СИНТАГМАТИЧЕСКИЕ И ПАРАДИГМАТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

§ 1. Элементы языка находятся друг с другом в двух кардинальных типах отношений: синтагматических и парадигматических.

Синтагматические отношения – это непосредственные отношения элементов в сегментной последовательности (цепочке). Обычно они мыслятся как «линейные» отношения, поскольку звуковые сегменты речи имеют протяженность во времени (репрезентируемую пространственной протяженностью на письме). Ср.: The dark Shadows of the trees were becoming longer.

В этом предложении синтагматически соединены слова и группы слов "the shadows", "dark shadows", "the shadows of the trees", "the shadows were becoming longer".

Морфемы внутри слова тоже соединяются синтагматически. Ср.: shadow/s; becom/ing; long/er. Фонемы синтагматически соединяются в составе морфем и слов, а также на стыках тех и других.

Соединение двух слов или сочетаний слов, одно из которых (в широком смысле) определяет другое (то есть каким-либо образом модифицирует или уточняет его значение и функцию), называется «синтагмой». Среди соединений знаменательных слов выделяют четыре основных типа синтагм: предикативную (сочетание подлежащего со сказуемым), объективную (сочетание глагола с дополнением), атрибутивную (сочетание существительного с определением), адвербиальную (сочетание глагола с обстоятельством, прилагательного или наречия со знаменательным модификатором). Ср. примеры:

Предикативные синтагмы: night fell; Bobby got worried; the day is done. Объективные синтагмы: saw a light; is smoking a pipe; will meet a friend. Атрибутивные синтагмы: the flood danger; a dominant force; an entrance to the house. Адвербиальные синтагмы: consented reluctantly; shall do in a moment; arrived from abroad; nice in a way; invariably out of place.

Указанным «знаменательным синтагмам» противостоят синтагматические сочетания, образованные соединением знаменательных слов со служебными. Для терминологического различения со знаменательными синтагмами такие сочетания можно назвать «формативными синтагмами». Ср.: with curiosity; more daring; not averse; used to stay.

С другой стороны, внутренний состав слова также организуется синтагматически, образуя «внутренние синтагмы» [Карцевский, 1928]. Внутренние синтагмы представлены объединениями основ в сложных словах (композитные синтагмы), объединениями корней со словообразовательными аффиксами (дериватно-формативные синтагмы), объединениями основ с грамматическими аффиксами (флексионно-формативные синтагмы). Ср., соответственно: chair/man; brain/wash; some/what; pain/ful; difficult/y; under/clothes; re/form; strong/est; eye/s; awaken/ed; take/s.

В языковой цепочке, выявляющей последовательные зависимости примыкающих друг к другу компонентов, синтагмы семантически упорядочиваются таким образом, что синтагматические объединения отдельных слов образуют, в свою очередь, более широкие синтагматические объединения следующего ранга (см. рис. 3).

Обобщенное представление синтагматических отношений элементов в подобных синтаксических конструкциях удобно передается схемой так называемых «непосредственных составляющих» (НС), которая расчленяет конструкцию на максимальные составляющие на разных уровнях семантической (или категориальной) обобщенности. При этом, изображая синтагматическое членение конструкции в виде последовательных, все более конкретных делений («ветвлений») ее категориальных элементов, начиная от единой категории, репрезентирующей конструкцию в целом (вершина обобщения в принятом диапазоне анализа), схема наглядно представляет иерархический характер строя конструкции. Такую схему принято называть «деревом непосредственных составляющих».

Применяя обычные лингвистические термины и символы, распишем вышеприведенное сочетание в виде дерева НС (см. рис. 4).

Аналогичная иерархия синтагм может быть показана и в рамках предложения, как простого, так и сложного (см. рис. 5).

 

Синтагматические отношения в языковых цепочках могут быть показаны и иными способами. Так, непосредственные модификационные связи слов хорошо отображаются на разного рода «схемах зависимостей» («схемах доминаций»). Ср. представление синтагматической структуры вышеприведенного субстантивного сочетания на одной из подобных схем в словесной строке и в символах категорий, расположенных на разных доминационных уровнях (см. рис. 6 и 7).

