ГРАММАТИЧЕСКАЯ ФОРМА И ГРАММАТИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ СЛОВА

§ 1. Грамматическая форма слова определяется формальным признаком слова, передающим некоторое грамматическое значение. Формальный признак (флексия, вспомогательное слово и др.) есть «экспонент» формы, или грамматический «формант», а грамматическая форма как таковая реализуется объединением основы с формантом в составе определенной парадигмы (парадигматического ряда). Следует подчеркнуть, что не только грамматическая форма, но также и экспонент грамматической формы, или формант, являются величинами двусторонними: это сигнемы грамматического строя, различающие свою материальную форму и свое грамматико-семантическое содержание.

Поскольку грамматические значения относятся к наиболее абстрактным, наиболее обобщенным значениям, выражаемым языком, постольку грамматическая форма не замыкается в индивидуальном слове, а объединяет целый класс слов, каждое из которых, в рамках своего конкретного значения, выражает соответствующее общее значение.

Так, значение множественного числа существительных передается посредством присоединения к основе существительного суффикса множественного числа -(e)s, а также, в отдельных случаях, морфо-фонемным чередованием и другими суффиксами в нескольких исконных и некотором количестве заимствованных слов (books – dogs – cases – men – oxen – data – radii и т. д.). Мы говорим, что, выражая значение множественного числа, разные группы существительных «принимают» эту форму с соответствующими более системными и менее системными вариациями выражения. Но вариации выражения, отображаемые на словарных группах и подгруппах, образуют тесное единство в силу своей функционально-семантической тождественной отнесенности (здесь – значение грамматического числа). Таким образом, грамматическая форма слова выступает как его расчленение по признаку выражения определенного грамматического значения.

 

§ 2. Как известно, наиболее отвлеченные понятия, отражающие самые общие черты явлений действительности, относятся к логическому классу «категориальных». Наиболее общие значения, передаваемые языком и находящие выражение в системной, регулярной соотнесенности форм, осмысливаются как категориальные грамматические значения. При этом формы, передающие такие значения, как мы отметили выше, коррелируют друг с другом в рамках определенных парадигматических рядов.

Категориальное значение объединяет собственные значения противопоставленных парадигматических форм и раскрывается через них; следовательно, соотношение двух типов значений (общего и частного) соответствует логическому соотношению категориальных и родовых понятий.

Если категориальное грамматическое значение объединяет собственные (родовые) значения грамматических форм, соотнесенных в парадигматических рядах, то грамматическая категория как таковая, аналогично грамматической форме, выступает в виде единства материальных форм и значений, то есть в виде определенной микросистемы двустороннего, сигнемного характера.

Иначе, грамматическая категория является системой выражения обобщенного грамматического значения, осуществляемого через парадигматическое соотнесение форм.

Упорядоченная совокупность грамматических форм, выражающих определенную категориальную функцию (значение), составляет грамматическую парадигму. Значит, грамматическая категория строится как объединение соответствующих парадигм.

Непосредственные парадигматические соотнесения грамматических форм, на которых основана передача категориальных значений, выявляются в виде категориальных грамматических противопоставлений или оппозиций.

 

§ 3. Элементы, объединенные друг с другом в языковой оппозиции, должны обладать двумя типами признаков: с одной стороны, «общими» признаками; с другой стороны, «различительными» или «дифференциальными» признаками (сокращенное обозначение – ДП). Общие признаки служат основанием для объединения элементов в оппозицию, то есть для рассмотрения их в качестве «членов» оппозиции, а дифференциальные признаки непосредственно различают выражаемую оппозицией функцию.

Теория оппозиций была первоначально сформулирована в лингвистике как фонологическая теория, объясняющая различие и статус фонем в фонетическом строе языка (труды Н. С. Трубецкого). В этой теории были выделены три главных типа оппозиций, разграничивающихся по характеру соотношения дифференциальных признаков фонем: «привативная» оппозиция, «градуальная» оппозиция и «эквиполентная» оппозиция. В зависимости от количества противопоставленных членов, оппозиции были подразделены на бинарные (два члена) и более чем бинарные (тернарные, кватернарные и т. д.).

