомкам забывать Бурлюка, родоначальника русского футуризма в литературе, талантливого поэта, своеобразного художника, горячего патриота нашей страны.