Различные типы схем имеют свои преимущества и свои недостатки. Дерево НС, в частности, полезно тем, что наглядно демонстрирует соотношения синтагматических объединений элементов конструкции на множестве соответствующих уровней смысловой или категориальной обобщенности, не отвлекаясь при этом от действительного линейного расположения элементов в составе конструкции.

Поскольку синтагматические отношения языковых единиц непосредственно наблюдаются в реально произносимых высказываниях, их иногда называют по-латыни отношениями «in praesentia» («в присутствии»).

§ 2. Синтагматическим отношениям элементов языка противопоставлены принципиально другие отношения, а именно, отношения, складывающиеся между ними в языковой системе вне тех цепочек, в которых они совместно встречаются. Различные внутрисистемные связи и зависимости единиц находят выражение в том, что каждая языковая единица включается одновременно во множество рядов соотнесенности по разным формальным и функциональным свойствам.

В сфере фонетики языка такие ряды строятся противопоставлениями звуков по различительным признакам гласности – согласности, звонкости – глухости, фрикативности – смычности (взрывности), долготы– краткости и т. д. В области словарного состава эти ряды базируются на отношениях синонимии и антонимии, гипонимии и гиперонимии, отношениях разнообразного тематического родства, разнообразных словообразовательных зависимостей. В грамматике серии соотносительных форм реализуют грамматические числа и падежи, лица и времена, залоги и наклонения, градации модальностей, наборы подчинительных и сочинительных моделей предложений и т. д.

Указанные связи и зависимости в системе языка получили обобщенное название «парадигматических» (Ф. де Соссюр называлих«ассоциативными»). Поскольку парадигматические отношения не могут наблюдаться непосредственно в составе линейной речевой последовательности, их иногда называют отношениями «in absentia» («в отсутствии»).

Было бы неверным считать, что различение синтагматики и парадигматики находится в прямом и однозначном соответствии с различением речи и языка, то есть что синтагматические отношения характерны только для речи и, следовательно, не пересекаются с парадигматическими, внутриязыковыми отношениями. В действительности те и другие отношения сосуществуют в языковой системе, и именноих взаимодействие составляет основу выражения любых значений, передаваемых языковыми средствами. Это становится ясным, если принять во внимание, что выражение любого значения требует сосуществования в некоторой знаковой единице языка по крайней мере двух элементов смысла (или функции): одного общего, объединяющего функциональный ряд, частью которого является рассматриваемая единица, и одного дифференциального, выявляющего собственный, неповторимый характер данной единицы в составе ряда. Таким образом, элементарный парадигматический ряд существенно представляет собой «нелинейное» объединение двух явно или неявно выраженных формативных синтагм (формативность берется здесь в узком смысле отношения к данному ряду). Схематически это можно представить так:

А+ X1,

А+Х2

где А – общая (инвариантная) величина, выделяющая ряд в составе некоторой более широкой, включающей системы, а X1, X2 – функциональные модификаторы, организующие внутренний строй ряда.

По-видимому, простейшими случаями синтагматико-парадигматического отношения (А + Х1) / (А + Х2) являются классические морфологические парадигмы выражения таких категорий, которые реализуются в формах склонения и спряжения (род, число, падеж, лицо, время и др.). Здесь оба функциональных элемента, постоянный и переменный, четко репрезентированы сегментными формами в виде соответствующих лексических основ и грамматических аффиксов и их эквивалентов. Аналогичные «открытые» синтагматико-парадигматические отношения легко прослеживаются и в рядах словообразования.