Наиболее важным типом оппозиции является «привативная» оппозиция, которая может быть только бинарной. Другие типы оппозиций в принципе могут быть сведены к этому типу.

Бинарная привативная оппозиция образуется двумя противопоставленными членами, один из которых отличается наличием определенного дифференциального признака (называемого также «маркой»), а другой–отсутствием этого признака. Член оппозиции, выделяемый по наличию признака, называется «маркированным», «сильным», «положительным»; член оппозиции, выделяемый по отсутствию признака, называется «немаркированным», «слабым», «отрицательным». Для схематической характеристики того и другого члена используются знаки + и –.

Например, звонкие и глухие согласные формируют привативную оппозицию. Признаком оппозиции служит «звонкость». Этот признак присутствует в звонких согласных, являющихся сильным членом оппозиции, и отсутствует в глухих согласных, являющихся слабым членом оппозиции. Для того чтобы подчеркнуть роль «звонкости» как оппозиционного фактора привативности, глухие согласные могут рассматриваться под рубрикой «не-звонких».

Градуальная оппозиция образуется группой противопоставленных фонем, которые различаются не по наличию или отсутствию признака, а по степени выраженности признака. Например, гласные переднего ряда [ i: –i–e–æ] формируют кватернарную градуальную оппозицию, различаясь степенью открытости (фактор длительности, как дополнительный признак различия, в данной оппозиции не учитывается).

Эквиполентная оппозиция образуется такими фонемами, которые отличаются друг от друга собственными положительными признаками. Так, билабиальные фонемы [m] и [b] составляют эквиполентную оппозицию, в которой признаками первой фонемы являются сонорность и назализация, а признаками второй – смычность (взрывность) и глухость.

Выше мы указали, что любые оппозиции могут быть сведены к бинарным привативным, точнее, они могут быть переформулированы в привативных терминах. В самом деле, любой положительный признак, различающий члены непривативной оппозиции, присутствует в одном из них и отсутствует в другом, так что с точки зрения именно этого признака, при отвлечении от других, оппозиция становится привативной по определению. Такое переформулирование представления оппозиционных отношений оказывается весьма полезным на продвинутом этапе оппозиционного изучения микросистемы, поскольку оно дает возможность охарактеризовать каждый из ее элементов посредством набора положительных и отрицательных значений признаков (+ и –), соотносящих этот элемент со всеми другими элементами системы («пучок дифференциальных признаков»).

Например, фонема [р] отличается от [b] как глухая (звонкость –), от [t] как лабиальная (лабиализация +), от [m] как неназализованная (назализация –) и т. д. Как видим, описание в данных терминах отличается большой обобщающей силой и компактностью.

В отличие от фонем, односторонне-материальных элементов языка, слова и морфемы как элементы морфологии являются двусторонними единицами. Соответственно этому, морфологическая оппозиция должна отражать как план выражения, так и план содержания своих элементов.

Главным типом оппозиции в морфологии, как и в фонологии, служит бинарная привативная оппозиция. Она базируется на морфологическом дифференциальном признаке, который наличествует в сильном (маркированном) члене и отсутствует в слабом (немаркированном) члене. В другой, более обобщенной формулировке, можно сказать, что дифференциальный признак маркирует один из членов оппозиции (сильный) положительно, а другой член (слабый) отрицательно, вследствие чего оппозиция и превращается в средство выражения грамматического значения.

Например, настоящее и прошедшее время глагола различаются друг с другом как члены привативной оппозиции по дифференциальному признаку -(e)d (дентальный суффикс), который маркирует форму прошедшего времени положительно, а форму настоящего времени отрицательно. Единственное и множественое число существительного различаются друг с другом как члены привативной оппозиции по дифференциальному признаку -(e)s, который маркирует форму множественного числа положительно, а форму единственного числа отрицательно.