Сложнее увидеть подобие таких отношений в разнообразных рядах лексико-семантической соотнесенности (различные варианты системно-ассоциативных семантических связей слов). Однако и в этих случаях, пусть и за возможными нерасчлененными формами внутри рядов (А1/А2: например, в ряду help–assist–aid, etc.), будут обязательно стоять некоторые скрыто расчлененные отношения элементов содержания, передаваемого этими формами, то есть отношения (A+X1)/(A+X2), или отношения «в присутствии», выявляемые в каждой форме ряда (парадигматической ступени). В противном случае никакой системно-функциональный ряд языка реализоваться не может. И если на это возразить, что отношения смысла нельзя представлять себе как отношения последовательно-линейные, то ответ здесь может быть лишь один: прямая и непосредственная линейность наблюдается лишь в физическом следовании звуковых и графических сегментов речи друг за другом при отвлечении от их функций и смысла (ср.: (Чейф, 1975, с. 40–41]). Но при отвлечении от функций и смысла языковых сегментов, строящих речь, не может существовать ни синтагм, ни парадигм, то есть никаких серий соединений «определяемых с определяющими». Когда же мы переходим на уровень смысла, то механическое представление линейности, отображаемое на схемах и диаграммах, оказывается по необходимости «кривым зеркалом» действительности: ведь для реализации любого обобщенного смысла отрезка речи требуется одновременное сцепление воедино целого множества элементарных, атомарных смыслов, передаваемых каждый в отдельности через диалектическое единство синтагматических и парадигматических отношений.

Как видим, формула «in praesentia», интерпретированная как «совместная встречаемость», оказывается, несмотря на нестрогость, более существенной для идентификации семантико-синтагматического отношения, чем формула «линейная связь».

§ 3. Учитывая отмеченную соотнесенность синтагматических и парадигматических свойств языковых единиц, мы получаем разъяснение лингвистического соотношения понятий инварианта и варианта в приложении к строю парадигматического ряда как некоторой инвариантно- вариативной системы выражения определенных языковых функций.

Системный статус любого парадигматического ряда складывается из его внешнего статуса, определяемого связями с другими рядами во включающей системе, и его внутреннего строя, определяемого характером каждого из элементов, его составляющих. Рассматриваемый со стороны внешнего статуса, парадигматический ряд предстает как набор вариативных форм, в рамках которого выражается некоторая обобщенная функция. Что же касается рассмотрения парадигматического ряда со стороны его внутреннего строя, то здесь соотношение его элементов обнаруживает инвариантный характер, поскольку каждый элемент парадигматического ряда должен иметь, в рамках определенной общности, свой собственный, неповторимый в других элементах функциональный статус.

Поэтому в самых общих терминах парадигматический ряд можно представить как совокупность языковых элементов, объединенных на основе вариативно-инвариантного принципа выражения некоторой функции: инвариантная составляющая элементов объединяетих в парадигматическом единстве, а вариативная (варьирующая) составляющая разграничиваетих как разные ступени этого единства, своей соотнесенностью различающие конкретные реализации функции.

§ 4. Строгое разграничение синтагматических и парадигматических отношений в языке позволяет раскрыть проблему функциональной ценности языковых элементов, связанную с формулированием важнейших методологических принципов трактовки языка как общественного явления.

Понятие ценности (фр. valeur), как известно, было использовано Ф. де Соссюром для выдвижения структуралистского принципа, гласящего, что весь языковой механизм вращается вокруг тождеств и различий: языковая ценность, по Ф. де Соссюру, целиком сводится к способности «лингвистического знака» различаться с другими знаками. Если указанный принцип последовательно провести до конца, то для выражаемых языковыми элементами значений в языке как таковом не останется места. И действительно, семантика недвусмысленно выводится за пределы языка представителями дескриптивной лингвистики, возведшими, как и Ф. де Соссюр, различительность на положение главного свойства языка, обеспечивающего его функциональное назначение в обществе.