Отрицательный характер выделения слабого члена привативной оппозиции в морфологии, как и в фонологии, может быть подчеркнут соответствующими терминами с отрицательным приставочным элементом, «не-»: настоящее время глагола в оппозиционном плане оказывается «не-прошедшим», единственное число существительного – «не-множественным» и т. д. Эти термины, указывая на контрадикторность (взаимоисключающий характер соотношения) членов оппозиции, одновременно отражают и более глубинное содержательное соотношение между ними, состоящее в том, что значение слабого члена является более общим и абстрактным по сравнению со значением сильного члена: сильный член в рамках своей оппозиции всегда более конкретен как носитель выражаемой функции. В силу данного функционального различия слабый член оппозиции употребляется в более широком диапазоне контекстов, чем сильный член. Например, настоящее время глагола, в отличие от прошедшего времени, может выражать «вневременные» или «всевременные» отношения общих истин, постоянных характеристик явлений и т. д. Ср.: "One of the most difficult things that an author has to deal with when he wants to gather together a quantity of stories into a volume is to decide in what order to place them" (W. S. Maugham).

Эквиполентные оппозиции в морфологии английского языка, составляя второстепенный тип оппозиции, выявляются на отдельных участках категориальных систем и преимущественно отражают отношения элементов материальной формы грамматических элементов. Примером таких «малых» оппозиций может служить соотношение личных форм глагола be (am – are – is) или соотношение численных форм личных местоимений (I – we, he – they).

Градуальные оппозиции в морфологии обычно не выделяются. Вообще говоря, их можно выделить здесь лишь в плане содержания. Так, градуальный характер обнаруживает семантическая корреляция форм степеней сравнения прилагательных и наречий (high – higher – highest).

Любая словоформа категориально насыщенного слова, как, например, глагола, может, подобно фонеме, быть репрезентирована набором значений дифференциальных признаков по выделяемым для нее категориям. Например, словоформа is taken маркируется положительно как третье лицо (лицо +), отрицательно как настоящее время (время –), отрицательно как неопределенный вид (вид –), положительно как страдательный залог (залог +), отрицательно как изъявительное наклонение (наклонение –) и т. д. Такая характеристика словоформы, четко отражая ее категориальную структуру, помогает лучше понять грамматическое устройство и специфику функционирования класса слов, взятого в своей целостности.

 

§ 4. Средства, или «грамматические способы», при помощи которых строятся формы слов, функционирующие как члены категориальных оппозиций, принято делить на синтетические и аналитические.

Синтетические грамматические способы определяются как такие, которые реализуют грамматическое значение «внутри слова», то есть средствами внутреннего морфемного состава слова. Аналитические грамматические способы, в противоположность синтетическим, определяются как такие, которые реализуют грамматическое значение путем сочетания «вещественного» слова с «вспомогательно-грамматическим» словом.

Соответственно этому и грамматические формы слова, то есть формы, взятые в их отношении к выражению определенной грамматической категории (формы падежа, числа, лица, времени и т. д.), разносятся по рубрикам «синтетических» и «аналитических».

В качестве типичного синтетического способа выражения грамматического значения в лингвистике указывается внутренняя флексия, или грамматическое чередование корневых (основных) фонем. Именно по этому признаку морфологическая типология языков, выдвинутая сравнительно-историческим языкознанием XIX века и прозрачно выступающая в основе большинства современных типологических исследований, выделила «флективный» тип языка, к которому, в частности, относятся все индоевропейские языки (хотя внутренняя флексия в исторический период их существования не обнаруживает продуктивного характера).

Способ внутренней флексии или корневого морфофонемного замещения («грамматическая инфиксация») используется в английском языке в претеритных и претерито-причастных формах нерегулярных глаголов (большая часть которых представляет собой остатки сильных германских глаголов) и, кроме того, в численных формах нескольких существительных. Поскольку в рассматриваемых формах имеет место чередование, постольку исходные парадигматические формы соответствующих слов тоже должны рассматриваться как флективные. Ср.: take – took – taken, drink – drank – drunk, teach – taught – taught, etc.; man – men, brother – brethren, etc.

Другой синтетический способ, не являющийся продуктивным в узкой морфологической системе языка (изменительная морфемика), представлен супплетивизмом – выражением грамматического значения посредством противопоставления разных корней в единой парадигме [Конецкая, 1973]. Иначе, супплетивизм основан на грамматическом чередовании корней (основ), что, как мы отмечали выше, сближает его со способом внутренней флексии. Данный грамматический способ используется в формах глаголов be и go, в формах нестандартных степеней сравнения прилагательных и наречий, в отдельных парадигматических формах личных местоимений, в отдельных парадигматических формах неопределенных местоимений, в отдельных парадигматических формах модальных глаголов, в отдельных парадигматических формах существительных (некоторые из перечисленных форм являются пограничными между словоизменительными и словообразовательными – см. ниже). Ср.: be – am – are – is – was – were; go – went; -can – be able, must – have (to), may – be allowed (to); good – better; bad, evil, fli – worse; much – more; little – less; I – me, we – us, she – her; one – some, several, a few; man–people; news–items of news; information– pieces of information и т. д.

Будучи непродуктивным в изменительной морфологии, супплетивизм обнаруживает жизненность в лексико-деривационных системах языка. В синтаксисе он принимает специфическую форму «квазитрансформаций» [Иртеньева, 1970]. Квазитрансформация – это деривационная корреляция предложений (точнее, конструкционных моделей предложений) единой вещественной семантики, в которой наблюдается чередование разных знаменательных слов, дополняющих друг друга по выражаемой номинативной и синтаксической функции. Так, для выражения пассивного признака моделью предложения, в активном корреляте которой употреблен глагол типа «квазипереходного» (например, have в значении обладания), используется соотнесенный с ним непереходный глагол. Ср.: Our library has the original manuscript of the chronicle. – The original manuscript of the chronicle belongs to our library.

Супплетивные связи в морфологии, вместе с синтаксически релевантными соотношениями разнокорневых слов и разнословных сочетаний, входят в отмеченные корреляции конструкций, устраняя возникающую в языке асимметрию выражения на сигнемных уровнях, лежащих выше лексематического. Этот вопрос получает разъяснение в связи с выделением лексической парадигмы именования, о чем см. выше.

Описанным непродуктивным синтетическим способам в морфологии английского языка противостоит аффиксация, выступающая в виде внешней флексии (грамматического суффикса).

В разделе о классификации морфем мы перечислили скудный состав продуктивных грамматических суффиксов английского языка, образующих численные и падежные формы существительного, личностно-численные, временные, причастные и герундиальные формы глагола, синтетические формы степеней сравнения прилагательных и наречий. В парадигматических соотнесениях всех перечисленных форм, включая и степени сравнения, исходная форма характеризуется нулевым суффиксом. Если принять это во внимание, а также учесть тот факт, что всякая грамматическая форма находится в парадигматической соотнесенности по выражаемой категории по крайней мере с одной другой грамматической формой (например, форма единственного числа с формой множественного числа), то мы увидим, что количество синтетических грамматических форм в английском языке хотя и не велико, но не так уж и мало, как принято представлять. В английском языке мало не синтетических форм как таковых, а аффиксальных сегментов, участвующих в синтетико-морфологических корреляциях. Именно это и накладывает характерный отпечаток на весь язык, как язык со «скудной» морфологией.

Что касается аналитических грамматических форм, то прежде чем рассмотреть их реализацию в строе языка, следует проанализировать принципиальное синтагматическое соотношение составляющих их элементов.

В соответствии с используемым способом аналитической формой должна быть признана всякая форма, основанная на категориально-грамматическом сочетании вспомогательного слова со знаменательным. Между тем, в лингвистике имеется тенденция относить к классу аналитических лишь такие сочетания, в которых общее грамматическое значение конструкции не вытекает (или не прямо вытекает) из собственного грамматического значения составляющих ее частей (требование «грамматического идиоматизма» сочетания). Таким образом, в качестве наиболее типичной английской аналитической формы исследователями рассматривается форма глагольного перфекта (в которой вспомогательный глагол полностью утратил значение обладания), а в качестве почти абсолютного эквивалента свободного сочетания аналитические степени сравнения, реализуемые соединением адвербиальных слов степени more, most с прилагательным или наречием.