Приведем, например, следующее толкование А. Хиллом понятия языкового значения: «Значение существует только на металингвистическом уровне. Пока и поскольку мы не выходим за пределы собственно лингвистических явлений, релевантным (для анализа) будет лишь то, чтомы назвали «дифференциальным значением». Этот термин подразумевает не что иное, как тождества и различия: в собственно лингвистическом смысле мы можем лишь сказать, что два элемента являются «одними и теми же» ("sames") или «различными» ("differents") и ничего больше...» [Hill, 1958, с. 409].

Оценку данной трактовки языка следует дифференцировать по разным языковым уровням. Так, она в немалой степени приложима к фонематическому строю языка, выполняющего функцию материального формирования, а следовательно, и дифференциации знаковых единиц языка. С другой стороны, нетрудно видеть, что подобный подход к знаковым, надфонематическим языковым элементам не отражает семантического назначения языка: никакой семантической функции чистая различительность иметь не может.

Таким образом, за пределами некоторых прикладных задач лингвистического анализа (таких, как определение условий проводимости информации по каналам связи) кардинально важно выделять в языке собственно содержательные стороны его элементов: информационную (речевая синтагматика) и обобщенно-семантическую (языковая парадигматика).

§ 5. Мы уже знаем, что информация, взятая в интересующем нас узколингвистическом смысле собственно семантического понятия, может быть определена как семантика, передаваемая языковыми элементами в акте речевого общения. Мы знаем также, что в рамках семантической интерпретации понятия информации те из компонентов значения, которые являются постоянной принадлежностью парадигматической системы, сами по себе не могут рассматриваться как «информация»: назначение языка состоит не в том, чтобы о чем-либо «информировать» своих носителей, а в том, чтобы служить средством формирования и передачи информации. Отсюда, строго различая, с одной стороны, парадигматическую (языковую) семантику и, с другой стороны, речевую информацию, передаваемую элементами языка с помощью своей семантики, мы получаем право говорить о соотносительной информативной ценности этих элементов в коммуникации.

Для такой предметно-объективной характеристики информативной ценности языковых элементов естественно обратиться к понятию информативно-коммуникативного или информативно-синтагматического дублирования, то есть повторения некоторым последующим элементом высказывания той информации, которая была передана некоторым предшествующим элементом высказывания. Понятие дублирования является фундаментальным как для теории связи, так и для изучения проблемы экономии в языке, разрабатывавшейся первоначально в фонетике (с конца XIX века), затем включенной в морфологические и, наконец, синтаксические исследования (критическую оценку теории языковой экономии см. в раб.: [Будагов, 1972]). На настоящем этапе разработки проблемы существенно, однако, связать понятие дублирования с указанным расслоением семантики элементов высказывания по двум принципиально различным, но находящимся в диалектическом единстве сферам: информативно-синтагматической и семантико-парадигматической.

Чтобы понять специфику элемента, который можно трактовать в терминах информативного дублирования, следует учесть природу смысловой информации как речевого фактора: непосредственным, коммуникативно оформленным компонентом речи является предложение, поэтому информативный элемент оценивается как дублирующий или недублирующий в свете той суммарной информации, которую несет предложение в целом. Если же элементом, подлежащим информативной оценке, оказывается предложение, то его семантика рассматривается на фоне общей информации, передаваемой соответствующей «сверхпредложенческой» конструкцией (см. ниже). При этом необходимо проводить строгое различие между дублированием полным и дублированием частичным.

Элемент, передающий информацию, находящуюся в соответствии с некоторой коммуникативной задачей высказывания (слово, словосочетание, предложение), признается полнодублетным, если его информативно-семантический состав не несет новых сведений по сравнению с семантическим составом предшествующих элементов ни непосредственно, ни опосредованно через связи с другими элементами высказывания; такой элемент не вносит ничего нового в суммарную информацию, передаваемую высказыванием.

Классическим примером полного информативного дублирования служат речевые повторения. Близким к полному повторительному дублированию является структурно-вариативная разновидность полного дублирования, при которой повторение сопровождается некоторой модификацией структуры. Ср.: You won't believe me, you will never believe me now. Peter, I'm going to cry... (I. Murdoch). "She was very isolated,"; said Calvin. "She was peculiarly isolated, and very near to despair in any case." (I. Murdoch).