Детальные сопоставительные исследования подобных «грамматических» и «неграмматических» сочетаний, осуществленные языковедами, привели к широкому раскрытию их системных свойств [Смирницкий, 1959, с. 68 и сл.; Москальская, 1961; Гухман, 1968, с. 143 и сл.; Бархударов, 1975, с. 67 и сл.]. См. также материалы в сб. [Аналитические конструкции в языках различных типов, 1965]. Вместе с тем, оценивая полученные данные, мы не можем не отметить, что выдвигаемое требование «грамматического идиоматизма» как основа общего понятия аналитической грамматической формы представляется неоправданно сильным. Собственную смысловую основу формально-грамматической аналитичности разумно непосредственно соотнести со смысловой основой аналитического способа, на использовании которого форма построена. Если подойти к оценке рассматриваемого понятия именно с этой точки зрения, становится ясным, что корень смысла аналитичности должен лежать в отражении составного характера, то есть раздельности, «дисклюзивности» выявления некоторого морфологического признака как признака, замыкающегося на едином вещественном слове (вещественном – по соотношению с вспомогательным элементом, поскольку само данное слово может иметь грамматический характер. Ср. аналитические формы глагола do и др.).

Но, соглашаясь со справедливостью такого подхода, уже нельзя будет требовать непременного исключения неидиоматичных сочетаний из области аналитических грамматических форм. Сохраняя за ними рубрику аналитичности, то есть признавая их соотносительными с прочими аналитическими формами языка, нужно будет просто указать их соответствующий статус в общей системе аналитических форм. При этом признаком объединения элементов системы будет признана фундаментальная дисклюзивность формы, а традиционным признаком различия – соотносительная диффузность или, наоборот, расчлененность передачи грамматического значения.

В таком случае, наряду с аналитическими формами глагольного перфекта, континуума, футурума, пассива, субъюнктива и интенсивного индефинитума (формы с эмфатическим do), будут выделены также аналитическая форма инфинитива (с частицей to, то есть «маркированный» инфинитив), аналитические формы глагольного лица (специфическая «совместная» форма, выявляющаяся в сочетаниях глагола с личными местоимениями), аналитические формы восходящих и нисходящих степеней сравнения (more important – most important:: less important – least important), аналитические формы артиклевой детерминации существительного (man–a man–the man).

Наряду с перечисленными формами неравного статуса своих составляющих, в качестве маргинальных, стилистически окрашенных аналитических форм в современном английском языке можно выделить и формы специфического повтора, употребляющиеся для выражения интенсивной итеративности, длительности и процессности в системе глагола, неопределенно высокой степени качества в системе прилагательного и наречия и неопределенно большой множественности в системе существительного [Мальченко, 1973]. Ср.: They talked, talked, talked, and there was no end to it. An infinite, infinite contempt was written across her face. But it will be years and years before I can see you again!

Что касается «однословной» или «двусловной» трактовки аналитической формы, то этот вопрос подлежит решению в рамках полярных и промежуточных явлений в языке. В этой связи должно быть ясно, что какой бы признак мы ни взяли за основу интерпретации грамматического аналитизма, а именно, асимметрию между раздельной формой и диффузной семантикой, или же просто раздельность формы, сопровождаемую определенным распределением лексико-семантической и грамматико-семантической функций между ее составляющими, морфологическая аналитическая форма всегда будет занимать промежуточное положение между формой отдельного слова и формой словосочетания.

§ 5. Грамматическая категория, выражаемая категориальными формами, соотнесенными в оппозициях и объединенными в napaдигмы, может либо замыкаться в определенном классе слов, либо, выявляясь в рамках некоторого класса в качестве его сущностной (субстанциальной) основы, переходить на другие классы, отображаясь там, в частности, в виде согласованных признаков.

Примерами грамматических категорий первого типа, то есть категорий, замыкающихся в лексематическом классе, могут служить глагольные категории времени, наклонения, залога. Примерами грамматических категорий второго типа, то есть категорий, переходящих от одних лексематических классов на другие классы и отражающихся в них, могут служить категория рода у русского существительного и ее отражение в категориях рода прилагательного и глагола; категория числа у русского существительного и ее отражение в категориях числа прилагательного и глагола; категория числа у английского существительного и ее отражение в категории числа глагола.

Ясно, что системные статусы собственного категориального признака, имманентного для данного класса слов, и отраженного категориального признака принципиально различны. Они различны уже потому, что один из этих признаков является прямым, а другой опосредованным. Таким образом, среди грамматических категорий важно выделить не только категории замкнутые (интрапозитные) и переходящие (трансгрессивные), но также (и прежде всего) категории собственные, имманентные и категории отраженные, рефлективные.

Замкнутые категории, по терминологическому содержанию, являются только имманентными. Что же касается категорий переходящих, то в рамках категориально-образующего, основного, «порождающего» класса они являются имманентными, а в рамках смежного, отражающего класса – рефлективными.

Характерное соотношение имманентных и рефлективных категорий наблюдается в грамматической структуре глагола, где категории лица и числа являются рефлективными, выражая лишь свойства денотата подлежащего, а прочие категории (время, вид и др.) имманентными, за семантикой которых стоит процесс как таковой. Ср.: I am accepting the offer. – We are accepting the offer. The protest was vain. – The protests were vain.

Поскольку личный глагол обнаруживает обязательную отнесенность к лицу и числу подлежащего во всех случаях употребления, постольку, как мы указали выше, сочетание английского глагола с личным местоимением может рассматриваться как особая полуаналитическая «совместная» форма выражения категориального значения лица и числа безотносительно к наличию или отсутствию соответствующих грамматических форм согласования (he went, they win be happy и т. д.) [Блох, 1983, с. 134].

Другое существенное деление грамматических категорий связано с постоянством или непостоянством признака, выраженного в слове средствами его морфемики.

На этом основании деления вычленяются, с одной стороны, категории постоянного признака, или константные и, с другой стороны, категории переменного признака, или альтернантные.

Примером категории постоянного признака может служить категория рода, разбивающая класс английских существительных на подклассы существительных неличностных и личностных, а последние – на подклассы («подподклассы») существительных мужских и женских, а также «общих». Это грамматически релевантное разбиение репрезентируется системой местоимений третьего лица, находящихся в обязательной корреляции с существительными. Ср.: it (существительные неличностные): river, village, tree, lion, fly, etc., he (существительные личностные мужские): man, gentleman, father, boy, etc.; she (существительные личностные женские): woman, lady, mother, girl, etc.; he/she (существительные личностные общие): person, parent, friend, child, etc.

Примером категории переменного признака может служить категория субстантивного числа, выявляющаяся в формах численного изменения существительного, или категория сравнения, выявляющаяся в формах изменения качественных (точнее, оценочных [Блох, 1983, с. 205–207]) прилагательных и наречий по степеням сравнения.

Одно и то же общее свойство предметов и явлений может отражаться как в постоянном, так и в переменном категориальном признаке, однако характер этого отражения в двух типах признаков будет существенно различным.

Так, отнесенность существительного к количественной определенности предмета реализуется в постоянном признаке, разбивающем все существительные на счисляемые и несчисляемые, и в переменном признаке, находящем выражение в изменении счисляемых существительных по формам единственного и множественного числа. Таким образом, постоянный признак существенно отражает классификацию предметов и явлений, а переменный признак отражает связи и отношения предметов и явлений, давая им характеристику «второй степени абстракции». Иначе, постоянный признак кладется в основу словообразования, или лексической деривации (деривация простая и композитная), переменный признак – в основу словоизменения, или лексической демутации (склонение и спряжение).

С другой стороны, альтернантные формы (формы переменного признака) могут на некотором участке системы выступать в качестве константных (форм постоянного признака), а константные формы, наоборот, в качестве альтернантных. Но при подобном переходе признака его основное, исходное свойство не исчезает, оно совмещается с вторичным свойством, в результате чего возникают гибридные формы изменительного образования (или демутационной деривации) и образовательного изменения (или деривационной демутации).