Другой тип полных информативных дублетов мы встречаем в перифразах-переназываниях. Ср.: "Look here, old boy," said Grimes, " just you shut up. You're not being tactful. See? Just you keep quiet, and I'll give you all some nice beer." (E. Waugh). " No wonder your father gets cross with you. " – "How do you mean?" – "Well, all these stories you keep on telling – no wonder he keeps losing his temper. " (K. Waterhouse and W. Hall).

Рассмотрение переназывающйх информативных дублетов показывает, что полное дублирование подразделяется на два типа по принципу отношения к объему непосредственно повторяемой информации: оно может быть равнообъемным (вышеприведенные примеры) и, кроме того, сжимающим. Примеры сжимающего дублирования дают, в частности, однословные субституты, коррелятами которых (как антецедентами, так и постцедентами) служат различные развернутые словесные объединения. Ср.: "...Well, well, it could be the reason." – " That, and your wife Esther? " – "Yes, yes, both perhaps..." (A. Paton). Did you hear that? I'm askin you. Sailor Mahan, did you hear what them two graspin rascals said? (S. O'Casey).

Что касается частичного дублирования, то, в отличие от полного, оно характеризуется неполной совмещаемостью информативно-компонентного состава элементов в рамках отображаемой ситуации. Частичное дублирование в широком смысле выполняет функцию установления семантических связей между элементами высказывания. Таким образом, повторительный, заместительный (субституционный) или перифрастический дублет, вступающий в новые семантические отношения в процессе развертывания речи-мысли, уже не может быть определен как информативно-полный при учете ситуации в целом. Ср.: Perhaps I don't blame you – for the life you've led. I might possibly have done the same … (G. Gordon).

В связи с явлением частичного дублирования следует ввести понятие информативной необходимости элемента высказывания. Всякий частично-дублетный элемент, если он отвечает коммуникативной задаче высказывания, признается информативно-необходимым в той же мере, что и прочие, недублетные элементы речи: такой элемент информативно необходим постольку, поскольку вносит свой уникальный, неповторимый в других элементах, вклад в суммарную информацию, передаваемую высказыванием.

Анализ отношения всего семантического состава высказывания к его информативно-необходимому составу позволяет характеризовать высказывание и его части в семантических терминах информативной достаточности, избыточности и недостаточности.

Высказывание признается оптимально достаточным в информативном смысле, если оно адекватным образом строится только информативно-необходимыми элементами, то есть если в его состав, по мере развития речи, не включаются полнодублетные элементы, и, вместе с тем, находит выражение весь объем семантики, подлежащей передаче получателю сообщения в условиях данной коммуникации. Высказывание признается избыточным, если, по мере развития речи, в его составе выявляются полнодублетные элементы. Важно подчеркнуть, что семантическое понятие избыточности, как и понятие достаточности, имеет лингвистический смысл лишь для высказываний, отвечающих задачам коммуникации. Поэтому для того чтобы установить информативную ценность некоторого высказывания по описываемой трехступенчатой шкале, следует обязательно отнести это высказывание к соответствующему ситуативному контексту.

Информативная недостаточность, по содержанию термина, отличает высказывание, неспособное ответить задачам коммуникации из-за пробела в информационном составе.

Известно, что избыточность как определенная характеристика строя «различительной» информации (фонематические и буквенные цепочки, передаваемые по каналу связи), нейтрализуя отрицательное действие помех, может оказаться весьма нужным качеством с точки зрения конкретных способов и условий осуществления коммуникации. Аналогично различительной информации, семантическая избыточная информация тоже может быть как полезной, так и бесполезной. Вопрос о том, полезна или бесполезна избыточность в конкретном высказывании, решается с учетом специфики общенияи,в частности, необходимости преодоления внешних коммуникативных помех и других факторов, могущих затруднить восприятие сообщения: дефектов речи у отправителя сообщения, дефектов слуха у получателя сообщения, необходимости возвращения к сказанному ранее и т. д.