Примером гибридных форм изменительного образования могут служить английские существительные групп singularia tantum и pluralia tantum, существительные со смещением значения при переходе от единственного числа к множественному и наоборот и др. Ср.: news, information, advice; mathematics, linguistics; innings; charity, kindness, friendship, etc. – people, police, gentry; vermin; scissors, bellows, spectacles; effects, proceeds; manners, morals, pains, grounds, colours, letters, etc.

Примером гибридных форм образовательного изменения могут служить мужско-женские субстантивные пары. Ср.: actor – actress, author – authoress, count – countess, host – hostess, etc.; tiger – tigress, lion – lioness, etc. В этот же набор органически входят и «нерегулярные» образования: master – mistress, duke – duchess, executor – executrix; hero – heroine, sultan – sultana, signor – signora; landlord – landlady, milkman – milkmaid; he-goat – she-goat; bull-calf – cow-calf, etc.

В свете указанного характера реализации категориальных признаков раскрываются свойства склонения и спряжения как конкретных проявлений словоизменения. При этом, как и в других случаях анализа языковых категорий, мы сосредоточиваем внимание прежде всего на явлениях как таковых и лишь затем обращаемся к терминам, их обозначающим.

Два кардинальных типа грамматических категорий различаются, соответственно, собственным (имманентным) и отраженным (рефлективным) характером трактовки признака. Собственный признак передается в существенно независимых формах, отраженный признак – в существенно зависимых, особенно же в согласованных формах. Учитывая эту разницу, формы первого типа разумно отнести к формам «склонения», а формы второго типа – к формам «спряжения». Таким образом, существительное склоняется, прилагательное спрягается по родам, числам, падежам (в тех языках, где имеются соответствующие формы прилагательного); глагол спрягается по лицам и числам, отражая соответствующие категории субстантива-подлежащего (а в некоторых языках, как, например, в кавказских, также и субстантива-дополнения), но склоняется по собственным, имманентным глагольным категориям времени-вида (соответственно, английские формы прошедше-настоящие, будуще-небудущие, длительно-недлительные, перфектно-неперфектные), залога (формы пассивно-непассивные) и наклонения (формы сослагательно-изъявительные).

§ 6. Лексема существует в совокупности своих категориальных форм таким образом, что каждое конкретное словоупотребление, или «глосса» (А. И. Смирницкий), являясь пересечением категориальных оппозиций и парадигм, отражает категориальную структуру лексемы в целом. Именно в этом смысле мы говорим, что глосса является речевой актуализацией словоформы.

Так, словоформа глагола (he) stopped входит в парадигматические ряды лица, числа, времени, вида и т. д., соответствуя определенной «грамматической форме» или «парадигматической ступени» в каждом из этих рядов. Иными словами, с точки зрения выражения времени она является «формой прошедшего времени», с точки зрения выражения вида она является «формой неопределенного вида» и т. д.

Грамматическая категория, обязательно отражаясь в словоформе (будучи в ней репрезентирована либо сильным, либо слабым членом соответствующей оппозиции), не может быть в обычном употреблении выражена в ней дважды. На этом основании А. И. Смирницкий, как известно, исключил форму перфекта из категории вида, поскольку перфект может выражаться в глаголе одновременно с континуумом (формой длительности), образуя «форму» длительного перфекта. По А. И. Смирницкому, перфект вместе со своим противочленом строит особую категорию «временной отнесенности», не являющуюся ни видовой, ни временной [Смирницкий, 1959, с. 274 и сл.].

А.В. Бондарко, исходя из предположения, что перфект и длительная форма вместе противопоставлены неопределенной (недлительной) форме глагола, утверждает, что не все категориальные формы входят в строгие оппозиции; могут существовать и такие формы, которые стоят «на периферии» системы, включаясь в корреляции неоппозиционного характера [Бондарко, 1981].