§ 6. Рассмотренные понятия, относящиеся к информативной ценности языковых элементов в синтагматике высказываний, можно в несколько преобразованном виде применить к характеристике парадигматической системы языка.

Переходя от речевой синтагматики к языковой парадигматике, мы говорим не об информативных оценках соответствующих структур и парадигм с точки зрения задач конкретной коммуникации, а о постоянных семантических характеристиках, выявляющихся в отношении всего компонентного состава некоторой структуры или парадигмы к необходимому составу данной структуры или парадигмы. При этом необходимость элемента устанавливается через различение полного и частичного семантического дублирования, что в области языковой парадигматики оказывается не менее важным, чем в области речевой синтагматики, и что существенным образом дополняет изучение явления вариативности в языке.

Однако статус полного дублирования в парадигматике подвергается коренной переоценке соотносительно с полным дублированием в информативно-речевом смысле. Действительно, представляется очевидным, что, если полное информативно-синтагматическое дублирование может быть как бесполезным, так и полезным, то полное семантическое дублирование в парадигматических формах будет оцениваться только как бесполезное: системе выражения в идеале не требуется иметь более одной формы для передачи некоторого функционального значения (то есть значения, определяемого данным системным рядом, взятым в широком смысле этого термина, включая и ряд синонимический), и поэтому в результате полного семантического дублирования в парадигматических формах может возникнуть лишь бесполезная перегруженность парадигмы. Подобную балластную парадигматическую дублетность можно наблюдать на примерах варьирующих форм, относящихся к разным грамматическим областям английского языка (ср. дублетные формы множественного числа существительных, степеней сравнения, сослагательного наклонения, конструкций обладания, побудительных конструкций и т. д.). Обозреваяэтот материал, приводимый под соответствующими рубриками в обычных нормативных грамматиках, нетрудно увидеть случайный, несистематический характер дублетных форм в парадигматической синхронии, языка, хотя все указанные формы в конечном счете не могут не быть обусловлены закономерными процессами развития языка.

Таким случаям «перегруженных» парадигматических рядов в системе языка противопоставляются случаи «недогруженных» парадигматических рядов – при отсутствии в них определенных парадигматических ступеней, регулярных для общей парадигматической схемы данной категории. Классическими примерами парадигматически неполных, недостаточных, грамматических форм в английском языке могут служить в области глагола ряды «недостаточных» глаголов, в области существительного – слова с омонимичными формами числа и единственной формой числа (из серий singularia tantum и pluralia tantum).

С другой стороны, легко видеть, что частичное семантическое дублирование (являющееся, как правило, одновременно и формальным) является одним из фундаментальных свойств парадигматической системы как таковой: оно выступает в качестве принципиальной основы существования парадигмы как инвариантно-вариативного ряда, отражающего познавательную синтетико-аналитическую деятельность человеческого мышления. Любаяструктурно-семантическая основа в системных рядах выражения выявляет семантический дублет на разных ступенях ряда (ср. основу изменяемого слова, первичную основу словообразовательного ряда, деривационную основу синтаксического ряда конструкций различного статуса) – дублет, который, преломившись в функциональной специфике этих ступеней, не может быть осмыслен как тривиально «полный».

Обследуя язык с названной целью установления в нем места и характера дублетных форм, мы замечаем, что в процессе языковой коммуникации говорящий сплошь и рядом получает возможность замещения некоторого языкового элемента каким-то другим, вообще говоря, функционально нетождественным элементом, способным передать приблизительно ту же самую существенную информацию в данных контекстно-ситуативных условиях. Отвлеченные от контекста и рассмотренные в качестве составных частей системы, такие элементы, дублирующие друг друга «на данный случай», немедленно выявляют семантико-парадигматические различия; дублетность ad hoc исчезает, каждая форма сразу возвращает себе индивидуальность, явственно противопоставляющую ее всему набору форм, удовлетворяющих требованиям семантической эквивалентности для заданных условий ситуации и контекста.

Это – еще один вид частичной дублетности, стоящий на грани между синтагматической и парадигматической дублетностью. Как и другие виды частичной дублетности, такая дублетность, которую можно назвать «контекстно-ассоциативной», должна быть квалифицирована как бесспорно полезная. Более того, она является одним из факторов, отражающих гибкость языка как средства общения, его приспособляемость к меняющимся коммуникативным условиям и почти неограниченные выразительные возможности с точки зрения тех реальных требований, которые предъявляют ему участники коммуникации.

С явлением контекстно-ассоциативной дублетности мы, в частности, сталкиваемся при нейтрализации грамматических оппозиций. Приведем несколько примеров подобных контекстно-ассоциативных грамматических дублетов, выбранных наудачу: I forgot it – I've forgotten it. – I forget it. (Объединяющее значение в определенной ситуации: «Я забыл это».) Не is coming, too. – Не will be coming, too. – He will come, too. (Объединяющее значение: «Он тоже придет».) Must I leave? – Should I leave? – Ought I to leave? – Am I to leave? (Объединяющее значение: «Следует ли мне уйти?») The work is done. – The work has been done. (Объединяющее значение: «Работа выполнена».) The gun is firing. – The gun is being fired. (Объединяющее значение: «Орудие стреляет».) Do you understand? – Don't you understand? – Can't you understand? (Объединяющее значение: «Понимаете ли вы?») It very much annoyed Mr. Storm. – Mr. Storm was very much annoyed by it. (Объединяющее значение: «Это очень раздражало господина Сторма».)

При существующей изученности грамматического строя английского языка не требуется особых текстовых доказательств того, что все грамматические элементы, включенные в иллюстрации контекстно-ассоциативной дублетности (глагольные формы неопределенные, длительные, перфектные; активные и пассивные конструкции; вопросительно-утвердительные и вопросительно-отрицательные конструкции; конструкции с модальными глаголами долженствования), характеризуются в системе такими значениями, которые четко противопоставляют их друг другу по разным функциональным признакам грамматической парадигматики.

§ 7. Подходя к языковой системе с указанными семантическими критериями и существенно расходясь с ее оценкой в различительно-информативном аспекте (см. выше), мы уже не сможем охарактеризовать систему в целом как избыточную. Основным свойством,отличающим язык в свете изучаемых показателей, будет признана его оптимальная парадигматическая достаточность. Это устанавливается соответствующим анализом различных микросистем языка и, в частности, его морфологических и синтаксических рядов, в которых полная функциональная дублетность и недостаточность выступают как окказиональные явления, возникающие в качестве побочного продукта развития языка.

В рассматриваемых семантических терминах, как представляется, разумно подойти к проблеме языковой экономии, интерес к которой среди лингвистов заметно возрос в последние годы.

Постулируемая «экономность» языка, оцениваемая с данных семантических позиций, не будет пониматься как простая возможность передачи «того же самого» содержания меньшим количеством языковых средств. В самом деле, как нетрудно видеть в свете изложенного, подобное понимание экономии скорее указывало бы на «неэкономность» языка, который представляется в виде множества полнодублетных групп, состоящих, соответственно, из «экономных» и «неэкономных» форм. Таким, по существу, и выступает язык в описании известного теоретика экономии в языке и исторического движения языка к «аналитическому прогрессу» О. Есперсена, который отмечает наличие в парадигматической системе, соответственно, неэкономных и экономных форм для выражения совершенно идентичной семантики.

Подлинную экономность языка следует видеть не в наличии «экономных» аналогов «избыточных» форм, а в постоянно действующей тенденции языка к реализации оптимальной достаточности (каждому значению – адекватную форму выражения), что является следствием общественной сущности языка и находит непосредственное выявление в историко-языковых процессах устранения избыточности и недостаточности в парадигматических рядах.