Между тем, учитывая материалы по изучению структуры грамматических категорий, накопленные к настоящему времени, следует подойти к оценке соотношения между грамматической формой и грамматической категорией, с другой стороны. Поскольку категория не может выражаться в словоформе дважды, постольку все оппозиционные формы, отраженные словоформой, необходимо осмыслить вместе с их оппозиционными противочленами как конституирующие разные категории. Отсюда следует, что если английский глагол в единой словоформе может одновременно выражать прошедшее время и будущее время (форма «будущее в прошедшем»: I should do, he would do), то в системе английского глагола выявляются две категории времени: во-первых, «первичное» время, различающее прошедшее (сильный член категориальной оппозиции) и настоящее (слабый член категориальной оппозиции),и, во-вторых, «вторичное», или «проспектное» время, различающее будущее, или футурум (сильный член категориальной оппозиции) и не-будущее, или инфутурум (слабый член категориальной оппозиции). Далее, если в единой глагольной словоформе могут одновременно выражаться перфектность и длительность (форма «длительный перфект»: he has been doing), значит, в системе английского глагола выявляются две категории вида: во-первых, вид «развития» (континуум: индефинитум) и, во-вторых, вид «ретроспективной координации» (перфект: имперфект).

Следовательно, такие общие грамматические понятия, как «время», «вид», «наклонение» и другие, взятые сами по себе, вовсе не предполагают единых категориальных систем для выражения определяемых ими значений. Грамматическая категория в каждом языке формируется конкретными соотношениями его грамматических форм. Если некоторые формы, выражая варианты единого базового значения (времени – прошедшее, настоящее, будущее и др.; вида – совершенный, несовершенный, длительный и т. д.), являются взаимоисключающими, отсюда следует, что они образуют единую грамматическую категорию. Таковы, скажем, все формы глагольного времени в русском языке. Если же они не исключают друг друга, а в определенных комбинациях могут сосуществовать в единой словоформе, отсюда следует лишь то, что они входят составными частями в разные категории, даже если значения, ими выражаемые, являются родственными.

На этом основании общая категориальная раскладка форм английского глагола выглядит следующим образом: лицо (первое, второе, третье), число (единственное, множественное), время первичное (прошедшее–претерит, настоящее–презенс), время вторичное, или проспектное (будущее – футурум, не-будущее – инфутурум), вид развития (длительный – континуум, неопределенный – индефинитум), вид ретроспекции (совершенный – перфект, несовершенный–имперфект), залог (страдательный–пассив, действительный – актив), наклонение (сослагательное – субъюнктив, изъявительное – индикатив). Английское наклонение, как и другие глагольные категории, выявляется существенно в бинарной привативной оппозиции, поскольку его «императив» не имеет форм выражения, отличных от форм сослагательного наклонения, и не может сосуществовать с ними в единой словоформе [Блох, 1983, с. 189].

§ 7. При контекстном функционировании грамматических форм в реальных условиях общения их оппозиционно-категориальные признаки вступают во взаимодействие таким образом, что один член категориальной оппозиции может быть употреблен в позиции, типичной для другого, противоположного члена. Как принято говорить, оппозиция в таких случаях «деформируется» или «стягивается в один член».

Контекстная деформация категориальной оппозиции была описана в литературе как «нейтрализация» оппозиции, то есть потеря членами оппозицииих различительной силы на данный случай [Трубецкой, 1960, с. 256 и сл.; Хлебникова, 1964; 1969; Шендельс, 1970, с. 15 и сл.]. Наблюдение над функционированием оппозиционно-связанных форм, однако, показывает, что ослабление различительной силы у членов оппозиции далеко не всегда приводит к фактической ликвидации оппозиции (ее «стяжению в один член») и в разных контекстно-ситуативных условиях может быть различным по степени проявления. Общим фактором, лежащим в основе разных конкретных видов деформации категориальных оппозиций, является оппозиционное замещение или оппозиционная редукция, состоящая в употреблении одного члена оппозиции с таким синтагматическим назначением, которое составляет принадлежность другого члена по его регулярному оппозиционному статусу [Блох